Юное сердце на Розе Ветров

Посреди ночи раздается легкий скрип открывающейся двери. Вокруг стоит полная тишина и этот звук, неслышный в дневное время, кажется прорезает пространство в темное время суток. Юичиро резко приподнимается на локте и с постели вглядывается в темноту, силясь рассмотреть кого-нибудь в ней. Он не может уснуть уже который час, равно как и родители в соседней комнате. Всему виной отсутствие одного из членов семьи, ночные прогулки коего хоть и стали с одной стороны привычным делом, но с другой продолжают тревожить сердца и умы домочадцев. Юичиро обеспокоен в не меньшей степени, чем взрослые. Ведь переживать минуты отсутствия Шиндо, зная, каким удовольствиям он сейчас отдает всего себя, слишком тяжелая расплата за возможность находиться с ним рядом и денно, и нощно. Также сегодня он ждал, когда выпадет возможность остаться с Микой наедине и либо попытаться продлить с ним манеру общения на дружеской ноте, либо понять окончательно, что вчерашний и утренний каприз Микаэля испарился под лучами поднимающегося солнца вместе с росой, что окропила зеленую листву. Именно потому, что в его душе блуждает волнение, он так порывисто реагирует на отворившуюся дверь спальни. — Мика, — приглушенно зовет Юу. — Мика, это ты? Однако темный силуэт безмолвно, словно призрак, медленно скользит от двери по направлению второй постели. Юичиро следит за этими движениями и внутри него рождается нехорошее чувство. Это Мика, без сомнений, понимает он, но что-то с ним не так. Он кажется совсем обессилен, едва переставляет ноги. Вот-вот и он упадет, так и не достигнув кровати. С ним уже происходило подобное, как раз после того, как Юу и его мать переехали сюда. Мика тогда точно также долго не возвращался домой, а вернувшись, оказалось, что он болен. Тогда его одолела лихорадка, быть может и теперь происходит нечто сходное? — Мика, — снова зовет Юу, одновременно спуская босые ноги на пол, однако в ответ вновь не доносится ни единого звука. Полностью закованный в свои мысли, Микаэль практически не осознает реальности вокруг себя. Опустившись на постель, измученный, разбитый, он безжизненно смотрит в одну точку, тем потерянным и обреченным взглядом, которым смотрят жертвы, однажды избежавшие мучений и вот вновь попавшиеся во власть своего ночного кошмара. Он не может ничего сделать, даже горло сжимается так, что попытка выдавить из себя хоть одно слово оборачивается неудачей; даже дышать противно. Откуда-то издалека он слышит голос Юичиро, такой далекий и ненастоящий, что даже поверить в его реальность невозможно. Его глушит, давит, разбивает на осколки, сковывает черной пеленой другой, въедливый, омерзительный голос, нотки которого поселяются в каждом уголке сознания и навязывают свою волю, вселяют ужас и панику, забирают последние силы, иссушают, выпивая всю жизненную энергию из его тела и души. В ушах звучат одни и те же фразы, а перед глазами всплывает заброшенное помещение старого склада, куда его насильно привели. Несмотря на то, что на дворе сентябрь, в этом грязном заброшенном здании сыро и прохладно, вовсю властвуют сквозняки. Разбитые стекла лежат прямо на полу, кое-где на окнах развеваются ошметки полупрозрачной клеенки, которой пытались заклеить дыры. Пыль и грязь осели на всех поверхностях, устланных мусором и битым стеклом от бутылок, окурками и прочей дрянью, которую оставляет после себя неблагополучная молодежь. На обшарпанных, запачканных невесть чем сероватых стенах помимо трещин красуются надписи и непонятные картинки. В дальнем темной углу на полу валяется что-то напоминающее старые матрасы и около них Микаэль замечает пару человек. Не разглядеть их лиц, не услышать их слов, только два огонька друг напротив друга мерцают в темноте, наполняя воздух облаком сизого сигаретного дыма. — Ну, здравствуй, давно не виделись. Проговаривает большая фигура, к которой наиболее всего приковано внимание Шиндо. Так как она стоит прямо перед ним и даже если лицо скрывает от глаз тень, не скрыть тех черт, которые дают юноше узнать и не ошибиться. — Эндзай, — выдыхает Микаэль, взирая на человека, которого он попытался навеки стереть из своей