***
Уткнувшись лбом в сцепленные в замок пальцы, Юичиро сидит за партой, закрыв глаза. Общий шум и суматоха, поднявшиеся на перемене, не вызывают у него интереса. Погруженный в раздумья, он также не замечает направленных на него взоров друзей, шепчущихся в стороне, пока один из них не подходит и намеренно не нарушает мысленное уединение друга. — Юу, — обращается к нему Кагуразака. Шинья и Глен подходят следом, но сохраняют молчание. — Не желаешь рассказать нам, почему ты сорвался как сумасшедший и, ничего не объясняя, умчался с пляжа? Мы потом до конца дня головы ломали «что» да «как». Юичиро повернул к нему лицо, на котором лежала мрачная тень задумчивости. — Мы же договорились провести этот день все вместе. Хотели повеселиться с ребятами, пообщаться, набраться сил и впечатлений перед началом семестра. — Извините меня, я испортил вам всем настроение, — Юу опустил тяжелый взгляд к полу. — Я не хотел, чтобы так получилось. Надеюсь, вы не станете таить в себе обиду. — Вот дурак, — всплеснул руками Кагуразака. — Мы подошли не для того, чтобы обвинять тебя и упрекать. Плевать нам на этот отдых. Мы о тебе печемся, дурачье ты эдакое. Мы хотели узнать, что явилось причиной. Почему вдруг на ровном месте ты сначала исчез, а потом появился весь в мыле, сорвался и убежал. Вот что нам от тебя нужно. Объяснения. Поразившись признанию, Юу ощутил словно камень на его сердце стал тяжелее. — Простите, — тихо сказал он, — боюсь, я не смогу рассказать вам то, о чем вы просите. Это личное. Обменявшись взглядами, друзья словно без слов поняли возможную причину поведения Амане. Точнее один догадывался, двое знали наверняка. — Сейчас-то как? Твоя проблема решена? — участливо осведомился Кагуразака, опустив руку на плечо Юу. — Не совсем, — ответил тот, бросив короткий взгляд в сторону златовласого одноклассника, который на момент произнесения этой фразы как раз вышел из класса. Встретившись с Микой в школе, Юу хотел поблагодарить его за услугу, но Мика отпустил несколько колких шуток на этот счет и такой же гордый и независимый оставил Юу посреди коридора в полной растерянности. — Если скажешь, что для этого делать, мы можем помочь тебе. — Вряд ли это в наших силах, если ты, конечно, не прячешь за спиной колчан со стрелами, — неслышно произнес Хиираги, глядя на предлагающего услуги Кагуразаку. — Сделать? Нет, — Юичиро отрицательно покачал головой. — Тут ничего нельзя сделать. Тут я должен разобраться со всем сам. Но спасибо, что предложил, — с благодарностью взглянул на Кагуразаку Юичиро. — Смотри, — пожал плечами парень, после чего удалился. — Юу, нам-то ты можешь рассказать всё, как есть, — приблизился к нему взволнованный Ичиносе. «Что случилось в тот день? Ты встретился с ним, да? Он тоже был на пляже, и ты это знал, и он наверняка тоже. Между вами опять что-то произошло. Он что-то наговорил тебе или сделал, потому ты убежал» — Простите, но… — Юу вздохнул. Говорить о случившемся на пляже кажется уже бесполезным в свете того, что случилось после, а говорить об этом с кем-либо он еще не готов. — Давайте не сейчас… — Так всё серьезно? — изогнул бровь Шинья, оглядывая Юу взором философа. Глен с укоризной взглянул на Хиираги, вынуждающего Юу говорить больше, чем тому хотелось бы. Но тот проигнорировал этот взгляд. Юичиро несколько раз качнул головой, подтверждая положительный ответ на вопрос. — Ладно, не можешь — не рассказывай, главное не кисни. А то так точно выход из ситуации не найдешь, если позволишь мозгу размягчиться под давлением эмоций и ненужных размышлений. Чтобы решать проблемы, нужно, чтобы разум ничем не был омрачен, в противном случае только еще больше дров наломаешь, а толку никакого. Слова друга хоть и звучали просто и не могли разрешить той сложной ситуации, в которой он оказался, однако все равно они вызвали слабую улыбку на губах Юичиро. Быть может как раз потому, что они и были простыми и от чистого сердца, а не мудреными и безразличными. Он с благодарностью взглянул сначала на Глена, на языке которого наверняка вертелись те же слова ободрения, а после на синеглазого блондина, высказавшего их вслух. — Спасибо, Шинья. — Не за что, всегда обращайся, — подмигнул тот. После того как ушли и Шинья с Гленом, Юичиро остался один на один со своими думами. Микаэль, с утра озабоченный и подавленный, покинул классную комнату, а посему эта часть аудитории потеряла для него интерес. Вместо