Big Bad Badass Sht... Arc, year.

Прошло несколько дней. Над академией Бикон ярко светило солнце. Небольшой ветерок колыхал верхушки деревьев местного парка. По вымощенным плиткой дорожкам бродили жизнерадостные студенты, переговариваясь и иногда громко смеясь… Вокруг витало общее настроение умиротворения и радости с острыми нотками любопытства. Самый обсуждаемый за последний месяц студент наконец-то вышел из комы и быстро идёт на поправку. А потому, возможно, сможет наконец пролить свет на тот инцидент. Сильный взрыв без следов применения праха на территории академии — шикарный повод для слухов, сплетен и невероятных теорий. Самой распространённой из них была теория о пробуждении Проявления от страха падения/высоты/полёта — нужное подчеркнуть. Всё же, после того, как очевидцы запуска Жона Арка в оружейном шкафчике рассказали всё, что знали о нём: о слабых боевых навыках, о периодических успешных нападках со стороны Кардина, о его общей мягкотелости и, конечно, о довольно слабых ответах на теоретических занятиях. Получившийся образ был… Очень специфическим для личинки Охотника, на которого здесь все и учились. Зато прекрасно вписывался в озвученную теорию. Слабачок и мягкотелый трусишка от страха разбудил Проявление. Случай не уникальный. Вот только состояние парня явно этой теории противоречило… Да, Проявления отличались завидным разнообразием от Охотника к Охотнику, иногда даже появлялись по-настоящему странные Проявления, однако… За всю историю использование людьми Ауры и Проявлений никогда, вообще НИ-КОГ-ДА Проявление не наносило прямой вред своему пользователю. История знает множество курьёзных случаев, вроде Проявления одного Охотника-пиротехника, которое позволяло ему вытягивать тепло из окружения и использовать его на своё усмотрение. В основном он использовал его для создания в бою огня, чтобы согреться и для своей работы в кузне. Да, он был Охотником-кузнецом. Но даже его, довольно опытного и сильного воина, не миновала участь попадания в анналы истории за свою глупость: мужик умудрился применить свою способность во время дождя, промокнув до нитки. Говорят, от случайно его активировал когда, продрогнув до костей под холодным дождём, оглушительно чихнул… — И что тут такого? — Мог кто-то спросить. А вот что. Его Проявление выпило всё тепло из воды вокруг него, в одно мгновение обратив её в лёд… Ещё не понятно? Очевидный ответ предлагали студенты — он покрылся льдом и превратился в ледяную статую. И это правильный ответ. Но лишь на половину. Ведь собранное тепло не позволяло ему замёрзнуть, а активированная Аура и накаченное работой в кузне тело легко сломали окружающий лёд, вот только… Одним из основных свойств льда является его расширение относительно объёма замёрзшей воды… А поскольку в тот день шёл страшный ливень и мужик промок буквально до нитки… В одно мгновение образовавшийся лёд и последующее его варварское разрушение превратили его одежду в осколки, осыпавшиеся с его тела вместе с разрушенным льдом… А поскольку история запомнила этот момент, у этого действа, естественно, были свидетели. И много… На самом деле, этот случай произошёл в районе главной площади его родного города, так что его репутации и гордости был тогда нанесён по-настоящему страшный удар. Даже почти три сотни лет спустя, в наши дни, этот случай считается самым комичным из ему подобных. И, естественно, одним из самых поучительных… Правда, история на этом совсем не закончилась, но её продолжение, а точнее небольшое дополнение, историки передают из уст в уста только между собой. Очевидцы тех времён, а от них и современные историки, ещё долго потом говорили, что после того случая у кузнеца до самой его смерти не было проблем с противоположным полом… Деталь, буквально на корню подрубающая весь поучительный эффект минимум у половины студентов… Но вернёмся к Жону-в-коме. После взрыва Жон был в коме и с огромным количеством травм, которые просто не могли быть результатом падения с обрыва даже в самом худшем из сценариев — при потере всей Ауры. Тогда Жон, конечно, скорее всего бы погиб. Но и не получил бы так много травм. К тому же, когда профессор Гудвич подняла его из леса, волны Ауры вокруг тела парня, занимающейся лечением своего носителя, были видны невооруженным глазом даже без особого напряжения внимания. В итоге получалась ситуация, которая, исходя из общих знаний всех студентов, просто не могла существовать. Следов использования праха нет. Проявлением это тоже не могло быть ни с какой стороны. Какие ещё оставались варианты? Нападение? Тоже мимо: ни, как уже говорилось, следов праха, ни следов чужого присутствия — были свидетели, которые находились достаточно близко к месту удара, чтобы увидеть его, просто повернув голову. Но ни один из них не был очевидцем произошедшего, так как был занят или смотрел в другую сторону и лишь повернулись на звук. К тому же. Нападение на территории элитной академии Охотников королевства? На, до этого момента, простого безымянного студента? Серьёзно? Никто даже и не думал, на самом деле, всерьёз обсуждать подобный бред. А других вариантов, хоть приближённо похожих на правду, больше у студентов и не оставалось. Правда, были мысли у тех, кто знал про существование настоящей беспраховой магии, на которую, в сущности, всё и указывало. Но это подводило знающих людей к единственной версии о нападении, которая, по уже известным причинам, была абсолютно не состоятельной. В их мире просто не существовало настоящей «природной» магии, никак не зависящей от желаний разумного. Бога или человека. Таким уж этот мир создали братья-боги. Не могли же они, не имеющие ни малейшего понятия о множественной многомерности мироздания, знать, что их мир окажется на пути Мужика-Который-Плотнее-Чем-Ваш-Мир. Поэтому и сами они терялись в догадках. Самым спокойным на вид в данной ситуации являлся директор Озпин: он и сам за свою чрезмерно длинную жизнь повидал много всякого… Разного. Что при жизни в эру братьев-богов, что после их ухода… Так что, несмотря на всё своё любопытство, мог легко сдерживать свои эмоции и порывы. Хотя вопросов у него, как раз благодаря своей большей осведомлённости, было куда как больше, чем у всех остальных его коллег. Вот только, именно директор Озпин больше всех остальных сомневался в способности пострадавшего мистера Арка ответить на них. Поэтому подавляющему большинству из них предстояло остаться банально не заданными. Сам же виновник бурных обсуждений всего населения академии Бикон спокойно сидел у своей кровати в больничном крыле и обедал. Обильно обедал. Рядом с ним уже лежало два пустых подноса, заставленных пустыми тарелками. Еду привезла на тележке дежурная медсестра — единственный медицинский работник на всё больничное крыло. Всё же в ситуации существования Ауры, сторонняя медицинская помощь даже начинающим охотникам заканчивалась перевязкой и редким вправлением костей, а начиналась уже со сложной хирургии и механического протезирования. Все промежуточные стадии банально отсутствовали, как класс. И для них, в случае необходимости, приглашался врач из городской больницы. Жону стороннее медицинское вмешательство не требовалось уже пару с лишним недель — все полученные его телом травмы Аура исправила уже к концу первой недели после инцидента. Он уже второй день как проснулся и сейчас проходил усиленную реабилитацию после сильной деградации мышц: его тело на момент пробуждения напоминало натянутую на кости тряпку — настолько дряблыми и мягкими стали его мышцы после всего трёх недель неподвижного лежания в койке. Да, ситуацию несколько усугубили его травмы, ресурсы на регенерацию которых Аура брала сразу на месте из его собственного тела. Но отсутствие даже малейшей нагрузки на мышцы сказалось на его состоянии куда более устрашающим образом и обычному человеку потребовалась бы как минимум пара месяцев для окончательной минимальной реабилитации. Ничего не говоря уже о полном восстановлении. Однако посмотрите на него. Второй день как проснулся, а уже смог подняться на ноги с помощью медсестры добраться до стула за небольшим обеденным столиком. Почему Жону помогала медсестра? Потому что не пускали посетителей. Говорят, наблюдение за тяжело больным близким человеком куда тяжелее и больнее, чем какое-то абстрактное знание о его болезни. Простой пример. Если сказать кому-то, что его хороший знакомый/друг/член семьи попал в аварию и теперь полностью ниже шеи парализован, то он, в зависимости от отношений между ними, расстроится или просто не почувствует ничего. А вот если он вздумает такого больного навестить, то… Это чувство крайне тяжело описать. Его вызывают к себе даже совершенно незнакомые, казалось бы, люди. Их просто достаточно увидеть своими глазами. И это ни в коем случае не похоже на обычные жалость или сочувствие, нет. Это чувство ярко негативно и очень, очень сильно давит на сердце… А ещё сильнее приманивает Гримм. Поэтому к таким больным законодательно ограничивалось посещение — только взрослые члены семьи — чтобы не увеличивать вероятность нападения Гримм. Вообще благодаря Гримм в законодательстве человеческих королевств было много подобных законов. Кстати говоря, посетители у Жона всё же один раз были — на третьей неделе его комы к нему приезжали родители. Но не могли надолго остаться: работа не волк, а медицинское обслуживание в Биконе, несмотря на отсутствие постоянного медперсонала, было на высшем уровне. Сестёр же, как и сокомандников, к Жону не пустили. Даже старших. А потому, узнав о правилах допуска заранее, они и не приезжали. И сейчас Жон тратил всё своё время на две вещи: скорейшее выздоровление, выполняя все наставления медсестры максимально обстоятельно, и осмысление всего увиденного в своём сне. Да, он не забыл свой сон. Ну, по крайней мере точно не забыл ничего важного… А если что и забыл — значит не так важно это и было. Жона волновало сейчас не это. Самым волнующим и требующим немедленного