Big Bad Badass Sht... Arc, year.

— Эй! Что? Стой! Ты должен вытащить меня отсюда! Стой! Не надо! ОХ, ЧЁРТ ТЕБЯ ДЕРИ-И-И-И!!! — Реактивный шкафчик поддержки студентов академии Бикон взлетел в небо под не прекращающиеся вопли одного неудачливого парня, находящегося внутри. Место приземления было довольно близко — скала проведения вступительных испытаний, а потому полёт длился сущие мгновения — скорость крайне важна в случае необходимости экстренной доставки студентам их оружия. А скорость плюс непредусмотренность отправки с человеком внутри равно жёсткая посадка и серьёзные травмы (в основном рук или головы) для обычного человека. Парню внутри повезло: он является студентом академии Бикон, будущим Охотником на Гримм — жутких тварей, созданных чтобы истребить жизнь на планете. А потому, открытая Аура — сила, раскрывающая потенциальную силу души и защищающая пользователя — смогла частично защитить его. Синяки не в счёт. А вот от чего Аура защитить не смогла, так это от внезапного удара взрывной волны, разорвавшей на части перевёрнутый за время полёта реактивный шкафчик, переломавшей совсем уж неудачливому парню ноги и бросившей его с обрыва прямо в Изумрудный лес… Изумрудный лес — прекрасное в своей дикой красоте место. Вы никогда не найдёте в его траве промышленный мусор. Разве что украшающие его землю гильзы крупнокалиберного прахового вооружения — особое оружие, непривычное Земным людям. Так же вы не найдете в этом лесу и праздных туристов. А всё потому, что этот лес кишит Гримм. А также является местом проведения отборочных испытаний среди студентов. И именно в этом лесу, недалеко от обрыва, сейчас лежал молодой, минут десять назад ещё блондинистый, а теперь стремительно седеющий, паренёк: золотистые волосы парня прямо на глазах, всего за несколько минут, словно покрылись грязным, серым пеплом. Переломанные, практически в кашу, ноги парня выглядели почти естественно — выпрямились в полёте. Руки были сломаны при приземлении, голова были разбита и обильно кровоточила… Так можно было бы описать свежий труп, однако парень был совершенно точно живым. Словно даже не подозревая о состоянии тела, его сердце билось мерно и мощно. Словно не было недавней паники от внезапного полёта в не предназначенном для этого шкафу. Словно не было взрыва. Словно ничего этого не было. Рана на голове стремительно зарастала, словно под воздействием Ауры, которая должна была давно иссякнуть от столь мощных ударов — волны и падения. Жизни парня, несмотря на всё пережитое, как ни странно, ничего не угрожало. Кроме Гримм. Привлечённые оглушающе громким хлопком ударной волны, пришедшей со стороны скалы, Гримм приближались к обрыву. Всего несколько минут и они были на месте. Стае Беовульфов ничего не мешало почувствовать молодую личинку Охотника — люди и фавны с открытой Аурой куда сильнее притягивали к себе Гримм, чем множество обычных гражданских. Однако, стоило Гримм приблизиться к парню, как они начинали вести себя очень странно — неловко тормозили в считанных метрах от лежащего тела и лишь взмахивали лапами перед собой, словно стремясь поймать что-то в воздухе, недовольно рычали и выли, когда ничего не выходило. Если бы кто-то здесь мог видеть Души живых, уже давно бы трясся в ужаса от представшей картины. Почему? Души живых, за редким исключением, были достаточно невелики и располагались у людей в районе грудной клетки. Именно такой она и была у нашего героя ещё этим утром. Сейчас же Душа молодого парня была огромна и выходила далеко за пределы тела, что говорило о её чудовищном потенциале и силе. Но не только размер отвечает за силу и способности Души. Как правило, здоровая Душа должна быть едина, монолитна и, в зависимости от способностей смотрящего, может говорить своим цветом о сложившемся характере человека, его потенциале и предрасположенностях. Сейчас же, бледно голубой цвет огромной Души парня разбавлялся дрейфующими в нём яркими белоснежными комочками — именно их, так похожих на ошмётки лопнувшего шарика, старались поймать Гримм — а также необычной декорацией — огромным тёмным полупрозрачным болтом. Но помимо простого движения, белые комочки, как ни странно, постепенно расширялись, занимая собой голубое пространство и вновь сливаясь друг с другом. В то же время общий размер Души парня постепенно усыхал, минута за минутой. А с уменьшением Души, всё ближе и ближе к телу приближались безмозглые, но видящие Души, Гримм. Хотя… Неправильно будет говорить о безмозглости Гримм. Всё дело было в том, что они просто не знали, что делать, если Душа выходит за пределы физического якоря, ведь с ними ничего подобного просто не случалось. А ведь охотились они именно по следу души. Слава всем богам, картина оставалось таковой не долго — когда парня и Гримм разделяло лишь жалкие полтора метра, а Душа стала полностью белоснежной, не считая резко контрастирующий с ней черный болт, в нескольких метрах от парня на землю приземлилась взрослая женщина. Короткий взмах рукой, всё ещё находясь в низкой стойке после гашения инерции приземления, стек в руке описывает дугу и все Гримм, сопровождаемые пурпурной волной, разлетаются словно кегли: кому-то из них повезло попасть между деревьев и выжить, остальные начали стремительно превращаться в тёмный туман. Как ни странно, часть этого тумана, словно на магнит, летела к черному болту, застрявшему в душе парня, ещё вчера бывшего совершенно точно Жоном Арком. Но не успела. Второй взмах стеком в исполнении строгой на вид женщины с взволнованным лицом и тело парня легко, но мягко, отрывается от земли, ни на сантиметр не меняя своего положения. После чего быстро притягивается к вставшей, на ноги женщине. Новый взмах и земля под ногами поднимается в воздух. Пара минут и женщина с парнем уже на вершине скалы. Их встречают взбудораженные студенты, остальные преподаватели и даже директор академии: их всех привлёк сюда громкий удар и душераздирающий визг искорёженного металла — в клочья разодранный и вбитый в землю шкафчик издал именно такой звук. Жону жизненно повезло, что дверцы шкафчиков стремительно открываются при приземлении. Иначе железо на земле украшал бы и его свеженький фарш. На упавшего вниз парня, с другой стороны, обратили внимание лишь благодаря рычанию и вою находившихся внизу Гримм. Хотя его внешний вид всё равно заставлял искать лучшего. Седого парня опознали не сразу даже его сокомандники. Помогла в основном одежда, потому как все остальные признаки… Волосы серые, половина лица в крови, руки вывернуты неестественным образом, ноги словно вообще без костей на вид… Такое себе зрелище. С другой стороны — ничего того, что не могла бы исправить Аура. Для Ауры главное чтобы пациент был жив и со всеми конечностями на месте. Остальное вполне решается временем и большим количеством здоровой еды. Зато после опознания и рассказов очевидцев, видевших отправку незадачливого Жона, на Кардина Винчестера — главного заводилу и задиру первого курса — были направлены ну очень уж много обещающие взгляды… *** Через полторы недели после происшествия в полупустом больничном крыле академии лежали двое. Что примечательно — в разных комнатах, рассчитанных по проекту на четверых, но содержащих сейчас по одному пациенту. Один из них до инцидента назывался, да и в будущем его будут звать, гордым именем Жон Арк. С его слов: «Коротко, сладко, скатывается с языка, женщинам нравится». Последнее — ещё не доказано. Второй — небезызвестный теперь всей академии Кардин Винчестер. С, в третий раз, благодаря Ауре, сломанными ногами. Виновников не нашли. Все три раза не нашли. Хотя в третий раз действительно искали… Множественные свидетели произошедшего делали вид, будто ничего не происходило. Кардин недовольно, но гордо молчал. Жон до сих пор так и не приходил в сознание со времени инцидента. Обследование говорило, что тело уже в полном порядке, однако сознание к парню не возвращалось. Решили, что дело в Ауре, возможно, пробудившемся Проявлении парня: Глинда Гудвич, спасшая парня женщина, вспомнила о странном поведении Гримм. Однако это ничего не могло подсказать о перспективах его состояния. Никаких прогнозов не давалось, ведь приглашённые в академию врачи не могли сказать ничего определённого, кроме того, что он жив и здоров телом. И не могли бы сказать. Вся проблема подростка сейчас заключалась в Душе, к работе с которой лишь едва-едва подобрались только передовые ученые Атласа. В данный момент она выглядела словно белоснежный матовый шар почти трёх метров в диаметре с тёмным и всё ещё полупрозрачным болтом. Но заинтересовать любопытного наблюдателя это бы сейчас не могло: полторы недели уже лежит практически без изменений. Зато если бы кто-то мог видел Души, то его внимание было бы приковано дальней от входа стене палаты: в открытое окно, едва перетекая через высокий подоконник, в комнату проникал чёрный туман. Тот самый, что начал притягиваться к болту в Душе парня ещё в Изумрудном лесу. Его скорость и скорость телекинеза Глинды Гудвич были просто не сопоставимы, что в принципе могло объяснить такую задержку. Чёрный туман за несколько минут преодолел последнее расстояние между собой и болтом в Душе подростка, после чего пропал внутри. Болт потемнел, остальной туман ускорился. С каждым мгновением болт всё сильнее приближался по цвету к углю и всё быстрее притягивались к нему остатки чёрного тумана… Когда последние частицы тёмного тумана впитались в Душу подростка, она мерно забилась, постепенно ускоряясь. Она словно сообщала всему Миру о скором пробуждении своего носителя… Жону же снился совершенно дурацкий непрекращающийся сон, а он с почти сразу понял, что это именно сон. Ему снились родители, сёстры, время, что они проводили вместе, их дурацкие и бесящие его приколы… Всё бы ничего, только все остальные люди, кроме них, выглядели жутко: аккуратный человеческий рот превратился в уродливую пасть с гнилыми зубами, сочащуюся мерзкой, тягучей грязно-зелёной слюной, глаза и нос заменили гладкая кожа с нарисованными, или татуированными, вертикальными глазами, нагоняющие какую-то иррациональную жуть — если на пасть смотреть было мерзко, то на глаза именно жутко. Теперь скомбинируйте ощущения. И ладно бы это было всегда, привык бы… Может быть… Нет, не привык бы, но не важно. Потому что издалека они поначалу казались вполне нормальными людьми, но стоило приблизиться к ним и на что-то отвлечься, как они превращались в эту… жуть, капающую своей мерзкой слюной тебе на руку, забирающую сдачу с прилавка или ещё в какой-нибудь похожей уродской ситуации. Брррр. Несколько раз Жон не сдержался и со всей силы бил прямо в их странно-жуткие морды. Оканчивалось это всегда одинаково — возмущенные вопли сестёр или родителей, стрёмная рожа становилась нормальной, на которой прямо на глазах Жона вырастал огромный синяк, из носа текла кровь, а глаза излучали удивление или обиду, раздражение или гнев — совершенно нормальные эмоции, как будто он действительно ударил невинную продавщицу, а не неведомую хреновину со стрёмной рожей. В конце концов ему ещё приходилось официально извиняться под давлением родственников… Дальше пошли видения академии, вступительное испытание. Его новые друзья и боевые товарищи: Руби, Пирра, Рен с Норой, команда Руби. Счастливые воспоминания… За исключением Гриммовых вездесущих трёх-глазых тварей. Теперь у них не было уродливой пасти. Зато они были везде — все малознакомые Жону люди превратились в угольно чёрные, словно Гримм, фигуры. На лице не было вызывающей тошноту пасти, зато нарисованные глаза хаотично переливались кислотными красками. Особенный смак ситуации придавал тот факт, что глаза с лиц чёрных силуэтов никогда не исчезали, лишь периодически моргая… Что лишь увеличивало общее ощущение беспросветной жути… Однако был и положительный момент — такие же глаза появились и на рожах Гримм. Поэтому к их истреблению Жон приступил с небывалым ранее энтузиазмом — сон же всё-таки. Но опять же, в очередной раз подтверждая мысли о сне — на обратном пути от храма к академии их встретило множество Гримм… И под множеством Жон понимал не пару жалких десятков, даже не сотен. Гримм в лесу были тысячи — шикарный контраст на фоне практически пустынного леса на пути к нужным им шахматным фигуркам. Молодые личинки Охотников вступили в бой. И конечно же, как и в любом, пусть даже ненормальном, сне, Жон резал их быстро, чётко и невообразимо легко, словно опытный рыцарь орудуя своим Кроцеа Морс — мечом и щитом. И всё бы хорошо, однако душа парня требовала действий — стиль рыцаря с щитом редко подходит для яркого боя, чтобы выпустить пар, поэтому… Первым из рук парня пропал щит. Жон сорвался с места, орудуя одним лишь мечом и стремительно уворачиваясь от когтей и клыков жутких Гримм с тремя нарисованными глазами. Жуткими он их звал уже по привычке — они уже давно перестали его пугать и вызывали лишь глухое раздражение и некоторую