этого он устремил взор в окно, вновь вспоминая тот вечер, когда он просил мать разрешить ему уйти жить отдельно и то, что из этого получилось. «Вчера я впервые уснул, ни о чем не беспокоясь. Наверное, и он тоже. Да только теперь он снова стал сухим и сдержанным и я не могу понять, почему снова залегла складка у него на лбу. Чем он обеспокоен?.. Почему не позволил даже поговорить с собой? Просто рассмеялся мне в лицо и убежал. Утренняя услуга — это опять была одна из его жестоких игр?» Неспокойным в тот день был не только Микаэль, но и Юичиро. Ведь как ни радуйся мысли о том, что ты для возлюбленного игрушка, и хоть для чего-то, но ты ему нужен, да как-то отдаться полностью этой эмоции все же не удается. Хочется быть чем-то большим для важного тебе человека, нежели просто его развлечением, которое он тот час оставит, если только отыщет нечто-то позабавнее. Именно эти мысли и мучили с утра Амане, а высокомерное хладнокровие и издевательства Мики и подавно. — Эй, Амане! Юичиро обернулся. Это был Учида из компании Синго. О нем, как и самом лидере этой маленькой коалиции, Юу и думать забыл в последнее время. Столько всего навалилось, что он даже не обратил внимание на затишье в заинтересованности ним Синго. Поэтому это обращение и какой-то недобрый блеск в глазах Юдзуру и пристальные взоры еще некоторых парней из класса насторожили его. — А это правда, что вы с Шиндо теперь, типа, родственники? «Черт, неужели и до них уже дошла эта информация?» — досадливо цокнул языком Юу, однако виду не подал, что его это как-то взволновано. Вполне спокойно парень ответил на вопрос: — Да, правда. Тогда же по классу прошелся улюлюкающий шорох и злобствующее шипение. — Вот это прикол! — воскликнул кто-то другой. — Поселился с этой шалавой и молчишь, ха-ха. Стыдно? — Ну как, договорились уже обо всем в тесном семейном кругу? Юу нахмурил брови, ибо слышал в этой фразе другой смысл, осквернявший их отношения с Микаэлем. Но это было не единственное грязное изречение, дальше полилось еще более отвратительное и опошляющее красноречие отвергнутых некогда Микой завистников теперешнему положению Амане. — Конец вашим размолвкам? Да? — И как, Юу, тебе живется? По ночам спать ничто, никакие посторонние звуки не мешают? Хах, представляю чё там у Шиндо творится, он и днем способен содомию устроить, а ночью… Уууу. Даже представить и то жутко! — Фу! Мерзость! — Ха, теперь и он туда же! — А вы в одной комнате спите или в разных? — Хах, теперь ваши связи станут еще более тесными. Или уже стали, а, Юу? Поделись с одноклассниками, насколько Шиндо тебе теперь близкий и любящий брат. Принимает твою любовь? Как часто? Или ты еще его уламываешь! Давай-давай, не стесняйся. Дружный смех разлетается по классу. Молчат и хмуро смотрят в сторону наслаждающихся издевательствами только те, кто сохраняли нейтралитет к Мике и поневоле стали на сторону Юичиро. Синго вроде и с осуждением посматривал на смеющихся, однако улыбка не сходила с его лица, хотя он якобы и старался ее скрыть. Наир, не имеющий никаких поводов быть на стороне Юичиро, воздерживался от смеха и всеобщих нападок. Также поступали и его товарищи. Они трое скорее наблюдали за тем, что разворачивается в классе, и не желали сами влезать в разборки, но было видно, что поведение друзей по несчастью не сопутствует их внутреннему настрою. — Да как вы смеете, уроды?! Как у вас только языки поворачиваются?! — вспыхнул Кагуразака. Глен и Шинья тоже встали со своих мест, возмущенные несправедливыми и мерзкими наветами. — Всё нормально ребята, — осадил их Юу и сам поднялся из-за парты. — А вы, — он обернулся к ухмыляющимся парням. — Если еще раз посмеете сказать такое про меня или про Мику, очень пожалеете. — Ого, он уже за него вступается! — Видать у них уже это самое. Он теперь его как своего оберегает. Ха-ха! — Ты б за него так жилы не рвал, он все равно неблагодарная тварь и не оценит твоих поступков. — Мне не нужно, чтобы он их ценил, — обернулся к высказавшемуся однокласснику Юу. — Да, теперь мы братья и живем с ним в одном доме! — громко, чтобы услышали все, заявил он. — Наши родители любят друг друга! — Хех, небось уже своей любовью и детей заразили. — Я не позволю вам оскорблять Мику в любом случае, а теперь и подавно, поскольку отныне нас связывают с ним семейные узы, — продолжил свою пламенную речь Амане, не обращая внимания на колкие замечания, которые