осмысления для Жона было его собственное во сне поведение… Вот что действительно было для него сейчас важно. Жон в реальности просто не узнавал себя во сне! Ударить кого-то в лицо просто за то, что он уродлив или неожиданно его напугал?! Да. Ни. В жизнь! Его совершенно не так воспитывали отец и дед! А зайти посреди ночи в комнату команды RWBY?! Да у него в реальности ни за что бы наглости на такое не хватило! Даже если бы дверь действительно оказалась не заперта! Это же чертов бред! А его поведение с Пиррой под самый конец?! Нет. Это было чертовски приятно и здорово, но… Скажем прямо. Жону в амурных делах не хватало не только тонкости и такта, но ещё и твёрдости яиц. И он это не то чтобы не понимал… Просто старался не думать. Особенно после нескольких неудачных подкатов к Вайсс только за первые две недели. Всё же Жон рос в окружении девушек самого разного возраста — сестёр. И потому вырос с довольно мягким и гибким характером. Чтобы хотя бы попытаться поладить со всеми ними. Да, такая ситуация позволяет выработать достаточно высокий уровень выдержки, терпения, но… Терпение и твёрдость — это совершенно разные грани характера. И именно твёрдость характера Жону развивать в себе было сложнее всего: сёстры всегда умели надавить на него либо силой, в силу более старшего возраста, либо количеством, тут без комментариев, либо слезами, но уже в силу возраста младшего. Буквально обложили со всех сторон. Какая уж тут твёрдость. Да, дед с отцом старались ему помочь, но… Опять же свою роль сыграло численное преимущество женской половины их семьи, поэтому их старания практически пропали втуне. Единственное и главное, чего они смогли добиться — это вбить в самое ядро его характера несколько основных истин, как например «Арк никогда не забирает назад свои слова», и привить правильное отношение к окружающим. Хотя тут в не меньшей мере постаралась его мать, частенько повторяя при нём коротенькие, но жизненные фразы, вроде «незнакомцы — это друзья, которых ты просто ещё не встретил». В принципе, Жон никогда не жаловался на своё воспитание. И не собирался делать это в будущем. Никогда. Хотя сейчас именно эта фраза матери вызывала внутри у Жона несколько сложные чувства: он с большим трудом мог представить себе дружбу с хотя бы одним из той тройки нападавших на Деву. Или с Кардином… Хотя нет, Кардин — просто придурок. С ним бы он в будущем, возможно, смог бы подружиться. Жон доел последнее блюдо и сыто откинулся на мягкую спинку стула. Под его ощущения и настроение сейчас подходили несколько песен, под которые он танцевал во сне с Янг… Не все песни в её плейлисте были весёлыми. Далеко не все. Были и мрачные, и печальные, и даже парочка откровенно пугающих… Но под их ритм всегда можно было танцевать или вести спарринг: если песни были быстрыми, то они били на скорость, а если песни замедлялись, то замедлялись и их движения, отрабатывая правильность исполнения… Было в этом что-то проникновенно-волшебное… В спарринге под музыку. И он обязательно попробует это в реальности, когда окончательно поправится, а для этого… Взгляд Жона прикипел к своему «тренажёру мелкой моторики» — кофру с его собственной гитарой. Приглашённый к нему вчера врач-реабилитолог, после беглого осмотра его состояния, привычно посетовав на аномальную скорость восстановления людей с открытой Аурой вообще и нынешнего уникума в частности, дал целый список различных упражнений для ускорения восстановления, среди которых затесалась и «игра на любом музыкальном инструменте», обычно предлагаемая больным для домашней реабилитации — чтобы не мешать соседям в больнице неловкими или резкими звуками. Но у Жона то соседей не было. Даже в соседних палатах. Поэтому Жон спросил про гитару. Ему ответили согласием и в течении часа кофр с гитарой уже стоял рядом с его кроватью… Жон потянулся к кофру и достал инструмент. Движения его рук всё ещё были несколько вялыми, но… Разве не для этого ему и нужна сейчас гитара? Тем временем, в его голове сейчас плотно сидел один подходящий настроению мотив. Пальцы парня пробеж продёргались по струнам. Звук был ещё тот. Но дорога растёт под шагами идущего и Жон начал свой маленький путь… Подбор мелодии из головы занял почти целый час. Просто огромное время для профессионального музыканта и просто мгновение для вчерашнего любителя, вроде Жона. Не то чтобы он жаловался на свой слух, но… Раньше просто взять и подобрать мелодию у него бы точно не вышло, а значит — просто ещё одна странность из его сна. Сколько их уже было, а сколько ещё будет? Жон решил не забивать себе этим голову, а вместо этого постараться насладиться собственной музыкой… Получилось не сразу… Ведь одним делом было подобрать ноты, но совсем другим делом было его состоянии их сыграть. Однако будучи воодушевлённым успехом с подбором мелодии, Жон повторял мелодию снова и снова и на… какой-то там раз, он признал исполнение удовлетворительным, чтобы под него спеть… *** Тем временем под одним определённым окном больничного крыла собралась небольшая компания из семи человек, привлечённая неловким звучанием гитары из открытого окна. За последнюю неделю эта компания по неизвестным остальным причинам облюбовала газон в парке, примыкающем к больничному крылу с нужной им стороны, и периодически там встречалась, чтобы вместе отдохнуть и по болтать. А причина образования этих стихийных посиделок у них всё же была. И эта причина носила яркие алые волосы и бронзовую тиару на голове. Вместе с именем Пирра Никос и титулом четырёхкратной чемпионки регионального турнира Мистраля. И по совместительству являлась партнёром — единственным личным напарником на время обучения в академии — потихоньку приходящего в себя больного. Пирра с первого же дня инцидента начала каждый день, словно случайно, прогуливаться мимо больничного крыла академии в любое свободное время. Потом она, отчасти благодаря своей популярности, смогла выспросить у дежурной медсестры, в какой именно палате лежит в коме её партнёр и куда выходят из неё окна — оказалось что комната находится на втором этаже и окно находится с внешней стороны относительно башни СМКС. Так что на второй неделе комы Жона, Пирра уже успела облюбовать одно из мест на газоне под нужным окном. Мягкий газон и редкие деревья предлагали неплохой вариант для посиделок. Но частые отлучки Пирры не остались не замечены остальной её командой, а точнее… Не остались не замечены бдительной Норой. Сначала Нора решила проследить за Пиррой в лучших традициях некоторых мульфильмов: нарочито заметно прячась за разными предметами, совершенно по-мультяшному передвигаясь между укрытиями и шумно комментируя увиденное. Но ничего предосудительного так и не обнаружила — ну сидит девушка на траве и сидит. Иногда что-то читает. Вот только отсутствие результата для Норы никогда результатом не являлось, поэтому Пирра оказалась, фигурально выражаясь, припёрта к стенке и обложена вопросами вроде: «Кто?», «Что?», «Зачем?» и «Почему?». А извечно вежливая и не привыкшая отказывать Пирра честно той и ответила, что просто навещает Жона хотя бы и так, раз к нему в палату не пускают никого, кроме врачей и родителей. Процесс «допроса» (или кавычки тут лишние?) умудрилась случайно увидеть и подслушать проходящая мимо Руби, немного скучавшая по забавному Жону, первому человеку, с которым она подружилась по прибытию в Бикон и вместе с тем искренне переживавшая за его состояние… А потому искренне поддержавшая идею Норы в составлении компании Пирре, тем более что Руби считала её поступающей совершенно правильно. Как и должен себя вести настоящий партнёр! И своим указом лидера, привела с собой и остатки команды RWBY! Вайсс отчаянно сопротивлялась подобному времяпрепровождению, но… Руби всегда умела убеждать. Или упрашивать. Особенно, если считала дело правильным! Так, начиная с третьей недели пребывания Жона в коме, под окном его больничной палаты и собрался данный консилиум (Рен пришёл (был принесён?) вслед за Норой). Девушки болтали друг с другом, иногда читали разные книги, кроме Блейк — та всегда читала какую-нибудь книгу, иногда какую-нибудь движуху начинали Янг и Нора… Короче говоря, скучно им не было и так. А потому звуки гитары привлекли их внимание не сразу. Откровенно говоря — совершенно не замечали. Ровно до одного момента. Просто в один момент… музыка разлилась в пространстве. Её не было ещё секунду назад и вот она уже давно льётся прямо вам в уши… Но и это странное состояние продлилось не долго. Ну или как минимум недостаточно для того, чтобы компания знакомых, с претензией на дружбу, смогла определить, что происходит, когда из открытого окна второго этажа вместе с несколько мрачной, но красивой мелодией послышался тихий хриповатый мужской голос… Murder lives forever And so does war It's survival of the fittest Rich against the poor На голове Блейк, лучше всех остальных слышавшей слова парня, несколько нервно вздрогнул чёрный бантик. Крупные мурашки пробежались по светлой коже. Остальные девушки замерли на своих местах, пытаясь разобраться в совершенно новых ощущениях… Рен продолжал спокойно читать какой-то справочник. At the end of the day It's a human trait Hidden deep down inside of our DNA Редкие фальшивые ноты безжалостно резали чувствительный слух фавна-кошки, но ни йоту не ослабляли мистического ощущения, навеваемого песней. Казалось, стоит лишь на миг закрыть глаза, лишь только моргнуть, и можно оказаться посреди мрачного фильма с эффектом присутствия… One man can build a bomb Another run a race To save somebody's life And have it blow up in his face I'm not the only one who Finds it hard to understand I'm not afraid of God I am afraid of Man Блейк медленно спрятала лицо за лежащей в руках книгой, продолжая внимательно слушать каждое слово. В то же время Жон, словно стремясь помочь своим слушателям, с каждой строкой пел всё уверенней и громче, но в то же время… Глубже? Более гулко? Будто всё дальше