Ринг Ларднер однажды сказал: «Семья, в которой ты родился, не так важна, как семья, которая у тебя обязательно будет».
Когда зазвонил телефон, Элл проснулась, матернулась и схватила свой сотовый. Увидев номер, она зарычала. Спенсер знал, что не стоит звонить ей в такой час, и не только потому, что Лас-Вегас отставал на три часа от восточного побережья. Она не ожидала, что ей действительно понравится работать в ночную смену на своей новой работе, но это не заняло много времени, чтобы приспособиться. Тем не менее звонки в «нормальное» рабочее время не приветствовались, и Мистер Вегас, как никто другой, должен был это понимать. — Надеюсь, что-то серьёзное, мистер, — рявкнула она и откинулась на подушки, — или я отправлю те фотографии, на которых на тебе только одно сомбреро, одному техническому аналитику, и ты никогда, никогда не сможешь пережить это. Затем наступила долгая пауза: — Элл, это Хотч. Она вскочила на ноги, её сердце забилось в груди, а ком подскочил к горлу. Сглотнуть получилось с трудом. У её бывшего начальника было очень мало причин звонить ей, особенно по телефону Спенсера. — Х…хотч, — она свесила ноги с кровати. Следующие слова просто вырвались: — Что случилось со Спенсером? Его голосе был слегка напряжён, когда он спросил: — Ты ещё в Бюро? Элл схватила простыни, желая солгать, потому что это означало рассказать всю историю, прямо здесь и прямо сейчас. Но что бы люди ни думали, она никогда не была такой. Её ответ был чётким: — Нет. Прошло несколько секунд, прежде чем Хотч снова заговорил: — Рид был госпитализирован в больницу с тяжёлой инфекцией верхних дыхательных путей, — его слова не имели значения. — Он в отделении интенсивной терапии. Элл знала, что он не собирается давать ей больше никакой информации, по крайней мере, по телефону. Что бы ни случилось, это, вероятно, было частью действующего дела, поскольку он спросил, является ли она ещё агентом. Впервые после переезда из Канзас-Сити Элл пожалела о том, что сдала свой значок. Она вскочила с кровати, прижала телефон к уху, открыла шкафчик и схватила сумку. Страх сменился гневом. — Он сделал какую-то глупость, не так ли? — Может, тебе стоит спросить у него? — Спокойно. Кратко. Либо она поймёт, либо нет. Хотч не собирался вдаваться в подробности. Элл всегда понимала, почему люди злились на Хотча, когда он скрывал информацию, но она также знала тонкую грань, которую он проводил для людей, о которых заботился. Она вспомнила признание Спенсера в последний раз, когда они были вместе. Он должен был уволить меня, Элл. Он знал. Хотч знал, что я… борюсь. Это был плохой год для нас. Может, поэтому я не могу загладить свою вину ни перед кем из них. Мы все подвели друг друга. А ты знаешь? Если бы Джей Джей и я не разделились в Джорджии, Тобиаса бы не было… Да. Кажется, у меня дурная привычка убегать. — Ему нужен чёртов поводок, — пробормотала Элл. — Ты собираешься принести ему один? Это заставило её застыть на месте. — Какого чёрта это должно означать? — Он в палате 502, что бы ты ни решила. Как будто у неё действительно был выбор, и этот ублюдок это знал. — Проклятье, Хотч… — Палата 502. — Линия оборвалась.***
В то время как выглаженный тёмно-синий костюм, белоснежная рубашка и тёмно-бордовый галстук говорили: «агенты ФБР не трахаются друг с другом», Хотч выглядел как дерьмо. Он прислонился к дверному косяку возле отделения интенсивной терапии, в котором должен был находиться Спенсер, и говорил по мобильному телефону. Типичный Хотч. И, будучи он типичным Хотчем, ни одна из медсестёр не собиралась оспаривать ни его использование мобильного телефона в запретной зоне, ни то, как его куртка была так небрежно откинута назад, чтобы подчеркнуть его оружие в кобуре. Элл уловила мерцание золотой медали там, где должен был быть его носовой платок. Гордо показанный символ бюро. Иногда он может быть таким хулиганом. И всё же, когда он повернулся и увидел её, опуская телефон левой рукой, именно отсутствие золотого кольца на безымянном пальце удивило Элл больше всего. Спенсер редко упоминал команду за пределами размытых упоминаний о деле; она сама не спрашивала о них. Они были его семьёй, а не её, и она не возражала. Однако, если бы жена Хотча умерла, Спенсер определённо сказал бы ей, поэтому он, должно быть, развёлся. Мистер «белый заборчик», которому суждено было стать директором ФБР. Затем Элл моргнула и отругала себя. Пока она была занята профилированием Хотча, он, вероятно, профилировал её. Бог знал, какие выводы он сделал, потому что даже с переездом из Канзас-Сити в Лас-Вегас и её радостью от новой работы она всё ещё не до конца понимала, что делает. Всё ещё немного потерянная. Всё ещё ищет выход. Хотя Спенсер был прав: в Вегасе было гораздо проще освоиться. — Элл, — он кивнул и положил телефон во внутренний карман пальто. Было много