***
Музыкальная комната заполнилась громкими аплодисментами и овациями восхищенных слушателей, когда композитор закончил свою игру. — Невероятно, Джексон, ты просто волшебник! — воскликнула мадам Фабиан, заключая юношу в плен своих крепких объятий. — Должен признаться, это звучало даже лучше, чем я ожидал. Хотя мои ожидания изначально были несколько завышены, — одобрительно произнес мисье Аделард. — Арлет, теперь все в твоих руках. Девушка едва могла сдержать улыбку, глядя на композитора. Она была искренне рада и заранее влюблена в мелодию, а сейчас с уверенностью могла сказать, что наконец может прочувствовать то, с чем предстоит выступать. — Это было действительно трудно, и я счастлив, что смог впечатлить вас. Теперь, Арлет, — композитор развернулся в сторону девушки, — дело за малым? — Да, в моей голове уже рождаются строки текста. До прослушивания осталось всего две недели, обещаю, что не подведу. Джексон довольно улыбнулся и одобряюще кивнул Арлет. Не говоря об этом вслух, он чувствовал присутствие Марка там, за колонной, что незаметно наблюдал за происходящим и наверняка улыбался.***
— Ты изменил ее, — утверждающе произнес Марк без единого упрека в голосе. — Не мог позволить кому-либо слышать и пользоваться ею в чистом виде. Все же она твоя и всегда будет, — Джексон перевел взгляд вниз и осторожно взял Марка за руку, укладывая её себе на колени и тут же накрывая второй. Марк смутился, что не укрылось от взгляда композитора, но не двинулся ни на миллиметр — лишь смущенно улыбнулся, ощущая приятное тепло рук младшего. Молодой человек не знал, как описать то, что происходило внутри него — было это преддверием чего-то прекрасного или началом губительного конца. Но молодой человек неизменно хотел верить в лучшее, как и любой в этом мире.***
В маленькой комнате на втором этаже слабо горел ночник, теплыми бликами отражаясь на лицах двух молодых людей, стоявший единственным источником света у изголовья кровати. Вокруг них царило спокойствие и умиротворение: иногда один заводил отвлеченную тему, которую тут же подхватывал другой, но говорили они настолько тихо, что для чужих ушей разговор и вовсе не существовал бы. Марк сидел на кровати, уложив на колени подушку, а Джексон лежал на ней и вглядывался в скучную поверхность потолка, словно в бесконечное звездное небо. Безмолвная тишина наступала раз за разом, но не задевала ни одного из молодых людей. В моменты ее наступления они чувствовали еще большую связь, чем во время разговоров, и это приятно обескураживало. Пять из семи прошедших дней комната композитора пустовала, уступая небольшой, но ставшей до боли родной и уютной комнате Марка. Сказать, что именно его привлекало — сама комната или молодой человек, обитающий в ней, — было так же сложно, как подобрать правильные слова для выражения мыслей, что так давно теплятся где-то дальше, чем в голове. — Марк, — негромко произнес младший, обращая на себя внимание. — М? — тихо промычал тот, чувствуя прикосновение теплой руки композитора к своей. Джексон стал аккуратно играть с тонкими пальцами Марка и старался все свое внимание сконцентрировать на них, незаметно для себя нервно облизывая губы. Марк лишь тепло улыбнулся, замечая взволнованность юноши, но не сказал ни слова. — Поедешь со мной в Париж? Выражение лица старшего тут же сменилось, выражая удивление, нарастающее с каждой секундой понимания слов композитора. — Нет, ты не можешь отказаться, — тут же продолжил младший. — Считай, что это не вопрос, а утверждение. Я давно об этом думал и продумал каждую деталь, так что тебе не стоит беспокоиться ни о чем. Марк, — Джексон поднялся на локтях, заглядывая в глаза напротив, — прошу, соглашайся. Марк перевел взгляд в окно, в сомнении прикусывая губу, и пытался найти причины, почему он должен отказаться или согласиться. Выезд за границы Марселя был несбыточной мыслью, которую старший предал забвению несколько лет назад и не думал, что однажды вернется к ней. — Неужели тебя здесь что-то держит? Старший обернулся на тихий голос младшего и долго всматривался в глаза, выискивая в них ответы на все свои вопросы, а после произнес: — Когда выдвигаемся? Я должен собраться.