удаляясь от слушателей. Или это они отдалялись куда-то? Ощущение источника звука медленно смазывалось. Is it running in our blood? Is it running in our veins? Is it running in our genes? Is it in our DNA? Humans aren't gonna behave As we think we always should Yeah, we can be bad as we can be good Неожиданно даже для себя, к каждому слову песни начали внимательно прислушиваться Вайсс и Янг. Блейк всё же закрыла глаза… Underneath it all, we're just savages Голос певца словно выносил свой приговор вместе с признанием. В голове Блейк вспышками пронеслись картины далёкого детства… «Виновники великой войны! Воры! Дикари (Savages)! Животные!» — она навсегда запомнила эти крики людской толпы, пока она пряталась за своим отцом, крепко сжимая в детских кулачках ткань его штанов… Hidden behind shirts, ties and marriages Несколько нервно вздрогнула Вайсс, в мыслях которой совершенно неуместно промелькнул отец… How could we expect anything at all We're just animals, still learning how to crawl Underneath it all, we're just savages Hidden behind shirts, ties and marriages How could we expect anything at all We're just animals, still learning how to crawl По лицу младшей из слушательниц, Руби, казалось, будто она сейчас момент открывает для себя какие-то новые тайны бесконечной вселенной. В её серебряных глазах почти отражался космос. Слегка приоткрытый рот закрывала прижатая к подбородку ладошка… Остальные девушки казались соляными изваяниями самими себе, словно доосмысливая что-то глубоко внутри. Сменившийся вкрадчивым тоном мужской голос странно завораживал. Даже вечно энергичная Нора сейчас демонстрировала непривычное для неё выражение лица какой-то ностальгичной печали. Рен единственный обратил внимание на выражение лица своей подруги и начал осматриваться вокруг в поисках возможного источника. Едва слышная песня, доносящаяся из окна палаты известного больного, была далеко не первой в его списке возможных триггеров. We live, we die We steal, we kill, we lie Just like animals But with far less grace We laugh, we cry Like babies in the night Forever running wild In the human race Блейк не понимала, что с ней такое… Эта песня… Жестокие, иногда словно злые слова, слетающие с языка певца, вместе с мрачной мистической атмосферой, навеваемой мелодией, словно играли на самых потаённых струнах её души… На самых глубокий страхах и переживаниях, о которых она подсознательно знала, но в которых не хотела признаваться даже себе… Ей нестерпимо хотелось встать и сбежать от этого чувства, но песня не пускала её, запуская свои тонкие пальцы всё глубже и глубже в её душу. Это было неправильно… Она никогда не должна была реагировать так на какую-то обычную песню… Правда, справедливости ради, стоит заметить, что схожим образом на песню отреагировали и все остальные девушки. И даже сам исполнитель не мог бы сказать, что вызывало такую реакцию у его слушателей… Another day, another tale of rape Another ticking bomb to bury deep and detonate I'm not the only one who finds it hard to understand I'm not afraid of God I'm afraid of Man Зато многое мог при жизни рассказать о причинах подобной бурной реакции профессор Штейн. Как прошлый владелец огромных размеров Души (а так же один очень популярный в своём мире певец). Он бы сказал, что это просто был один из возможных побочных эффектов неуправляемого дыхания Души: Душа каждого существа постоянно испускает волны энергии, называемые её дыханием и пассивно влияющие на души вокруг… You can see it on the news You can watch it on TV You can read it on your phone You can say it's troubling На этих словах вдохновенного певца уже почти все, а не только более пристрастная Блейк, как-то сами собой провели параллели с группировкой «Белого Клыка». Кроме Руби. В её голове виднелся Роман Торчвик с его подпевалами, которых она встретила на каникулах почти два месяца назад. Сама же девушка-кошка сидела на траве, даже не замечая побелевших костяшек сжимающих книгу пальцев. Humans aren't gonna behave As we think we always should Yeah, we can be bad as we can be good Когда дыхание Души не контролируется сознанием, оно начинает действовать хаотично и, по большей части, эмоционально. Когда такой разумный берётся за какое-то дело во всем рвением, его действия начинают подкрепляться дыханием его Души. Что обычно не влечёт за собой никаких особых последствий для окружающих. Только не в том случае, когда бесконтрольным является дыхание Души, на несколько порядков более крупной и мощной относительно невольных жертв… Underneath it all, we're just savages Hidden behind shirts, ties and marriages How could we expect anything at all We're just animals, still learning how to crawl Underneath it all, we're just savages Hidden behind shirts, ties and marriages Truth is in us all, cradle to the grave We're just animals still learning to behave Поэтому для профессора подобная реакция окружающих была бы совершенно очевидна. Настолько очевидна и банальна, что даже не требует никаких дополнительных исследований. Исключая простенькие тесты на возможность повторения эффекта сознательно — зачастую интуиты могли творить поразительные вещи. Вот только, ни профессор, ни Жон, реакции на своё исполнение не наблюдали, и вообще, парень был уверен что просто поёт для себя. All the hate coming out from a generation, Who got everything, and nothing guided by temptation. Were we born to abuse, shoot a gun and run? Or has something deep inside of us come undone? Is it a human trait, or is it learned behavior? Are you killing for yourself, or killing for your savior? Бедная впечатлительная Блейк была в душе ни живая, ни мёртвая. Бесплотный дирижёр безжалостно ворошил её душу, вытаскивая на свет всё то, на что она не хотела смотреть. Underneath it all, we’re just savages Hidden behind shirts, ties and marriages How could we expect anything at all? We’re just animals still learning how to crawl Underneath it all, we’re just savag… Кха-кха-кха… Кха!.. Кха-кха… Певец на середине последнего припева зашёлся совершенно немузыкальным, сухим кашлем, напрочь разрывая на мелкие кусочки навалившееся на девушек ощущение мистики. Но спустя ещё несколько секунд, гитара медленно заиграла снова. Правда без слов и совершенно другой мотив. Присутствующие под окном девушки вышли из ступора, навеянного неожиданно красивой и берущей за душу песней. Несколько минут прошли в какой-то сокровенной тишине, внезапно разрушенной непосредственной Руби, которую сейчас больше волновал вопрос: — А что такое DNA? — Компания перебросилась друг с другом вопросительными взглядами и все по очереди пожали плечами. Кроме Блейк — та всё ещё была где-то глубоко в себе. Вопрос остался без ответа. Что поделать, если даже в самом научно-продвинутом Атласе не слишком углублялись в генетику — генетика без достаточных исследований, а это деньги и, самое главное, время, никак не могла помочь в выживании, оставаясь на уровне полученных в различных экспериментах закономерностей и проектов отдельных энтузиастов. Но что же Блейк? Блейк всё так же продолжала сидеть, прикрыв лицо книгой: она до сих пор не была уверена в своей возможности удержать сейчас лицо. Однако девушке стало значительно… легче? Долгими месяцами копившиеся где-то внутри эмоции и страхи, что девушка старательно прятала не только от любимого когда-то Адама, но и от самой себя, гулко отозвались на жестокие слова песни и вырвались наружу, словно когда-то небрежно брошенные в глубокую рану нити, не дающие той окончательно закрыться, и вытянутые сейчас чьей-то уверенной рукой… — А кто-нибудь вообще знал, что Жон умеет делать… Так? — Даже извечно яркая Янг не могла сейчас подобрать правильную аналогию произошедшему, неуклюже пытаясь помочь себе руками изобразить крутившееся на языке название… Пение? Игра на гитаре? Исполнение? Все известные ей слова казались ей сейчас слишком мелкими, чтобы полноценно и всеобъемлюще описать это… Деяние. — Эм… — Вынужден был начать отвечать самый наименее пострадавший участник команды JNPR, Рен. — Мы все видели у Жона кофр с гитарой, но он ни разу к ней при нас не прикасался за те почти три недели до инцидента… — А-а-а… Ясно, — ещё раз попыталась разрядить обстановку и сменить тему взрывная, иногда буквально, блондинка, тут же притворно возмутившись. — Вот же скромняга нашёлся! — Да, Жон действительно очень… скромный парень — несколько неуверенно поддержала её Пирра, всё же являющаяся партнёром обсуждаемого парня. — Да-а-а, скромный. Что отнюдь не всегда хорошо, — решила выразить своё мнение наконец окончательно пришедшая в себя Нора. — Надо было сразу проучить этого придурка Кардина! Может и не случилось бы… ничего… Несколько неловкое молчание вновь повисло над подростками. Каждый из них в той или иной степени всё же винил себя в произошедшей с парнем катастрофой. И не важно, насколько те были действительно виноваты — злобной пакости по имени совесть ничто не могло помешать грызть им душу, кроме слов самого пострадавшего парня, сказанных им в лицо… Да ещё и песня эта. Жон же не мог знать, что у его исполнения были слушатели, правда (?), — задумайтесь и спросите себя, как часто вы обращаете внимание на шум за окном вашей квартиры, особенно когда болеете — а значит Жон пел для себя… И мрачная атмосфера песни вкупе с такими жестокими словами лучше всего остального могли сказать о его состоянии… Тяжелее всего себя чувствовали Пирра и Руби. Пирра — потому что она была его партнёром. Руби — потому что Жон стал ей первым другом. И ни одна из них не сделали ни-че-го, чтобы как-то это предотвратить. Следом шли Нора и Рен, как сокомандники пострадавшего, и хотя по Рену было сложно сказать, чувствует ли он на самом деле что-нибудь по этому поводу или нет — особенности Проявления — Нора просто ярко грустила за них обоих. Остатки команды RWBY же, на самом деле, даже после дернувшей их душу песни были куда больше обеспокоены