сыпали по углам наиболее смелые. — Мне наплевать, что вы о нас думаете, какую дрянь нам приписываете. Но если я еще хоть раз услышу, как кто-то будет осквернять наши имена и клеветать на нас, я лично разберусь с этим ублюдком, а если этого будет недостаточно, то со всеми сразу! Если это единственный способ раз и навсегда отбить у вас охоту скалиться, я сделаю это! — решимость и впрямь вступить в схватку с каждым, кто посмеет заикнуться о Шиндо и их взаимоотношениях так пылала во взоре зеленых глаз, мечущих молнии налево и направо, что все, даже самые смелые, отступили. Нрав Юичиро был многим хорошо известен, ведь за все время конфликты случались не только между старыми врагами. Некоторые также сумели познать на себе гнев Амане и его спортивную выправку. А если вспомнить, что на стороне Юу было довольно много крепких ребят, состоящих в спортивных клубах, причем не только из одногодок, но и из старшеклассников, то нарываться на открытые ссоры многие просто боялись. Только безбашенный Микаэль мог открыто вести с ним ожесточенную войну. Другие же, умеющие размышлять здраво, предпочитали оставаться в стороне, даже если их что-то не устраивало, как например сейчас, когда выяснилось, что два таких человека сошлись на одной территории и у каждого бывшего и отверженного поклонника возникли личные мотивы ненавидеть Юу, оказавшегося так близко к их неосуществимой мечте. — Ну как? У кого-то еще осталось желание высказаться?! Давайте, я с удовольствием отвечу каждому! — Юичиро сжал кулаки, одновременно окидывая гневным взором класс. Однако тишина и потупленные взгляды сказали больше чем слова. — Ты молодец, Юу. Не у каждого хватило бы смелости, выступить вот так в открытую, — подошел к нему Кагуразака, когда волнение класса улеглось. — Кажется, я уже от кого-то слышал такие слова, — Юу бросил короткий взгляд на Синго. — Но они больше не кажутся мне такими уж геройскими. Я совсем запутался. Уже не знаю, что лучше, а что хуже. Тогда я вроде бы тоже считал себя правым, высказавшись перед классом. «А вышло, что я унизил его. И, возможно, причинил ему этим боль…» — Не знаю, как тогда, а сейчас ты все сделал правильно, заступившись перед всеми за своих близких, — одобрительно улыбнулся Кагуразака. — Никому не дозволенно говорить гадости про людей, с которыми тебя что-то связывает. Это подло — а подлость всегда наказуема. — Кагуразака абсолютно прав, — подтвердил Глен. Шинья только кивнул, не посчитав нужным доказывать что-то на словах из личных соображений, касающихся прошлых отношений между Юу и его сестрой.***
Дисциплинарный кабинет, в котором правит председатель школьного совета, выглядит как всегда строгим и холодным. Таким, чтобы у каждого вошедшего, окунувшегося в эту жуткую ауру, пропитывавшую тут буквально каждый сантиметр, не оставалось и тени сомнений, что радушия и снисхождения ожидать не придется. Его атмосфера сковывает, наделяет смирением и лишает воли даже самого ярого революционера, что уж говорить о слабых умах с менее сильной волей. Она их просто давит своим величием и внушает невольный трепет учащимся, попавшим на «ковер» к председателю. Конечно, святая инквизиция и камера пыток были намного страшней Ферида Батори, но что-то общее между ними было. — Очень рад, что ты соизволил явиться ко мне добровольно, да еще и так скоро, я только пять минут назад отправил людей с просьбой предупредить тебя о том, что желаю встретиться и побеседовать с тобой, — постукивая указкой из черного дерева по ладони, Ферид Батори элегантно прошествовал по территории, где он был единственным властелином, мимо сидящего на стуле белокурого юноши, который тут же метнул в него молнию. «Эти жалкие прихвостни выскочили из ниоткуда. Я даже опомниться не успел, как они приволокли меня сюда и затолкали в дверь», — подумал Шиндо, потирая запястье, на котором виднелся красноватый след. — Желающие услужить нашему председателю как всегда крайне обходительны, — хмуро заметил Шиндо. Ферид пропустил это замечание мимо ушей и продолжил. Терпеть в своей обители этого парня не доставляло ему особого удовольствия, и если бы не обязанности, возложенные начальством, он бы не делал то, что довелось сделать. — Начался новый семестр, — надменно заговорил председатель. — Практически решающий семестр этого года. А посему я вынужден напомнить нерадивым ученикам об их прямых обязанностях в надежде, что они возьмутся