нервозность. Вот вроде знаешь, что всё нормально и ничего реально тебе не угрожает, а всё равно душа тянется в пятки и заставляет нервно оглядываться вокруг, опасаясь что кто-то ударит в спину. Даже если этого «кого-то» точно нигде нет… Зато Гримм воспринимать было куда легче — они были действительно опасны и их можно и нужно было истреблять. Бальзам для души. Поэтому Жон Арк носился по полю боя угорелой белкой с клинком, отрезая Гримм лапы и головы и ускользая от Гримм немыслимыми для самого себя акробатическими приёмами вплоть до стоек или прыжков на одной руке! В какой момент клинок в руке стал боевой косой, Жон и сам сказать не мог: вот его верный клинок подрезает лапу очередному неудачливому Беовульфу, а вот уже в следующий миг лезвие косы в его руке лишает головы Альфа-Урсу. Несколько отточенных взмахов руками, рывок в новое скопление Гримм… И Жон-в-прошлом-точно-просто-Арк превращается в Гриммов комбайн — там, где проходило угольное лезвие крестообразной косы, Самые целые Гримм оказывались разделены всего на четыре части… Как жаль, что это всего лишь сон… Рядом сражались его новые друзья. Почему-то они, даже во сне, сражались совсем как в реальности. Долго. Не эффективно. Часто сражались с каким-то Гримм парами. Лишь Пирра держала сравнимый с его темп — один-два удара на Гримм. Хотя он, должно быть, несколько преувеличивает — хоть Гримм и были целые толпы, но среди них не было ни одного Тайджицу или Дезсталкера, над головой не кружили стаи Неверморов. Лишь море слабых Беовульфов с редкими вкраплениями Альф, Урсы и изредка попадающиеся Борбатаски. Вот и все противники. И они всё не заканчивались. На грани ощущений проскользнуло чувство дежавю — словно он уже когда-то участвовал в битве с бесконечным морем опасных, но не слишком сильных, противников. В голове проскользнула забавная картинка ржущей над миром луны… Ну и бред в голову лезет… Однако, несмотря на посторонние мысли, руки Жона продолжали делать своё чёрное дело, кося Гримм словно обычную траву. Шлейф из угольного тумана от испаряющихся Гримм вкупе с антрацитово-черной косой делали его похожим на какого-то Вестника Смерти. Жон улыбнулся. Ещё одно подтверждение того, что он во сне — иногда он видел самого себя словно со стороны. В основном — когда начинал выделывать те эпичные трюки с акробатикой и косой. Видимо, его воображению не хватало сил на видео ряд от первого лица. Затем к косе и акробатичным уворотам добавились обманчиво мягкие удары свободной рукой: Гримм разлетались с силой десятка Янг — реально устрашающая сила — оставляя после себя лишь лёгкое онемение на кончиках пальцев рук. Жон смотрел на всё это действо со стороны, словно следил за любимым героем какого-нибудь фильма, где Охотники всегда намного сильнее орд Гримм: всё ради спокойствия населения. Вот только Жон не только смотрел — он ещё и чувствовал. Чувствовал напряжение мышц при каждом прыжке и кульбите, чувствовал течение ауры по телу во время сокрушающих ударов рукой, каким-то шестым-седьмым-десятым чувством ощущал положение Гримм и своих друзей, сражающихся рядом, в пространстве и запоминал. Старательно запоминал всё, что мог бы запомнить, и уже, наверно, в сотый с лишним раз пообещал, нет, даже поклялся, себе повторить всё это в реальности. И пусть больше половины всего, что тут происходит, скорее всего не сработает вне сна — он чувствовал, что если не попробует хотя бы приблизиться к таким результатам, то просто возненавидит себя. К тому же, Жону придавал немалую надежду тот факт, что, несмотря на всё описанное, он на самом деле двигался никак не быстрее Пирры или Янг: вся мнимая скорость разделки Гримм достигалась за счёт невероятной техничности движений с минимумом усилий — Жон даже не представлял себе, что человеческое тело действительно способно выдавать подобный уровень уничтожения — и невозможной остроты косы в его руках: если Руби для разделки Гримм требовалось усиление выстрелом благодаря сильной отдаче, то его коса просто проходила сквозь них словно сквозь обычное желе. Руки отмечали лишь едва заметное сопротивление, всего навсего сообщающее его телу об убийстве очередного Гримм… Мрачное, немного пугающее, но, вместе с тем… Невероятно приятное ощущение! Жон понял, что откровенно наслаждается происходящим. Не процессом уничтожения жутковатых трёхглазых Гримм, а тем шедевром, что выдавало сейчас его собственное тело. Работа ног, движения рук, сравнимые с каким-нибудь диким танцем… Жон восхищенно смотрел и смотрел, старался запомнить… Получалось едва-едва и, не занимайся Жон в своё время реальными танцами вместе со своими сёстрами, не понял бы даже половины совершаемых телом движений. Даже не смотря на тот факт, что он не только их видел со стороны, но и чувствовал происходящее, так сказать, изнутри. Но Жон не отчаивался и не отвлекался на бесполезные мысли. Жон смотрел. Жон ощущал. Жон запоминал. Жон… Учился! Тем неожиданнее для него закончились Гримм: вот он доводит удар косой, обезглавливая очередную Урсу, возвращается в одну из базовых стоек, с которых удобнее всего начинать новое движение… Только чтобы заметить, что никаких Гримм рядом больше нет. Только откровенно уставшие друзья: девушки явно попадали на землю прямо там, где стояли, стараясь перевести дыхание, Рен плавно сполз по стволу чудом уцелевшего дерева. Жон же, с другой стороны, усталости не ощущал совершенно, привычно списывая собственное состояние на сон. Наоборот, Жон был несколько разочарован прерыванием столь потрясающего зрелища… «Ну ничего… — Несколько раздраженно думал он. — Как проснусь и научусь подобному, запишу на видео, чтобы смотреть на него вечно!» Оставшийся путь до академии прошёл в спокойствии и без единого Гримм, что не могло не радовать уставших девушек… Что они и старались всеми силами донести до Жона, напоминающего сейчас надувшегося от обиды ребёнка, у которого чуть ли не изо рта отобрали любимую конфету. Распределение прошло буднично, началась будничная школьная жизнь… Вот только слова преподавателей на лекциях размывались в беспрерывный набор неразборчивых звуков, становясь ещё скучнее и бесполезнее, чем в реальной жизни. Однако сон всё-же нашёл, чем его удивить перед пробуждением. Посреди всего нескольких дней школьных будней, он умудрился встретиться и поговорить наедине с каждым, кого он только знал в академии! Этого никогда не случалось в реальности! За исключением, разве что Пирры и Руби. Но даже так, они никогда не открывали ему свои души, а никак иначе Жон и не мог называть происходящее! Все «разговоры» обычно начинались на чем-то нейтральном, зато потом… Слова девушек, Рена и, О, БОЖЕ, директора Озпина, исчезали, заменяясь картинами возможного, всё же Жон не забывал, что до сих пор находится в каком-то жутко затянувшемся сне, прошлого. Но с каждым новым «рассказом» верил им всё больше… Первой с ним наедине заговорила Руби: перехватила его во время обеденного перерыва и вовлекла в разговор. С Руби вообще сложно не начать говорить — этот бьющий через все запоры и шлюзы неукротимый позитив с лёгким налётом ребячества, оставляющий после себя легкую прохладу непостижимой глубины. Руби обладала поразительным талантом говорить гениальные вещи в своей неповторимой ребячливо-позитивной манере. Жон не мог в душе не восхищаться ей… Однако в этот раз всё пошло иначе… Сначала звуки слов Руби стали словно отдаляться от него, затем потемнело всё вокруг и вот, он уже смотрит фильм без слов за кадром с полным ощущением присутствия рядом с главным героем. А главным героем этого «фильма» стала Руби. Годы жизни девочки проносились будто под ускоренной в сотни раз перемоткой, смазываясь невнятной яркой полосой и вырывая из потока лишь малые фрагменты и общие ощущения самой героини. Счастливая семья, родители явно Охотники мать иногда пропадает на долгое время, однажды ушла и больше никогда не вернулась… Вокруг постоянно крутится Янг. Старается копировать пропавшую мать, читает Руби книжки перед сном… На смену семейным делам пришла учеба в Сигнале — подготовительной школе Охотников, в которой работает её отец. Однако не всё было у Руби так гладко. Проблемы в учебе, некоторое напряжение в общении с одноклассниками: сначала шутки и подколки от нескольких заводил — начинающаяся травля девочки со слишком ярким характером; потом страх в глазах и показательное игнорирование — после разговора «по душам» заводил с её старшей сестрой. Но всё меняется с появлением личного наставника. Мелькают короткие отрывки: черноволосый взрослый мужчина показывает девушке механизм гибридного оружия в разобранном состоянии, а именно его собственного — боевой косы, совмещенной с широким мечом и дробовиком, поочередно указывает на различные детали и что-то ей говорит. Затем шли уроки обращения с подобным оружием — смотреть за фигурой неловко отлетающей от отдачи ещё очень миниатюрной девочки было совершенно дико и непривычно… Жон даже поймал себя на мысли, что пытается учиться вместе с ней. Пусть он не мог разобрать их слова или голос, зато мог видеть их движения со стороны, но… Через некоторое время перестал. Жаль, но подобное наблюдение могло дать Жону очень мало — черноволосый мужчина показывал очень много всего и очень подробно, однако ускоренная перемотка и невозможность услышать подробные объяснения не давали вниманию уцепиться за важные детали. Это сильно отличалось от его прошлого опыта — битвы с Гримм. Там он видел результат и мог прочувствовать подводные камни подобных движений собственным телом, а сейчас у не было никакой возможность узнать что-либо на практике — он был простым зрителем. Всё, что оставалось Жону — смотреть за Руби и отмечать её очевидные ошибки, чтобы не повторять самому, если вдруг он когда-нибудь возьмётся за боевую косу… «Нет, точно возьмётся», — вновь пообещал он себе. Новые знания и умения устроили Руби взрыв популярности в школе — те дети, что до тех пор лишь стояли в стороне, начали активно пытаться подружиться. Это было не то чтобы плохо, однако… В глубине души эти «друзья» уже никогда не станут ей близкими, настоящими друзьями. Сердце Руби отдавало глухой печалью, происходящие перед глазами эпизоды надолго окрасились в лёгкие сине-голубые тона, почти незаметной в обычной жизни, лишь слегка давящей на сердце по ночам. Однако история обожает крутые повороты сюжета — с Руби случилось ограбление. Время перемотки нормализовалось. Обычное ограбление прахового магазина, не рядовое, но и не уникальное в общем-то событие. Однако в магазине была Руби. Читающая новый выпуск любимого журнала Руби. Грабители были обречены и обезврежены через каких-то три минуты. Только один и сбежал — Роман Торчвик. Жон видел его по головидению недавно. Руби бросилась в погоню. Перепалка, эвакуация преступника, Глинда Гудвич, эффектная драка… Жон так и не понял, что помешало прославленной среди студентов Глинде Гудвич сбить Буллхэд с преступниками своим телекинезом, не прибегая к посредникам, но это не было его делом. Куда больше его внимание привлекла тварь, что возникла в проёме после Торчвика… И это Жон сейчас думал совсем не о фигуре речи: если лица незнакомых ему людей за время «рассказа» Руби были просто неразличимы или словно затемнены, то вот лицо этой твари в теле девушки, одетой в алое платье, напоминало уже набивших ему оскомину трое-глазиков (сложно не дать прозвище чему-то, с чем ты постоянно сталкиваешься, но при этом совершенно не понимаешь, а чем оно безобиднее, тем меньше пугает) и в то же время серьёзно отличалось: левая половина головы и руки, из того, что мог видеть Жон, были покрыты чёрной, мерзкой даже на вид, жижей, «украшающей» девушку грязными вязкими полосами и кляксой в половину лица. Но и это был ещё не конец: девушку словно окружал ореол грязно-ржавого оттенка, в котором неспешно летали ошмётки чего-то, отдалённо напоминающего растерзанные листья деревьев. Весь этот вид отдавал чем-то увядающим… Раненным… Мертвым. Жон не мог сказать, что он видит, но навсегда запомнил этот странный, отвратительный и даже несколько пугающий вид. Битва быстро завершилась: преступники сбежали, Руби полезла к Глинде с восторженными воплями… Перемотка вновь начала набирать скорость. Неожиданная для Жона встреча с директором Озпином. Слух зацепило странно задумчивое и едва различимое вроде-как-приветствие директора: «Руби Роуз… У тебя… серебряные глаза…» Что заставило задуматься и Жона. Отчасти потому, что эти были единственные услышанные им за весь «рассказ» слова, отчасти по иной причине… Учитывая общую индивидуальность цветовой гаммы жителей Ремнанта, цвет глаз обычно является не самой бросающейся в глаза деталью, прошу прощения за тавтологию. Однако задумчивый вид директора Озпина говорил о том, что данная деталь облика его подруги довольно важна. Жон пообещал себе разобраться в вопросе… Что-то много становится у него обещаний, а под рукой нет даже банальных листа и ручки, чтобы записать — он же