подавленным состоянием обычно всегда позитивной Руби — они и Жона то «проведывать» приходили только с целью поднятия ей настроения. Особенно ярко проявлялось беспокойство у её старшей сестры, Янг. И выражалось её беспокойство в довольно привычной ей форме: если в первый раз ноги придурку Кардину сломала на эмоциях Нора, когда тот буквально на следующий день после инцидента попытался поднять Жона на смех, то во второй, третий и, почти, четвёртый раз, это сделала Янг. Которой было почти физически больно видеть свою жизнерадостную сестрёнку такой подавленной. После третьего попадания Кардина в больничное крыло, её вызвал к себе директор Озпин и сделал мягкое внушение на тему того, что пора бы ей уже и оставить придурка в покое. Конечно, сказал он это в гораздо более… Обтекаемой формулировке. Но суть Янг уловила верно. И даже действительно почти успокоилась… Но придурку, блин, серьёзно, может это просто его вторая фамилия (?) — слишком уж часто повторяется рядом с его именем последние дни, Кардину было решительно необходимо открыть свой поганый рот во время учебного спарринга с ней во время занятия по боевой подготовке и только молниеносная реакция ожидавшей чего-то подобного заместительницы директора Гудвич спасла придурка, ну точно вторая фамилия, от четвёртой путёвки в больничное крыло. И нет, это ни в коем случае не было обычной её реакцией на подобные раздражители — Кардин в этом плане стал её «первым». Несмотря на весь её взрывной характер и вполне подходящее какому-нибудь настоящему берсерку Проявление, Янг никогда не переступала определённой черты. В данном случае черту пересёк придурок (может с большой буквы начать её писать? Фамилия всё же) Кардин. Он совершенно не винил себя в произошедшем, да ещё и имел наглость над этим смеяться! Ну и, конечно, подавленная Руби никак не помогала душевному равновесию своей старшей сестры. Нет, Руби не ходила теперь целыми сутками с угрюмым лицом, повесив нос. Она даже вполне находила в себе силы улыбаться, шутить и устраивать своей команде какую-нибудь полезную или весёлую активность. Руби была замечательным лидером для своей команды. Вот только сестру Руби не смогла бы обмануть никогда. Да даже Блейк и Вайсс, несмотря на не столь длительное знакомство, тоже видели, как на самом деле сильно переживает произошедшее Руби. Но молчали. Потому что обе понимали, что ничем помочь сейчас никому не могли. Поэтому просто соглашались с любым предложением Руби, чтобы хотя бы так помочь своему лидеру немного развеяться. Полегче стало, когда они начали собираться все вместе под окном больничной палаты Жона: хотя бы такая, пусть и незримая, поддержка больного друга, сильно помогла облегчить её груз бездействия. Сейчас она могла делать хотя бы что-то. А если учитывать, что вся её команда была здесь, вместе с ней, это не противоречило её внутреннему компасу настоящего лидера. Руби смогла совместить в одном деле правильное с необходимым и была по-настоящему этому рада. Неловкую тишину, до сих пор висящую над головами подростков, прервала Вайсс, стабильно отыгрывающая роль главной стервы, а иногда и единственного голоса разума, этой компании: — Всё, что произошло, с высокой вероятностью — просто одно большое совпадение. Не могу поверить, что повторяю эти слова уже почти целую неделю, но перестаньте уже накручивать себя на ровном месте! Ей никто не ответил, но обстановка на поляне заметно разрядилась, а взволнованные девушки всё же нашли в себе силы расслабиться, расслабилась даже выбитая из колеи сильнее других Блейк, и продолжить слушать уже (или пока?) не такую приятную слуху музыку: Жон явно сейчас подбирал на слух какую-то новую мелодию. Но не долго — довольно скоро музыка резко прервалась и из палаты послышались едва слышные отсюда голоса: Жону привезли ужин. В этот момент проснувшийся голод почувствовали и сидящие внизу девушки. А потому сборы не заняли у них много времени. Пирру, порывавшуюся остаться сидеть здесь по-дольше, за руку тащила в сторону общажной кухни включившая режим гиперактивной мамочки Нора. Это была не самая её любимая в компании роль: Нора и сама очень любила ребячиться и веселиться, а Рен ей в этом лишь потакал. Но, в случае очень большой необходимости, вполне могла стать очень ответственной девушкой… Не слишком отступая от своего стиля, естественно. Да что говорить, если Нора могла на время изобразить даже сурового армейского сержанта! Опять же, не слишком отступая от своего обычного поведения. В итоге при, казалось бы, очень похожем со стороны поведении, Нора могла исполнить в компании людей совершенно любую социальную роль. Поэтому, Рен был с приданным ускорением отправлен в сторону кухни — начинать готовить ужин — а значительно замедленная Нора тащила за собой упирающуюся во все возможные препятствия Пирру. На самом деле, это уже давно больше напоминало какой-то их маленький командный, или семейный (?), ритуал, повторяющийся из раза в раз уже значительно больше одной недели, когда они начали собираться вместе двумя командами. Кто может поверить в то, что четырёхкратная чемпионка не смогла бы вырваться из хватки даже такой сильной девушки, как Нора, если бы действительно захотела? Или может кто-то думает, что ей не хватало сил, чтобы остаться на месте? Нет, нет и ещё раз, несмотря на всю даваемую Проявлением Норы огромную физическую мощь, нет. Просто Нора начала возвращать Пирру со своих тогда ещё «просто прогулок» мимо больничного крыла с самого первого дня их начала. То есть, со дня инцидента. И этот их маленький спектакль для двоих на самом деле сильно помогал Пирре ослабить давящее чувство в груди… Как уже говорилось ранее, Нора действительно может многое. Очень многое. Если захочет. Может даже примерить роль самого настоящего психолога в случае необходимости. Хотя никогда не училась на кого-то вроде него. Просто в Норе говорил опыт. Колоссальный опыт выживания в этом огромном и чертовски опасном мире, начиная с довольно сопливого возраста. Окружённая всеобщим вниманием чемпионка и простая девушка с улицы, на сколько вообще могут быть простыми те, кто избрал своей судьбой путь Охотника. О некоторых особенно глубоких чертах её характера не знал, наверное, даже Рен. И это, кстати, была одна из причин, почему они так и не стали вместе в смысле «вместе», как часто любила повторять сама Нора. Так часто, что и сама уже давно в это поверила. А по Рену всегда было крайне трудно понять, что он думает на самом деле по тому или иному поводу. Особенности Проявления — такие особенности… Уже на входе в общежитие, когда Пирра уже давно перестала сопротивляться локомотиву имени Норы Валькери, Нора остановилась, развернулась и обхватила голову Пирры своими руками, заставляя ту смотреть себе в глаза. — Жон очнулся, Пирра, вот увидишь, всё будет хорошо! — Нора говорила тихо, но твёрдо. Пирра попыталась отвести взгляд. — Я знаю это, Нора, просто… — голос Пирры отчего-то сейчас звучал особенно слабо. — Ты же знаешь Жона — он не будет никого винить в произошедшем! — Нора решила ещё раз подбодрить подругу. — Да, я знаю, я не это имела в виду… — Пирра изо всех сил старалась спрятать свой взгляд. Но её голова все ещё была зафиксирована сильными руками другой девушки. — Давай! Выложи мне сейчас все свои страхи и сомнения! — Сейчас голос Норы звучал ещё тише и, словно, заговорщицки. Уголки губ Пирры лишь слегка дёрнулись в слабой попытке улыбнуться… — Хорошо, Нора… — Пирра взяла себе несколько секунд тишины, чтобы собраться с мыслями прежде чем продолжить. — Ты же знаешь, что Жон был… Не самым сильным бойцом нашего курса даже до инцидента… — Оу… — Я… Волнуюсь за него… Нет, не подумай, я верю в то, что Жон сможет стать действительно сильным Охотником, просто… Чтобы стать кем-то, требуется время… И именно это забрал у него с собой тот удар… — Пирра тяжело вздохнула, её плечи поникли. — Да, ты полностью права… Но это же Жон… Ну, понимаешь, Жон! — Нора… — Да ладно тебе, Пирра, он справится! — Конечно, Нора… Пойдём, попробуем, что получилось у Рена сегодня. — Точно! — И локомотив имени Норы Валькери продолжил свой путь. *** Жон вышел из здания больничного крыла. На нём были надеты чудом пережившая все невзгоды футболка и любимые джинсы. За спиной висел кофр гитары, а яркое солнце приятно грело открытую кожу. Его пятидневная обязательная реабилитация закончилась и он, наконец, перестал напоминать живое анатомическое пособие. Однако, его освобождение от боевых занятий длилось ещё минимум неделю — как раз должно хватить, чтобы вернуть Охотнику форму и даже, конкретно в его случае, а каком-то смысле её превзойти. Дело было в одной общеизвестной, но отчего-то часто упускаемой большинством людей, особенности людей с открытой аурой: Аура всегда стремилась защитить и адаптировать организм своего носителя. И если у людей без открытой Ауры это было не слишком заметно, то у Охотников, даже у личинок этого гордого титула, Аура вмешивалась во все системы работы организма, начиная с улучшения метаболизма, на случай отравления, и лечения хронических заболеваний и заканчивая укреплением костей, кожи и мышц на клеточном уровне. Охотники просто знали что да, после открытия Ауры имеет место быть небольшая перестройка организма и сильнее хочется есть… И не придавали этому абсолютно никакого значения! При этом, обычно перестройка организма может занимать весьма длительный срок, сопоставимый со сроками естественного замещения клеток организма (от семи до десяти лет). Всё же Аура-Аурой, а тратить ресурсы организма на то, что «и так работает»… Было бы совершенно не естественно. Что же это значило для Жона? О, это значило для Жона многое. Начиная с того, что выросшие за эти пять дней, пусть пока и хлипкие на вид, мышцы уже росли «под руководством» его Ауры, так ещё и кости, в основном ног, правда, его уже были значительно крепче, чем до инцидента. И пусть Жон не стал сильнее, ни в коем случае нет. И даже весьма значительно ослаб — ранее привычная и носимая почти постоянно панцирная защита сейчас бы показалась ему прибивающим к земле грузом. Нет, Жон не стал сильнее. Но Жон уже сейчас был в несколько раз крепче и выносливее себя прежнего! Да, в конечностях всё ещё чувствовалась слабость, но она была мнимой — Жон проверки ради целый день вчера бродил по всему больничному крылу, стараясь не садиться и ни в коем случае не держаться за стены (эта слабость — просто иллюзия, Жон, ты не поддашься ей!) и даже почти не устал. Разве что проголодался куда больше привычного. Другими словами, не-калечащие раны и травмы действительно делали получающих их Охотников сильнее. До определённого момента. Дальше помогали только тренировки, напитка мышц аурой, прямые инъекции праха и особые Проявления. Естественно, это только относится в голой физической мощи и общей крепости организма. То есть рецепт быстрейшего становления Охотником был таким: открыть ауру, получить максимально обширные и всеобъемлющие повреждения, вылечиться. Всё, совершенно не умеющий сражаться, но сильный и выносливый боец готов. Просто? Нет, конечно. И если с первыми двумя пунктами проблем не возникало ни у кого, то вот на третьем большинство и останавливалось. Причиной была уже другая особенность Ауры: Ауре было без различно, какие травмы лечить — она лечила все разом. Совершенно не различая пробитое лёгкое и порез на ноге. И, как и у любой другой вещи в мире, её ресурсы были конечны. У тому же, у ран существовал свой потолок скорости регенерации, зависящий от множества факторов и даже от количества доступных ресурсов организма. То есть в уже описанный алгоритм действий перед получением ран следовало как минимум добавить пункт: «Напитать тело полезными веществами, витаминами… всем необходимым для восстановления. Для пущей эффективности желательно внутривенно». Потому одна царапина совсем не обязательно заживала в два раза быстрее, чем две. И всё зависело от ресурсов, или иначе говоря, объемов, Ауры человека. Поэтому многие, попытавшиеся ускорить собственное развитие, часто сталкивались именно с этой проблемой из-за недостатка Ауры. А страдать долго, растягивая получение ран… Такие мазохисты встречались не часто. К тому же часто, не имея вообще никаких познаний в области медицины, такие «торопыги» получали калечащие травмы, с которыми их организм не мог справиться самостоятельно по умолчанию, и вместо усиления и укрепления становились калеками, которым требовалась либо сложная хирургическая операция, либо… Сложная хирургическая операция с трансплантацией и заменой поврежденной части, чаще всего конечности, на механизированную. Трансплантация между разными людьми происходила гораздо реже и сложнее — Аура могла вмешаться в процесс, отторгая неродные ткани. То есть у Охотников не происходила вовсе. Для Жона же ситуация была в корне иной: мало того что у него было Ауры достаточно много чтобы заращивать, при некотором утрировании, тысячи царапин с той же скоростью, что и одну, так она ещё и (видимо от своего действительно чрезмерного количества после инцидента, как постановила приглашённая в Бикон комиссия врачей) помогала его организму исправлять те самые калечащие повреждения. По крайней мере, врачам не пришлось вытаскивать из тела подростка ни одного заблудившегося осколка кости, даже в ногах, что были тогда больше похожи на конструктор, чем на кости, заинтересованно наблюдая за выполнением организмом Жона задачи из разряда «собери себя сам». Всё это Жону пересказали словоохотливые дежурные медсёстры, пока помогали тому придти в форму. Он с силой вдохнул, заполняя лёгкие воздухом и наслаждаясь этим сладким чувством свободы… Казалось бы, парень, ты Гриммову тучу времени провёл на свободе во сне и всего пять дней в больничном крыле. Тебя даже почти ни в чём не ограничивали, но… Всегда есть какое-нибудь «но». Пусть в больничном крыле, в отличии от стереотипов, совершенно не пахло лекарствами. Пусть было почти всё время открыто окно и ветерок частенько гулял по пространству его комнаты. Пусть во сне он и вовсе был волен делать всё, что угодно. Пусть. Но это всё было не то. Просто не то. Жон просто наслаждался этим ощущением свободы и жизни вокруг… Рука сама собой протянулась к висящему за спиной кофру, вызывая желание обратить эти чувства какой-нибудь песней… Занятия уже должны были закончиться, что, в принципе, подтверждали бродящие туда и сюда группы студентов. И, почему-то, многие из них обращали на Жона внимание, перешёптывались между собой и даже изредка указывали в его сторону. Это было странно. Жон не любил подобное внимание и раньше бы точно постарался бы сжаться и куда-нибудь по-скорее уйти, но не сейчас… Сейчас у него такого желания не было. Он мог догадаться о причинах такого внимания к его персоне: его вынужденные сиделки рассказали всё, что знали о произошедшем инциденте, о том, в каком виде он предстал тогда перед любопытной толпой и даже о том, какие слухи теперь вокруг ходят, спрашивая его в ответ о том, что он помнил сам… Жон же ничего не мог им сказать… Стыдно сказать, но почти пять субъективных лет с семьёй и несколько дней в Биконе во время сна практически полностью вытеснили его реальную память… Он даже не помнил, сколько дней прошло между церемонией поступления и инцидентом. Что уж говорить о происходивших событиях?! Оставалось надеяться, что за то время, что он забыл, не произошло ничего действительно важного, о чём он мог забыть. Однако, возвращаясь к студентам вокруг… Жон смотрел на всех них в ответ и… Не особо размышляя зачем, сделал то, о чём он ещё долго будет вспоминать со смущением с мыслями вроде: «И как мне только смелости хватило… Или то была наглость?..» Рука Жона крепче ухватилась за кофр и начала снимать тот со спины. Несколько неспешных движений и на свет появляется гитара. Рука ударила струны. Зазвучала агрессивная музыка. Многие из проходящих мимо студентов остановились, поворачиваясь на непривычные большинству студентов звуки (точно не в Биконе после занятий, по крайней мере). А Жону было всё равно — он будет думать над этим потом. Сейчас эмоции Жона рвались наружу. Он запел. Громко. В тон музыке. Он почти закричал: Cold and dark inside this coffin. 'Cause you all try to keep me down! How it feels to be forgotten? But you'll never forget me now! Студенты начали несколько неуверенно оглядываться друг на друга. Парень, недавно бывший у всех на слуху, внезапно появился и начал петь понятными словами непонятно про что. Enemies clawing at my eyes, I scratch and bleed, just to stay alive, yeah! The nightmares come out at night… They'll never catch me! They'll never catch me! B-b-b-b-b-back-back-back… B-b-b-b-b-back-back-back… Сомнение в глазах большинства превратилось в уверенность, что парень после инцидента совсем поехал с катушек. Да и выглядел он скорее забавным чудаком, чем опасным психом. «Будь он опасным — его бы не выпустили!» — Такие мысли крутили в головах окружающих Жона студентов. Light it up, light it up, now I'm burning! Feel the rush, feel the rush of adrenaline! We are young, we are strong, we will rise! 'Cause I'm back, back, back from the dead tonight! Зато поёт и играет красиво, этого толпа отнять у него не могла. Некоторые даже начали качать головами в такт песне. Да и настроение Арка с припевом начало передаваться окружающей его толпе. Дыхание его Души рвалось наружу вместе с голосом парня. Слова песни в ушах студентов начали медленно наполняться дополнительным смыслом, вкладываемым туда Душой Жона. To the floor, to the floor, hit the red line! Flying high, flying high at the speed of light! Full of love, full of light, full of fight! 'Cause I'm back, back, back from the dead tonight! B-b-b-b-b-back-back-back… В голове же Жона проносился его сон. И даже, совершенно неожиданно, прямо во время пения, вспомнились ощущения полёта в том треклятом шкафчике… Арк чуть запнулся, но этого, слава богу, никто не заметил. Сейчас Жону казалось, что он не просто на улице, а на какой-то сцене, купающийся с свете прожекторов… B-b-b-b-b-back-back-back… Break the skin, spread like poison, Dying slow when we all attack. How it feels to be the broken? They took a piece now I'm biting back! Enemies clawing at my eyes, I scratch and bleed, just to stay alive, yeah! The nightmares come out at night… They'll never catch me! They'll never catch me! B-b-b-b-b-back-back-back… B-b-b-b-b-back-back-back… Студенты всё ещё не понимали, о чём поёт в куплетах этот странный грязно-пепельный парень. Лишь редкие сточки имели хоть какой-то смысл. Но зато чудак пел с душой! А уж на припевах… Light it up, light it up, now I'm burning! Feel the rush, feel the rush of adrenaline! We are young, we are strong, we will rise! 'Cause I'm back, back, back from the dead tonight! To the floor, to the floor, hit the red line! Flying high, flying high at the speed of light! Full of love, full of light, full of fight! 'Cause I'm back, back, back from the dead tonight! …на припевах Жону начали даже немного подпевать. А если бы Арк осмотрелся внимательнее, смог бы заметить несколько, а точнее ровно семь, знакомых лиц. Очень разнообразных на вид лиц. Deep down, for the count, don't you dare cut me out! Лица Блейк, Вайсс и Рена (в наименьшей степени) выражали искреннее удивление происходящим на пополам с недоумением. Выступающий перед толпой Жон? Невозможно. Хотя с другой стороны, что они знали о людях после комы? Never break, never bow, Never beg, not a doubt! На лицах Янг и Норы играли широченные улыбки… Акул, почуявших жертву. Да и сами они, в принципе, были всегда за любую движуху (инициаторами которой зачастую и являлись), кроме голодовки («Блинчики Ре-е-на-а-а», — утробные завывания Норы при попытке голодовки), а тут такое событие! The nightmares come out at night… They'll never catch me! They'll never catch me! B-b-b-b-b-back-back-back… Выражение лиц Руби и Пирры же просто были квинтэссенцией смешанного с радостью чувства облегчения. В уголках серебряных глаз начинала собираться предательская влага. Light it up, light it up, now I'm burning! Feel the rush, feel the rush of adrenaline! We are young, we are strong, we will rise! 