памяти, так, будто перед ним какое-то жуткое непонятное существо. — О, ты узнал меня, — недобрая хищная улыбка скользнула по лицу Эндзая, внимательно осматривающего некогда изученные до миллиметра линии и изгибы нежного тела маленького мальчика, который теперь в образе не менее притягательного юноши, вновь стоял перед ним и был полностью в его власти. — А я-то тебя так сразу и не признал, Микаэль. Ты изменился за эти три года. В лучшую сторону, расцвел, можно сказать, хотя по-прежнему такой же слабый и незащищенный на вид. А вот я… Жизнь за решеткой меня немножечко изменила. — Произнеся эти слова он сделал шаг вперед. Его лицо оказалось на свету. Мика отшатнулся от омерзения и поежился при виде уродливого продолговатого шрама над левой бровью, из-за которого веко приспустилось и левый глаз открывался лишь наполовину. Если бы не этот шрам и недельная щетина, так Эндзай внешне не изменился. Он остался таким же, каким и был, разве что осунулся за время пребывания в застенках. Но его тело не было иссушено круглосуточным пребыванием в камере, скудной пищей, недостатком свежего воздуха, оно оставалось по-прежнему грузным и сбитым, а сейчас еще и немытое, издающее скверный запах, оно становилось наиболее омерзительным. — Этого не может быть, ты же должен сидеть в тюрьме, — Микаэль сделал шаг назад, но уперся в стену. Мерзкий смешок сорвался с губ его некогда сводного брата. — Отпустили за хорошее поведение. Шиндо хоть и был охвачен страхом, но сообразил, что слова эти лживы и скорее всего Эндзай и его дружки рискуют, находясь здесь. — О, как долго я ждал этой минуты, братец. Чтобы снова встретиться с тобой. Но даже не думал, что увижу такую чудесную картинку. Не вздумай убежать, — произнес он, заметив как Мика бросил взгляд в сторону еле держащейся на петлях двери, через которую его завели в эту комнату. Двое незнакомцев, лица которых он не мог разглядеть в темноте, как сейчас, так и тогда тоже внушали ему опасение. — Попробуешь и живым уже точно не выйдешь. — А разве моя участь уже не решена? — ухмыльнулся Микаэль, всем телом сжимаясь от парализовывающего его страха. — А ты все такой же, — осклабился Эндзай, подходя к дрожащему Микаэлю. Приподняв ему голову, взявшись за подбородок, он заглянул ему в глаза. — Даже будучи перепуганной и загнанной в угол жалкой крысой, продолжаешь попытки укусить, смеешь дерзить и потешаться. Резкий удар по лицу, а затем в живот настигает Мику. Он вскрикивает даже не столько от боли, сколько от неожиданности и сползает по стенке вниз, оказываясь лежащим у ног уголовника. Опускаясь на корточки, Эндзай, запуская пальцы в золотистые пряди и хватая, обращает к себе лицо Микаэля. — Я удушил бы тебя прямо здесь и сейчас, вначале вдоволь позабавившись с тобой, изрезав всю твою белоснежную кожу на тонкие куски, исполосовав каждый сантиметр, а когда бы ты мне надоел, я бы оставил твое жалкое полумертвое тело в ближайшей помойке на съедение голодным псам и воронью, — прошипел он с ненавистью. — Так чего же ты ждешь, разве не за этим ты явился сюда? — проговаривает Мика, с подрагивающей слабой улыбкой, озаряющей его губы, пока он смотрит в налитые кровью и жаждой отмщения черные глаза брата. — Хах, — вопреки ожиданиям, Эндзай ухмыляется, но в этой ухмылке ощущается какая-то скрытая досада, словно что-то удерживает его. Он продолжил так, словно не слышал Микиной реплики: — Я бы отомстил тебе за все годы, за каждый час, каждую минуту и секунду, что я провел в этом зловонном месте, наедине с этими ублюдками, готовыми прирезать тебя в любой момент и заставить тебя делать всё, что угодно под страхом смерти. За то, что вы сотворили с моей матерью. И вернувшись, я лишился возможности увидеть ее и всё объяснить. Все что я увидел, это ее могилу. Вы украли у меня свободу, и вместо того, чтобы жить как все, я гнил в тюрьме. А пока я был там, ты и твой мерзкий отец жили и наслаждались. Радовались каждому дню; ели и пили, что хотели; делали, что хотели; и никакой мерзкий, самовлюбленный надсмотрщик, готовый просто так применить свою дубинку, не указывал вам, что делать. Нет, — протянул он, запирая на время свой гнев внутрь себя. — Вы жили и