***
— Отказался, значит? — сидя за столом, изящно подперев рукой подбородок, прищурившись, переспросил Мори слугу, пришедшего в столовую доложить об отказе гостя прийти к столу. — К сожалению. Однако, если Вы не против, мы можем принести ему ужин в спальню? — Не стоит, — строго ответил Шино Мори. — Его предупреждали. Посидит голодным. Это послужит ему хорошим уроком. Слуга учтиво поклонился, не смея возразить. — Вот ведь, паршивец! — прошипел себе под нос мужчина, обращая раздраженный взгляд в сторону утонувшего в сумерках сада. «Даа, с таким непросто совладать. Самый настоящий дикарь» — Сочувствую тебе, — хмыкнул он, прикрыв глаза, — опекунство над таким ребенком уже само по себе наказание. Но это же и заставило тебя так привязаться к нему, верно? Вдруг на столе завибрировал телефон. Взяв мобильный, Мори сначала удивился, а потом злорадная ухмылка скользнула по его тонким губам при виде имени человека, готового выйти на контакт. «Хм, очень кстати пришлось, что этот упрямый мальчишка решил проявить характер и пренебрег ужином, а то могли бы возникнуть некоторые трудности. Рано ему еще вникать в эти дела», — подумал хозяин дома, с внутренним наслаждением слушая нотки телефона и глядя на дисплей. — Хах, — решив, что заставлять ждать дольше будет уже слишком изматывающее, Мори ответил на звонок, — вот уж не думал, что придет день, когда ты сам позвонишь мне, Натан. Такая приятная неожиданность для меня, — пропел он, откидываясь на спинку стула. — Чем обязан такой чести? — Не прикидывайся, сволочь! — прорычал в трубку Натаниэль Шиндо, так как это был именно он. Выяснив номер Шино, он сразу же позвонил единственному человеку, который мог еще что-то исправить. — Натан, с твоей стороны не очень вежливо звонить и сразу набрасываться с оскорблениями. Я ведь могу положить трубку и больше не отвечать на твои звонки, — с ядовитой улыбкой на устах, спокойно проговорил Шино. — А терять связь со мной, тем более сейчас, для тебя наименее выгодно. — Только попробуй, и, где бы ты там не прятался, я тебя найду, и уже ничто не спасет тебя от моего гнева. Как понимать это уведомление?! — выдохнул в трубку Натаниэль, глядя на постановление суда, которое он крепко сжимал в руке. — А его уже доставили? Ох, право слово, курьерская служба нынче оставляет желать лучшего. — Не увиливай от ответа! Говори! Что это значит? Почему мне пришла эта чертова бумага?! Ты же обещал, что не будешь ничего предпринимать. Я позволил сыну отправиться к тебе только потому, что у нас была сделка! Как ты посмел нарушить слово! Что значит, Мика останется у тебя до окончания судебного процесса, в результате которого он останется у тебя! Как ты посмел? — Ох, Натан, ты как всегда несдержан, — вздохнул Мори. — Пойми, все упирается исключительно в критическое положения мальчика. Исходя из обстановки, окружающей несчастного ребенка, я, как отец, просто не мог закрыть на это глаза и не попытаться вырвать его из нее. — Как отец? Ты смеешь называть себя отцом? Да не один суд не признает тебя! — Уже признал, — с поразительным хладнокровием ответил Шино. — Причем, о результате этого признания тебе уже доподлинно известно. Правда на моей стороне, ибо, когда члены комиссии по делам несовершеннолетних их органов опеки узнали о том, что мальчик состоит в гомосексуальной связи со своим сводным братом, а его так называемый отец знает об этом и молчит, быть может, даже поощряет, потому как сам привел в дом этого морального урода, который, к тому же, еще с детских лет питает вражду к Микаэлю, а после неизвестно при помощи каких методов вынуждает его сбежать из дому, где опять же Микаэль