вещей, которые она могла сказать. Немного перебор со значком, тебе не кажется? Или ты дерьмово выглядишь. Тебе идёт. Может даже: Не говори мне, что ты отправил его домой, как три года назад, если бы она была особенно жестокой. Но она не могла игнорировать его тёмные круги под глазами и глубокие морщины вокруг рта, которые передавали, насколько устал человек. Господи, он тоже похудел? Элл не хотела его жалеть. Правда. Когда дело доходило до Хотча и остальной части ОАП, она никогда не могла пройти девятый шаг. Тем не менее, начальник подразделения ОАП просто не мог сказать опозоренной бывшей подчинённой, которая, по его мнению, хладнокровно застрелила подозреваемого, как можно скорее добраться до Вашингтона, если только… Элл сказала единственное, что могла произнести: — Тяжёлая инфекция верхних дыхательных путей. Он слегка улыбнулся, брови чуть приподнялись, на лице говорилось: Ты знаешь правила. Она подошла, немного осторожнее, чем намеревалась. — Он просил тебя позвонить мне? — Ты — ICE-4, — прямо ответил Хотч. — Я думал, что звоню Беннингтону, когда увидел код города. ICE: в случае чрезвычайной ситуации. Она была четвёртой в списке Спенсера. Хотч, вероятно, был первым, Гарсия второй… Морган третий. Или, может быть, Морган второй, а Гарсия третья. Тёплый румянец на её щеках длился недолго. Элл скрестила руки на груди и свирепо посмотрела на него. — Как если бы ты позвонил его матери и сказал, что у него пневмония. Хотч проигнорировал её комментарий и вошёл в комнату. Его челюсть слегка дёрнулась, и было видно, как сильно это повлияло на него. Его голос был мягким: — Он пришёл в себя после нашего последнего разговора. Это новый курс лечения… говорят, он выкарабкается. Внезапно Элл вспомнила комментарий Спенсера: Хотч скорее мама, которая хорошо стреляет. Ещё одно воспоминание нахлынуло на неё. Резкий запах гари на фоне свежего антисептика. Мозолистые пальцы сжимают её руку. — Он ушёл, Элл, — отчаянно прошептала она. — Рэндалл Гарнер ушёл. Теперь? Теперь тебе нужно вернуться к нам. — Это я виноват, что в тебя стреляли. Я не был конкретен в своих приказах. Я подвёл тебя. И мне очень жаль. Когда её выписали из больницы и она вернулась домой, то увидела свежий слой краски на стене. Слёзы навернулись на глаза. Элл давным-давно поклялась, что никогда не простит Хотча, но здесь и сейчас… Нет. Господи. Она даже не могла поблагодарить его за этот звонок. Это было бессмысленной трусостью? Элл отбросила эти мысли из головы. Она была здесь не ради Хотча или ОАП. Она была здесь ради Спенсера. Ненадолго. Элл вошла в комнату, расправила плечи и мысленно приготовилась. Но через три шага она остановилась. Она видела разные выражения на лице Спенсера: радость, грусть, задумчивость, обиду, злость, досаду, тревогу, унижение, сытость, голод, похоть, глупость, тот «гениальный» взгляд, когда его разум совершал удивительные вещи, тот «омойбогясейчаскончу», который, по правде, для Элл был одним из любимых. Но никогда. Прежде. Такблизкоксмерти. Она ахнула. Её руки сжались в кулаки. Его имя слетело с её губ: «Спенсер». Все эти трубки. Все эти провода. Зная, что Хотч не паникует, что он просто не сможет позвонить ей… Элл бросилась вперёд и подняла дрожащую руку, чтобы убрать пряди волос с лица Спенсера. — Ты чёртов идиот! — зашипела она, когда слёзы появились на глазах. — Какого хрена ты натворил? Если Элл чувствовала себя потерянной под пристальным взглядом Хотча, то теперь она чувствовала себя брошенной на произвол судьбы, стоя рядом со Спенсером. Как бы она ни ненавидела Спенсера в первые двадцать три дня своей трезвости, с тех пор она дорожила им каждый день. Спенсер до сих пор посылал ей открытки из любого города, где бы он ни был. Она сделала из них коллаж на стене спальни. Были дни, когда они были единственными вещами, которые удерживали её от покупки джина. Элл схватила Спенсера за руку. Она прижалась к его щеке. Ей было насрать, что Хотч смотрит. Ей хотелось сказать: Пожалуйста, очнись. Ты всё, что у меня есть, но что получилось, так это: — Слушай сюда, мистер. — Голос Элл дрожал, и она ненавидела это. Она ненавидела этот страх. — Приведи свой разум в порядок и тащи свою задницу обратно в мир живых, чтобы я могла пнуть её как следует. Тебе понятно?***