'Cause I'm back, back, back from the dead tonight! To the floor, to the floor, hit the red line! Flying high, flying high at the speed of light! Full of love, full of light, full of fight! 'Cause I'm back, back, back from the dead tonight! Back, back, back from the dead tonight! (B-b-b-b-b-back-back-back) back from the dead tonight! (B-b-b-b-b-back-back-back) dead tonight… (B-b-b-b-b-back-back-back) back from the dead tonight! Под конец исполнения весь припев, вместе с концовкой, оказался кем-нибудь да продублирован. Толпа взорвалась аплодисментами. Нет. Но хлопали, да. Даже почти все в общем-то. Только жиденько как-то… Но не успел Жон полностью оценить реакцию людей вокруг, как… Что-то влетело ему в грудь, едва он успел поставить гитару на землю. Рёбра мгновенно оказались стиснуты в стальные тиски, перед глазами поплыли красные пятна… Ан-нет. Не пятна… Жон пригляделся… Лепестки. Взгляд Жона сам собой упал вниз на предмет своего лёгкого дискомфорта: в его грудь изо всех своих немалых сил старалась вжаться его первая в академии подруга. Которая изредка тихонечко хлюпала носом. Жон не смог удержаться от того, чтобы начать гладить ту по голове и приобнять в ответ, стараясь её хоть немного успокоить. Нынешний вид Руби до боли напоминал ему сейчас одну ситуацию из прошлого. Точно так же в него когда-то давно вцепилась его младшая сестрёнка, которой приснился какой-то жуткий кошмар, о котором она потом совершенно отказывалась ему говорить. Пока не забыла его окончательно. Вскоре за Руби подошли и остальные его… Друзья? Жон затруднялся с ответом на этот вопрос. Они для него были… близкими. Да. Именно это слово куда лучше всего прочего могло описать его эмоции по отношению к ним. Он косвенно следил за их жизнью годами, а они… Знали его всего пару недель до его длительной комы. Боже, да он даже пролежал в коме и проходил реабилитацию почти в два раза дольше, чем был в реальности с ними знаком! Конечно, всё что он видел всё ещё могло оказаться плодом его коматозного воображения и тогда он ничего на самом деле не знал об окружающих его людях. Но уж больно глубоко в душу запали показанные истории. Жону сейчас просто хотелось в них верить. И в то же время, обладание подобным знанием, давило на него своей… незаслуженностью. Жон не уставал повторять сам себе, что совершенно не заслуживал этих знаний и ему было бы куда легче, окажись они плодом его воображения. — С возвращением, Жон. Я очень… рада тебя видеть, — Пирра взяла слово первой, попутно положив ему на плечо свою руку в попытке то ли поддержать его, то ли убедить себя в его реальности… Остальные окружили его полукругом, закрывая от взглядов толпы. Большинство собравшихся зрителей, оценив композицию «дальше кина не будет», начали расходиться по своим делам, бурно обсуждая произошедшее, но некоторые из особо заядлых сплетников решили всё же остаться в надежде на какую-нибудь сенсационную сплетню… — Спасибо… Пирра, — Жон внезапно смутился, вдруг вспомнив последние часы сна. Лицо парня бросило в краску, а взгляд начал беспорядочно метаться вокруг. — Смотрите-ка, а наша рок-звезда, оказывается, умеет смущаться! — Не смогла сдержать Янг свой острый язык. Хотя, если смотреть на её довольное лицо, то можно понять, что она вовсе и не собиралась сдерживаться! — Прекрати, Янг, — послышался снизу недовольный голос Руби, так и не выпустившая Жона на свободу. — Да что я?! Я просто… — Мистер Арк?! — Прервал Янг раздавшийся у них над головой строгий голос. Ребята расступились, открывая глазам Жона чем-то уже недовольную профессора Гудвич… -… — Никто ей не ответил, улыбки исчезли с лиц подростков, а Руби, наконец оторвалась от парня и почему-то спряталась у того за спиной. Глинда же, оценив представленную ей композицию, глубоко вздохнула и быстро смягчилась. — Мистер Арк, — продолжила она уже совершенно спокойным, даже чуть успокаивающим, голосом. — Прежде всего, я хотела бы поздравить вас с выздоровлением и напомнить о том, что ожидаю увидеть вас на своих уроках не позднее чем через неделю… — Несмотря на мягкость голоса, произнесённые слова заставили Жона непроизвольно сглотнуть. — Также. Директор Озпин желает побеседовать с вами о произошедшем, — а вот эти слова заставили напрячься уже окружающие парня друзей. — Прошу, следуйте за мной. — Заберёте гитару? — Только и успел попросить Арк прежде чем, получив от Пирры подтверждающий кивок, отправиться вслед неспешно удаляющейся фигуре заместителя директора. Дорога до кабинета директора академии заняла каких-то жалких пятнадцать минут, включая минутную поездку в лифте башни СМКС… Показавшихся Арку часами: лёгкая вялость и мнимая слабость мышц сказывались на скорости движения, а барражирующие в голове мысли растягивали его субъективное ощущение времени ещё больше. Жон думал о том, что сказать директору Озпину, передать ли сообщение из сна, и что они о нём подумают, если да? К тому же, изрядно нарушенное сном восприятие времени Жона так и не пришло в норму до конца то растягивая минуты в часы напряжённого мышления, то превращая часы безделья в мгновения покоя… Однако медленный шаг и множественные мысли не мешали Арку увлеченно глазеть по сторонам, словно заново изучая академию вокруг. Что совсем не было бы преувеличением. До инцидента и во сне, Жон почти не обращал внимания на окружение, больше обращая внимание на людей вокруг, да заучивая однотипные маршруты между классами, столовой и комнатой общежития, отчего-то даже не пытаясь узнать больше. Сейчас было иначе — Арк, стараясь делать это не слишком очевидно для сопровождающей его Глинды, жадно оглядывался по сторонам. На дорожки, на газон и деревья, на здания, башню СМКС и даже на проходящих мимо студентов… Особенно на студентов! Те смотрели на него ещё больше, замечая сначала яркую фигуру преподавательницы, и постоянно раздражали своими любопытными взглядами его, отчего-то ставшую очень чувствительной, Ауру. Шепотки вокруг забивали ставший отчего-то чрезвычайно чутким слух, но не давая разобрать подробности. Но несмотря на все эти факторы, Жон оставался спокоен всё время пути, постоянно забываясь в своих мыслях и действуя скорее инстинктивно. К тому же, стоило дверям лифта закрыться, как всё вернулось в норму: ощущения Ауры быстро успокоились, а слух перестал передавать в мозг тот монотонный гул. На Жона напало какое-то чувство иррационального спокойствия, скорее даже обреченности напополам со смирением из разряда «будь что будет», а казавшиеся чрезвычайно важными ещё минуту назад мысли медленно тонули на дне сознания. В кабинет директора на крыше башни Арк зашёл уже будучи совершенно собранным и спокойным… И без какого-либо плана в голове сложнее «Передать послание. Выслушать ответ». Директор сидел в своём кресле-шестерёнке спиной ко входу и очевидно либо просто витал в своих мыслях, либо думал о чём-то смотря в огромное окно от пола до потолка, открывающее потрясающий вид как на саму академию, так и на весь Вейл, который город. Однако стоило дверям лифта закрыться за их спинами, как кресло директора начало поворачиваться вокруг своей оси и через пару мгновений перед ними предстал и сам хозяин этого несколько эксцентричного кабинета: прямо над головами всех присутствующих медленно вращались огромные шестерёнки. — Мистер Арк, я полагаю! — голос директора, несмотря на свой высокий пост, так и лучился доброжелательностью и некой юношеской непосредственностью, а на его лице играла небольшая улыбка. — Добрый день, профессор Озпин, — дважды вбитая в подкорку мозга, второй раз совсем недавно — во сне, вежливость, сорвалась с языка парня быстрее медлительных мыслей. — Присаживайтесь, — директор указал рукой на обыкновенный стул, находящийся по другую сторону его стола в кабинете. — Не хотите чаю или, может быть, кофе? — Благодарю, но нет, сэр, эм… — Арк оказался несколько выбит из колеи столь… неожиданным предложением, но всё же присел. А через несколько мгновений задумчивого молчания, сморозил то, что крутилось на языке, смутившись сразу после своего очередного проявления наглости. — Как-то это мало похоже на вызов к директору, если честно… Сэр… Профессор Озпин на это лишь шире улыбнулся и переглянулся с Глиндой, невозмутимой статуей стоящей в отдалении за спиной подростка. — Дело в том, что я пригласил вас для обычного разговора, — ответил директор после нескольких секунд молчания. — Можете считать это неформальной встречей. А теперь, переходя к теме сегодняшнего разговора, не могли бы вы мне рассказать вашу версию произошедшего с вами в день инцидента? — Жон задумался. — Я… В виду некоторого необычного обстоятельства, я мало что могу вам рассказать, профессор, — Арк решил начать чуть издалека, отвечая на вопрос директора. — Всё, что я помню — это свой страх, ощущение полёта и удар головой, потом… Произошло нечто необычное… И вот я просыпаюсь в больничном крыле. — Нечто необычное… Что вы имеете в виду? — Голос профессора Озпина буквально излучал его интерес и лёгкое беспокойство. Его заместительница смерила спину подростка подозрительным взглядом. — Мне приснился сон, профессор, — выдохнул Арк, будто бросаясь в ледяную воду. — Очень, очень длинный сон. Почти… — Жон задумался, — несколько субъективных лет сна. Я просто уже давным давно забыл о произошедшем… — Хм… — Профессор Озпин выглядел очень задумчивым после слов подростка, а подозрительность во взгляде Глинды взяла новые величины. — И что вы видели в своём сне, если это, конечно, не секрет? «Вот и всё, — подумал Жон, — пути назад уже нет». Арк глубоко вздохнул и даже задрал голову на несколько мгновений, рассматривание мерное движение частей гигантского механизма, прежде чем ответить. — Вы верите в сказки, профессор