за ум и перестанут быть столь безнадежными, коими являлись до сего дня. Шиндо со злостью наблюдал за тем, как Ферид прохаживается по кабинету. Он ненавидел эти проповеднические речи, целью которых было донести истину даже в самые защищенные умы и сердца. — Однако поскольку ты не относишься к существам благоразумным, я просто предупрежу тебя, что отныне я буду действовать строже. Гораздо строже, чем позволял себе ранее, — холодящая кровь нотка угрозы прозвучала в этой казалось бы спокойной интонации. Шиндо содрогнулся, но виду, что его проняло, не подал. — Прибегните к рукоприкладству? — вместо этого хмыкнул он, чуть повернув голову в сторону председателя. — Если возникнет необходимость, — прозвучал холодный ответ. Тут уже Мика обернулся и с нескрываемой ненавистью воззрился на Батори. — Не смотри на меня так, — хмыкнул Ферид и стал плавно приближаться к стулу, на котором сидел Микаэль. — Это наш с тобой последний год, и я должен успеть сделать то, что обязан был сделать давным-давно. «То, что мне приказали» — Поэтому не советую тебе впредь испытывать мое терпение, — повелительно изрек глава школьного совета. — Наказания будут суровыми, только оступись. Больше ты не посмеешь своим небрежным отношением тянуть наши показатели вниз. Директор одобрил мое решение, так как твое поведение влияет на всю школу. Ни он, ни я не допустим, чтобы один человек рушил то, что создавалось годами. Поэтому если не хочешь ощутить на собственной шкуре, что значит истинный гнев и каково быть загнанным в угол, прими правильное решение. Это не угроза, а скорее предупреждение, чтобы у тебя не было поводов обижаться, когда воплотится в жизнь мое предостережение. Проговаривая эти слова, он прошел к своему столу и сел за него, устремив властный взор на Мику, прожигающего его глазами. — Вы всегда так любезны и доброжелательны, господин председатель. — Только когда мои подопечные этого по-настоящему заслуживают, — миролюбиво ответил Батори. — А теперь иди на занятия, — он потянулся к стопке документов. — Ведь ты же не хочешь опоздать и снова вернуться сюда? — усмехнулся он, подняв глаза на Мику. — А не боитесь, что Ваша методика не принесет должных результатов, а наоборот, привлечет ненужное внимание? — прищурился Микаэль. — Я готов рискнуть, а ты? — совершенно спокойно ответил Батори, показывая всем своим видом, что ему действительно нечего опасаться. — Я прекрасно тебя знаю и знаю все твои уловки. Но что важнее всего, Микаэль, так это то, что я знаю твою натуру, которая не позволит тебе побежать жаловаться в случае неподобающего обращения. Ты вытерпишь всё, любые пытки, если бы к ним прибегали в наше время, но ты не снесешь, если вся школа будет судачить о твоей слабости и страхе передо мной. Если все узнают, что, спасаясь от меня, ты побежал искать защиты, стоило лишь немного прижать тебе хвост, для тебя это будет собственный Ватерлоо. — А Вы хорошего мнения обо мне, господин председатель, — ухмыльнулся Шиндо, сгорая от презрения, но выдерживая марку. — Я всегда умел трезво оценить противника. Это с детства являлось моей отличительной чертой среди моих ровесников, — хладнокровно ответил Батори. — Иди на занятия и потрудись как следует. — Всего доброго, господин председатель, — с очаровательной улыбкой, которая озаряла его лицо только тогда, когда в голове созревал план отмщения, проговорил Микаэль. — Всего доброго. На этом два ученика расстались. Разъяренный и взбешенный Микаэль, вопреки наставлению пойти на занятия, шел в сторону центрального входа. После такого столкновения ему необходимо было на свежий воздух. «А свою слабость ты тоже учел, когда посмел угрожать мне?» — мысленно процедил Мика, выскакивая во двор. — Все уже закончилось? — портьера, закрывающая дверь в смежную комнату отодвинулась и в дисциплинарный кабинет вошел беловолосый юноша. — Черт бы его побрал, — прошипел Батори, не обратив внимание на появление своего заместителя. — Маленький мерзавец! — воскликнул он, со всего размаха ударив указкой по столу так, что она переломилась надвое. Ферид вскочил с места и прошел к окну, трясясь от негодования. — Эй, эй, что с тобой? — поспешил к нему Шикама. — Ты весь на нервах. Что произошло? — Ничего особенного, — резко и иронично отозвался Батори, обернувшись к Шикаме, который приблизился и положил руки ему на плечи. — Просто, прежде чем я имел удовольствие пообщаться с этим, — он кивнул