Какое-то время Элл могла только сидеть и смотреть на Спенсера. Он выглядел бледным, исхудалым, и из-за выреза на слишком большом больничном халате было видно, где торчал сердечный монитор. Она колебалась между страхом за него и гневом, с редкими приступами ярости, направленными на пантеон божеств, стремящихся наказать человека без какой-либо проклятой причины. Хотч не присоединился к ней, за что Элл была благодарна. Тем не менее, она чувствовала нарастающую нервозность и знала, что это лишь вопрос времени, когда остальные из ОАП ворвутся внутрь. Элл не была уверена, как отреагировать на встречу с Морганом, Джей-Джей или Гарсией: возможно, она, запинаясь, скажет что-то о том, что она была в городе, или она может объявить, что она ICE-4, Хотч позвонил ей, и что она имеет полное право быть здесь, так что они могут идти нахуй. Она вздохнула, а затем порылась в маленькой бархатной сумочке с завязками, где лежали чётки её бабушки. Несмотря на то, что Элл не молилась годами, она перекрестилась, посмотрела на Спенсера и сказала: — Ладно, Мистер Атеист. Я буду говорить это вслух, пока ты не проснёшься и не скажешь мне заткнуться. Некоторые молитвы она знала по-испански, но все они были на латыни, поэтому она чередовала их. Однажды Элл сказали, что молитва предназначена не только для того, кто её произносит, но и для того, за кого она произносится. Она не была уверена, так ли это, за последние три года у неё было несколько проблем с Богом, но это помогло успокоить её нервы, когда она вошла в ритм. Из-за персонала, часто порхающего туда и обратно, Элл не смогла пододвинуть стул к его кровати и взять Спенсера за руку, хотя хотела. Вместо этого её стул был отодвинут достаточно далеко, чтобы кто-то мог пройти между ней и Спенсером. Она положила руки на колени, закрыла глаза и стала читать молитвы, теребя бусинки, на которых сидела. Она была на полпути к четвёртому десятилетию «радостных тайн», читая «Радуйся, Мария» на латыни, надеясь вывести Спенсера из себя, когда рядом с ней потянули стул. Краем глаза Элл увидела облегающие чёрные брюки на заказ и чёрные сапоги на каблуках. Лёгкий аромат изысканных духов щекотал её нос. Затем новенькая села, стала возиться в своей сумочке, перекрестилась и повозилась своими чётками, которые теперь были у неё в руках. Тонкие хрустальные бусины блестели в тусклом свете комнаты, женщина двигала чётки, пока тоже не оказалась на шестой бусине четвёртого десятилетия. Это был дорогой предмет, золотой филигранный крест, который сильно контрастировал с её деревянным, с простыми проволочными петлями и изношенный годами использования. Возможно, это было для её утверждения: бусы были немного большими для первого причастия молодой девушки. Опять же, богатые редко жалели денег, доказывая свою веру роскошными безделушками. У таких людей, как она, обычно были чётки напоказ. Поэтому для Элл было полной неожиданностью, что, когда она начала седьмую «Аве Мария» на латыни, женщина присоединилась к ней, бормоча слова на том же языке. Новенькая не был монахиней. Монахини не носят Глок-19 на бёдрах. Значит, женщина должна быть из ОАП, и это определённо не Джей Джей. Это была замена Элл. Эмили Прентисс. — «…Молись за нас, грешников…» Замена Элл тоже принесла чётки. — «…Святая Мария, Матерь Божья…» Слова Спенсера всплыли в голове Элл: …В тот момент, когда Прентисс бросила мне вызов, указав на моё необычное поведение, я словесно напал на неё. Она отступила. Ты понятия не имеешь, как сильно я хотел тогда поговорить с тобой, Элл. Ты бы сказала мне прекратить. Я знаю, что ты бы это сделала. — «…и в час нашей смерти…» Единственное, что вас объединяет, — это многоязычие, профилирование и способность запугивать мужчин. О. И вы обе брюнетки. Деревянные бусы казались тяжёлыми в руках Элл. Её пальцы двинулись к восьмой бусинке. Прентисс последовала её примеру. Их голоса были ласковыми. — «Радуйся, Мария, полная благодати, Господь с тобой…»***
— Какого чёрта? Это было тихое восклицание от другого человека. Мужчины. Италоамериканец из Нью-Йорка. Элл провела достаточно времени с ними, когда они росли в Бруклине с её отцом-полицейским. Элл опустила голову, но взглянула туда, где стоял новоприбывший. Полированная красная кожаная обувь должна выглядеть нелепо в сочетании с тёмно-синими джинсами, но это не так. Она мысленно пробежалась по списку потенциальных посетителей Спенсера. Элл взялась за третью бусинку второй печальной тайны. Её спутница не присоединилась к ней. Вместо этого Прентисс встала и подошла к новому человеку. — Давняя привычка. — Давняя привычка — носить чётки с собой? — тихо спросил мужчина, но в его голосе звучали дразнящие нотки, как будто он знал Прентисс. Этот человек знал Прентисс, так что он, должно быть, был единственным членом команды ОАП, с которым Элл не встречалась: легендарный Дэвид Росси. Затем появился намёк на недоумение, когда он добавил: — Я не думал, что Спенсер… — Католик? Нет, — перебила Прентисс. — Но это точно не повредит. Наступила тишина. Вероятно, они переглянулись, возможно, пытаясь выяснить, кто такая Элл и как она вписывается в общую картину. Они хотя бы знали, как она выглядит? Хотч сказал остальным, что звонил ей? Элл не захотела поднимать глаза, радуясь, что распустила волосы, частично скрывая черты лица. Её одежда тоже была скромной: свитер карамельного цвета с длинными рукавами и водолазкой в сочетании с простой чёрной юбкой и туфлями на низком каблуке. О чём она думала, когда одевалась сегодня утром? А, точно. Тащи свою задницу в аэропорт и лети в Вашингтон. Прентисс решила заговорить: — Садись. Не говори мне, что ты никогда этого не делал. Мужчина фыркнул, но Элл услышала звук передвигаемого стула. — Спенсер сойдёт с ума, если узнает, что мы за него молимся. Прентисс рассмеялась. — В том-то и дело, Дэйв.***