подвергается насилию, они естественно стали на мою сторону и приняли решение избавить несчастного ребенка от пребывания в столь ужасных условиях. — Вот ты как заговорил! Ставишь мне в вину, мол я не уследил за собственным сыном? Пользуешься тем, что они сбежали? — Не обессудь, но наш мальчик, сам того не зная, оказал мне незаменимую услугу, без этого я не собрал бы достаточно доказательств, чтобы суметь отсудить его себе. — Это же маразм, он же не нужен тебе! Зачем ты так поступаешь? Зачем портишь ему жизнь! — В сравнении с тем, как испортил ему жизнь ты, мое вмешательство — это словно комариный укус, — парировал Мори. — Не понимаю, зачем тебе причинять ему страдания. Он только-только успокоился, обрел наконец покой. Почувствовал, что значит любить и быть любимым. — Если уже речь зашла об этом, то, пожалуй, связь с насильником не приносит счастья. — Юичиро не насильник! Он любит его, по-настоящему! Искренне! И ты, я убежден, знаешь это не хуже моего! — Натан, — хмыкнул Мори. — С каких пор ты становишься на защиту этих порочных однополых связей? Мне казалось, ты был их самым ярым противником. — С некоторых пор ситуация изменилась. — Даже так? А позволь полюбопытствовать, что этому предшествовало? — Тебя это не касается, — сухо ответил Натаниэль. — А по поводу моего сына, так и знай, я тебе его не отдам. Я буду бороться за него до последнего, но не позволю ему остаться с тобой, и плевать мне на постановление суда! Я найду самых лучших адвокатов, но не позволю тебе выиграть! — Я уже выиграл, Натан. И тебе это отлично известно. Ты понимаешь, что проиграл. Мика мой, и тебе уже ничего с этим не сделать. Совершенно ничего. Он останется со мной, а тебе даже не позволят подходить к нему, если я потребую. — Какая же ты тварь… — Все по справедливости. Сначала ты заботился о нем, теперь настало мое время. И под моей эгидой этот взбалмошный ребенок в корне изменится. Я не позволю ему вести такой халатный образ жизни, коим сполна одарил его ты, — и, почувствовав, что струна уже натянута до предела, Мори неожиданно добавил, как бы раздумывая: — Однако, если только… — Если только что? — раздраженный тем, что Мори тянет с ответом, переспросил Натан, теряя терпение и ужасаясь чужой низости и подлости. — Включи камеру и покажи мне дисплей своего телефона, а когда это исполнишь, отключи диктофон. Тогда будем говорить дальше. У Натана перехватило дыхание. Он замер в том положении в котором был, то есть стоя у рабочего стола, спиной к двери. — Ну же, я жду. Делать было нечего. С тяжелым сердцем, Шиндо исполнил условия. — Вот и славно. Камеру можешь не отключать. Мало ли что? — раздался насмешливо-надменный голос Мори из динамика. — Говори, я сделал, что ты просил. Что «если только»? Чего ты хочешь? — проводя рукой по вспотевшему лбу, дрожащим от негодования тоном, спросил Натаниэль. — Что я должен сделать, чтобы ты отпустил Мику? — Натан, ты меня неправильно понял. Я не намерен останавливать процесс. Мика будет жить у меня. — Черт! Тогда к чему этот разговор?! — взбешенно выпалил Натан. — Да, я не намерен ничего прекращать, но! — Мори выдержал короткую паузу. — У тебя есть шанс не разлучаться с сыном, а видеть его ежедневно, ежечасно. — Да? — хмыкнул Натаниэль, догадываясь о чем пойдет разговор. — И каким же это образом? Позволь узнать. Снова пауза. — Господи, да когда же ты оставишь эту затею в покое, — Шиндо закрыл рукой лицо. — Я ведь уже сотни раз говорил тебе? — Да, говорил, я помню, однако обстоятельства — вещь суровая и испытание временем не менее мучительно. Если ты придешь ко мне и согласишься остаться со мной, ты будешь иметь