во сне. Может даже не вспомнит обо всём об этом! Будет обидно… Рассказ закончился на прибытии «малышки» Руби вместе с сестрой в академию. И вот они снова вдвоём, солнце ещё не садилось за горизонт и вообще было полное ощущение того, что прошла какая-то жалкая пара минут — они даже до столовой ещё не дошли! Чертов сон! Он полностью ломает его восприятие времени! Да ещё и эти «рассказы» — словно сны во сне… Следующей с душой на распашку пришла… *Барабанная дробь*… Блейк! Фавнова Беладонна Гримм Блейк!!! Жон не хотел сейчас никого оскорблять, просто его до глубины души поразила неожиданность и совершенная наглость подобного действа… Эта… Главная тихушница курса. Просто подошла к нему перед началом занятия, присела рядом, всё так же уткнувшись носом в книгу, и начала говорить. Даже не подразумевая возможность диалога! Жон только и успел обратить внимание на необычную картинку на развороте страницы, как с первых же слов этой кошки-брюнетки с милейшими кошачьими ушками Жон поплыл. Снова звуки вокруг зазвучали глухо и издалека, картинка перед глазами размылась… Но и рассказ в этот раз был куда более коротким. Скорее схематичным, чем олицетворяющим реально происходившие события: Блейк видна ещё маленькой девочкой, что уверенно и с огнём в глазах держала в руках какой-то протестующий баннер. Её окружало множество обезличенных силуэтов. Они также держали баннеры. На одежде многих из них был давно устаревшая эмблема «мирного» Белого Клыка. Картинки менялись одна за другой, показывая, как маленькая Блейк понемногу росла. Но вдруг всё изменилось… Светлые тона на фоне бастующих окрасились красным. Баннеры в руках заменились оружием. Эмблема организации также сменила как цвет, так и форму. Короткая сцена ссоры подросшей Блейк с кем-то из взрослых: немолодая пара, мужчина и женщина-фавн. «Скорее всего это её родители», — подумал Жон тогда. Блейк развернулась и ушла, демонстративно хлопнув дверью и оставляя за ней своих родителей, с печалью во взглядах смотрящих ей вслед… Чтобы в следующем же кадре предстать ревущей навзрыд в объятиях красноволосого парня c парой аккуратных рогов на макушке немного старше неё самой… Дальше вновь шло рубленное и насквозь схематичное отображение тренировок, нападений на магазины и поезда — типичная деятельность Белого Клыка в последние годы. Они вдвоём схематично шли куда-то вперёд: парень впереди, Блейк прямо у него за плечом. Глаза Блейк горят внутренним огнём и они продолжают идти. Однако кадр за кадром… Блейк ещё немного подросла и чем дальше, тем печальнее становилось её лицо. Всё чаще её лицо освещалось не светом из глаз, а огнём вокруг них. Блейк постепенно начала замедлять шаг, отставать от своего партнёра. В какой-то момент она просто остановилась. А затем исчезла… Красноволосый баран (бык, конечно, но уж больно много разных слов накопилось в его адрес) обернулся… Обернулся и вспыхнул. Очевидно от гнева, придурок… Уж больно неприятно было наблюдать подобную картину, вызывая внутри подспудное желание обнять и успокоить… Нет. До успокаивался уже один. Тут нужно действовать как-то иначе. Если ему вообще нужно лезть в это дело. Но хотя бы поговорить с самой Блейк об этом обязательно стоит. Как проснётся. И если ничего не забудет при этом. Это же Гриммов сон! Вполне может оказаться, что всё в его сне — это ложь, но уж больно верится уже с трудом. Хоть Жон никогда и не жаловался на своё воображение, но придумать с нуля подобную, пробирающую его до самого нутра, историю уж точно никак бы не смог. А между тем картинка не исчезла, а лишь сменилась. Перед ним предстала картина побега — очередное нападение на поезд, перевозящий груз Праховой Компании Шни (ПКШ в дальнейшем). Картинка непривычно шла от лица Блейк. Бой с охранными дроидами, закладка взрывчатки, внезапное нападение здоровенного тяжелого боевого дроида. Короткая стычка, смена декорации из тесного вагона на открытую платформу. Снова бой. Дроид вновь готовит к выстрелу свой главный калибр, Блейк исчезает и всё окружающее заполняет кроваво-красная вспышка… Тяжёлый дроид валится на платформу двумя бесполезными кусками металла. Электроника вываливается наружу. А красноволосый парень нарочито неспешно убирает в ножны клинок… Жон понимает, что это явно был результат Проявления красноволосого. И если оно помогает ему разделывать на куски тяжёлых боевых дроидов Атласа, то он точно не хочет встречаться с ним в бою. Ну вот совершенно не хочет. И очень надеется, что не придётся, потому как если забыть про Ауру, щит Кроцеа Морс был гораздо, гораздо менее прочным, чем броня тяжелого дроида. А Аура крайне редко могла защитить от НАСТОЛЬКО концентрированного и мощного удара. Картинка изменилась снова, вернувшись к виду со стороны. Красноволосый смотрел на Блейк, а Блейк смотрела на него в ответ с края соседней платформы. Лицо Блейк было невыносимо печальным, а в глазах плескалась боль вперемешку со скорбью. Они замерли в таком положении на несколько мгновений… После чего Блейк коротким взмахом перебила соединяющее их платформы крепление. Парень смотрел ей вслед и почему-то не стал догонять. Хотя для такого сильного бойца, как он, это не должно было составить никакого труда. Видение закончилось. Жон вернулся в реальный мир и повернулся к Блейк. Та молчала в ответ, привычно не отрывая взгляда от книги. Жон молчал вместе с ней. А затем просто поднял руку и мягко сжал её плечо, стараясь молча передать всю ту эмоциональную поддержку, на которую был способен. Блейк медленно подняла голову от книги и посмотрела ему в глаза и через несколько секунд кивнула и начала подниматься, собираясь уходить — гораздо более привычное ей поведение. Жон, несмотря на весь увиденный «рассказ», не смог распознать её эмоций. И либо в видении её эмоции показывались куда более явно (что наверное должно быть очевидно), либо она успела где-то отморозиться между побегом из поезда и попаданием в Бикон (что тоже нельзя отрицать). Либо и то и другое вместе взятое. Ладно, вроде что-то позитивное у него получилось — не забыть поговорить с Блейк после пробуждения, ох уж этот затянутый сон… Следующие рассказчики тоже не заставили себя ждать: Рен и Нора, два неразлучника. И пусть сколько угодно говорят всем вокруг после того, что он увидел, что они не «вместе» в смысле вместе. Больше не поверит. А даже если и так — их связь была на порядки крепче и глубже, чем у иных родственников… И нет, он это вовсе не о Шни… Бедная Вайсс… Но это он уже несколько забежал вперед. Рен с Норой ждали его в командной комнате. Ну, точнее не в смысле «ждали» ждали — просто уже были в комнате раньше него, а не сидели в «засаде». Нора подлетела к нему с какой-то очередной идеей и его выбило из мира. Совсем не как в прошлые разы, нет — словно сама Нора решила от всей души поделиться с ним Манхильд — её любимым боевым молотом… Ударной его частью, по крайней мере… Жон был совершенно оглушён и сначала не смог понять, что происходит. Но всё же ничего не пропустил, всё же это Его сон, и новый «рассказ» начался только после того, как сам Жон начал воспринимать реальность. Это была небольшая деревня с непривычной Жону архитектурой, которая, тем не менее, поражала своей элегантной красотой, плавностью линий… Жон не слишком в этом разбирался, но… Семь сестёр есть семь сестёр, а опыт, как говорится, не пропьёшь (в этот момент совершенно неожиданно для себя утвердительно хмыкнул один черноволосый любитель крепких напитков), тем более что приятная глазу картина вокруг была наполнена жизнью: всюду сновали взрослые люди, бегали дети. Окружение вызывало в душе теплое чувство умиротворения. Которое было полностью разрушено самым неприятным образом — откуда-то сбоку послышался крайне неприятный, злобный, насмешливый хохот нескольких детских голосов и отзвуки чьих-то насмешек. Да, Жон по-прежнему не мог разобрать слова, но вот не узнать интонации… Было решительно невозможно. Опять же — в нём говорил опыт. И весьма далёкий от приятного к тому же. Жон обернулся и тут же обратил внимание на новую деталь — в этом «рассказе» он, неожиданно для себя, обладал телом и был свободен в выборе того, куда идти и смотреть. Было несколько неожиданно. Но он снова отвлёкся. В стороне от себя Жон увидел группу мелких задир и маленькую девчушку, сжавшуюся на земле и прижимающую к груди кусок хлеба. Девочка была вся в пыли и грязи, нельзя было даже в точности сказать, какого именно цвета её рыжеватые волосы. Её затравленный взгляд разжигал в душе какую-то злую искру… Задиры же тыкали в неё пальцами и мерзко смеялись, громко переговариваясь друг с другом. Внутри Жона начал подниматься гнев. — Что вы творите, мелкие засранцы?! — Вырвалось у Жона из горла. Но его окрик оказался полностью проигнорирован. В этот момент Жон как никогда мог понять Янг. Гнев внутри понемногу превращался в бурлящую ярость… Один из мелких паразитов протянул к девчушке руку, которую та… укусила, словно загнанная в угол… «Нельзя давать девочкам подобные сравнения», — быстро оборвал себя Жон. Сёстры такие сёстры. Задиры же, пока Жон отвлёкся, с силой толкнули девочку на землю, хлеб вылетел из хрупких на вид рук… — Я слишком тихо спросил?! Что вы творите, я вас спрашиваю?! — Жон… не любил издевательств. И если раньше мог иногда малодушно закрыть на происходящее глаза — был слишком слаб и боялся попасть под раздачу следующим — то после «рассказа» Руби терпеть больше не мог. Задиры неторопливо повернулись в его сторону. Но смотрели как-то странно, будто и не на него вовсе. Не в лицо, а куда-то ниже… снизу раздался чей-то панический вскрик… Жон вздрогнул от неожиданности и повернулся на звук… Из живота Жона наполовину высовывался маленький черноволосый мальчик. Буквально из живота. Ярость испарилась — Жон завис… Как и многие другие бы на его месте. Тем временем ситуация развивалась. Мальчик из живота стремительно куда-то исчез, а сзади раздались звуки столкновения, падения и классического, судя по интонации «Ой». Жон медленно, словно сомнамбула, развернулся — этот сон скоро сведёт его с ума окончательно… Над мелким парнишкой, только что торчавшим из его живота, нависал какой-то взрослый мужчина со строгим лицом. Мужчина хмурым взглядом окинул происходящее и негромко, но внушительно, произнёс: — Что здесь происходит? — За спиной Жона послышался топот нескольких пар ног. Коротко брошенный взгляд за спину — действительно, все разбежались, включая пыльную девочку. Всё внимание же он сосредоточил на мужчине — единственном на данный момент разумном, чьи слова он мог различить. Внимание же самого мужчины переключилось на уже стоящего перед ним мальчишку. — Хочешь сбежать вместе с ними? — Мальчик, смотрящий до сих пор мужчине в лицо, в ответ лишь понурил голову. Мужчина склонился над мальчишкой и присел перед ним на колени, продолжая говорить: — Иногда, худшее из всего, что ты можешь сделать — это не делать ничего… Иди домой. Мне нужно поговорить с мэром. — Мужчина поднялся на ноги и пошёл куда-то по направлению к центру деревни. Мальчик некоторое время печально смотрел ему вслед, после чего обернулся, осматривая место, где всё сейчас произошло. А Жон завис ещё раз. Смутные подозрения у него были ещё в самом начале — службу сыграла темно-зелёная одежда знакомого кроя. Но теперь они почти подтвердились: с виска мальчишки спускалась примечательная розовая прядь. Перед ним стоял совсем ещё маленький Лай Рен… Стоило ему это осознать, как окружающая реальность потекла красками, собираясь вокруг него в красочный вихрь. Не было стремительной перемотки событий или чего-то ещё — лишь непроглядная пелена ярких красок. Жон почувствовал тошноту… Однако краски быстро сменили тона на тёмные и Жон, наконец, осознал себя в тёмной комнате. Лунный свет пробивался сквозь неплотно закрытые шторы. Прямо перед ним на кровати спал маленький Рен — Нора постоянно зовёт его исключительно по фамилии, вот и прилипло вместо прозвища. Ничего не предвещало активных действий, но Жон точно знал, что всё в этих «рассказах» не с проста. Его охватило дурное предчувствие. Захотелось разбудить Рена заранее, но ничего не вышло — рука Жона, протянутая к плечу мальчика, беспрепятственно прошла насквозь. Это было ожидаемо. Особенно после аттракциона «мальчик из живота», но всё равно несколько выбило из колеи. Однако не успел Жон отдёрнуть свою руку, как снаружи раздался жуткий вой. Такие звуки могли издавать только одни существа в их мире. Гримм. Но это не было похоже на стайный вой Беовульфов, рёв Урсы или крик Невермора. Это было что-то новое, с чем Жон ещё никогда не сталкивался… Тем временем, проснулся Рен. В то же время в комнату ворвалась взрослая женщина и, что-то говоря по пути, ухватила Рена под локоть и потащила на выход. Жон последовал за ними. На входе их встретил раненный мужчина, встреченный ранее. — Ан, что ты делаешь?! — Его голос звучал очень устало, но с тем удивлённо. — Нам нужно спешить! — Женщина