К тому времени, как Элл дошла до конца пятой печальной тайны, ей нужно было пописать так сильно, что она знала, что не сможет пройти ещё один круг и тем более закончить десятилетие. Прентисс и Росси, конечно, знали свои молитвы, хотя Росси немного запнулся на латинские версии «о мой Иисус» и «Да здравствует святая царица». Спенсер был бы вне себя, если бы знал, что три человека молятся за его выздоровление. Элл не могла дождаться, чтобы услышать его лекцию. Она даже знала, что сказать, чтобы заставить его заткнуться: Если бы ты всё время не делал какие-то глупости, нам бы не пришлось. Когда Элл перекрестилась, они последовали её примеру. Она встала. Они встали. Элл посмотрела на них, от усталости её плечи слегка сутулились. Мужчине было около пятидесяти, он был красивым и знал это. Он не был похож на фотографии из своих книг. Сначала он протянул руку и представился: — Дэвид Росси. Прошу прощения, что прервал вас. Мисс…? — Монтеагудо, — тихо ответила Элл, и девичья фамилия её матери слетела с её языка. Росси был очарователен, как и говорил Спенсер, и он знал, как использовать свою улыбку, чтобы скрыть то, что он профилирует её. Элл сделала так, чтобы её рукопожатие было мягким, сжимая только его пальцы, а не твёрдую сеть паутин, ладонь к ладони, которую каждая женщина-лев должна была освоить, если она собирается получить уважение от своих коллег-мужчин. — Эмили Прентисс, — сказала женщина, сжимая её руку почти сокрушительной хваткой, прежде чем положить другую руку на руку Элл. — Спасибо вам. — Её искренность была почти ошеломляющей. Затем её взгляд сосредоточился на Спенсере, беспокойство появилось на её лице. — Он нас сильно напугал. Элл просто кивнула, убирая руки от Прентисс. Тревога и паника усилились. Как бы она ни хотела быть рядом со Спенсером, иметь дело с ней и заменой Гидеона это слишком. Если бы здесь стояли Морган, Джей-Джей или Гарсия, чёрт, даже если бы это был Хотч, она бы чувствовала себя спокойней. Она демонстративно держала Спенсера за руку и отказывалась уступить своё место для них. Я имею полное право быть здесь. Вы идиоты, которые не прикрыли ему спину! Как вы могли позволить этому случиться с ним? Росси и Прентисс? Вероятно, они знали её только по слухам, которые ходили по Бюро. Элл Гринуэй, агент ОАП, в которую стреляли, а через шесть месяцев пустила пулю в Уильяма Ли, утверждая, что это самооборона. Элл Гринуэй, которая продержалась чуть больше двух лет в ОАП, прежде чем уйти с позором. Она никогда не убегала, что бы люди ни думали. Но она не собиралась оставаться здесь и быть безжалостно профилированной этими двумя. Элл наклонилась и взяла сумочку, чётки всё ещё были намотаны на левую руку. Когда она выпрямилась, Росси двинулся вперёд, едва касаясь кончиками пальцев её локтя. Его тон был расположен к разговору, когда он спросил: — Как вы познакомились со Спенсером? Как будто ублюдок ещё не понял, кто она такая. Неужели. Было много вещей, которые она могла сказать. Большинство из них могли привести в шок. Все. Элл выбрала самое простое: — Я его друг, — а потом: — Извините. Её уход не был изящным, её шаги были немного быстрее, чем она хотела. Опасаясь, что Прентисс последует за ней, Элл поднялась на лифте на четвёртый этаж, нашла туалет для одного человека и заперлась. Только после того, как она помочилась, спустила воду в туалете и вымыла руки, она посмотрела в зеркало, чтобы увидеть, какой образ она представила Росси и Прентиссу. Никакого макияжа. Волосы слегка растрёпаны. Маленький золотой крестик на тонкой цепочке. О Боже. Она была похожа на монахиню. Но Элл не смешно. Рыдания сотрясли её на части, поставив на колени, а затем последовали слёзы. Она не хотела думать о том, почему плачет. Это чертовски больно.***