радовались. Твой отец женился, привел тебе новую мамашу, а эта сучка приволокла за собой своего щенка. Теперь у вас другая семья, другая жизнь… «Он все знает! И про Эрику, и про Юу! Он следил за нами!» — мысленно ужаснулся Микаэль. — Вы и думать забыли, твари, о том, что у вас уже была семья. Нееет, вы об этом не думаете, вы наслаждаетесь. — Эй, Эндзай, харе лясы точить! Че ты с ним возишься, завязывай. Времени мало, — произнесла одна из фигур, сидящих в углу складского помещения. Выпрямившись, она подошла к решетчатому окну, у которого были выбиты все стекла и вгляделся на улицу. По этому обращению и тому, как заметно задрожал от скрытой ненависти его сводный брат, Мика уразумел, что Эндзай не является главным в их шайке сбежавших преступников. Однако это только отягощало его положение, ведь если их главарю придет в голову убить его, они это сделают, и Эндзай не сможет им помешать, даже если и не будет желать прикончить его. — Что тебе нужно? — срывающимся голосом, шепчет Микаэль. Его горло словно сдавленно, тело саднит, голова нещадно болит, эту дикую боль, от которой мутит все нутро, только усугубляет удерживание за волосы. Мир плывет перед глазами. Ненавистное лицо сводного брата теряет резкость… Омерзительный смех давит на уши…

***

Шиндо лежит на своей постели. Он закрывает глаза. Он побит и раздавлен. Каждая клетка его тела словно наполнилась грязью. Он не чувствует себя, не чувствует себя как личность, как человек. Сейчас он как жалкая кукла — без воли и без чувств. Раб в неволе. — Запомни все, что я тебе скажу… — Делай только так, как велю тебе я… — Усвой это… Отрывистыми вспышками мелькают в голове слова, будто цветовые пятна в кромешной тьме. Мика открывает глаза, но по-прежнему не видит и не слышит ничего вокруг, кроме набатом отбивающегося в мозгу мерзкого голоса сводного брата. — Только заикнись о том, что было и мы перережем вас всех. — Запомни, я вижу и знаю всё, что ты делаешь и что говоришь. Мне известно о каждом твоем шаге, и каждая мысль, что возникает у тебя в голове, будь уверен, уже известна мне. Не заставляй нас доказывать тебе это… Полностью опустошенный и обессиленный, он лежит словно в той самой камере, из которой сбежал Эндзай вместе со своими дружками. Холод, сырость и каменные давящие стены окружают его. Никого нет рядом, только пустота. В таком умственном забвении он погружается в тяжелый сон, напоминающий скорее беспамятство после всего пережитого. Микаэль, не замечает того, что Юичиро взывает к нему, находясь в нескольких шагах от его постели. — Мика, — осторожно зовет Амане. Ему даже в голову не может прийти, что являет собой на самом деле такое жалкое состояние его брата, явившегося поздно ночью грязным и едва удерживающим при себе рассудок. «Какой странный запах, — думает Юу, морщась. — Где он был?» — Мика. Снова в ответ доносится только тишина. Юичиро в полном недоумении потирает лоб и глядит на Шиндо. Совершенно ничего не понятно. «Может, он снова пьян? Да. От него веет алкоголем. Значит, он просто где-то напился», — Юу с волнением думает об этом, и чем больше думает, тем тревожней становится на душе. Однако в следующий миг новая мысль осеняет его, расставляя все по местам и заставляя сердце успокоиться. А что если это очередная шутка? И стоит подойти к нему, как он сразу оживится, засмеется, оттолкнет его или скажет какую-нибудь гадость. Это вполне в его духе, разыграть такое отвратительное представление, и он только ждет, пока Юичиро поддастся на его уловку. Вот тогда он вдоволь посмеется над ним. Ударившее в голову суждение заставляет Юичиро остановиться. «В любом случае он жив и вернулся домой, значит беспокоиться не о чем. Завтра все станет ясно», — думая так, парень возвращается в постель. Прежде чем уснуть он долгое время смотрит на неподвижный силуэт в другом конце комнаты. «Я совсем не понимаю тебя… Чего же ты хочешь, Мика?..» Проснувшись поутру, еще до звонка будильника, Амане первым делом, как только к нему возвратилась способность соображать и вчерашний вечер всплыл в памяти во всех красках, устремил взгляд на соседнюю кровать. Он рассчитывал увидеть Мику спящим, однако он был удивлен, узрев