в сторону стула, где прежде сидел Мика, — я выслушал пренеприятнейшую лекцию от нашего многоуважаемого директора, который посчитал своим долгом еще раз напомнить мне, что в последнее время я немножечко не соответствую занимаемому положению. Конфликты возгораются по всей школе, а я не то, что не предотвращаю их, а в большинстве случаев остаюсь даже не осведомленным. — И все из-за этого мальчишки! — раздраженный Ферид прошел и сел в кресло, забросив ногу на ногу. Нервно перебирая пальцами, он смотрел перед собой несколько секунд, а после перевел взор на Шикаму. — И знаешь, что для меня самое омерзительное в этой ситуации? — Догадываюсь. — Если раньше я имел слабую возможность избавить нашу школу от присутствия в ней Шиндо, то теперь, когда настроение наших учеников потерпело изменение в связи с той борьбой, которую затеяли эти двое, обратив их внимание на себя, собрав подле себя приверженцев, убрать хоть одного из них равносильно подписанию себе смертного приговора. Лишившись одного из своих кумиров, понесшая потери сторона начнет возбуждать такие конфликты, что они сотрясут стены нашей школы. Прекратить или предотвратить их не смогу даже я. Это погубит нашу альма-матер, уже много лет сохраняющую свою безупречную репутацию. — Довольно долгое время все мы боремся за то, чтобы внутренние конфликты ни в коем случае не столкнулись с оглаской, — проговорил Шикама, поглядев во двор. — Всё, что возгорается в этих стенах, в них и остается, позволяя нам каждый год иметь множество солидных кандидатов, всей душой желающих поступить именно в нашу школу, так как только у нас можно получить лучшее образование и затем поступить в престижные ВУЗы. Тем самым эти высокопоставленные ученики оказывают нам неоценимую услугу, прославляя нашу школу в будущем. Только лучшие в своих начинаниях имеют право учиться у нас. — И только лучшие могут удержаться на своих позициях, — добавил Ферид, заламывая свои длинные пальцы. — Я понимаю, какой помехой для тебя является мальчишка, который своим сумасбродным поведением сводит на нет все усилия, — Шикама усмехнулся. Ферид не обратил на этот маленький жест внимания. — Но он один, а насчет всего одного человека беспокоиться незачем. — Ши, порой мне кажется, что ты совсем не слышишь меня, — со вздохом изрек Батори, устремив на парня тяжелый взгляд. — О, каждое твое слово достигает моих ушей. Но как бы ни было серьезно положение вещей, всегда отыщется какой-нибудь выход. И сейчас ты нашел просто превосходное решение. — Запугиванье — это не то, что остепенит его, заставит надеть рясу и засесть за зубрежку. — Возможно, но возможно и другое, — с улыбкой на устах, Шикама приблизился к Фериду и, присев на подлокотник, удобно устроился подле своего начальника. — Ты был как всегда непоколебим и убедителен, боюсь, Шиндо будет вынужден признать, что твои слова далеко не пустой звук, а опасаясь твоего гнева и понимая, что защиты он искать в случае чего не будет, он примет нужное решение. К тому же, теперь рядом с ним появился тот, кто возможно также будет сдерживать его пыл. Ты знаешь, о ком я говорю, — он улыбнулся. Ферид кивнул. — Следовательно, на него будут давить с двух сторон, а это к чему-то да приведет. Если нет, отыщем другой вариант. — Ты как всегда убедителен, — ухмыльнулся Батори, расслабляясь в кресле. «Эти двое... я думал примирить их, и тогда всё наладится, но дело обернулось совсем не так, как планировалось, и что за этим последует… чем все обернется… Я боюсь даже думать об этом» — Забудь обо всем, — склонился к нему Доджи, мягко взирая в аристократическое лицо своего друга, — и расслабься. Никто не должен видеть, что иногда ты проявляешь слабость, впадаешь в ярость, отчаянье, колеблешься в решениях. Нет… Эту тайну ты можешь доверить только мне. А я буду ревностно хранить ее до конца дней… Все твои слабости, пристрастия, привязанности, суждения… — Ши… Твое присутствие… Оно мне так необходимо. Особенно в такие ужасные моменты, как сейчас, — закрыв глаза, произнес Ферид. — Именно поэтому я здесь и с тобой. Как было с тех самых пор, как мы встретились.***