Первые слова, которые Спенсер Рид произнёс, когда очнулся и встретил её взгляд, были: — Морган съел моё желе. Не: «Элл? Что? Почему? Что ты здесь делаешь?», или «Кажется, у меня начались галлюцинации», или «Я скучал по тебе». Она хотела обидеться, но не могла. Элл приподняла бровь и повторила: — Морган съел твоё желе. Спенсер кивнул, выглядя жалко, поскольку его губы образовали одну надутую губу. — Он не хотел делиться. — Ты хочешь, чтобы я надрала Моргану задницу? — Это значит, что я получу желе? — Я надеру Моргану задницу и принесу твоё желе. Как это звучит? — она засмеялась и прижала ладонь к его щеке. Он приподнялся, чтобы прижаться к ней. — Прекрасно. — Но сначала я надеру задницу тебе. Ты сделал что-то глупое, не так ли? Его улыбка была слабой, но искренней. — Виновен по всем статьям. — Идиот, — сказала она, наклонившись вперёд, её губы коснулись его лба. — Гениальный идиот. — Она сжала его руку. — Прости меня, Элл, — мягко сказал он. — Эй, — она отстранилась достаточно, чтобы встретиться с ним взглядом. — Я знаю, что тебе нельзя говорить об этом, но я знаю, что у тебя была чертовски веская причина сделать то, что ты сделал. Его улыбка была мягкой и немного кривой. — Это значит, что ты всё ещё собираешься надрать мне задницу? — Обязательно. — Мне приснилось, что я на латыни говорю в колледже, — пробормотал Спенсер. — Странно. — Это потому, что Прентисс, Росси и я молились за тебя. На латыни. Целых две тайны простояли. Он открыл глаза. И приподнял одну бровь: — Молились? Она усмехнулась. — Да. И чтобы ты знал, мистер, я бы хотела, чтобы следующего раза не было. Иначе я принесу живых цыплят, свечи и благовония и нарисую пентаграмму вокруг твоей кровати. — Элл! Она всё ещё улыбалась. — Назовём это стимулом.***
— Элл? Это было сказано с таким удивлённым недоверием, что она дёрнула головой при звуке его голоса. Морган. Чашка кофе в одной руке и журнал в другой. Последний упал на пол. — Девочка, что ты здесь делаешь… Элл вскочила на ноги, крепко сжимая руку Спенсера. За исключением их короткого диалога два часа назад, Спенсер продолжал спать. Теперь одна её часть требовала, чтобы она была скромной женщиной, культурно отступившей от оценивающих взглядов Росси и Прентисса. А другая говорила: К чёрту! Этот сукин сын позволил Спенсу пострадать! Не смущай Спенса, вмешалась третья часть, помни, что ты обещала ему. Именно эта часть побудила её сказать: — Ты съел его желе. Морган удивлённо открыл рот. — Желе? — Спенсер просыпается, и первое, что он мне говорит, что ты съел его желе! Кофе упало на пол. — Элл… — Ты съел его желе. — Слёзы неожиданно навернулись на глаза. — Девочка, послушай… — Он доверял тебе! Он сделал шаг назад. Его глаза переместились с её крепкой хватки за вялую руку Спенсера к её глазам. Внезапно он остановился на полу. — Он был со мной всего минуту. А потом заперся в лаборатории какого-то сраного сумасшедшего. Мы пытались вытащить его, но Хотч… — Не смей сваливать вину на других, Дерек! Его лицо исказилось от стыда. — Элл, я никогда не хотел этого… — Ты съел его желе! Плечи Моргана опустились. Подбородок упал на грудь. — Я облажался, Элл. Хорошо? Я понял. — Ты его семья, и ты осёл. — Боже правый, девочка моя! Думаешь, я этого не знаю? Она отпустила руку Спенсера и бросилась к нему. — Нет, не знаю. Он схватился за дверную раму и прислонился к ней. — Пожалуйста, Элл… — Я знала, что ты эгоистичный ублюдок, Дерек. Я усвоила этот урок на Ямайке, — выплюнула она. — Но это? — она наклонилась, заставляя его посмотреть ей в глаза. — Будь ты проклят. Чёрт бы тебя побрал. — Прости, Элл. — Голос у него был хриплым. Это была мольба. — Мне так чертовски жаль. Она выбежала из комнаты прежде, чем сделать что-то невероятно глупое, например, сильно ударить ублюдка по лицу. Даже если Дерек Морган полностью заслужил это.***
Риск нашей зависимости, Спенсер написал это из Бостона всего несколько недель назад, заключается в том, что независимо от того, где мы находимся, мы знаем, куда идти. Это было такое серьёзное послание для открытки с бульдогом в солнечных очках и утками на лодке. Он был прав. Элл могла добраться до метро Anacostia или доехать до отеля Travelodge. Оба были примерно в двадцати минутах езды. Если бы она поехала в Travelodge, она могла бы выпить таблетки и запить их джином, и просто отключиться. Опять же, зачем проделывать весь этот путь, когда всё, что ей нужно было сделать, это сесть в баре, где она сейчас и находилась, и просто заказать напиток? Это, безусловно, мешало, то, как тряслись её руки, дрожь, которая не прекращалась с тех пор, как она вышла из комнаты Спенсера после того, как накричала на Моргана. Она была очень зла. В бешенстве. Растеряна. Напугана. Она моргнула, сдерживая слёзы. — Что будете заказывать? — бармен прервал её мысли. Приказ слетел с её губ, даже не думая: — Джин со льдом и лаймом. Потому что это было утешением. Это было то, что она знала. То, что она понимала. Один глоток не повредит. Это поможет облегчить боль в груди. Это заглушит ненависть к себе. Это заставит замолчать тот суровый голос в её голове, который ежедневно повторял ей, что-то, что она сделала в Дейтоне, было единственным выходом. Это было правильно. Этот мистер добропорядочный гражданин сделал то же самое в Нью-Йорке, когда застрелил того линчевателя. Она не могла позволить Уильяму Ли быть её личной версией айовского Аарона Хотчнера, преступника, освобождённого, чтобы продолжать совершать отвратительные действия. Стакан был