возможность не разлучаться с племянником. Более того, мы вместе станем воспитывать его. В общем, все в точности, как я и обещал тебе шестнадцать лет назад. Безбедная жизнь и воспитание ребенка. Большего я от тебя не требую. — Никогда. Ты слышишь? Никогда, — дрожа от ярости, прорычал Шиндо в трубку. — Я не принял этого тогда, не приму и теперь! — Выбор за тобой, мой милый Натан. — А Эрика, моя жена, а Юу? Ты подумал о них, как я брошу их теперь? — Ну, всегда приходится чем-то жертвовать, я прав? Но бросить их будет явно не так мучительно и совестливо, как предать того, кого растил с самого рождения? — Нет. Нет, этого не будет. — Бедный мальчик. Его ждет такое разочарование… В который раз. — Заткнись! Ты даже понятия не имеешь, что делаешь, и я надеюсь, Мика не знает о твоей затее и не узнает до последнего! А там я что-нибудь придумаю, это я тебе обещаю. Ты не получишь ни одного, ни другого! — Похвальная самоуверенность, — хмыкнул Мори. — Разумеется, Микаэль ничего об этом не знает. Я, может, и не самый мягкосердечный и сентиментальный человек на планете, но даже мне будет тяжело сообщить бедному мальчику, что его дядя в очередной раз пренебрег им, лишь бы только не запятнать свою честь. Думай, Натан, думай. И, надеюсь, в скором времени я буду лицезреть тебя в своей гостиной. До встречи. Мори сбросил вызов, а Натан, не в силах сдержать свои чувства, выплеснул гнев, снеся на пол все что было на рабочем столе. Натан появился на первом этаже по прошествии не менее получаса. Эрика не осмелилась беспокоить его раньше и терпеливо ждала результата, общаясь с Юичиро. А когда супруг показался в холле, поспешила выйти к нему навстречу. Мрачная тень легла на его лицо и по этому сразу можно было догадаться об исходе проведенной беседы. — Как дела? — все же спросила она. Но Натан только обреченно закрыл глаза и покачал головой. Эрика уже хотел была обнять его, но мужчина, увидев глядящего на них из кухни Юичиро, словно о чем-то вспомнив, пошел прямиком к нему. — Юу, — бледный и взволнованный, он обратился к пасынку, — ты, кажется, сказал, что созвонился с Микой? — Да, еще днем. Он сам позвонил мне, — поставив чашку с чаем на стол, ответил юноша. — В их местности проблемы со связью, вот почему Мика не сумел позвонить раньше и мы не могли до него дозвониться. В Арасияме с этим как оказалось большие трудности. — Да. Арасияма… — повторил Натаниэль, таким глухим тоном, как произнес бы это обвиняемый на суде, когда услышал название места, где ему предстоит провести всю оставшуюся жизнь. — Юу, вы договаривались созвониться сегодня еще? — взяв себя в руки, серьезно спросил Натан. — Конечно, — Юу взглянул на настенные часы, — он обещал позвонить, когда будет свободен. — А сейчас? — Что сейчас? — не понял Юичиро. — Ты можешь позвонить ему сейчас сам? Эрика вошла следом за мужем, но так и осталась стоять на пороге. — Ну, — Юу слегка замялся. Мика назвал определенное время, а оно еще не наступило. — Не знаю… Наверное, можно… Только не уверен, возьмет ли он. — А ты попробуй, — слабо улыбнулся Натаниэль. — Это очень важно. Я хочу сам услышать, что с ним все в порядке. Юичиро не стал более медлить. Взяв в руку смартфон, он быстро набрал новый номер любовника и поднес телефон к уху. Пошли длинные гудки. Несколько секунд ожидания и из динамика прозвучал ровный голос Шиндо. — Мика, извини, — сразу заговорил Амане. — Я помню, ты просил дождаться звонка от тебя. Надеюсь, я не помешал? — Нет, не помешал. Что ты хотел? — голос возлюбленного звучал как-то особенно глухо и отдаленно. — На самом деле, это твой папа, — Юу поднял взгляд на Натана, замершего в