— Ну что же… кажется пронесло, — рассевшись на диване, Томоказу Наир смотрит на находящихся в комнате бывшего школьного кружка парней. Двое его дружков режутся в карты; Леонард о чем-то размышляет, уединившись в углу комнаты; Микаэль, забравшись на подоконник, и вовсе не разговаривает ни с кем и хмурит брови. Он пришел последним, а точнее предпоследними, но Нагашима еще не удосужился явиться к месту общего собрания, так что Мика был последним и уже каким-то дерганным. Попытки Коэна добиться от него признаний ни к чему не привели, Мика только еще больше сердился. Негласно стало понятно, что Шиндо побывал в полюбившейся ему дисциплинарной комнате, ибо обычно именно таким он был после встреч со школьным блюстителем порядка. Когда Наир заговорил, то привлек внимание всех, кроме Шиндо. — После нашей маленькой выходки всё поутихло, — продолжил свою мысль Томоказу. — Никто не бегает, не выясняет подробности того дня. Его ищейки больше не вынюхивают по углам возможных свидетелей. Сдается мне, Батори все же решил замять это дело. — Это может быть только временное затишье, — проговорил Леонард. — Он был в ярости после того инцидента. — Еще бы, — фыркнул один из компаньонов Наира. — Согласен, да только если он не нашел никого до каникул, теперь это просто невозможно. Этот довод Коэн был вынужден признать, а посему только пожал плечами. Томоказу обратился к Мике с ухмылкой: — Слышишь, Мика, можно больше не опасаться. — А я и до этого не опасался, — огрызнулся с подоконника Шиндо. — А между прочим, Юу у нас герой, — протянул Наир, не спуская своих желтых глаз с Микаэля. — После того случая он не заложил нас Батори, хотя, говорят, председатель отвозил его в своей машине до самого дома, а теперь пользуется почетом не только среди своих, но и даже среди старшеклассников. Мика гневно воззрился на него. Однако, несмотря на этот взор, Наир продолжал размышления вслух: — Прекрасный спортсмен, благодаря которому мы одержали блистательную победу в матче, кандидат в молодежную сборную, отличник, хороший друг своим товарищам, да еще и не стукач. Хорош и телом и душой, хах, прекрасный набор. Не находишь? — Чушь полная, — фыркнул Микаэль. — И тем не менее, сейчас о нем говорят даже больше чем о тебе. Он затмил тебя. — Кто? Этот клинический паинька? Да не смеши меня, Наир! — язвительно улыбнулся Микаэль, чувствуя, как в нем от слов Наира разгорается злость. — Да кому он нужен? Какое, к черту, затмил?! — Так и есть, — не успокаивался Томоказу, — сейчас он представляет гораздо большую ценность, чем ты. — Заткнись! — Шиндо спрыгнул с подоконника. — Меня выворачивает от твоих слов. Противно слушать! — И впрямь, никто не умеет так естественно злиться как ты, — хмыкнул Томоказу. — Что же ты его так ненавидишь, он же твой… — он не успел договорить, в комнату влетел Нагашима. — Так вот ты где, — ликующе-злобствующая ухмылка появилась на его лице при виде хрупкого белокурого юноши, пока не сменилась яростью, с которой Кота и устремился к не менее злобствующему Шиндо. — Немедленно объясняй, что происходит, или клянусь, я на тебе живого места не оставлю! — выкрикнул он, хватая Мику за руку буквально до хруста в костях. — Ты рехнулся окончательно?! Пусти меня! — запротестовал Шиндо и попытался высвободиться, но из стальной хватки футболиста, сковавшей его плечо, было не просто вырваться. — Отвечай немедленно, что это значит! — тряхнул Мику Нагашима. — Кота, ты чего? — всполошился Леонард. — Мало того, что ты шлялся по улицам с этим, — Нагашима не отрывая взбешенного взора от Мики, указал на Наира, нахмурившего брови, — так теперь оказывается ты поселился в одном доме с Амане! И смел скрывать это, маленькая сволочь! — Отпусти, псих, мне больно, — сбрасывая с себя руку, выдыхает озлобленный Шиндо и отскакивает в сторону. — Я тут из кожи вон лезу, оберегаю его от всяких, а он в койку к своему врагу прыгает! Совсем крышу снесло, уже совсем нас за людей не держишь?! — Кота припирает Мику к стенке. — Издеваешься над нами! Мы тут против всех идем, лишь бы защитить его, а он себе втихаря братом обзавелся и в одной комнате с ним ночует! Как это понимать?! — Отпусти, не смей меня трогать! Убери руки, мразь! — вырывается Шиндо, которого Кота удерживал за запястье. — Отвечай сейчас же! — хлесткий удар настигает Микаэля, разъяряя его сильнее. — Не прикасайся, я сказал! — выдыхает он и что есть сил отталкивает от себя взбесившегося воздыхателя. — Что, может быть я неправду говорю? И ты не живешь с ним под одной крышей?! — заорал Нагашима, прожигая гневно-вожделенным взором раскрасневшегося Микаэля. — Не твое это дело с кем я живу, понятно?! — выдохнул Мика, ненавидяще взирая на спортсмена. — Ах, не моё, а ну иди