его совершенно далеким от сна. На мгновенье ему сделалось не по себе и даже волна страха прошлась по позвоночнику от вида этого бледного без кровинки лица и пустого взгляда, устремленного в потолок. Его брат, казалось, лежит в беспамятстве, но при этом его глаза открыты, словно у мертвеца. Белоснежные простыни и подушки испачканы, остатки пыли и грязи покрывают местами одежду, кожу лица, шеи, рук, на которых присутствуют мелкие порезы и ссадины. Все это неутешительное зрелище Юу смог разглядеть только когда приблизился к существу, чье тело пребывало в комнате, а сознание кажется блуждало в каком-то потустороннем мире. — Мика, что с тобой? Ты заболел? Эй, — в волнении Амане смотрит на брата, не обращающего внимание ни на него, ни на его слова, ни на его прикосновение к его лбу. Под челом белокурого юноши таятся мрачные мысли и воспоминания. Картинки страшного прошлого мелькают перед глазами. Осознание реальности буквально раздавливает. "Эндзай снова здесь" Сначала. Все повторится сначала. Он здесь. Он рядом. Он преследует его. От него нет спасенья… Единственный способ избавиться от них это… "Почему? Почему опять? Почему я должен снова переживать это?" — Эй, Мика, — Юичиро пугается, видя, как становятся влажными синие глаза Мики. — Ты чего? Однако Шиндо молча из-под полуприкрытых век продолжает смотреть в потолок, будто бы ничего не видя и не слыша рядом с собой. Сознание почти полностью поглотили образы жуткого прошлого и не менее ужасающего настоящего. — Мика, — паника начинает овладевать Юичиро. Он не может ничего понять, не в силах что-либо сделать, но состояние Шиндо пугает его. В следующую секунду за дверью раздаются шаги и, будто бы выныривая из своего забытья, Мика со страхом в глазах глядит на дверь, в которую кажется собираются войти. Затем он бросает умоляющий и испуганный взгляд на Юичиро. Однако Амане в нем уже не нуждается, ибо только лишь узрев этот страх в брошенном на дверь взгляде брата, он понял кое-что для себя и решил. Поэтому когда Микаэль обернул к нему свое лицо, Юу уже направился к двери, следовательно, немая мольба осталась для него сокрытой. Насторожившись, Шиндо следил за движениями сводного брата, не меняя своего положения в постели. Он со страхом ждал расспросов, ругательств, недовольства и всяких прочих вещей от отца, которые должны были обрушиться на его голову после вчерашней ночи. А если тот еще зайдет к ним в комнату и увидит, в каком состоянии вернулся Мика домой, крайне тяжело будет придумывать отговорки. Шиндо не прогадал. Когда Юу отворил дверь, в которую предварительно постучали, на пороге стоял Натаниэль. Выражение его лица ясно говорило о его неуклонном намерение поговорить с сыном и как можно скорее. — Юу, он уже проснулся? — с некоторой нервозностью в голосе осведомился Натан, слегка раздосадованный тем, что пасынок, несмотря на его желание войти в комнату, вместо того, чтобы отойти в сторону, вышел к нему в коридор, и прикрыв за собой дверь, еще и подпер ее собой, и только после этого поздоровался. — Да, Мика не спит. — Отлично, тогда дай мне пройти, мне нужно увидеть его. — Извините, но боюсь, я не могу этого позволить. — Что? — поразился Натан, не веря своим ушам. — Что ты сказал? Я тебя не расслышал. Ты не можешь мне позволить войти к моему сыну? — Не могу, — покачал головой Юичиро и прямо поглядел на мужчину. — Потому что он сейчас спит. — Как спит? Ты же только что мне сказал, что он проснулся. — Да, все верно. Я это сказал, но дело в том, что Мика… проснулся, но когда я выходил, он снова заснул. — Что ты голову морочишь, — нахмурился Натаниэль, которому эта странная игра, затеянная с утра пасынком, мягко говоря, невовремя, начала надоедать. Быть может странность его сына уже каким-то образом передается и Юу. Он уже выказал истерическое, несвойственное ему прежде, поведение, теперь говорит загадками. — Так он спит или нет? Если да, то его наоборот следует поднимать. Уже давно пора быть на ногах. Если нет, то я хочу сказать ему несколько слов. — Я сожалею, но только все равно не могу позволить тревожить его. — Юу чуть помедлил подбирая слова, — Понимаете, Мика… он немного приболел. — Приболел? — повторил