поставлен перед ней. — Оплата наличными? Она кивнула, обхватив пальцами бокал. Один маленький глоток. Всего один маленький глоток. Глоток, чтобы отпраздновать жизнь Спенсера. Глоток, чтобы отпраздновать полное выздоровление Спенсера. Глоток, чтобы подавить чувство потери. Глоток, чтобы смыть воспоминания о свежей пахнущей краске и стене, на которой должна была быть кровь… Глоток, чтобы заглушить боль из-за яростной политики Хотча, его готовности вызвать паршивую овцу ОАП, потому что он каким-то образом узнал, что Элл и Спенсер продолжили свою дружбу. Глоток, чтобы облегчить настоящую боль от того, что Морган был предан Риду, верность, которую он, конечно, никогда не показывал ей, пока она была в больнице. — Где-то здесь должна быть шутка, — послышался новый голос. — Парень заходит в бар, видит монахиню, заказывающую напиток… Элл оглянулась и увидела Росси, стоящего с полуулыбкой на лице, но его глаза… ну… это было что-то другое. Она хотела удивиться, но потом напомнила себе, что всего несколько часов назад она превратила эго Моргана в пыль. Спенсер упомянул, как все защищают друг друга в эти дни. Она устроила скандал, и поэтому новый папа команды решил разыскать нарушителя спокойствия. Росси указал на место рядом с ней, и она слегка кивнула, прежде чем вернуться к своему напитку и телевизору. Австралийский футбол. Спенсер мог бы объяснить это. Возможно. Или нет. Он всегда испытывал неприязнь ко всему, что связано со спортом. Она не винила его за это. Росси остановил бармена и заказал выпивку. Виски. Односолодовый, в возрасте. Это соответствовало описанию, которое дал ему Спенсер. Чего Элл не ожидала, так это слов, сказанных им: — На мели. — Кто-то в Шотландии проклинает твоё имя, — сказала она, удивляясь, почему вообще начала этот разговор. Он, вероятно, выяснил, кто она, особенно если он поговорил с Морганом до того, как попал сюда. Но она сомневалась, что он специально искал её. Она не была такой уж важной. Нет. Он пришёл сюда, как любой разумный человек, чтобы снять напряжение, потому что ему пришлось смотреть, как товарищ по команде мог умереть. — Кто-нибудь в Шотландии может поцеловать меня в задницу, — он отшатнулся с ухмылкой. — Дело в том, как я его пью. — Конечно. — Итак, Монтеагудо — это ваша фамилия по мужу? Элл не могла не рассмеяться. Прямо. К делу. Если Росси был там после Джорджии, Спенсер… она покачала головой. Гарсия всегда любила говорить: Всё происходит не просто так. Она изогнула бровь и убрала напиток. — Мне показалось, ты сказал, что я монахиня. — Я сказал, что это была шутка, — просто ответил Росси. — Ты могла бы быть невестой Христа, но… — Он остановился, его взгляд слегка сузился, подтверждая, что он точно знал, кто она. — Почему-то я сомневаюсь, что невеста Христа устроила бы Дереку ад из-за желе. — Ты явно не ходил в школу Святого Спасителя, — возразила она. — Ах… это в Бруклине? — спросил он. Она кивнула, зная, что её акцент по большей части исчез, но люди из Нью-Йорка всегда могли его услышать. Она усердно работала над этим, когда уходила из дома, чтобы дать людям на одну вещь меньше, по которой можно судить о ней. Странный акцент Росси был между ослабленным Нью-Йоркским, смешанным с небольшим ароматом Чикаго. — Я сам из Коммеки. — Прямо с улицы, — фыркнула Элл. Бармен вернулся и поставил перед Росси стакан. Он быстро достал бумажник, вытащил двадцать долларов и сказал: — Моей леди тоже. Её пробил озноб. — Вы не должны… — Ты подруга Спенсера, — перебил он её. — И мы празднуем, что он оправился после того, как напугал нас до чёртиков. Так что… твоё здоровье. — Он поднял свой стакан. Она знала, что он смог увидеть её мгновенную панику, знала, что её взгляд на собственный напиток и колебания всё выдали. Она действительно хотела быть тем человеком, которого Спенсер нашёл в Майами несколько месяцев назад? Она нащупала сумочку. Росси поставил стакан. Его голос был мягким, когда он сказал: — Эй. — Послушайте, агент Росси… — Дэйв. Её слова застряли в горле. Элл удалось открыть сумочку и вытащить бумажник, трясущиеся руки вытаскивали купюры. Он протянул руку, готовый прикрыть её руку своей. — Всё хорошо. — Перестаньте, — зашипела Элл и швырнула деньги на прилавок. — Просто перестаньте. — Она оттолкнулась от стойки и слегка споткнулась. Росси поддержал её за локоть, но она вырвалась. Он что-то говорил, но она не слышала его из-за шума в ушах или собственных шагов, когда выбежала из бара. По крайней мере, он не последовал за ней.***