сюда, ты! — Кота снова ринулся на Микаэля, но тот ловко выскользнул у него из-под руки. — И как ты мяч ухитряешься получить, неповоротлив, как мул, — насмехается Шиндо, устремляясь в сторону от Коты. — Кота, Кота стой! — тут уже и Леонард и Наир и двое других бросаются останавливать гнев товарища, который готов разорвать наглеца на куски, становясь у него на пути. — Не смейте удерживать меня, я ему покажу! — рычит Кота. — Покажу, как нас за нос водить. Я же видел кого-то в окне, почему ты не сказал, кто это был! — кричит он Мике, остановившемуся около двери и насмешливо взирающему на него без страха и раскаянья. — Ах ты, продажная лживая дрянь, а ну иди сюда! — рвется Нагашима, но его удерживают изо всех сил товарищи. — Спутался с Амане, а он же тебя ненавидит! — Прекрати, Кота, это уже ни для кого давно не новость! — говорит Леонард. — Угомонись сейчас же, кретин, а не то нас услышат. Батори где-то неподалеку расхаживал! — добавляет Наир. — То есть как?! — беленится Нагашима еще сильнее. — Так ты только мне не сказал?! Все уже в курсе, кроме меня?! Мика только растягивает губы в улыбке. — Я всегда тебе говорил, что ты запаздываешь со сбором информации. — Сволочь! А ну пустите меня! — отталкивая от себя всех, Кота кидается к Микаэлю. — Да не говорил он нам ничего, их родителей во время той игры вместе увидели, — крикнул ему Леонард, надеясь хоть немного осадить пыл спортсмена. — Да как ты посмел! Он же твой первый враг! Как ты смел связаться с ним! — Ты совсем ополоумел?! Что ты несешь всякую чушь! — вспыхнул в свою очередь Микаэль, не боясь того, что на него надвигает разъяренная масса, которой вконец сорвало голову. — Нет между нами ничего и быть не может! От такого дерзкого выпада Нагашима останавливается на полпути. Злость не утихает в нем, однако слова Мики проникают в сознание, тормозя тело. — Вы в одном доме! — Мы еще и в одной комнате! — выдохнул Шиндо вне себя от гнева, презрения и досады на всю эту отвратительную компанию, которая не так давно чуть своими действиями не угробила Юичиро. — Он теперь мой чертов брат! Я вынужден терпеть его здесь, а потом еще и дома! Этого лицемера, зануду, правильного мальчика с дурацкими комплексами святого, который мне жизни спокойной не дает, следит за каждым шагом, пытается внушить мне свои принципы, совершенно ничего не зная обо мне! Да я ненавижу его больше всего на свете! И ты еще, узколобый болван, смеешь упрекать меня в чем-то, ты, самовлюбленная сволочь?! Да никогда он даже пальцем меня не коснется! Лучше я умру, чем позволю ему приблизиться к себе! — Как можно верить твоим словам, если ты с ним в одной комнате и давно… — Кота осекся. — Что давно?! — А ничего! Хватит разъяснений, иди сюда, сейчас же! — Кота ухватил Мику за руку и притянул к себе, намереваясь поцеловать, если не добровольно, то насильно. — Пошел вон! — возмутился Микаэль и ударил того по лицу. — Не желаю тебя видеть! Убирайся! Ты мне до смерти надоел, грубый, озабоченный кретин! Ненавижу тебя! Пошел вон! Все убирайтесь! — выкрикнул Микаэль, обернувшись к остальным. — Никого не хочу видеть! Все уже достали! Ненавижу вас, отбросы! Оставьте меня в покое! Не хочу вас видеть! Вон! — Значит ты так, — заскрежетал зубами Нагашима. — Не хочешь по-хорошему? — Убирайтесь! — снова закричал Шиндо. — Ну что же… И отлично! Достало уже с тобой возиться, чертов истерик! С меня хватит, выкручивайся дальше сам! — выкрикнул Нагашима. — Сам прилезешь еще помощи просить. — Проваливай! — рассержено выдохнул Микаэль. Браня всё что можно, раздосадованный Нагашима вылетает из комнаты. Тогда Мика оборачивается к оставшимся. — А вы чего встали, особого приглашения ждете?! Убирайтесь, видеть вас больше не могу! — Ну-ну, — криво и зловеще ухмыляется Наир и, кивая головой своим друзьям, выходит из комнаты. Микаэль и Леонард остаются одни. — И зачем ты это сделал? — спросил Коэн, минуту погодя. Он приблизился к парню, все еще пылающему гневом. — Нагашима, конечно, тот еще идиот, но он просто взбесился, когда узнал, что вы с Юу теперь живете вместе. Его можно понять. — Уходи, Лео, — сказал Мика и отвернулся. Вздохнув, Коэн развел руками и также как и остальные покинул комнату. Но только прежде чем выйти, он произнес: — Зря ты это сделал. Будешь потом жалеть. Один ведь остался. — Не буду, — в ярости Микаэль отшвырнул стул, оказавшийся на пути, загораживающий ему доступ к столу, на который