отец, став серьезным, ибо заявление, если оно правдиво, меняло дело. — Да, у него горячий лоб и он полночи метался в постели. Под утро немного успокоился, но потом его снова начало лихорадить. Я думаю, он сегодня не выйдет из комнаты. Я уже дал ему с утра все необходимые лекарства и только после этого он смог спокойно заснуть. Я конечно не врач, но мне кажется, все обойдется. — Хм, если так… — раздумывая, неторопливо проговорил Натан. — Хорошо, в таком случае его действительно не стоит пока беспокоить. Если ты говоришь, он только-только смог заснуть. — Да, буквально минут за пять до того, как вы пришли, — подтвердил Юу, напуская на себя вид человека, озабоченного состоянием родственника, коим по сути он и являлся в данный момент, совершенно не понимая, что послужило причиной такого вот утреннего внешнего и внутреннего разлада Микаэля. — Юу, прости, что тебе пришлось побеспокоиться о нем. Мало того, что он является каждый раз посреди ночи, так еще и не давал сегодня спать тебе, — вздохнув, Натан провел рукой по волосам. — Мика доставляет немало хлопот, я понимаю. Тебе бывает крайне тяжело с ним. Но пока дать тебе отдельную спальню… — Ничего страшного, — прервал его Юичиро. — Меня все устраивает. Тогда я погорячился, желая переселиться, и сожалею об этом. Я чуть не совершил ошибку. — Ты так считаешь? — Я уверен, — с улыбкой ответил ему Юу. — Мне не так уж и сложно находиться с ним рядом, тем более, когда я вижу… — он опустил глаза, — что он нуждается в том, чтобы кто-то постоянно был около него. — По-твоему, Мике это нужно? — со всей серьезностью посмотрел на мальчика Натан, словно желая убедиться, действительно ли парень пришел к такому выводу, живя с его сыном в одной комнате, или это всего лишь пустые слова. — Думаю, да, — поднял на него взгляд Амане. — Поверьте, меня нисколько не обременила забота о нем этой ночью, и я не уйду из комнаты только потому, что Мика якобы мешает мне спокойно спать. Он мой брат, пусть и не кровный, но брат, а забота о близком человеке не может быть в тягость. — Ты хороший парень, Юу, — мягко произнес Натан, опустив руку на плечо мальчику. — Честный, открытый, добрый. «Даже когда дело касается такого сложного экземпляра как мой Мика» — Я рад иметь такого сына как ты, — усмехнулся мужчина. Улыбка скользнула по губам Юу. Как бы этот человек не был строг с Микой, но он по-своему любит его и волнуется. Он хороший отец, что бы там Микаэль не думал и не говорил о нем. — Ох, прости, — спохватился Натан. — Я задерживаю тебя, а ведь пора собираться. Ты же идешь в школу. — Да, верно. Мне уже надо собираться, — кивнул Юичиро. Натан ушел, а Юу еще пару минут стоял у двери, глядя ему вслед. Какое-то темное облако сомнений опоясывало сердце. «Правильно ли я сделал, сказать наверняка не могу… Но чувствую, что иначе нельзя было поступить» Вздохнув, Юу повернул свое озабоченное лицо к двери, за которой пребывал Микаэль, а затем поспешил вернуться в комнату. Когда он вошел, Шиндо уже сидел в постели, низко склонив голову. Появление Амане в комнате заставило Мику поднять на него свой уставший и измученный взгляд голубых глаз, под которыми залегли темные круги. Он молчал, с неким страхом и беспокойством взирая на Юичиро. Тот, в свою очередь, также не торопился заговаривать с Шиндо. Приблизившись к шкафу, он открыл дверцу и стал что-то искать. — Сегодня сюда вряд ли войдут, — сообщил Юу так, словно не замечал настороженного взгляда Мики. После того, как он взял необходимое ему сверху, присел на корточки и, выдвинув нижний ящик, начал рыться в нем. — Может быть только мама. — С этими словами он задвинул ящик, потом закрыл обратно дверцу шкафа. Когда он встал перед Микой, то держал в руках сменную одежду и постельное белье. — Поэтому надень это, — он протянул чистую одежду Шиндо, которую тот принял из его рук, даже не пытаясь возмутиться. — Но сперва сходи в душ, сейчас ты вряд ли столкнешься с кем-то из взрослых, но лучше все равно немного подождать. Твой отец с минуты на минуту уйдет, а маму я отвлеку, если потребуется. А сейчас пересядь на мою постель. Юичиро был не уверен, что подобное обращение не вызовет гнев у