что-то говорила в ответ. — Нет. Я видел зверя. Нам нужен Охотник. А вам двоим нужно уходить. — Мужчина теперь говорил спокойно, но очень убедительно. Жон ему поверил безоговорочно. Но милый семейный разговор был прервал новым воем этого Гримм, раздавшегося совсем рядом… Рен явно очень сильно испугался, об этом сейчас говорил весь его вид… Это было плохо. Очень плохо. Страх — это одно из чувств, что особенно сильно привлекают к себе Гримм. Мать постаралась его успокоить… Но было поздно. Жон беспомощно смотрел, как огромная двупалая лапа разносит потолок деревянного дома с целью добраться до источника такого ароматного страха… Вот только вместо Рена под удар попала его мать — бедной женщине просто напросто снесло голову… От вида крови желудок Жона вновь попытался найти себе выход через горло. Но это же сон. Пусть теперь и явно кошмарный. Сколь бы сильно его не тошнило от увиденного, его не стошнит: нечем. А вот Рену явно повезло больше. Шальная балка прилетела тому по лбу и мальчик отключился, а потому не увидел последствий удара. Отец семейства же замер лишь на несколько мгновений прежде чем бросится к сыну, схватить его и постараться сбежать. Однако монстр не хотел давать своим жертвам так просто уйти. Новый удар Гримм растянувшейся на какое-то безумное расстояние конечностью пришелся отцу семейства в левый бок. Но, вопреки ожиданиям монстра, вместо того, чтобы умереть или защищаться, мужчина лишь слегка подпрыгнул с ребёнком в правой руке, придавая себе так необходимой сейчас ускорение… И вылетел в открытую дверь, сразу переходя на бег куда-нибудь по дальше. Вот только удар не прошёл бесследно: пара острых когтей на лапе монстра проткнули мужчине живот и немного оцарапали голову — и очень повезло, что не наоборот. Жон последовал за ними бесплотной тенью. Жон не мог сейчас ни на что повлиять, но узнать, что случилось — обязан… В том числе и как капитан их команды. Они смогли пробежать всего несколько кварталов, прежде чем отца Рена покинули силы. Рен уже успел придти в себя и даже что-то спросить, но у его отца не было сил отвечать. К тому же каждый шаг этого чудовищного Гримм-всадника, отдавался тяжёлыми ударами в ноги бегущих. Да, Охотникам подобная мелочь была бы совершенно безвредна, но не для раненного гражданского, пусть и явно тренированного гражданского. Поэтому нет ничего удивительного в том, что на очередном толчке отца семейства покинули силы и они оба покатились по мостовой. — Лай, ты должен бежать, — слова едва выходили изо рта мужчины, но он уже старался привести своё дыхание в норму. Вот только у напуганного сына явно нет ни малейшего желания убегать одному. Боязнь остаться в одиночестве в подобной ситуации с лихвой перевешивал страх неминуемой смерти. Жон со скорбью смотрел на происходящее со стороны. Он сильно сомневался, что найдёт в себе силы поговорить об ЭТОМ с Реном. Это было чем-то настолько личным, что Жону было стыдно даже думать об этом… А события между тем продолжались. — Послушай меня, сын, — обратился к Рену чуть отдышавшийся отец. — Ты должен быть смелым сейчас. Ты это понимаешь? — Однако перепуганный ребенок был сейчас не способен на адекватные размышления и не хотел покидать отца. И мужчина это явно понял. — Да, ты сможешь! — Он достал с пояса свой кинжал, всучил сыну в руки и с силой оттолкнул того от себя. Чтобы тяжело посмотреть тому в глаза и как можно серьёзнее произнести самые важные слова: — Действуй, сын. — Мужчина тяжело поднялся на ноги, — мы с мамой любим тебя. — Монструозный Гримм с силой опустил своё копыто в считанных метрах от них. — Беги! — На этот раз Рен послушал отца и быстро скрылся из виду. Мужчина же остался на месте, выпуская из лука последние стрелы вместе со всеми хранимыми в душе чувствами, отвлекая Гримм на себя всеми доступными способами: стрелами, криком и отпущенными на волю страхом и яростью — Рррррааааааааа!!! Но ненадолго… Огромная лапа монстра просто прибила мужчину к земле, оставляя после себя лишь его переломанное тело. Жон снова почувствовал себя не хорошо… Всё-таки подобную жестокость ему довелось увидеть впервые: он никогда не бывал в подобной ситуации, а съёмки с мест трагедий почти никогда не ведутся, чтобы не поднимать панику среди остального населения… А если бы даже и побывал — не будь он здесь и сейчас бесплотным духом, у него не было бы ни секунды свободного времени, чтобы тратить его на подобные вещи… Жон поспешил в сторону, в которую побежал маленький Рен, и нашёл его у водяного канала. Тот смотрел на окружающих его Гримм со слезами на глазах, трясся от страха и, кажется, был на грани нервного срыва, но вдруг… Мягкий проблеск ауры и Рен… успокаивается?! Жон не слишком хорошо ещё знал теорию Ауры и они не обсуждали в команде свои проявления друг с другом — в основном потому, что Жону сказать было совершенно нечего и он стыдился поднять эту тему. Поэтому Жон ничего не мог сказать или подумать о том, что сейчас произошло. А Рен в то же время совершенно внезапно сорвался в сторону здания, которое избрал своим насестом большой Невермор. «Он что, страх СОВСЕМ потерял?!» — Думал Жон, несясь следом. Не будь он уверен, что его сокомандник сейчас жив и здоров, подумал бы что тот собрался покончить жизнь самоубийством, но нет… Рен с разбегу нырнул в пространство под домом. Жон притормозил, но всё же смог пролезть вслед за будущим другом, чтобы… Нос к носу столкнуться со вчерашней девчушкой, что сейчас рыдала навзрыд, сжавшись в комок… И если вчера оформиться какие-либо подозрения просто не успели, то сейчас в них просто не было никакой необходимости: теперь он и так точно знал, кого видит перед собой. И в то, что эта запуганная наполовину одичавшая девочка превратится в одну из двух самых жизнерадостных девушек их потока, верилось с огромным трудом… А Рен между тем уже успел подобраться поближе и обратить на себя внимание вздрогнувшей от неожиданности девчушки. — Хэй! Мы должны быть смелыми, — сказал ей Рен, чьи слова Жон всё-таки разобрал. Его искренний, насквозь доброжелательный и уверенный в себе голос звучал откровенно неуместно из уст мальчишки его возраста в подобной ситуации, а лёгкая улыбка на лице вообще казалась здесь и сейчас невозможной. Словно и не происходили вокруг все те ужасы… Сидящий на крыше Невермор издал противный крик. Он явно примеривался, чтобы достать немного человечины из-под своего вынужденного насеста. Жон продолжал следить за развитием ситуации уже гораздо спокойнее: он верил, что всё в итоге у них закончится хорошо. Насколько вообще хорошо может закончится подобный сюжет. Так и случилось: Перепуганная Нора налетела на Рена с объятиями. Просто для того, чтобы не было так страшно. Ну, ещё вполне могли быть последствия эффекта подвесного моста, но это не точно — сёстры… Последствия его жизни с ними возникают в его жизни в самые неожиданные, и что уж там говорить, неподходящие, моменты. Так вот. Через пару секунд по телу Норы прошла уже знакомая Жону волна Ауры. Невермор сунул к ним свою огромную морду, огляделся вокруг и, издав явно разочарованный крик, взлетел в воздух. Нора стала успокаиваться у Жона прямо на глазах, в то время как жуткий всадник-Гримм тяжело топал мимо… Жон теперь был точно уверен, что это эффект проявления Рена. Чрезвычайно полезный против Гримм и в мирной жизни! Да боже мой! Жон бы душу продал в своё время за возможность успокоить расстроенную девушку или девочку… Да-да, снова сёстры, да! — Мне страшно, — различил Жон голос Норы рядом с собой. Неожиданно, ведь до сих пор он если и слышал их голоса в «рассказах», то никогда не мог разобрать слов… Никакой системы, никакой закономерности, никакой логики… Бесит. — Мне тоже, — ответил ей Рен, оглядываясь по сторонам, и, заметив что-то, попытался двинуться к этому чему-то. Но как бы не так: Нора ни за что не хотела отпускать того, с кем ей не так страшно. — Всё хорошо, — постарался тот её успокоить и это, как ни странно, помогло. Рен провёл небольшую вылазку и вернулся, неся с собой… деревянный молоток? Боже, Рен, значит это был ты, тот кто повёл Нору по этой кривой дорожке… — Мы будем хранить друг друга, — предложил Рен ей свою добычу и Нора забрала злосчастный, ох уж мои больные рёбра, молоток, — как тебя зовут? — Нора, — облегчённая, мягкая и даже в чем-то счастливая улыбка на её лице создавала крайне милое и непривычное впечатление. Видимо, поймав с Жоном одни мысли, Рен легонько и по-доброму хихикнул. — Моё имя Лай Рен, — и всё вокруг вновь поплыло перед глазами Жона буйством красок, сменяясь через какое-то время на уже привычную скоростную перемотку событий, которая в принципе ни о чем интересном и не рассказывала — только передавала основной посыл: Рен с Норой с тех пор ВСЕГДА были вместе. Жону показалось, что в первые годы они даже мылись, вроде как, вместе. Но это не точно. Серьёзно, да Жон даже со своими родными сёстрами СТОЛЬКО времени не проводил. Со всеми! Вместе взятыми! И это в Его, Жона, вполне себе счастливой и благополучной семье! Не думать о Шни, не думать о Шни, не думать о Шни… И вот, «рассказ» завершается, а Жон приходит в себя уже в кровати. Боже, где у этих «рассказов» логика?! Все вокруг спят, а часы показывают середину ночи… Спать не хотелось (не хотеть спать во сне… Гениально, Жон!!!)… Жон поднялся с кровати и вышел из комнаты — ему было необходимо проветриться после всех этих откровений. Крыша общежития встретила его ночной прохладой, светом луны и россыпью звёзд. В глаза бросался тусклое сияние башни СМКС (Системы Меж-Континентальной Связи). Жон сел у стены и просто смотрел в небо, ворочая в голове сложные мысли и стараясь уложить всё произошедшее у него в голове. Происходящие откровения… пугали. Он не считал себя Настолько достойным доверия… Откровенно говоря вообще не считал себя достойным. Особенно если учитывать его собственное «проникновение» в Бикон с фальшивыми документами, о которых он малодушно молчал. Он даже уже начинал думать, что не достоин даже знакомства с такими удивительными людьми, как его новые «друзья»… Какая к Гримму дружба без доверия? А сам он верит из них хоть кому-то? Конечно верит. Каждому из них. Но это душащее чувство стыда не позволяет ему открыться… *Слюююрп* — Раздался в ночи протяжный звук… Жон подпрыгнул на месте и повернулся на звук. Рядом с ним стоял… директор Озпин. Душа Жона постаралась сбежать куда-то сквозь пятки к центру земли, тело бросило в лёд. Директор же просто стоял рядом с ним, смотрел в сторону башни СМКС и нарочито шумно попивал кофе из белой кружки. — Жон Арк, — произнёс директор даже не поворачивая к нему головы, словно и говорил вовсе не с ним. И это было просто прекрасно: Жон точно бы сквозь крышу провалился, если бы директор ещё и смотрел в его сторону. — Я не могу прочесть ваши мысли. Однако. Мы находимся сейчас в вашем сне. Потому я могу понять, о чём вы думаете. — Вы первый, кто здесь сказал мне об этом в лицо, сэр, — Жон пока не мог понять, как он сейчас относится к ситуации, но слова о сне его порядком успокоили. — Разве что мне начинает казаться, что мой сон уже порядком затянулся, не думаете? Озпин сделал ещё один неторопливый глоток из своей кружки прежде чем ответить: — Возможно, всё потому, что это место сложнее, чем просто ваш сон, мистер Арк. — Что вы имеете ввиду? — Жон не мог не спросить. Его, конечно, и самого мучили некоторые догадки, но директор Озпин всегда казался ему по-настоящему мудрым и всезнающим — вдруг ответит. Но профессор не торопился отвечать. Он продолжал смотреть в небо, как будто обдумывая что-то себе на уме. И когда Жон уже отчаялся услышать ответ, то внезапно улышал: — Верите ли вы в сказки, мистер Арк? — Жон с непонимание на лице воззрился на своего собеседника. — Я вас не понимаю… — Я хочу рассказать вам историю, позволите? — Директор Озпин наконец повернулся в своему собеседнику, а Жон на его вопрос мог лишь неуверенно кивнуть головой. Краски вновь окружили его со всех сторон, рисуя и стирая прямо перед его глазами картины, а голос директора, не затихая в дали, вёл повествование истории о двух братьях-богах. — За всё время своего существования, человечество умудрилось придумать себе десятки различных богов и прочих духов, вера в которых давала людям пережить страшную ночь. Однако, двое из них действительно существовали. Они были братьями: старший брат, бог Света, что находил радость в создании жизни и младший брат, бог Тьмы, что был счастлив от вида разрушения. Как ты можешь себе представить, у них были довольно разные взгляды на то, как должен был выглядеть наш мир. Перед глазами Жона возникали контрастные картины света и тьмы, грубые, словно рисунки пещерных людей. Картины двух братьев. Тот, что был младше, выглядел в точности как Гримм: его силуэт был угольно черен, практически сливаясь с красками ночи, лишь глаза его словно тлели красными угольками подобно горящим глазам Гримм. Второй же выглядел больше, силуэт