Озпин, сэр? — Наконец окончательно решился подросток, опуская свой взгляд и смотря Озпину прямо в лицо. В глазах директора на мгновение промелькнуло удивление, а на лице вдруг заиграла тонкая улыбка. — Смотря что вы имеете под ними в виду, мистер Арк. Многие студенты любят рассказывыть мне… — Начал было директор, но вскоре был перебит. — Детские сказки, сэр. Из тех, что на ночь читают своим детям любвеобильные мамы. — Улыбка на лице директора стала чуть более вялой, тогда как в глазах его заместительницы появилась немалая доля раздражения. — Хм… — Весь вид Озпина говорил о том, что он о чём-то усиленно размышляет прежде чем спросить. — Как связаны ваш, как вы сказали, длительный сон и детские сказки, мистер Арк? — Это… Вы сразу поймёте меня, если то, что мне приснилось, окажется правдой, — ответ Жона был очень странным, а неуверенность в голосе подростка никак не помогала вере в его слова. Однако многое изменилось после того, как Арк задал очередной свой вопрос: — Вы знаете сказки о двух братьях-богах или о девах четырёх сезонов? — прозвучавший вопрос заставил улыбку на лице директора окончательно померкнуть, тогда как лицо Глинды Гудвич застыло в удивлении… Однако прошла всего пара секунд и Озпин нашёл в себе силы ответить с немного ностальгичной улыбкой: — Конечно, мистер Арк, эти истории были чрезвычайно популярны во времена моего детства! — От внимательного взгляда профессора не ускользнула странная реакция подростка на слове «истории». Жон ещё раз вздохнул по-глубже и сбросил, наконец, лежавшую в его голове «бомбу». — Тогда, может быть, вам скажет что-нибудь фраза: «На Деву Осени было совершено нападение, а часть её сил была украдена с помощью чёрной кляксы»? — Вот теперь замерли на месте на долгое время оба профессора. Удивление и растерянность легко читались на лице профессора Гудвич, тогда как лицо директора Озпина из несколько удивлённого быстро превратилось в серьёзное. — Вы хотите сказать, что увидели это в своём сне, мистер Арк? — Из голоса, как и с лица, директора быстро исчезло всё добродушие. — Да, сэр. — Серьёзность в голосе и на лице Озпина не смог бы разглядеть только дурак. Жон дураком не был. Ну или, по крайней мере, дураком себя не считал. А потому последняя его надежда на то, что сон окажется выдумкой его больного воображения, в муках погибла, принося ему вместе с тем… Облегчение. Жон Арк не был психом с промытыми фантазией мозгами… И это было главным! — Пожалуйста, расскажите мне по порядку, что именно вы увидели. — В короткой фразе профессора, произнесённой довольно мягким голосом, вместо просьбы Жону слышался жесткий приказ. — Во сне… В моём сне мы разговаривали с вами, профессор, — во взгляде Озпина вновь на мгновение проскользнуло удивление, тогда как Жон продолжал свой рассказ. — Вы рассказывали мне истории, а я, вместо того, чтобы просто слышать ваши слова, проживал эти моменты самостоятельно… — Удивление вновь появилось во взгляде директора, но теперь уже не стремилось мгновенно исчезнуть. А Жон продолжал: — Во сне я видел братьев-Богов, профессор… Вот вы знали, что у старшего брата, Бога Света, были серебряные глаза?! — Внезапно задал вопрос Арк. И сразу же, не дожидаясь ответа, продолжил говорить, — ну да ладно. Это не важно — просто риторический вопрос. Во сне я видел реликвии, что были оставлены старшим из братьев человечеству. Я слышал его слова о том, что будет, если собрать вместе Созидание, Разрушение, Знание и Выбор, — слова, обильно изливаемые подростком, творили чудеса с лицами присутствующих здесь профессоров, заставляя их переглядываться друг с другом после каждой произнесённой им фразы. — Потом вы сказали мне во сне, что детская сказка сезонов нисколько не выдумка, а на одну из Дев, Осень кажется, не так давно даже было совершено нападение… А я увидел его своими глазами… Понимаете, профессор? — Жон ненадолго прервался, смотря директору перед собой прямо в глаза и воскрешая в памяти недавно увиденные картинки. Профессора хранили молчание. — У дороги Деву ждали трое… Парень с волосами цвета стали, зеленоволосая девушка и брюнетка. Я не мог разглядеть их лиц и не помню оружия… Разве что парень точно сражался ногами… У брюнетки с собой была какая-то чёрная клякса… Потом, кто-то показался из-за деревьев верхом на лошади. Картинка в моих глазах странно задвоилась: одним глазом я продолжал видеть замершую в засаде троицу, тогда как вторым я видел совсем другую картину — на дороге сидела плачущая навзрыд девочка, а троица исчезла из вида, словно и не было их там, — профессора вновь переглянулись. Теперь, они немного успокоили свою способность удивляться и внимательно слушали рассказ. — Всадница остановилась перед плачущей девочкой и тогда на неё напали… Она успела что-то увидеть или почувствовать в последний момент и смогла увернуться. Начался бой. Всадница метала в своих врагов настоящие молнии с неба и создавала ледяные лезвия из обычных листьев… Периодически картинка двоилась перед моими глазами, частично скрывая реальное местоположение кого-то из троицы. Бой продлился не слишком долго. Брюнетка использовала своё проявление, как-то связанное с огнём и взрывами, чтобы сбить Деве Ауру, — Глинда очень выразительно посмотрела в сторону директора, начиная подавать тому какие-то знаки, но Жон сидел к ней спиной, к тому же был полностью поглощён воспоминаниями, а потому ничего не замечал вокруг, хотя его взгляд всё был прикован к янтарным глазам перед ним. — Они смогли поймать Деву, и, пока парень с зеленовлаской, вывернув ей руки, держали ту на коленях, брюнетка достала с бока какую-то чёрную кляксу, натянула на руку и начала высасывать из Девы силы с её помощью… Это выглядело чертовски мерзко, честно вам скажу… Вся эта сила, будто выворачивающаяся наизнанку и обретающая тонкий аромат трупной гнили… А уж когда чёрная клякса начала расползаться по всему телу брюнетки… Мрак одним словом — меня чуть тогда не стошнило… Да и стошнило бы, будь у меня тогда тело! Но хвала обоим Богам, на сцене появился наставник Руби и отбил пострадавшую девушку. Конец истории. После того, как я сказал вам во сне про чёрную кляксу, вы, профессор Озпин, стали очень серьёзным, вот прямо как сейчас, и настоятельно попросили передать эту информацию вам вне сна. Как-то так… — Закончил Арк, тогда как профессора продолжали переглядываться между собой, словно ведя свой диалог без слов… — Вы сказали, что это я попросил вас передать эту информацию мне вне сна, так? — Спросил Озпин после нескольких секунд молчания, выделяя в своей речи некоторые слова. — Да, именно так вы и сказали мне, сэр. — Жон не врал, а потому не видел смысла отказываться от своих собственных слов, однако это не мешало ему мысленно добавить: «Перед тем как развернуться и в спешке уйти, не дав задать ни одного вопроса». — Получается, вы, как и окружающие там вас люди, понимали, что вы видите сон? — Не совсем, сэр, я почти с самого начала знал, что сплю и что всё вокруг меня — плод моего воображения… Вы были единственным, кто сказал мне это в лицо, однако… — Арк немного замялся, — теперь, судя по вашей реакции, я начинаю осознавать, что это был далеко не просто сон… — Вы видели в своём сне что-то… ещё, мистер Арк? — Да, видел, сэр… Однако я бы предпочёл не говорить об этом… — Почему, если не секрет? Любая зацепка может быть важна в нахождении преступников. — Это… — Жон снова замялся, однако директор не спешил торопить парня… — Я… Я видел во сне прошлое… Своё прошлое, год за годом переживая его заново… И прошлое своих друзей, проживая его вместе с ними… И я предпочёл не говорить об их прошлом без их на то согласия. А моё собственное прошлое слишком обычное, чтобы вас заинтересовать… Разве что, могу я задать вам вопрос? — Хм? Задавайте, конечно, — директор явно активно обдумывал текущую ситуацию. — Почему я до сих пор нахожусь в академии в качестве ученика? — Что вы имеете в виду? Вы пострадали на территории академии, а потому… — Недоумённо спросил директор, начиная пояснение, но Арк перебил его во второй раз. — Вы же видели, я уверен, как во время вступительного испытания Пирра открывала мне Ауру! Значит поданные мной при поступлении документы об окончании подготовительной школы Охотников были явно сфальсифицированы… Мне просто любопытно, почему я до сих пор здесь… — Жон замолчал, быстро растеряв свой запал, однако… После слов Арка губы директора растянулись в, казалось бы потерянной на сегодня, улыбке. Он бросил заговорщицкий взгляд на свою заместительницу, на что она страдальчески закатила глаза и возмущённо отвернулась. Озпин вернул своё внимание и взгляд подростку перед собой. — Вы приложили немало усилий, чтобы попасть в мою академию, мистер Арк, — ответил ему Озпин с многозначительной улыбкой. — Поэтому я решил вас немного… поощрить. Дав вам шанс на выж поступление в Бикон… И надо сказать, вы сумели превзойти даже самые смелые мои ожидания, демонстрируя отличные тактические и лидерские навыки во время боя с таким опасным Гримм как Дезсталкер… Я… Ответил на ваш вопрос? — Да, большое спасибо, профессор Озпин, — Жон и в самом деле чувствовал неподдельное облегчение: он не простой обманщик и лгун. Да, он обманом получил шанс попасть в академию. Да, на самом испытании его спасли и вытянули его сокомандники, Пирра в основном. Однако, по мнению директора, он сам заслужил это место! И он оправдает это доверие или не сможет называть себя Арком! Решимость заполнила Душу парня, смывая собой грязные разводы из неуверенности и страха. — Последний вопрос, мистер Арк, прежде чем вы отправитесь праздновать своё выздоровление со своей новой командой. — Да? — Что вы планируете делать с полученной во сне информацией? — Ничего, директор, — спокойный ответ подростка заставил профессоров удивиться ещё раз. — Ну, может быть поговорю с теми, чью жизнь я увидел во сне и постараюсь им как-то помочь… Если мой сон не является простой игрой моего воображения, то я узнал о многих неприятных