он собирался сесть. Убрав с шумом эту помеху, он забрался на столешницу. Какое-то необъяснимое тяжелое чувство разрывало его изнутри. Становилось больно и обидно. — Не о чем мне жалеть, — одними губами прошептал он, ощущая камень в душе. — Все равно никому из вас я не нужен. Вы со мной только пока не добились своего. Никто из вас никогда не понимал меня. Не хотел понять. Вы здесь только пока я держу вас на расстоянии и вы думаете, что я рано или поздно покорюсь вам, дам вам то, чего вы хотите. Только эта мысль держит вас рядом. Вам всем плевать на мои чувства… «Никто не может меня понять… Никто не может мне дать того, чего я хочу…» Поздний вечер. Задержавшись после школы, а точнее решив прогуляться, Мика не заметил как его настигла ночь. Он чувствовал себя отвратительно. Тяжесть на душе и в теле делала его еще более одиноким, уязвимым и несчастным. Юу… Только ты, только ты возможно понимаешь меня… Ты готов остаться со мной даже после того, что я натворил. Тебе достаточно только моего извинения. Ты был готов уйти, чтобы не мешать мне. Ты простил мне столько ужасных вещей, которые я творил… Ты всегда был рядом как враг… и одновременно как друг… Пусть ты и не любишь меня, не принимаешь моего образа жизни, так ведь и я его не веду. Я разыгрывал его для тебя только потому, что ты оскорбил меня в тот день, посчитав плотским достоянием всей школы… Только ты всегда рядом… и… оберегаешь меня… любишь.? Не знаю, что испытываешь ты… Но зато я знаю, что чувствую я… Мне страшно, но я хочу сказать тебе о своих чувствах. Примешь ты их или нет, но я хочу сделать это… Сегодня… Сейчас…» Мика вскидывает голову и решительно смотрит вдаль. Темная улица, посреди которой он остановился, совершенно безлюдна. Тусклый свет фонарей поглощается сгущающимся мраком. Где-то там, уже совсем близко, их дом, а там Юу. Скорее всего он уже давно дома, корпит над учебниками. Отец тоже уже должен был вернуться домой и должно быть гневается, что его сын снова где-то запропастился. Уже ночь, а его все нет дома. Мачеха приготовила замечательный ужин и изо всех сил старается успокоить отца, чтобы, когда сын вернется домой, он не был так строг с ним. И все же… чтобы он не думал, чтобы не делал. А они его семья… По-своему, но они любят его, а он… любит их. Мике странно это признавать, но вспоминая о том, что сейчас, должно быть, происходит дома, в душе разливается тепло. Мика смотрит туда, где должен располагается их дом, и его губы невольно трогает светлая улыбка. Они там. Они ждут его… «Юу… Ты тоже ждешь меня вместе со всеми, но ты даже не можешь представить, что я хочу сделать… Ты посчитаешь меня сумасшедшим, но я собираюсь сказать тебе, что чувствую. А если не сумею, ведь я все еще боюсь, что ты не простил меня, я просто побуду с тобой рядом. Никуда не уйду, просто побуду с тобой в комнате, наблюдая как ты готовишь домашнее задание, и уже только от того, что я буду рядом, мне станет легче, пусть ты и не полюбишь меня никогда… Бесполезно мечтать. И ты, и я полны сомнений насчет друг друга. Но ничего, я просто буду возле тебя… любишь ты или ненавидишь… Но этим вечером я останусь с тобой… Мы будем вместе…» Исполненный благостных надежд на этот вечер, но не на будущее, Микаэль делает шаг вперед, но внезапно позади из темного проулка раздается шуршание. Он не успевает ничего понять, опомниться, как его хватают за шиворот и втягивают в этот проулок. Одновременно рот затыкает чья-то грязная и мерзко пахнущая рука, вызывая рвотные позывы. Рука принадлежит мужчине, но никого и ничего не углядеть, кроме расстилающейся впереди той части улицы, на которой он только что стоял, пока его не затянули в тень подворотни. Позади слышится только чье-то мерзкое, тяжелое дыхание около самого уха, и чье-то сильное, грузное тело, удерживает его перед собой. А что самое пугающее и не дающее шевельнуться, попытаться убежать, так это острие ножа у самого горла. Мика судорожно дышит в чужую ладонь, передвигая только зрачки в сторону, где находится враг; все его тело точно парализовано аурой страха, что опутала и сковала всё мышцы. — Только попробуй дернись или заори, дрянь, и я тебе тут же глотку перережу, — шепчет прямо на ухо омерзительный, хриплый голос, который до боли и жути кажется знакомым Микаэлю. Еще одна волна ни с чем несравнимого страха проносится по позвоночнику. Словно покойник явился с того света и жаждет его смерти.