его отливал золотом, а в груди его горел огнём тёплый свет, тем же светом струились его… серебряные глаза, что как-то подчёркнуто ярко сейчас выделялись на его золотистом лице… Кажется, в этот момент, Жон перестал верить в совпадения. Этот сон ещё ничего не показывал ему просто так… — Старший брат проводил свои дни, создавая воду, растения и животных… — Слова сопровождались яркой картинкой старшего брата, создающего жизнь из света внутри себя при свете дня. — А ночью приходил младший брат и, в отвращении к тому, что создал его старший, приносил с собой засуху, огонь и болезни — всё, что могло избавить Ремнант от жизни. — Слова профессора Озпина иллюстрировались картинами разрушения, приносимые черным силуэтом тёмного бога. — Жизнь всегда возвращалась, — картины вновь обратились в светлые тона и на месте пепелища прямо на глазах начала зарождаться новая жизнь. — Поэтому, в одну из ночей, младший брат решил создать кое-что, что разделяло бы его врождённое стремление к разрушению всего и вся. — Жон никогда не слышал об этой истории, однако, прямо сейчас, сердцем чувствовал, что знает ответ. Тем более предстающие перед глазами картины появления тёмных силуэтов, в присутствии которых затухала сама жизнь, не давали особой свободы для толкования. Что и было подтверждено следующими словами профессора: — Создания Гримм, да. Существа, имитирующие жизнь и живущие лишь с целью разрушения. Идеальный инструмент темного бога… Вот только их создание переполнило чашу терпения бога светлого. В своей ярости он напал и победил своего младшего брата, — перед Жоном представали картины сражения богов и его итогов: младший брат лежал в грязи на земле перед старшим, — однако, зная, что их противостояние не может так больше продолжаться, предложил выход. — На картинах светлый бог предложил тёмному руку, помогая подняться. — Светлый бог предложил своему брату в последний раз сотворить что-то… вместе. Их первое, единственное и лучшее творение. Что-то, чем бы они могли оба гордиться… Их шедевр… И младший брат согласился. — Боги теперь стояли вместе, как равные. Их силуэты переплетались между собой искрами света. — Этому последнему великому созданию была дана сила как создавать жизнь, так и нести с собой разрушение, была дарована способность к познанию, чтобы оно могло узнавать о себе и мире вокруг себя, но самое главное — ему была дана сила выбирать… Была дана абсолютная свобода в том, чтобы взять все полученные знания и выбирать путь, которому следовать: пути света или пути тьмы. Именно так и появилось человечество. — Жон во все глаза смотрел за сменяющими друг друга картинами игр света и тени, иллюстрирующими каждое сказанное профессором слово. — Долгое время, братья-боги жили вместе с людьми, постепенно познающими совершенно новый и неизвестный мир вокруг себя. Эти люди были сильны и могли творить самые настоящие чудеса, — Картинка наполнилась новыми красками, изображая планету, на противоположных полюсах концах которой и проживала пара братьев-богов. Множество людей творили самые разные чудеса казалось простыми взмахами рук… — Однако однажды, нашёлся предводитель, что словом и делом смог объединить множество людей, чтобы напасть на братьев-богов и заполучить себе их силу. Младший брат в ярости своей стёр с лица земли всё человечество до последнего младенца и исчез с планеты, разрушив напоследок ещё и луну, чьи обломки принесли лишь ещё больше разрушений в наш мир… — Вид устрашающей волны разрушения, прошедшей по планете, смог пробрать Жона до глубины души, а картина разбитой на части луны, что он видел в небе всю свою жизнь, довершила начатое, оставляя в его душе непередаваемое ощущение… Принятия? Открытия? Осознания? Но это был ещё не конец истории. — Боги решили покинуть наш мир. Однако, поскольку старшему из богов было жаль его первое совместное с братом творение, он обеспечил возможность человечеству со временем родиться самостоятельно и оставил им напоследок физические воплощения даров, что они с братом заложили в них при создании в надежде, что с их помощью человечество сможет исправить и направить себя, как это делали ранее Боги. Так появились на свет обладающие удивительно силой реликвии четырёх божественных даров: Знания, Созидания, Разрушения и Выбора. А перед самым уходом оставил новому человечеству своё послание, — тут голос директора сменился чьим-то совершенно чужим — глубоким и мощным, пробирающим Жона до самых костей:   — Мы, боги, решили оставить ваш мир, но оставляем вам физические воплощения тех идеалов, что мы вкладывали в вас при создании. Будучи собраны вместе, они призовут нас вновь в этот мир и человечество подвергнется суду. Если человечество сможет научиться жить в гармонии, понимая и принимая чужие отличия, то Боги вновь будут жить среди них и вернут человечеству былую мощь, однако, если люди не смогут измениться, продолжат воевать друг с другом, собрав реликвии лишь в поисках ещё большей силы, тогда Ваш мир будет окончательно стёрт… — История завершилась, Жон вновь мог видеть безоблачное небо и разбитую на части луну, только… Он не видел. Смотрел, но не видел, всё ещё находясь под впечатлением того сильного голоса в конце истории. И лишь через несколько долгих минут смог выдавить из себя силы продолжить столь необычный разговор: — Это… Очень страшная сказка на ночь, сэр. — В ответ же директор Озпин лишь загадочно улыбнулся и ответил что-то очень странное и очень страшное для Жона: — Я люблю рассказывать истории, мистер Арк… Истории, а не страшные сказки на ночь, — сказал и ушёл с крыши. А Жон почувствовал, что его мозг хочет вырваться из его черепа на свободу — слишком много откровений за сегодняшний день. Он и сам не понимал, почему принимал весь происходящий вокруг бред за истину в последней инстанции — это же Гриммов сон! Сон!!! Почему же тогда у него так быстро бьётся сердце, а голова пухнет он всё новых и новых вопросов? Почему?! Чем он заслужил всё это?! И ведь Жон даже не мог никому на это пожаловаться… Какой Гриммов смысл может быть в жалобе на излишнее по твоему мнению доверие?! Потому что нельзя выбирать, кто тебе будет доверять. Доверие можно только честно заслужить! Так его воспитывали отец и дед! А Жон ощущал сейчас себя подлецом, потому что… Ему на самом деле не доверяли этих секретов. Не могли доверить — он в чёртовом сне находится, профессор Озпин подтвердил! Но он как-то получил эти знания — в то, что это всё ложь он уже давно не верил. Только правда может быть настолько… натуральной. Настолько… правдивой? Так мягко ложится в самую душу между рваными осколками того, что он раньше знал о мире вокруг… Жон видел «рассказы» окружающих его людей и, вспоминая о них, сразу начинал обращать внимание на мелкие, казалось ранее незначительные, детали в их поведении, которые, как оказалось, появлялись совсем не просто так… Он начинал понимать их, сопереживать им и… Любить их… Ну, кроме профессора Озпина — этот нехороший человек просто взял и напугал его до уср мокрых пятен на штанах, фигурально выражаясь. Жон чуть привстал и на всякий случай проверил рукой штаны на сухость — ну точно, фигурально! Оставалось теперь лишь стать достойным подобного уровня доверия, даже если все эти истории в итоге окажутся лишь результатом его воспалённой фантазии! И вместе с тем, Жон наслаждался этими ощущениями… Ощущением понимания чувств и поступков другого человека, чувство эмпатии, сопереживания… Что за волшебные чувства… Теперь Жону оставалось лишь, наконец, проветриться, не спускаясь вновь в потоки самобичевания, однако, у режиссёра его сна было явно иное мнение: совершенно внезапно ему на голову опустились наушники. Жон повернул голову, обращая своё внимание на новое действующее лицо: в полуметре от него сидела Янг Шао Лонг собственной персоной. Тоже в наушниках. Сидела и что-то перебирала пальцами в своём свитке. Жон следил за её действиями, пока она вдруг с ним не заговорила, не отрывая от экрана свитка: — Мне не о чем особо рассказывать, — говорила она необычно безрадостным голосом. — Сразу после моего рождения, нас отцом бросила моя мать. Потом появилась Саммер, родная мать Руби, и окружила нас всех своей любовью и заботой… После чего тоже исчезла. Ушла на задание и не вернулась — нередкая судьба среди Охотников. Она была классной. Просто супер-мамой! — Жону показалось, что Янг сейчас вдруг заплачет, такой был у неё сейчас голос, но слёзы так и не потекли по её щекам. — Я стала искать всё, что можно о своей родной матери и чуть не угробила нас с Руби когда сбежала из дома… Лишь в последний момент к нам подоспел мой родной дядя Кроу… И вот теперь я здесь, забочусь о Руби, плыву по течению, хочу стать Охотницей, когда-нибудь найду свою маму — вся моя история… И она не слишком интересна. Зато кое-кому сейчас, как и мне, не помешает развеяться. Мне обычно помогает музыка, — на этих словах Янг кликнула последнюю кнопку, в наушниках Жона заиграла музыка. — Наши наушники синхронизированы с моим свитком, так что у нас в головах играет одна музыка, пойдём-ка оттянемся, — Янг поднялась на ноги и потащила его ближе к центру крыши, начиная пританцовывать под задорный мотив. Жон же просто отпустил свои мысли и присоединился к ней. Треки менялись один за другим, а на крыше двое танцевали в ночной тишине. Стиль танца Янг был довольно агрессивным: она могла, танцуя, толкнуть Жона, пихнуть его в бок или наоборот притянуть к себе и схватить... Естественно, что поймавший волну Жон, начал ей отвечать той же монетой. К тому же, многие треки были словно именно для этого и созданы. Жон отдался на волю движениям… А потому совершенно проморгал тот момент, когда танец превратился в рукопашный спарринг под бодрую музыку. Они оба двигались в ритме, обмениваясь ударами и расходясь обратно на безопасные дистанции. Жон наслаждался происходящим. Как и в битве с Гримм до этого, он не чувствовал ни капли физической усталости, продолжая этот музыкальный бой. Его партнёрша по танцу тоже не подавала никаких признаков усталости. Её лицо чуть покраснело от активных движений, шлейф из шикарных огненно-золотистых волос двигался с ней в такт, частично размывая её движения, на лице играла широкая улыбка… Жон искренне улыбался в ответ. В итоге они танцевали до самого утра, расставшись лишь ради того, чтобы успеть в душ перед началось занятий. Зачем ходить на занятия во сне? Жон не имел ни малейшего понятия. Зато знал значение слова «надо», потому просто смирился. День прошёл почти буднично: никаких откровений, никаких тайн, ничего лишнего. Это вызывало в душе Жона сложные чувства: единственными из обеих команд, кто не подошёл к нему с «рассказом», были Вайсс и Пирра. В одну он был вроде как влюблён, другая являлась его партнёром… И если Вайсс он действительно мог раздражать, то так и не подошедшая к нему Пирра ощущалась… Странно. Неправильно. Он что-то упускает из виду… За всё время этого странного сна, подозрительность Жона поднялась до величин, приближающихся к настоящей паранойе. Ведь если у вас паранойя, это не значит, что за вами не следят! Из всего, произошедшего за день, заслуживал внимания только Кардин, который полез к нему на перемене, когда Жон в очередной раз слишком сильно ушёл вглубь себя… В общем, чисто проведенный на неизвестно откуда возникших рефлексах удар отправил придурка в стену, пробил её и снёс несколько парт в оказавшейся за ней аудитории… Было чертовски неловко, прибежала, неизвестно откуда так быстро узнавшая о происшествии, Гудвич, устроила внеочередной разнос и только после этого починила стену и парты… Стыдно. До чего же Жону было стыдно! Он же не со зла, забыл даже уже давно про эту неприятность, Кардина в смысле. Ещё и мелкая Нора, как на зло, вспомнилась, полностью убивая всё позитивное настроение. Остаток занятий прошёл, слава богу, спокойно. Очередной раз отметив тот факт, что совершенно не хочет спать и совершенно не устал за день, Жон снова отправился на крышу. Может быть чтобы просто подумать, может чтобы снова встретить там Янг… Жон особо не думал над причиной — просто сел, где и вчера, и стал смотреть на луну, высматривая в той какие-нибудь новые детали. Эффект вчерашнего рассказа профессора… *Слюююрп* … Озпина. Как и вчера, директор стоял рядом с ним с смотрел на свою башню: именно в ней, на верхнем этаже, находился директорский кабинет. И пил кофе. Чувство дежавю в Жоне ещё никогда не было столь велико. — Прекрасная ночь, не так ли, мистер Арк? — Заданный вопрос был настолько обычным, что казался совершенно неуместным из уст Озпина. А Жон ещё думал, что привык ко всем выкрутасам его сна. Ошибался. Снова. — Вы правы, профессор Озпин. — Вчера вы так и не ответили, верите ли вы в сказки, мистер Арк. — Жон протяжно выдохнул. Неизвестный сценарист дал его мозгу отдохнуть, теперь его ждали новые потрясения. — Сейчас я верю вашим историям, сэр. — Озпин неожиданно издал едва различимый смешок. — Сегодня я