своенравного и гордого врага, поэтому был крайне удивлен тем, что Шиндо без возражений, держа в руках сменную одежду, послушно встал и отошел в сторону. Конечно, полностью он не выполнил то, о чем сказал ему Юу, потому как не пошел к его постели, а остался стоять в стороне. Он молчаливо наблюдал за тем, как Юичиро стаскивает с его кровати грязные простыни, а затем стелет чистые и уходит из спальни, унося вместе с собой испачканное белье. Мика снова остается один, и силы будто бы опять покидают его тело. Он опирается руками о тумбочку, роняя на нее одежду, данную ему Юу, и прижимает дрожащую руку к лицу. — У тебя ровно три дня. В противном случае будешь наблюдать всю свою семью в дубовых ящиках. Запомни хорошенько. Набатом отбивается в висках зловещая фраза. Ужасная мысль поглощает все сознание, вытесняя оттуда какие-либо иные эмоции и чувства. Есть жуткая доминанта и уже не до снисходительности, манер и прочих подобных атрибутов этикета, которые бы он выразил по отношению к Юу, проявившему к нему участие и не позволившему кому-либо войти и увидеть его в таком неприглядном, жалком состоянии. «Не хочу считать себя глупцом, который видит приготовленную ловушку и попадает в нее, — размышляет Юу, пряча грязное белье в корзину на самое дно. — Не хочу думать, что ты просто смеешься надо мной, заставляя исполнять твои прихоти, вызывая во мне жалость своим видом и поведением. Но в то же время, я считаю, что не имею права игнорировать тебя, оставлять одного, когда ты нуждаешься в помощи и защите. Я вижу, что тебе плохо, больно, одиноко, ты мечешься, неприкаянная душа… Ты страдаешь… Я дам тебе то, что ты хочешь, то, что ты просишь, но только в определенном количестве. Я окажу тебе любую посильную помощь, но только не позволю тебе подобраться к сердцу и снова впустить в него свой яд очередной колкостью или смехом. Я боюсь сорваться, боюсь не выдержать, если узнаю, что это очередная ложь, которой я так бездумно поддался… Опасаюсь самого себя. Ведь не знаю, как поступлю, если потеряю голову и вдруг в порыве безумия сделаю то, о чем потом буду жалеть, но не смогу вернуть обратно, на круги своя… Поэтому я приложу все силы, все свое терпение, но не позволю тебе самому разрушить всё то, что нам кое-как удалось склеить…» — Внизу никого нет, мама во дворе. Ты можешь выйти, — сообщил Юу по возвращении в комнату. Он застал брата уже овладевшим собой, но раздумывающим над чем-то у той же прикроватной тумбочки, к которой он отошел ранее. Мика только взглянул на него, а после снова погрузился в свои размышления. Не получив ответа, Юу принялся собираться в школу. В том, чтобы оставаться дома парень не видел необходимости. Микаэль не выглядит нездоровым. Подавлен и неразговорчив, так это его частое состояние. Быть может, он все еще отходит от вчерашней гулянки, а возможно просто раздосадован тем, что Юу не отреагировал как следует на его провокацию и поэтому не хочет с ним теперь разговаривать. Как бы то ни было, а поскольку Юичиро уже сообщил отчиму о болезни Мики, посему можно быть уверенным, что та же мать не станет докучать ему расспросами и позволит оставаться Мике в комнате столько, сколько ему будет угодно. Если Шиндо все же захочет уйти, это будет его право. Юу же выполнил свою часть негласной сделки и больше ему незачем раздражать своим присутствием сводного брата, которое он и так едва выносит с первого дня их поселения на одной территории. Так он рассуждал, сидя на уроке английского. В тот день Шиндо все же появился в школе под конец дня, но на уроках его не было. Юичиро был удивлен, заметив его хрупкую фигуру и гриву сверкающих золотых волос, промелькнувшую в толпе старшеклассников, вываливших из класса на перемену. «Он здесь, — подумал Юичиро с какой-то внутренней тревогой. — Решил все же прийти сегодня на занятия» — О, опять к старшим клинья подбивает. — И не надоело. Лучше бы с таким усердием к учебе тянулся, как его к старшеклассникам влечет. — Хах, а ему «эта» наука куда важнее. Че ему теоремы всякие да правила, он себе иначе жизнь строить решил. Держу пари, он толком читать-писать не умеет, а сюда поступил чисто случайно. «Вы ошибаетесь. Вы все