нетерпеливой позе. — Он хотел поговорить с тобой. — Да? Ну, хорошо, пускай… Юичиро отнял телефон от уха и протянул его отцу. При этом подумав, что Микаэль как-то не так отреагировал на это заявление. Вроде как прошлый раз он огорчился из-за того, что отец не выказал стремления связаться с ним, и сейчас должен был обрадоваться перемене настроения родителя. «Как же всё не просто у этих двоих», — мысленно сказал себе Юичиро, глядя на мужчину, разговаривающего с племянником. — Мика, — произнес Натан, от волнения не зная толком, что сказать мальчику. — Привет, — ответил слегка печальный родной голос. — Здравствуй, — слабо улыбнулся Натан. — Извини, что раньше не смог позвонить. Юу только сейчас смог все объяснить о тамошних неполадках. — Ничего. Я сам вначале ничего не понимал, пока… он мне не объяснил. — Он? — мужчина слегка сдвинул брови. — Ну да, отец… — Да, в самом деле, — кивнул Натан, чувствуя, как слова отзываются болезненным эхом в душе. — Как ты там? Устроился? — Угу, у него действительно огромный дом, не чета нашему. Мне тут отвели комнату, пожалуй, вдвое больше моей собственной. А из окна виден сад. Вообще кругом довольно красиво. — Можно предположить, что тебе там нравится? — Жаловаться пока не на что. Все довольно сносно. — Я рад слышать, что ты не жалеешь о своем решении, — Натан провел рукой по глазам. Как тяжело говорить об одном, когда наружу рвутся слова совсем иного рода. Говорить об удобстве, о прочих мелочах с ребенком, которого у него подло отнимают в данный момент и ничего нельзя с этим поделать. — Да… — тихо отозвался Микаэль и после недолгого молчания, произнес: — Пап, Юу говорил, что там у тебя возникли какие-то проблемы на работе… — Ах, это? Да, были кое-какие трудности, но сейчас уже все улажено. Не о чем беспокоиться. — Понятно. Ну что же… Хорошо. — Мика, — серьезно сказал Натан. — С тобой все в порядке? — Да. — Если чувствуешь что что-то не то, говори, не медли, я приеду и заберу тебя. «Господи, что я несу! — он закрыл глаза. — Я же не смогу выполнить это обещание. Он мне не позволит» — Впрочем, нет, — поправил сам себя господин Шиндо. — Я снова обращаюсь с тобой, как с ребенком. Ты уже взрослый, и если бы что-то было не так, ты бы уже сказал. Извини. Пойми, я не хочу навязывать тебе свою волю. Раз ты принял такое решение, я не имею права даже начинать колебать тебя. Если тебе там нравится и тебе там по душе, оставайся сколько хочешь, а мы подождем. «Мика пока не знает главного, в этом я убежден. Иначе он бы не смог так спокойно со мной разговаривать. Мори ничего ему не сказал. Будем надеяться, что он и дальше будет держать свое слово» — Мика, я только об одном прошу тебя, будь осторожен, хорошо? — Хорошо… — Я люблю тебя. Надеюсь, мы скоро увидимся, — произнес Натан, чувствуя, что дальше сдерживать свои эмоции будет уже невозможно и нужно заканчивать. — Ты, наверное, хочешь поговорить с Юу? — Можно. — Передаю ему телефон. Спокойной ночи, — сказал Натан и отдал мобильный Юичиро, уже стоящему наготове в метре от отчима. — Спокойной ночи, папа, — тихо проговорил Микаэль, чувствуя какой-то неприятный осадок после этого разговора с отцом. Некоторая зажатость, нервозность в обращении отца, послужила толчком для мысли, что Натан не так уж и хотел с ним говорить. И будто пытался поскорее отделаться от него, исполнив свой родительский долг. Очень странное, неприятное ощущение. Но, быть может, он был таким только потому, что все еще не оправился после дневных проблем? Натан и раньше замыкался в себе, когда случались казусы в делах. Почему сейчас он должен повести себя иначе, только потому, что его племянник