хотел спросить вас о сказках, мистер Арк. Слышали ли вы сказку о четырёх девах? — Конечно, профессор Озпин. Конкретно эта была одной из самых любимых среди моих сестёр. Одно время я знал её почти наизусть: сестры с именами Зима, Весна, Лето и Осень по очереди встретили старого волшебника и открыли для него прекрасный мир вокруг. А когда волшебник узнал, что Девы сделали это просто так, стараясь помочь каждому, то он одарил их великой магией, чтобы они могли теперь сделать гораздо больше. Слащаво, радостно, немного по-детски. Чего ещё можно ждать от сказки? — Замечательно, — директор замер после ответа на несколько секунд и отпил из своей кружки прежде чем продолжить. — Поверите ли вы мне, если я скажу, что конкретно эта сказка однажды случилась на самом деле? — Жон замер на несколько секунд, прежде чем спросить: — Ам… А разве там не говорилось про магию? Магию не в смысле использования праха или каких-нибудь проявлений, а именно про магию-магию?! Вы же сами вчера рассказывали мне историю, в которой говорилось что магия исчезла тогда вместе со всеми жившими тогда людьми! — Жон сейчас не знал что и думать. Именно в этот момент несмотря на все прошлые свои заявления ему сильнее всего хотелось объявить всё произошедшее здесь просто бредом его воспалённого мозга… Однако, тут либо всё, либо ничего. И признать истории личной жизни его друзей игрой воспалённого воображения было куда как сложнее, чем поверить в магию… Как ни странно. Слишком уж глубоко в душу запали Жону вчерашние откровения. И вырывать их оттуда было больнее, чем собирать вновь распавшуюся картину мира… Ещё сильнее утвердила Жона в его правоте странная нервозность, появившаяся в голосе директора Озпина: — Это… несколько более… сложный вопрос, мистер Арк, — директор отвечал на удивление неуверенно и будто через силу. Жона это шокировало едва ли не сильнее, чем новость о самих Девах, — однако должен вас заверить, Девы действительно существуют и в их распоряжении находится огромная сила, не требующая для своего использования Ауры или праха. — Эм… Хорошо, — Жон собрал свои мысли вместе и начал задавать самые важные на данный момент вопросы. — Как это связано с моим сном? Зачем вы говорите мне об этом? — Это не связано с вашим сном, мистер Арк, — голос профессора Озпина вновь приобрёл твердость. — Дело в том, что одна из Дев, Осень, была не так давно атакована. — То есть вы не только знаете об их существовании, но и следите за ними?! — Жон не смог сдержать удивления. — Так и есть, мистер Арк. Однако это не тема для сегодняшнего разговора. Нападение произошло… — Жон почувствовал что падает в пустоту. Через пару мгновений пустота сменилась видом пустынной деревенской дороги. Дорога проходила через равнину, начиная свой путь из густого леса. Рядом с дорогой стояли трое молодых людей: девушка с зеленоватыми волосами, собранными в длинный хвост, парень с волосами стального оттенка и брюнетка с пышной шевелюрой… Их лица привычно скрывались за трёх-глазой маской с уродливой пастью. На боку у брюнетки копошилась какая-то непонятная чёрная клякса. Внезапно картинка словно бы стала двоиться: Жон будто бы перестал видеть эту троицу и в то же время прекрасно их видел. На дороге же буквально из воздуха появились маленькая плачущая девочка и явно разбитый детский велосипед. Девочка тоже вызывала то странное ощущение двойственности, только как-то… По-другому? Жон вынужденно закрыл глаза. Приоткрыл один глаз. Ему предстала нормальная картинка с плачущей девочкой и разбитым велосипедом, а троица куда-то исчезла. Жон открыл оба глаза — троица появилась, однако изображение снова стало странно двоиться. Жон закрыл первый глаз. Теперь осталась лишь троица, которая явно к чему-то готовилась. Зеленовласка вышла на середину дороги, а из леса вдруг показался всадник. Точнее всадница. Пусть её лицо скрывалось под глубоким капюшоном плаща, но фигура была определённо женской. Но было за ней кое-что куда более интересное: Душа девушки была очень сильна, а тело всадницы на несколько метров вокруг покрывал знакомый ореол из ветра и подсушенных листьев. Вот только сейчас этот ореол создавал производил совершенно другое впечатление. Сушёные листья блистали буйством красок настоящей Осени и несли с собой ощущение завершенности, а не конца. И самое главное — весь ореол буквально дышал жизнью… А ещё был в несколько раз крупнее, чем когда он видел его с прошлый раз. Между тем всадница неожиданно остановилась и слезла с лошади. Жон сменил открытый глаз — так и есть, она остановилась перед плачущей девочкой, протягивая ей… яблоко? Но тут что-то её насторожило... Резкий прыжок назад, и она разрывает дистанцию с приблизившейся к ней зеленовлаской и достает со спины посох. Иллюзия плачущей девочки исчезает. Начинается бой. Быстро к сражающейся зеленовласке подключается и парень. Всадница встречает парня струёй огня — тот отделывается обгорелыми штанами, раскрывающими… протезы? Уродливые морды на лицах парня и зеленовласки скалятся шире и издают противный крик. В то же время, сбитая парнем с ног всадница встаёт и как-то активирует свой ореол: её глаза засияли мистическим светом, а листья в ореоле начали испускать яркий свет. Тело всадницы невесомо поднимается в воздух, вокруг неё бушует самый настоящий шторм. В парня с зеленовлаской с неба начали бить самые настоящие молнии. Но почему-то никак не могли попасть. Жон ещё никогда не видел, чтобы настоящая молния промахнулась мимо своей цели. Магия, видимо, как-то влияет на этот процесс. Видимо, также заметив неэффективность использования молний, Дева Осени перешла на… листья? Огромное облако сорванных листьев было за мгновения обращено в облако ледяных лезвий. Жон был поражён, удивлён и восхищён одновременно! Вот что значит использование всех подручных ресурсов. Увернуться от столь массированной атаки у подростков не вышло. Однако именно в этот момент в бой вступила Брюнетка, чьё проявление явно было как-то связано с огнём. Короткая стычка, картинка опять начала двоиться, пытаясь скрыть троицу из виду. Становится сразу заметно, что один на один нападающие бессильны перед Девой. Поэтому нападают все вместе, не давая той закончить с кем-то одним. Зеленовласка и парень продолжают сражаться в ближнем бою, тогда как брюнетка отстала и прицелилась в Деву из лука. При попадании в землю стрелы взрываются огнём и урона хватает, чтобы у Девы слетела Аура. Однако стоило нападающим чуть расслабиться, как резкий порыв ветра сбивает их с ног. Парень почти смог перейти в контратаку, но его в лицо встречает молния. Зеленовласка пытается скрыться своим проявлением, но и её настигает взрывная волна. Дева медленно, уже почти без сил, подошла к зеленовласой владелице проявления странных иллюзий и уже замахнулась, чтобы добить, как её спину встречает стрела… Троица собирается вместе. Брюнетка достаёт с бока кляксу и… натягивает её себе на руку? Парень с зеленовлаской в то же время подняли Деву с земли и стали держать ту с обеих сторон за руки, тогда как брюнетка протянула руку с кляксой к её лицу. Клякса брызнула тягучей слизью и вот тут началось самое отвратительное: словно через невидимую воронку, весь ореол вокруг девы начал втягиваться через кляксу в тело брюнетки, выворачиваясь на изнанку. В то же время, клякса начала разрастаться по всему телу брюнетки, а растущий вокруг неё ореол начал знакомо отдавать мертвечиной… И злодеи уже могли бы пировать победу, но на сцене появилось новое действующее лицо: знакомый черноволосый наставник Руби. Он отогнал полуживых нападающих от полумёртвой Девы. Картинка в последний раз за двоилась и троица спешно отступила в сторону леса. Охотник забрал Деву и стремительно ринулся туда, откуда появился. Чувство падения в пустоту и вот Жон снова на крыше своего общежития. Рядом всё так же стоит профессор Озпин. Пьёт кофе. Жон не смог сдержать своего впечатления от увиденного: — Это было отвратительно. — Директор повернул в его сторону голову, явно не понимая что Жон имеет ввиду. — Эта дрянь, что помогла нападающим отнять силу Девы — отвратительна, — взгляд Озпина стал ещё более недоумевающим. — У нападающих на Деву была с собой какая-то чёрная клякса, с помощью которой одна из них смогла отобрать часть силы Девы. И этот процесс был по-настоящему отвратительным на вид, — после этого пояснения директор резко отвернулся и пробормотал про себя что-то, но Жон его не расслышал, а потому хотел уже спросить, как профессор его перебил: — Мистер Арк. Эта информация чрезвычайно важна для всех нас в реальности вне сна. Поэтому я прошу вас передать её мне когда проснётесь, — от серьёзности в голосе директора, вопросы тут же вылетели у Жона из головы, но он всё же утвердительно кивнул в ответ. — А сейчас, боюсь, я вынужден вас покинуть, — сказал напоследок директор, стремительно направляясь в сторону выхода с крыши. Однако у самой двери он на мгновение застыл и добавил, — Примите к сведению, мистер Арк, что люди, однажды познавшие подлинное одиночество, часто очень сильно боятся сделать первый шаг, — закончил директор и тут же исчез в дверном проёме. Жон не совсем понимал, к чему были сказаны последние слова, но всё же смог предположить, что это как-то относится к двум оставшимся девушкам. Не то, чтобы у него был особый выбор — истории этих девушек теперь были единственными, кроме тайн профессора Озпина, что было ему по-настоящему интересно в этом сне. Поэтому, решив не откладывать всё в долгий ящик, он спустился с крыши и отправился к… Вайсс. Пирра — его партнёр, так что никуда от него не денется. Совсем по другому дела обстояли со Снежным Ангелом — днём она его показательно избегала, словно назойливую муху… Ну, не то чтобы у неё не было для этого повода. Дверь в комнату команды RWBY оказалась не заперта. «Естественно, это же Мой сон», — думал в этот момент Жон. Большая часть команды уже мирно спали. Кроме одной тонкой фигурки, которая что-то вдумчиво читала, сидя за столом и приглушив лампу. Распущенные белоснежные волосы стекали по плечам на спину и грудь. Пижамное платье цвета арктического льда обрамляло точеную фигуру… Жон был готов откровенно зависнуть и бесконечно смотреть на эту Ангельскую красоту… Однако Ангел повернула нему голову и, почти не меняясь в лице, отчего-то показалась Жону Снежным Дьяволом… Желание делать к ней первый шаг стало стремительно таять в душе парня. Однако он всё же смог взять себя в руки через несколько мгновений и смог задать свой вопрос. Такой короткий, но кто бы знал, чего Жону стоило его произнести: — Расскажешь о себе? — Вайсс ещё несколько секунд по сверлила парня взглядом, а затем, протяжно вздохнув, подошла к нему, подхватила под руку и потащила куда-то из комнаты за собой. Жон не совсем понимал как происходящее сейчас, так и почему Вайсс молчит, но спокойно давал себя вести в известном только ей направлении… Очередной коридор общежития, который они прошли, неожиданно завершился большим ростовым зеркалом. И Вайсс уверенно тянула Жона именно к нему. Всё вокруг утопало в ночной темноте, разбиваемой лишь светом луны из окна за зеркалом. Жон был уверен, что никогда не видел этого зеркала в реальности и совершенно сейчас не понимает, зачем оно им понадобилось… Вайсс же подвела Жона практически к самому стеклу, оставляя между ними считанные сантиметры, развернула Жона к нему спиной, встав перед ним, и опустила голову, сильно сжав кулаки, словно собираясь с силами, после чего… С силой толкнула Жона в стекло… И Жон провалился в него. Так наступил самый долгий «рассказ» в его сне и, в то же время, самый короткий из них. Жон не мог точно сказать, сколько именно он провёл времени в этом «рассказе», однако он мог точно сказать, сколько времени прошло для Вайсс, которую он мог видеть сквозь зеркала… Хотя зеркалом в его случае, кажется, выступала вообще любая отражающая поверхность. Которых было очень уж много в постоянно вылизанном особняке Шни. Так вот, для Вайсс Шни в этом «рассказе» прошло целых семь лет. Наблюдение Жона же растянулось на неизвестный срок от нескольких секунд до вечности. Жон и сам не мог сказать точно. Это было чрезвычайно странное и в то же время умиротворяющее состояние. Главной отличительной чертой его наблюдений были 2 счётчика с обратной стороны каждого из зеркал: обратный счётчик от семи лет до нуля и второй, долгое время находившийся в положении 0. Первый раз он изменился на единицу, когда в зеркале отражались маленькая десятилетняя Вайсс и её старшая сестра, Винтер, тайком погладившая младшую по голове. Второй раз он изменился, когда Вайсс играла со своим младшим братом, однако такое поведение не слишком одобрял её отец, который, впрочем, не слишком часто мелькал в её поле зрения, чаще передавая свои пожела приказы через нянек и прочую прислугу. После пятого изменения, Жон наконец осознал, что это был счётчик физических контактов с её родственниками. При этом за один физический контакт