ошибаетесь, — твердит сам себе Амане, бросая такой выразительный и устрашающий взгляд на кучку хихикающих парней, что те в мгновение ока растворяются между идущими учениками других классов. — Вы понятия не имеете о том, какой он на самом деле. Вы только и можете, что болтать по углам всякие глупости, но вы ничего о нем не знаете» — Юу, не слушай никого, — опускает ему руку на плечо Глен. — Всем заткнуть рты не удастся. Все равно будут болтать на каждом углу, что не говори и как не угрожай. Так уж повелось. Но в следующий раз они могут не удрать так легко. — Для меня это не имеет значения. Я никого не боюсь и если надо будет, заткну всех и каждого как полагается, не стану ограничиваться одними взглядами, — твердо заявил Юичиро. — Правда, пока и этого хватает, чтобы они разбежались по углам. «Юу, что же ты делаешь? Ты же губишь себя в этом безумии и даже не видишь этого, — вздыхает Ичиносе. — А ведь рано или поздно, но ты поймешь, что это тупик» — Ты чего здесь забыл? Совсем страх потерял, один сюда являться! — Думаешь, раз пришел без охраны, так мы сжалимся и ничего не сделаем? Ошибаешься, дружок. — К кому на этот раз?! Тебя проводить? — Отвалите! — выкрикивает Микаэль, которого обступили парни старших классов. — Ууу, как невежливо. Сам заявился, а теперь еще возмущаешься, — цепляя злорадную ухмылочку, противно тянет один из парней, находящийся ближе всех к Шиндо. — А ну-ка! — весело восклицает он, одновременно толкая Мику в руки своих друзей. — Держите его, ха-ха. Шиндо оказывается в лапах его товарищей, которые, смеясь, отпуская грязные шутки, начинают толкать его друг другу, точно играют в мяч. — Нет, не смейте! — попадая в объятия то к одному улюлюкающему старшекласснику то к другому, пытается вырваться Мика. Не проходит и минуты, как рубашка на нем оказывается полностью распахнута, а на теле нет ни единого места, которого бы не коснулись чужие руки: на губах, шее и груди пылают следы влажных неаккуратных поцелуев. — Мы тебе покажем, как заявляться сюда и осквернять своим присутствием наш этаж! Раздаются шаги, что в миг вынуждают компанию остановиться и навострить уши. — Бежим, там кто-то идет! — Эй, а ну остановитесь сейчас же! — кричит Шикама Доджи, однако убегающие уже скрылись за углом и затерялись среди прочих. — Черт возьми, ну, подождите, доберусь я до вас, — восклицает Шикама и взволнованный, подбегает к белокурому мальчику, который сидит на полу под стеной, угрюмо глядя перед собой. — Ты в порядке? Когда в шаге от него оказывается заместитель школьного председателя и звучит его встревоженный голос, Шиндо поднимается на ноги. Ничего не говоря, он, смурной, одергивает рубашку, застегивает пуговицы на ней и ширинке, поправляет галстук, утирает рукой с лица следы поцелуев. — Зачем ты сюда пришел? — строго спросил Доджи. Сдвинув брови, он следил за каждым движением подвергшегося нападению юноши. — Знаешь же, что это небезопасно. Шмыгнув носом, Мика отбросил пряди челки с лица и направился обратно к лестнице. — Постой, ты искал меня? — нагоняет его Шикама и рукой удерживает за плечо. — Подожди, — говорит он уже более мягко и тогда только Мика оборачивается к нему. — Ты ведь шел ко мне до того, как на тебя напали, я прав? — Я хотел поговорить, — тихо отозвался Микаэль, не поднимая глаз на заместителя. — Тогда ты должен был ждать меня у кабинета, а не идти туда, где у тебя полным полно недоброжелателей, — с легкой укоризной воззрился на него Доджи. — Там было заперто. Шикама вздохнул. — Да, я относил свою работу учителю, поэтому ты не застал меня на месте. Как ты, цел? Мика коротко кивнул. — Пойдем, — ласково позвал его за собой Доджи. — Скажешь мне всё, что собирался. Вместе они вышли из здания учебного корпуса и двинулись по алее в сторону сада. Говоря откровенно, энтузиазм, который заставил Микаэля вторгнуться в самое логово врагов, поубавился по некоторым соображениям, которые его подверженный панике разум посчитал сначала за вполне допустимое решение проблемы. Теперь он даже жалел, что вообще затеял это появление. Такое шествие, какое являла собой сейчас эта парочка утонченных учеников, одного из которых боготворили, а второго почитали