— Где ты? — Спенсер требовательно пищал по телефону, в его голосе не было раздражения или откровенного беспокойства. — Я работаю в ночную смену, Спенс, помнишь? — ответила Элл, свернувшись калачиком вокруг подушки в постели. Сбежав из бара, она вернулась в свой гостиничный номер, заперлась там и спряталась под одеялом. Она уже дважды отказывалась от уборки. Для полудерьмового отеля было удивительно, насколько агрессивным был обслуживающий персонал. — Мне пора ложиться спать. Последовала долгая пауза, а затем разочарованный вздох. — Морган принёс мне желе. Как и все в больнице. — Ты хотел желе. Я достала тебе желе, — сказала она ему, стараясь, чтобы её тон был лёгким и воздушным. Как будто это могло одурачить Спенсера. — А сейчас я отдыхаю, чтобы завтра надрать тебе задницу за то, что ты сделал, о чём ты не можешь говорить. — Элл… — Он вдруг закашлялся, и она вздрогнула от боли. — Где ты? Конкретный отель. Номер комнаты. — Как будто они собираются выписать тебя сегодня. — Она натянула одеяло на плечо, желая согреться. — А даже если и так, ты действительно думаешь, что здоров? — Она заставила себя рассмеяться над последней частью, потерпев неудачу. Тишина была невыносимой. Затем он тихо заговорил: — Росси сказал, что нашёл тебя в баре, — но в его голосе не было никакого обвинения или разочарования. Настала её очередь кашлять, чтобы выплюнуть ком из горла. Она зарычала: — Даже не ходи туда, мистер. — Я просто сделаю это, Элл, — выплюнул Спенсер в ответ. — Какой отель? Какой номер? — Или что? Что ты собираешься… — Я сделаю всё, что нужно, чтобы убедиться, что ты в порядке. Мы заключили сделку. — Прекрати, Рид. — Паника начала литься через неё, когда всё тело напряглось. — Нет. — Ещё один резкий кашель. — Я совершил ошибку, Элл. Я ушёл по собственной воле. Я заболел. Я чуть не умер. Моя карьера — это игра с выпивкой, помнишь? Теперь. Какой отель? Какой номер? — Этот разговор окончен, Рид, — рявкнула Элл и нажала клавишу «завершение» на своём мобильном телефоне. Она бросилась в кровать, зная, что Спенсер перезвонит, потому что это было предсказуемо. Она посмотрела на телефон, решив позвонить. Этого не случилось.***
Я ненавижу представления больше всего, Спенсер написал это на открытке из Портленда шесть месяцев назад; розарий был показан на передней панели, как и слова «город роз». Он подначивал её, чтобы она определила его настроение, основываясь на типе открытки, которую он послал? Его сообщения варьировались от непонятных и загадочных до тупых; Элл всегда задавалась вопросом, связано ли это с краткостью, требуемой на почтовой открытке, или с тем, что кто-то может её прочитать. Несмотря на это, Элл понимала его чувства и не могла не согласиться. Встать и объявить своё имя, а затем «и я алкоголик и наркоман» всегда было немного нервирующим. Спенсер никогда не чувствовал себя комфортно там, а его представление в первый раз было чем-то вроде: «Меня зовут Спенсер, и я… я до сих пор не знаю, кто я». Он признался по телефону, что над ним издевались, что его отказ говорить, что он наркоман, оправдывали тем, что он был сотрудником полиции. Они хотят, чтобы я сам признался, жаловался Спенсер во время редких телефонных разговоров, которые у них были. Это не так просто, как наркомания. Или алкоголизм. Может быть, работа заставляет меня смотреть на это по-другому. Ей очень хотелось, чтобы Спенсеру хватило смелости сказать эти слова группе незнакомцев. Элл вспомнила, как местная полиция почти всегда сразу же увольняла Спенсера, считая его слабым и трусливым. Сейчас мысль об этом заставляла её злиться и грустить. — Мой друг чуть не умер, — сказала Элл, глядя себе под ноги. Она не знала, ходил ли Спенсер на другие встречи, когда он не мог посещать «полицейские вышли на чистую дорогу», но она сомневалась, что он когда-нибудь осмелится на встречу в этом конкретном районе. Он был храбрым и, несмотря на то, что люди думали о нём, имел инстинкт самосохранения. — Мой друг помог мне протрезветь. Он самый сильный человек, которого я знаю. И сегодня из-за того, что он чуть не умер, я сидела в баре, заказывала выпивку и почти… почти… я говорила себе: «один маленький глоток не повредит». Она подавилась смехом и вытерла глаза. — И вы знаете? Это не его голос в моей голове заставил меня остановиться. Я сделала это сама. Но он слышал, что я была в баре и пила этот напиток. И я так разозлилась на него, что он осмелился спросить меня, что повесила трубку. Двенадцать часов назад они не знали, выживет ли он, но… он разговаривал со мной по телефону, требуя знать, где я и что делаю. И я сказала ему убираться к чёрту. Человеку, которого я считала своим лучшим другом. Знаете, я никогда ему этого не говорила. Ему не нравятся эти ярлыки. Но это то, кем он является. Я всё ещё хочу выпить. Я хочу его. Я надеюсь… я надеюсь, что смогу быть такой же сильной, как он.***