могло считаться как несколько десятков прикосновений за время игр с младшим братом, так и одно случайное столкновение в дверях с отцом. И если бы не то умиротворяющее состояние зазеркалья, заставляющего Жона вести наблюдения за Вайсс со спокойствие удава, то сейчас Жон был бы очень, очень зол. И пусть Жон никогда не сталкивался с компанией Шни до своего поступления в Бикон, никогда не общался с действующими членами Белого Клыка и никогда не знал семью Шни до просмотра этого «рассказа», но Жака Шни он теперь от всей широты своей души глубоко ненавидел. Душащая, чёрная ненависть просыпалась внутри насквозь благородного Арка каждый раз, когда мерзкая рожа Жака отражалась в одном зеркале с Вайсс. Это был тот ещё с-с-собака-человек. «В целом он отличный, — говорили бы его бизнес партнёры, — и вполне приличный, внешне симпатичный с-собака-человек» Но бизнес-партнёров у Жака не было. Были полезные контакты и конкуренты… А, нет, конкурентов уже не было. «Конкурент никак не поймёт в чем тут секрет, ведь если он есть, то его сразу нет», — вполне являлось бизнес-планом Жака Шни. Но даже это было не так важно, как его хозяйское отношение к семье… Жон где-то внутри, хотя сам никак не мог это логически обосновать, был уверен, что не были бы ему нужны дочери «целыми» и не будь риск потери репутации в этом случае слишком высок, он бы начал торговать даже их телами. Ведь всё есть ресурс, который просто ещё не был использован. Жак даже пытался провернуть что-то подобное, судя по переговорам прислуги, с собственной женой (и это, блин, слышала маленькая Вайсс — хорошо, что ни Гримм не поняла, а спрашивать прислугу, молодчинка какая, посчитала ниже своего достоинства), однако та пригрозила тому разводом с потерей им фамилии. Компания же была зарегистрирована именно на семью Шни, поэтому жена действительно могла лишить его всего. Но не делала этого из-за детей, часть из которых отошла бы на воспитание отцу, чего, как она считала, не могла допустить… Но всё равно допустила в итоге, когда полезла топить своё несчастье на дне бутылки. Семья Шни разваливалась у Жона буквально на глазах — и это он видел только те моменты, на которых присутствовала Вайсс… А уж сколько их осталось за кадром… В какой-то момент компании Шни объявил войну Белый Клык. И всё в семье просто стало ещё в несколько раз хуже. Мать всё глубже и глубже залезала в бутылку и в какой-то момент просто перестала отражаться вместе с Вайсс в одном зеркале. Короче говоря, Жон больше никогда ту не видел. А Вайсс было плохо. Плохо настолько, что та начала говорить с зеркалами, думая, что её никто не слышит. Жон слышал. И запоминал. Иногда в фокус зеркал вместе с Вайс попадала и Винтер. И тогда они тренировались вместе. Правда, чаще за пределами особняка. Потом Винтер надолго исчезла, а Вайсс начала петь — её голос был прекрасен. Поначалу ей писали песни нанятые отцом композиторы и поэты. Потом она написала несколько песен сама. Жон же внимательно следил за счётчиком физических контактов семьи Шни с Вайсс и с каждым годом ох офи удивлялся всё сильней и сильней. А ещё изо всех сил приветствовал главного дворецкого семьи, Кляйна, который единственный постоянно старался проявлять и вызывать как можно большее количество положительных эмоций у Вайсс. Дурачился и шутил, отвлекал её как мог от всего, что творится в семье и компании. А ещё Вайсс не ходила в школы — все преподаватели приходили на дом. Да и вообще редко покидала свой особняк. Вообще, у семьи Шни было всё, что можно было купить за деньги. Жон не сомневался, что даже пара наёмных убийц могли быть в распоряжении Жака Шни. Вот только семьи как раз и не было. Семейный уют и тепло заменяли денежный комфорт и холод в отношениях, сопоставимый с именем самой семьи — снег. Очень редко в последние годы, в зеркалах вместе с Вайсс отражалась Винтер… Когда «рассказ» завершился и Жон выпал из зеркала на пол в коридоре общежития, то готов был расцеловать ковёр под ногами. Сейчас, выйдя наконец из того странного «стеклянного» состояния, Жон готов был признать, что не может придумать пытки страшнее, чем подобный просмотр с эффектом присутствия. И в то же время, стоило ему оклематься после выхода, и он уже помнил из «рассказа» только голую информацию о том, да о сём. Например, он мог честно сказать, что множество раз за время «рассказа» видел Вайсс в ванной, вот только… Он этого совершенно не помнил. Жон знал про сложные взаимоотношения в их семье, но не помнил ни одной ссоры. Знал, что Кляйн любит называть Вайсс Снежинкой, но не мог вспомнить лица этого насквозь позитивного дворецкого, что всегда был на Её стороне. Именно этим и обусловлено его странное ощущение времени, проведенного в «рассказе». Потратив несколько минут, чтобы уложить информацию в голове и прийти в себя, Жон поднялся с пола и направился в свою комнату. Все внутри уже давно спали. Жон прошёл к свой кровати и аккуратно прилёг на свою кровать. Сколько он так пролежал, он больше не сможет сказать: в тот момент ещё не до конца отошёл от «рассказа» Снежинки. Очнулся Жон уже почти в обед следующего дня. Почему-то никто не стал будить его на первые занятия. Он быстро собрался и отправился в класс. На сегодня у него был запланирован «разговор» с Пиррой, последней из его знакомых в академии. Но он решил отложить это на момент после занятий. Занятия прошли похоже на прошлый день — спокойно. Второй раз попытался наехать Кардин, на этот раз подкатил по поводу утреннего прогула — второй раз полетел считать телом стены. Во сне Жон чувствовал себя невероятно сильным… Но слишком зазнаться от своей силы не вышло: Пирра можно сказать вытерла им пол в тренировочном спарринге несмотря на всю его бесконечную во сне выносливость. Как до этого всё докатилось? Жон решил вызвать Пирру на разговор. «Хорошо, Жон», — сказала она. Он просил её рассказать о себе. «Хорошо, Жон, — говорила она. — Я родилась… Жила… и т.д.» Просто повторяла явно давно заученную наизусть перед выступлениями на публике биографию… Это было совершенно не тем, чего хотел, как выяснилось в тот момент, уже ставший жадным до чужих тайн Жон. В существовании тайны он не сомневался — даже Янг было что рассказать. Пирра же была чемпионкой, стала современной легендой. Ей уж точно было что рассказать… Снова вспомнилась Янг и их танцы на крыше. Тогда Жон решительно встал и повёл своего партнёра в тренировочный зал. Уже перед входом он задумался над тем, что не доставал из шкафчика оружие, да только… Оно уже висело у него на поясе, а у Пирры за спиной. Значит сейчас он всё делал правильно — ростовое зеркало Вайсс тоже исчезло из коридора после той ночи. Встав друг напротив друга на тренировочной арене, они оба приготовились к бою. Активировался защитный барьер, дополнительно затемняющий окружение. Раздался раскатистый удар гонга. А тренировочная арена превратилась в колизей Мистраля. Они с Пиррой обменивались удар за ударом, а голос комментатора колизея голосил на всю арену: — И побеждает… Пирра! Никос! Наши поздравления победительнице! Это её первый, дебютный год на нашей арене и она стала чемпионкой с первой попытки! Огромное ли это везение или мы присутствуем при рождении новой звезды?! Время покажет! Повторные поздравление чемпионке этого года! Жон с Пиррой продолжали танцевать с клинками в руках, когда краем глаза тот заметил другую Пирру. Вторая Пирра была куда как моложе, она стояла на небольшом пьедестале с кубком в руках. Рядом с ней толпились прочие участники, они все довольно живо общались. Жон привычно не видел их лиц, зато легко мог понять обстановку. Они все болтали и шутили, подбадривали везучего новичка Пирру, а потом все разошлись. А Пирра почему-то осталась. Задумавшись, Жон пропустил несколько чувствительных ударов. Но он быстро вновь поймал ритм и танец продолжился. Где-то фоном происходили тренировки и сражения молодой Пирры. — Встречайте победителя этого года! Прекрасная и невероятная! Пирра! Никос! — Снова донёсся голос комментатора арены, — Чемпиона прошлогоднего турнира, не без труда, смогла удержать свой титул! Аплодисменты чемпионке! Делайте свои долгосрочные ставки, господа! Какой длинны окажется черед её побед?! Повторит ли она свой успех в следующем году?! Делайте ставки, наши поздравления чемпионке! Жон снова обратил своё внимание на окружение. Пирра вновь стояла на пьедестале победительницы, только теперь он был в несколько раз больше, выше, тогда как к самой Пирре вели монументальные каменные ступени. И безликие фигурки фанатов поднимались по лестнице к ней, просили автограф, некоторые оставались рядом, чтобы о чём-то поболтать. А затем уходили, уступая место другим. Жон чуть не пропустил очередной чувствительный удар, успев всё же закрыться щитом. Ему показалось или Пирра начала атаковать его более… Активно? Агрессивно? Жон ушёл в оборону, старясь не выпускать ещё младшую копию из вида. И чем больше он смотрел, тем больше понимал, что с младшей Пиррой что-то не так. Жон не мог сказать точно, что именно, просто она выглядело… странно? Она улыбалась фанатам, раздавала автографы, общалась с ними, но… Что-то было совсем не так. Чего-то не хватало. Из состояния вдумчивого наблюдения его вырвал очередной удар, вскрывший защиту. И всё же, с мечом и щитом он чувствовал себя совсем не так уверенно, как с косой. Жон не знал, откуда так наловчился обращаться с косой, но это было сейчас и неважно. Картинка молодой Пирры в очередной раз сменилось картинами тренировок, в то время как её старшая версия всё активнее и активнее старалась Жона достать. Жон не понимал, с чем это связано, но пока держался. — Встречайте! Пирра Никос! Троекратная Чемпионка Нашего чемпионата! — Голос комментатора казался в третий раз каким-то неуместным и по большей части проходил мимо ушей Жона. Всё его внимание было приковано к уже очевидно яростно атакующей его Пиррой-старшей. Нет, не так. На лице и в глаза Пирры не было ярости. Там был какой-то непонятный ему… страх?! Догадка стоила Жону очередной тройки болезненных ударов, а свиток в кармане сигнализировал об уходе Ауры в жёлтую зону. Однако в этот момент Жон, как ему казалось, понял правила игры. Понял суть этого «рассказа». По его догадке «рассказ» будет длиться, скорее всего, ровно столько, сколько и их с Пиррой спарринг. И чем дальше по «рассказу» проходит повествование, тем отчаяннее бросается в бой с ним старшая Пирра… Что-то было там, впереди. Что-то, что Пирра явно боится показать. И Жон был обязан продержаться. Не знал почему, но знал, что это важно. Он бросил короткий взгляд на картину Пирры младшей и едва не замер на месте: младшая Пирра стояла на высоченном Пьедестале, к которому вела не менее огромная каменная лестница. Множество безликих силуэтов фанатов бежали по лестнице вверх, к ней. Сначала быстро, потом всё медленнее и медленнее. Многие останавливались на середине, не в силах продолжать. И лишь малая часть попала наверх. Но что ещё привлекало внимание, так это целая толпа безликих силуэтов, оставшаяся внизу. Они смотрели на неё снизу вверх, но даже не делали попыток подняться… Неожиданно сильный удар в щит вывел Жона из ступора. Жон постарался вновь сосредоточиться на спарринге со старшей Пиррой, но ничего не получалось. Меч и щит словно валились из рук: он не мог больше коснуться Пирры мечом, а щит, казалось, перестал поспевать за стремительными ударами четырёхкратной чемпионки Мистраля… Сначала Жон никак не мог понять, в чём же всё дело: руки просто отказывались оказываться там, где он требовал от них быть. И так сильно это Жону надоело, что щит и меч просто исчезли из рук, а верная чёрная коса приняла эстафету. Пирра очевидно несколько опешила от происходящего, потому что Жону со сменой оружия стало значительно легче защищаться. — Невероятно! Поразительно! Мы все сейчас присутствуем при рождении легенды! Пирра Никос! Первая в истории четырёхкратная чемпионка регионального турнира Мистраля! Это новый рекорд! Больше! Больше аплодисментов непобедимой чемпионке! — разорялся комментатор арены в четвёртый раз, тогда как вместе с этим Жон вдруг почувствовал сопротивление. Что-то мешало ему двигаться так, как он сам того хотел. Это было чертовски странно и неудобно. Тут рука Жона сама по себе резко ушла в сторону, открывая его перед атакой, а сам Жон обратил внимание на лёгкое темное сияние от своих собственных доспехов… И сразу заподозрил кое-кого в применении своего проявления. Потому что просто так ничего двигаться и сиять явно не будет. А раз их здесь только двое, и цвет Ауры Жона явно не чёрный, чтобы быть внезапно пробудившимся Проявлением, значит Пирра как-то пытается мешать ему двигаться с помощью своего проявления. Атаки Пирры же становились уже откровенно отчаянными — она уже вовсю применяла своё странное проявление, чтобы грубо вскрывать его защиту и наносить свои удары… Жон на мгновение пожелал, чтобы мешающие ему сейчас доспехи пропали и