как самого дьявола, олицетворением коего он являлся на земле, вышедшая на прогулку, не ускользнуло от глаз любопытных и снова отовсюду стали доноситься возбужденные перешептывания. — Эй-эй, поглядите, что это Микаэль с Шикамой расхаживает. — Да, в последнее время зачастил он к нему. — Хах, не может быть, он его чё, соблазнить думает? А Юу что, уже не котируется? Или он его уже не интересует, хах. — Братская любовь такая быстротечная. — Надо же, на кого глаз положил. Совсем рехнулся. — Ты не возражаешь, что я решил прогуляться вместо того, чтоб вернуться в кабинет? — проговорил Доджи, степенно двигаясь по витиеватой тропинке. — Я очень люблю это время года, небо такое синее, а листья только-только начинают окрашиваться в цвета осени. А вот эти огненно-алые листья клена под голубым сводом напоминают мне о моем детстве, точно такие же, они окружали нашу скромную усадьбу до того, как моя семья переехала в Киото. Прости, — усмехнулся Доджи, — меня иногда заносит, я начинаю говорить глупые вещи. Но, впрочем, ты все равно молчишь почти всю дорогу, а мне казалось, что ты хотел что-то мне сказать. — Я вовсе не возражаю, — произнес Мика, будто не слышал последующих слов Доджи. — Если это только не тревожит тебя. Все уже готовы пустить новый слух. — Почему ты думаешь, меня должно это тревожить? — с улыбкой поинтересовался Шикама, срывая один из багровых листов со склонившейся над аллеей ветки. — А разве слухи о строгом хозяине, что любит укорачивать цепь своим псам, не являются правдой? — Ты принялся собирать слухи? — улыбнулся Шикама. — Не думал я, что тебе это интересно. — Шикама, — Мика остановился и развернулся к старшекласснику. Томно прикрыв глаза, он улыбнулся своей очаровательной улыбкой. — Что станет с тобой, если кто-нибудь донесет ему о том, — он взял из рук Шикамы лист и прикусил кончик черешка зубами, при этом он приблизился вплотную в парню, — что ты столь тесно общаешься с одним из учеников нашей школы? — Боюсь, ничего со мной не будет, так как ни с одним из учеников я не имею тесной связи. Я ведь говорил тебе об этом однажды. — А вдруг когда-нибудь она появится? — соблазнительно шепчет Микаэль, прижимаясь теснее. — Не думаю, — уверенно отвечает Шикама. — Неужели? — Мика, я не по этим вопросам. Подобные штучки на меня не действуют, — с улыбкой ответил ему Доджи. — Ты, кажется, чего-то не понял, общаясь со мной. — Вот как? Не может быть, — отстраняется с изумлением Шиндо. — Что тебя удивляет? — спокойно глядит на него Шикама. — Разве ты сам не стал жертвой сплетен? Кому как не тебе должно быть известно, как иной раз чужие языки способны запятнать честь человека. — Хах, признаюсь, я удивлен. Ну, каков хозяин, таков и пес, — ухмыльнулся Микаэль, насмешливо взирая на старшеклассника. — Я ошибался, полагая, что только он у нас полностью фригидный. — Видимо, я огорчил тебя, не так ли? — Доджи склонил голову чуть набок. — Чего же ты хотел? Я больше чем уверен, ты шел ко мне не для того, чтобы выяснить мои отношения с Батори. Так может прекратишь ходить вокруг да около и перейдешь к сути? — Некогда мне с тобой разговаривать, Шикама Доджи, — с надменной веселостью заговорил Микаэль, бросая лист на землю. — Лучше возвращайся к своему покровителю и положи ему голову на колени, как верный пес. Преданно жди, пока он рано или поздно соблаговолит и позволит себе погладить тебя по голове. — Забавный ты, — усмехнулся Шикама. — Тянет меня к тебе. Да только не просто с тобой всё. Хитрый. — Сам ты хитрый, Шикама. Всё добиваешься чего-то, гонишься за чем-то, думаю, даже сам Батори до конца не знает, что творится у тебя в голове. — Отрицать не стану, ибо все возможно, — уклончиво отозвался Шикама. — До встречи, — бросил ему Мика и быстро направился обратно к корпусам. — И стоило же всю дорогу молчать, чтобы потом заявить мне такую глупость, — усмехнулся Доджи. — Ты действительно интересный экземпляр, Шиндо. «Нет, я не могу просить у него. Нужно найти другой способ», — сожалея, что вообще решился обратиться с этим вопросом к Шикаме и, что передумав по пути, был вынужден выкручиваться столь сумасшедшим образом, думал Микаэль, направляясь к школьным воротам.