Элл не умела извиняться. Каждый мужчина, с которым она пыталась завести отношения, называл это одной из причин разрыва. Не работа. Нет. Тот факт, что ей было трудно сказать, что ей очень жаль. Стоя у двери в палату Рида и сжимая в руках фиолетовый гиацинт, она взглянула на спящего Спенсера, а затем на цветы. Затем её мысли пронеслись по всем её предыдущим парням. Роберто. Цезарь. Джон. Эдгар. Рикки. Джейми. Девон. Карлито. Барри. Пол… — Извинения приняты, — прохрипел Спенсер. Это потрясло её, и она чуть не уронила растение. — Ты проснулся. — Элл заикалась и проклинала себя за это. Всё, чего она хотела, это прокрасться внутрь, оставить извинения на записке и убраться к чёрту из города. — Попробуй как-нибудь испытать боль в животе без обезболивающего, — ответил он, но в его голосе звучал юмор. Она наблюдала, как он двигается в постели и возится с управлением. — Попробуй так каждый месяц, Спенс, — не осталась в долгу Элл. — Теперь ты знаешь, через что проходит женщина каждые двадцать восемь дней. Он кивнул, склонил голову набок и спросил: — Знаешь ли ты, что женщины, которые проводят по крайней мере три дня в неделю в тесном контакте с другими женщинами, в конечном итоге замечают, что их менструальные циклы синхронизируются друг с другом? Она рассмеялась и вошла в комнату. — Так ты утверждаешь, что для всех в ОАП ад происходит каждые двадцать восемь дней? — Чёрный шоколад в моей сумке не для меня. — Где была вся эта любовь, когда я была рядом? — спросила Элл с шутливым оскорблением. — Ты никогда мне его не предлагал. — Ты права, я этого не делал, — признался он и ненадолго замолчал. Он лукаво улыбнулся. — Орео для тебя лучше шоколада. Её рот слегка приоткрылся, когда он покачал бровями и немного устроился на кровати с самодовольной улыбкой на лице. Она задавалась вопросом, осознают ли Джей-Джей или Прентисс, что он держит эти вещи под рукой для них. Конечно, они этого не знали. Они скорее всего списали это на склонность Спенсера к сахару. Элл подошла к нему на шаг ближе. — Теперь ты мне скажешь, что носишь тампоны в этой сумке. Это вызвало кашель, за которым последовало: — Джентльмены об этом не говорят. Что означало «да». Слёзы неожиданно навернулись на глаза Элл. Она быстро поставила растение на раскладной стол, а затем сгребла его в объятия, насколько могла, учитывая, как он сидел. Она не могла сдержать слёз, прижимаясь к нему. — Мне очень жаль. — Эй, эй, — он приподнялся, а затем просто обнял её. — Ты должен перестать подвергать себя опасности, Спенс, — выдохнула она. — Это было не специально, — ответил он. — Клянусь тебе, это не так, хорошо? — Она чувствовала, как он гладит её волосы, убирая их за ухо. Он вздохнул. — Единственным утешением было то, что Моргана со мной не было. Я бы не смог сосредоточиться, разобраться во всём… Ты же знаешь, какой он неугомонный. Она нервно засмеялась, прижимая его к себе, и её слёзы стихли. — Я застряла в засаде с этим человеком. Поверь мне. Я знаю. — Затем Элл слегка толкнула его и закинула ноги на кровать. Они молча начали двигаться, пока не оказались рядом, и он не прижал её к себе. У медсестёр, вероятно, будет приступ. Элл было всё равно. Затем она тихо выпалила: — Я не пила. Я… я пошла на встречу. — Она не подняла головы, просто играла со складками его больничного халата. Он погладил её по руке. — Боже, почему, чёрт возьми, всё должно быть так чертовски сложно? Он слегка хихикнул. — Мне сказали, потому что это делает жизнь интересной. — Я хочу, чтобы твоя жизнь была скучной, Спенсер, — призналась она. — Хотч позвонил мне. Ты хоть представляешь, как это, чёрт возьми, страшно, когда этот человек звонит тебе и говорит, что твой лучший друг… — «Единственный друг», поправила она себя и на секунду поперхнулась. Он сжал её плечо. — Мне очень жаль, Элл. — Она услышала сожаление в его голосе, но была удивлена, что он не продолжил. Она подняла голову и посмотрела на него. Его глаза были закрыты. — Хотч запаниковал. Он легко рассмеялся, открыл глаза и посмотрел на неё. Затем приподнял одну бровь: — Хотч? Паника? Ты серьёзно? Он пытался пошутить, но по его тону Элл поняла, что Спенсер знал, что он шутит… — В следующий раз, — она погрозила ему пальцем. — И мы оба знаем, что следующий раз будет, потому что неприятности преследуют тебя повсюду, Спенсер Рид. Никаких лекций о том, как проблема — это слово и/или концепция, и поэтому не может реально следовать за тобой или любое другое дерьмо, которое ты собираешься сказать. — Она вытянулась. — В следующий раз пусть лучше это не будет грань между жизнью и смерть, или клянусь Богом… — Она замолчала и пристально посмотрела на него. Спенсер слегка улыбнулся и немного подался вперёд, целуя её. — Я постараюсь. Обещаю, что постараюсь. — Я буду следить за тобой, мистер, — сказала она, когда румянец от его прикосновения пронёсся по её телу. — Это настоящее свидание. Он рассмеялся. Затем кашлянул. Она протянула ему чашку с водой. Он жадно всё выпил, вернув ей чашку, когда она опустела. Он снова лёг на спину. Она прижалась к нему. — Я люблю тебя, Спенс, — прошептала она. — Я тоже люблю тебя, Элл, — ответил он. Они уснули.