тайнах многих теперь близких мне людей и даже, судя по всему, в каком-то смысле и вас! И это не те знания, о которых я хотел бы хоть кому-то рассказывать… Это не мои тайны, я получил их не от большого ко мне доверия, а словно по какой-то шутке свыше! Кто-то бросил эти тайны мне в лицо, словно это не что-то сокровенное, а обычные новости, информационный шлак и банальная числовая статистика… Я не знаю, что делать с этими знаниями, но постараюсь помочь в меру своих сил и желания моих друзей эту помощь принять… Я… ответил на ваш вопрос, директор? — Неосознанно скопировал под конец Жон манеру разговора директора. — Да, мистер Арк, можете быть свободны, однако… — Профессор Озпин не на долго прервался, — я бы хотел рассказать вам ещё одну небольшую историю. Не желаете послушать? — Жон, казалось по его словам, был уже сыт по горло чужими тайнами, да и всё ещё ослабленный организм явно требовал отдыха, но… Внезапно внутри него проснулась позабытая за ненадобностью и совершенно несвойственная прошлому ему жажда. Жажда, родившаяся из гипертрофированного любопытства. Жажда узнать что-то новое. — Конечно, сэр, я бы с радостью по слушал вашу историю. — Жон теперь, сам того не замечая, вкладывал в некоторые свои слова куда более глубокий смысл, чем мог подумать случайный слушатель. — Хорошо… — Озпин нарочито расслабленно откинулся на спинку своего кресла прежде чем продолжить. — Это не будет отдельной историей, скорее… Я хочу дополнить то, что мне рассказали вы, мистер Арк. — Как скажете, сэр — это не моя тайна и не мне выбирать, что слушать. — Любопытство, предвкушение и страх с волнением бурлили в эмоциях Жона странным коктейлем, заставляя язык выдавать заученные на уроках вежливости фразы. Потому что носящиеся в голове мысли не позволяли собрать из себя хоть что-то более удобоваримое на слух. Однако даже, казалось бы, бессмысленные слова подростка, по его мнению конечно, неожиданно заставили директора глубоко задуматься прежде чем продолжить. -… Хорошие слова, мистер Арк… Вы сказали, что видели во сне историю о братьях-богах, правильно? — Да, профессор. — И что вы слышали слова старшего брата, оставляющего четыре могущественные реликвии людям? — Да, профессор. Он говорил, что оставит человечеству четыре могущественных реликвии, являющихся квинтэссенцией даров, что братья-боги даровали человечеству при создании: дар созидания, дар разрушения, дар познания и дар выбора. И что если собрать их все вместе, человечество попадёт на суд и либо вознесётся, либо погибнет окончательно… — Когда Жон закончил говорить, в кабинете повисла какая-то совсем не комфортная тишина… — Озпин, это правда?.. — Тихо послышалось подростку со спины. Он обернулся. Заместительница директора сейчас выглядела отнюдь не лучшим образом: её лицо олицетворяло совершенный шок и нездорово побледнело, а сама она, кажется, мелко тряслась. Крайне шокирующее зрелище для каждого из студентов, надо признать. В затылок подростку прилетел тяжёлый вздох и парень вернул своё внимание директору. — Это… Было больше, чем я рассчитывал… Но пока продолжим. Глинда, я потом тебе всё объясню, — Жон вдруг почувствовал, что сморозил что-то явно не то… — Так вот, Жон, тебе не показалось странным, что эти знания передаются в качестве старой легенды? — Озпин даже не заметил, как перешёл в общении с подростком на «ты». Справедливости ради стоит сказать, что никто из находящихся в комнате этого сейчас не заметил. — Честно говоря нет, профессор… — Стараясь теперь очень аккуратно подбирать слова, начал отвечать ему Арк. — Пока вы не спросили, я даже и не задумывался об этом, ведь могущественные реликвии могли бы быть использованы человечеством как минимум в качестве защиты от Гримм… Разве что, — не видя отрицательной реакции на свои слова, решил продолжить Жон, — те, кто знал об опасности сбора всех четырёх реликвий в одном месте, решили разделить их с прятать от всех остальных? — В кабинете вновь повисла напряжённая тишина, в которой лишь мерно звучал над головой гигантский механизм… «Опять что-то не то сморозил», — подумал про себя Жон и решил на всякий случай быстро добавить: — По крайней мере я бы так и поступил! — После последней фразы подростка, на нём сосредоточилось внимание обоих профессоров: профессор Гудвич смотрела на него в тот момент с некоторым изумлением, тогда как лицо профессора Озпина приняло совсем уж какое-то странное выражение не то удивления, не то паники, не то какой-то странной благодарности… И лишь через минуту он заговорил: — Вы удивительно проницательны, мистер Арк. Действительно, даже о существовании подобных реликвий знал довольно малый и сильно ограниченный круг посвящённых, не то что об их ужасающей потенциальной опасности… — Лицо Глинды Гудвич, казалось, потеряло в цвете ещё пару тонов. — И реликвии действительно были ими надёжно спрятаны, о чём я и хотел вам сейчас рассказать, только… Тогда полную правду знал лишь один человек и когда он говорил о ней тем, кому мог по-настоящему доверять… Не все… Смогли принять её на веру… Не говоря уже о том, что некоторые и вовсе отвернулись от него после услышанного… Откровения… И он перестал её кому-либо говорить… — Говоря эти слова, директор впервые предстал перед Арком по-настоящему… уставшим и старым… Чего обычно никогда нельзя было сказать по его внешнему виду… Однако у Жона внезапно возник один очень важный вопрос, который он и задал, почему-то понижая свой голос чуть ли не до уровня шепота: — Но директор, сэр, если это было во времена старых Богов и он перестал кому-либо об этом говорить, то откуда об этом знаете… — «вы» так и не прозвучало вслух, застряв у Арка где-то глубоко в горле, но каждый из присутствующих смог дополнить его и сам… — В это сложно будет поверить, мистер Арк, однако… Этим человеком был… Я… — После этих слов грудь Жона сдавило знакомым по сну чувством огромной ответственности за приоткрытую створку чужой души… Жон не мог понять, как это вообще может быть возможно, но верил. Сейчас он верил человеку напротив него до последнего слова… Чувствовал, что сейчас его словам можно, нет, нужно верить. — Дело в том, что я… Проклят… — Слова изо рта профессора исходили словно с большим трудом… — Я часто говорю людям вокруг, что я совершил в своей жизни больше ошибок, чем любой мужчина, женщина или ребёнок на этой планете… Так вот — это совсем не преувеличение… Я был проклят жить старшим из братьев богов, живя, умирая и перерождаясь в теле похожей на меня души, постепенно сливаясь с ней вместе на протяжении многих тысяч лет… И это, — он указал рукой себе в грудь, — моя далеко не первая и, боюсь, если я вдруг погибну, не последняя моя жизнь. — Жон слушал откровения профессора с мягким шелестом смещающихся плит мироздания в своей голове. То, о чём говорил ему профессор было невероятным, бредовым и совершенно точно невозможным… Но насколько тогда был возможен его собственный сон?! Изрядно расшатанная за время комы и до сих пор очень мягкая картина мироздания в голове подростка просто приняла в себя совершенно новый для неё элемент… — И, как вы можете заметить, я совсем не привык говорить об этом… На первой встрече, — говоря это, директор развёл руками в извиняющемся жесте и неловко улыбнулся подростку. Что-что, а максимально точно отображать на лице испытываемые эмоции Озпин научился в своё время очень быстро. Хотя если подумать, они с Жоном действительно сейчас встретились тет-а-тет в первый раз, несмотря на все встречи в первые дни поступления. — А потому я надеюсь на вашу сознательность и прошу вас… Не распространяться об этой информации всем вокруг. Подобные знания, стань они достоянием общественности, вызовут панику, а паника… — Директор замолчал, словно предлагая подростку закончить его слова. — Привлекает Гримм… — Арк не стал разочаровывать древнего воина. — К тому же, как вы сами сказали. Боги дали человечеству право Выбора… Между путями Света и Тьмы. А потому многие, попади им в руки подобная информация, могут захотеть подобной силой обладать, вы меня понимаете? — Серьёзная атмосфера в кабинете и осознаваемая Жоном важность этой информации не предполагали юмора или двойного толкования. — Да, конечно, профессор, я всё понимаю! Даю вам слово Арка, что без вашего на то позволения дальше меня эта информация не уйдёт! — Голос подростка был необычайно твёрд, а столько уверенности в нём не было ни разу за всё время этого разговора… Директор легонько кивнул ему в ответ. — Что же, в таком случае, можете идти, мистер Арк, — голос директора снова был наполнен добродушием, как и в самом начале их разговора, словно и не было здесь произнесено всех тех страшных тайн этого мира… Жон поднялся со стула и отправился к лифту, однако, уже нажав кнопку вызова, вдруг услышал голос профессора Озпина ещё раз. — Кстати! Едва не забыл! — Голос директора словно лучился неким подростковым задором, словно и не было всех тех тысячелетий жизни до этого, — каждая из реликвий храниться в глубине и под охраной каждой из четырёх великих академий Охотников — именно это я и хотел вам сказать. До свидания! — перед Жоном открылась дверь лифта, в который тот зашёл совершенно на автомате, тогда как мысли его вновь разбежались по всей голове после сказанных ему в спину слов. Мысли Жона Арка сейчас старались охватить каждую крупицу новой информации… Боги, Девы, Реликвии, Академии, Проклятье Озпина и вопросы… Множество вопросов, начиная с «А не продолжает ли мне сниться этот дурацкий сон?» до «Зачем профессор Озпин сказал ему всё то, что сказал — и про себя, и в конце?»… Мысли словно перепуганные зайцы носились в его голове, лишь привнося с собой хаос и умственную усталость… Опустошённость… А на их фоне лишь крепло твёрдое, но вместе с тем чрезвычайно волнующее, осознание… — Это всё же был не сон, — сорвался с губ парня еле слышный шёпот, тогда как враз ослабевшие ноги заставили его ухватиться за расположенный в лифте поручень… — Это всё же был не сон…