они… Действительно исчезли, как и щит с мечом ранее, освобождая Жона и позволяя ему принять очередную атаку Пирры на неожиданно жёсткий блок. Пирра тут же сбилась со своего ритма. А Жон, улучив момент, бросил взгляд на картину Пирры-младшей, уже подозревая, что увидит. Уже не такая уж и младшая Пирра сидела на своём пьедестале, рядом стояли четыре кубка. Невероятно грустное лицо смотрело вниз, где находилась на вид совершенно бесконечная лестница, уходящая куда-то далеко-далеко. Никто из безликих силуэтов внизу уже даже не пытается начать подъём. А вокруг и позади неё облака… Теперь Жон, кажется, окончательно осознал последние слова профессора Озпина… Но тут что-то изменилось. Прямо по окружающим облакам, аки по земле шёл… Жон?! Парень во все глаза смотрел на собственную фигуру, каким он предстал перед всеми в первые свои дни в Биконе в реальности. Жон-на-облаках совершенно бездарно махал мечом во все стороны, игрался с функциями щита и, кажется, даже тихонько напевал какой-то весёлый мотивчик… Страшный удар в корпус выбил Жона из ступора, выбил косу из крепкой руки, но не смог отвлечь от невероятной картины… Ровно как и Пирру-младшую — та во все глаза заворожённо пялилась на такого странного парня — а сам Жон-младший… просто пошёл мимо. Словно и не обратив ни малейшего внимания на сидящую рядом девушку, словно это не он шёл по облакам… Пирра-младшая бросилась вперёд и повисла на руке проходящего парня, после чего… Исчезли облака, исчез пьедестал, лестница и многочисленные безликие силуэты. Всё это просто растворилось словно обыкновенный туман. А младшие Пирра и Жон оказались на земле: они вдвоём стояли на какой-то дороге, вокруг которой рос лес, а на том месте, где секунду назад сидела младшая Пирра, простирался берег реки. Младший Жон с явным недоумением смотрел на, ни с того, ни с сего вцепившуюся в его руку девушку… Жон старший, всё еще лежащий на земле после последнего удара, медленно перевёл свой взгляд на Пирру-старшую. Та больше не стала его атаковать. Опущенная на грудь голова и алые волосы скрывали лицо, оружие куда-то пропало из её рук. Слегка подрагивающие кулаки были с силой сжаты… Вся фигура четырёхкратной чемпионки сейчас излучала… Слабость? Хрупкость? Ранимость? Жон не мог передать охватившие его в этот момент противоречивые ощущения… Именно этот момент выбрала Пирра, чтобы медленно… Очень медленно… Преступно медленно поднять на него свои глаза… Когда Жон увидел выражение её лица, то был готов сам провалиться под землю… Пирра Никос была смущена… Жон с первого же взгляда распознал всё, что скрывало это лицо — опыт, сёстры, все дела… Он уже как-то уверовал в то, что у каждого в командах RWBY и JNPR есть скелеты в шкафу и какие-то проблемы, но вот то, что решением одной из этих проблем окажется он сам… Вернее, уже оказался! Это выбивало из колеи… Красная, словно варёный рак, Пирра подошла ближе и помогла ему подняться на ноги. Картинка леса, реки и их младших копий исчезла вместе с окружающим их защитным барьером. Экраны на стене зала показывали результаты тренировочного матча: Аура Пирры оказалась в красном секторе, тогда как уровень Ауры Жона завис на самой границе. Жон посмотрел на Пирру. Казалось, будто её лицо так не и вернёт свой нормальный оттенок. Яркие зелёные глаза смотрели ему прямо в душу с неуверенностью и опаской… Это было… Очень. Странно. Жон не представлял, что ему делать в подобной ситуации, а потому… Просто предложил ей руку. По какой-то нелепой случайности оказавшейся той же самой, в которую, словно в спасательный круг, минутой ранее вцепилась её младшая версия… Пирра медленно, словно в неверии, приняла его руку, обвила её своей и мягко прижалась щекой к его плечу… Они не говорили друг другу ни слова — слова в его сне Жону были почти не нужны… Сам же Жон испытывал сейчас целый коктейль самых разных эмоций… Но несмотря на всю хаотичность этой смеси, Жон точно мог сказать, что не испытывал сейчас ни одной негативной эмоции. Вся эта ситуация с дурацким сном, «рассказами» и Пиррой была удивительной, захватывающей, взбалтывающей его мозг раз за разом и даже, что уж там, смущающей без всякой меры! Но… Жон был этому благодарен. Всему. Разом. Он так много узнал, так много понял и осознал за этот длительный сон… А ведь если бы не это, он бы ещё очень долго не давал бы себе заметить отношение Пирры к нему: уж больно глубоко в душу тогда запали слова Вайсс перед процедурой распределения команд. И Жон даже не понял, как сам возвёл между ними границу… Границу, которую обходительная и мягкая Пирра не могла переступить. Границу, которую Жон не смел стирать из-за того, что поддался общим предрассудкам и стереотипам. Жон думал, что в общем-то знает и понимает свою напарницу — они много говорили в первые дни. Но это была всё так же заученная Пиррой биография, обычная картинка, нарисованная для фанатов, пусть и основанная на реальных событиях… А сейчас Жон начинал понимать, что не знает ничего… Ни о ком из них. Из обеих команд. Да, пусть он видел их истории, но в том то и дело, что видел, да и только. Хотя сам себе поверил, что уже знает всё. Отвратительно. Жон передёрнулся от отвращения к себе, беспокойно под боком заёрзала Пирра… Жон взял себя в руки и внутри поклялся. От всей души поклялся. Сам себе. А Арки никогда не предают своего слова! Что во что бы то ни стало, станет для этих людей достойным их доверия. Сейчас, даже зная лишь кусочки их прошлого, ему начинало казаться, что он сможет их понять… Однако с пониманием пришло и ещё более сильное чувство — Жон понял, что начинает их любить… Смешно. В реальности, если ему не изменяет память, прошли жалкие несколько недель — хотя ещё недавно он не мог этого вспомнить, странно — а он уже готов буквально на всё ради каждого из этих людей… Кроме Озпина — он странный и явно что-то скрывает, нафиг этого мужика. Но сообщение ему передаст, конечно… Они с Пиррой в итоге гуляли по территории академии до самого утра, а встречать рассвет вообще отправились к восточному утёсу. За всё время не перебросившись даже словом. Пирре из его сна явно было хорошо и так, а Жон не считал уместным говорить о чём-то столь важном здесь, где это просто бессмысленно. Может, его сон и сложнее, чем простая игра его воображения, да только это именно его сон. А накопленные чувства следует доносить до других… До рассвета оставались считанные минуты, а на Жона вдруг начало укрывать чувство некоторой слабости… Они с Пиррой сидели прямо на земле, смотря в сторону восходящего солнца, Пирра всё так же держала его руку, прислонившись щекой к его плечу, а на Жона накатывала слабость: мышцы слабели и, казалось, начали иссыхать прямо на глазах, неудержимо захотелось прилечь прямо на землю. Жон неловко завалился на спину, увлекая Пирру с собой… Земля под ним вдруг начала казаться всё мягче… Но несмотря на всё происходящее, Жон словно чувствовал, что всё идёт… Правильно. На его груди завозилась алая голова, поднимая свой взгляд к его лицу, и впервые за всё время после боя подала голос: — Так жаль, Жон… — несмотря на появившуюся в голове лёгкость, Жон не мог не заметить странность этой фразы. — О чём ты, Пирра? — его голос был удивительно слабым и даже немного хрипел. — Так жаль, но тебе пора просыпаться, Жон… -… — Жон молчал. Тогда Пирра приподнялась над ним и впилась в его лицо очень серьёзным и требовательным взглядом. — Проснись, Жон… — прозвучали её слова гулким эхом. Жон моргнул и всё изменилось. Пропало небо над головой и серьёзное лицо Пирры с такими яркими зелёными глазами… Их заменил обыкновенный потолок. Жон постарался скосить взглядом по сторонам, горло нещадно гудело, требуя хоть немного воды… Запищал какой-то прибор, словно реагируя на его попытку движения… Таким образом, практически через три недели после инцидента, Жон Арк, нагруженный неожиданными знаниями, умениями и навыками из своего и чужого мира, наконец, проснулся. \ \ Послесловие автора, ибо мне не хватает символов, чтобы поместилось в коментарий под главой Я за-ко-ле-бал-ся писать эту главу, но вышло здорово, как по мне! =) Отрихтовал «Стену текста» могучей тёркой, немного подправил местами текст, надеюсь стало лучше) Итак, сам комментарий: После прочтения одного интересного фика по RWBY, я решил разнообразить написание понравившимся мне элементом: броски и проверки событий по мотивам игры Мира Тьмы. Всё происходящее с Жоном во сне было обусловлено бросками кубиков. Приведу несколько примеров: Жон увидел во сне будущее, сложность 10 (практически невозможно), 4 броска, неудача Жон увидел во сне произошедшее с другими прошлое, сложность 9, 4 броска… 3 успеха (мало кто может, пожалуй, представить себе мой шок) Жон увидел предательство Леонхарта (слив инфы), сложность 9,4 броска, провал (отрицательный успех) — ничего не увидел и даже далеко не сразу заподозрит. Жон увидел своё прошлое, сложность 4, 4 броска, 4 успеха (ну, типа ожидаемо) Жон сознательно получил практические навыки по медицине от Штейна, сложность 8, 4 броска, неудача. Жон интуитивно получил практические навыки по медицине от Штейна, сложность 7, 4 броска, 2 успеха — ну, что-то получил. Во сне напали Гримм, сложность 4, 6 бросков, 6 успехов (ну, типа очевидное событие, только на размах нападения броски повлияли) — отсюда такая орда. Жон активно уничтожал Гримм, сложность 7, 8 бросков (благодаря душе Штейна так много), 5 успехов (5+ успехов = шедевральное исполнение) Жон смог запомнить (но ещё не отработать и не овладеть) боевые навыки Штейна, сложность 9, 7 бросков (видел 2, чувствовал 2, хорошо танцует 3), 3 успеха (удалось, но с трудом) — тут вообще выпало четыре успеха, но ещё и единичка, типа минус успех, все дела. Жон смог увидеть тренировки с косой Руби, сложность 8, 4 броска, 3 успеха — увидел и разглядел. Жон смог тренироваться владению косой вместе с Руби, сложность 8, 5 бросков, неудача. Увидел, но ничему особо не научился Жон увидел и смог понять проявление Адама — сложность 7, бросков 4, 1 успех — понял только то, что оно есть и чертовски опасно, выдавая красную вспышку. Жон услышал во сне легенду о двух богах, сложность 7, 4 броска, 2 успеха — услышал, но не всю/не полностью. Жон узнал во сне про Салем, сложность 8, 4 броска, неудача — ничего не узнал, никто ему не сказал. Жон узнает увидел/узнал похитительницу сил Девы Осени во сне, сложность 8, 4 броска, 4 успеха — увидел и узнает с лёгкостью при встрече Было много разных песен, о которых я хотел дать знания нашему ГГ в момент танцев с Янг, некоторые не прошли отбор кубиками, однако сама ситуация получилась: Жон научится петь и играть под гитару песни, запомненные во сне, сложность 7, 5 бросков, 5 успехов — шедевральное исполнение услышанного, йей!. И так далее и далее (вплоть до перебора бросками способностей мира Соул Итера, которые мог теоретически притащить с собой Штейн. Прокнули, кстати, только три — видение душ, удар души и резонанс душ). Мне чертовски нравится такая система! Буду рад любым комментариям. Чтобы не быть совсем уж голословным, статы Жона (или Штейна в скобках — будут проявляться бессознательно или были у Жона во сне, как физические например): Physical________________Social__________________Mental_______________ Strength ______2 ___(4)__Charisma______4________Perception_____2____(4) Dexterity ______2___(5)__Manipulation ___2___(3)__ Intelligence____2____(5) Stamina_______2 ___(5)__Appearance____4________Wits__________4____(4) Summs _______3____________ _________7_____________________5______ Talents_________________Skills__________________Knowledge____________ Alertness______1 ___(3)__Animal Ken_____1_______ Academics_____1____(5) Athletics ______3________Crafts_________0___(0)__Computer______1____(3) Brawl_________1___(5)__ Drive _________1_______ Finance_______ 0____(2) Dodge________1___(5)___Etiquette ______0_______ Investigation___0____(5) Empathy______2________ Firearms ______1_______ Law __________0____(2) Expression ____1________ Melee ________1___(5)__ Linguistics_____0____(3) Intimidation ___0___(2)___Performance ___3_______ Medicine ______0____(5) Leadership ____2________ Security_______0__ (1)__ Occult ________2______ Streetwise_____1________Stealth________0_______ Politics________0______ Subterfuge ____1________Survival_______2___(5)__ Science _______1____(5) Summs_______13__________ __________9___________ __________5______ Discipline_______________Background_____________Virtues_______________ Aura Skills_____1___(3)___Allies_________3________Conscience ____5____(1) Soul Skills_____2___(5)___Influence______2________Self-control ____3____(1) Semblance____ 0________ Resources_____0________Courage_______2____(5) Summs_______3______________________5___________ __________7______ Humanity_____8____(2)___Willpower _____2___(5)_____ __________________ Всё четко, по учебнику. Да, Штейн — это не только супер-убивашка, но и проблемы с человечностью и рассудком.