поселился у врага и не находится дома? Родители ушли к себе, а Юу вернулся на кухню. — Алло, Мика. — Юу, тебе он не показался странным? — Кто? Натан? — Именно. — Да вроде нет, — пожал плечами Амане, сев за стол. — Всё как обычно. А что? — Да нет, ничего. Просто мне показалось… Нет, не важно. Глупости все это. — Ты о чем? Что случилось? — насторожился темноволосый парень. — Юу, ты не против, если мы созвонимся уже завтра, — произнес Микаэль. Он сидел на постели в своей спальне, освещаемой лишь ночником, стоявшим на тумбочке, и держал в руке переданный Адрианом запечатанный конверт. Внезапный звонок брата помешал ему распечатать письмо и всё то время, что Мика говорил с Натаном, его мучило желание поскорее прочесть послание матери. И теперь он уже не мог ждать дольше. — Сегодня был такой напряженный день. Я страшно устал, прямо с ног валюсь. Чуть было не уснул, но твой звонок… — Я понимаю, — улыбнулся Юичиро, хотя ему и было жаль, что придется так скоро расставаться. — Новые впечатления, эмоции, нервы. Странно, что ты еще до сих пор держался. Я тоже измотался и буду не прочь лечь пораньше. В таком случае, до завтра? — До завтра, — ответил Мика и сбросил вызов. Положив телефон рядом с собой на постель, он обеими руками взялся за конверт, развернуть который было одновременно и желанно, и очень сложно. «Для Мики», — гласила одна единственная строчка, написанная красивым, убористым почерком, в котором Шиндо угадывал элементы своего собственного почерка. Слова, фразы, содержащие последнее и единственное обращение к ребенку, женщины, вынужденной расстаться с ним навсегда, и манили, и пугали в одночасье. Манили теплом, тем трепетом материнской любви и нежности, такой далекой и такой нужной, а пугали истиной, возможно откроющейся после прочтения. И все же Мика распечатал конверт и вынул оттуда белый лист, где все тем же красивым, но менее ровным почерком, видимо связанным с осложнением в состоянии, было написано следующее:«Милый мой мальчик, я пишу тебе это письмо, находясь в городской больнице. Я так боюсь, что не смогу дописать его или не успею передать письмо, что даже рука дрожит. Впрочем, нет. Я дрожу не из страха. Мысль, что это единственное связующее нас в будущем письмо, заставляет трястись мою руку и слезы наворачиваться на глаза. Я бы так хотела сказать тебе это все сама, но боюсь, у меня уже никогда не будет такой возможности. Только вчера приходил врач и после я слышала, как он разговаривал с моим братом в коридоре. Я сама это чувствую и их слова только позволили мне убедиться, что я права.
Я решила написать тебе это послание, чтобы предостеречь. На случай, если вдруг все сложится не так, как мы запланировали с твоим дядей и этот человек снова появится в твоей жизни. Чтобы ты, мое бедное дитя, никогда не попал в ловушку, в которую угодила я сама, будучи глупой и наивной. Уверена, что, читая это письмо, ты уже многое знаешь и понимаешь о своем прошлом. Должно быть, ты уже совсем взрослый… Интересно, сколько тебе сейчас — пятнадцать-шестнадцать, а может быть ты ждешь со дня на день отметить свое совершеннолетие? В одном я убеждена точно: ты вырос красивым, сильным и уверенным. О, как бы я хотела видеть тебя в тот момент, когда ты будешь читать эти строки! Но поскольку этому не суждено уже сбыться, я обязана оставить своему сыну спасительную нить. Он должен знать, что я поверила в любовь чудовища, демона в человеческом обличье, и жестоко поплатилась за свою наивность. И что ужаснее всего, я подвергла столь тяжкому испытанию своего единственного ребенка. Ты, мой Микаэль, должен знать правду. Всю ужасную правду о своем отце, Шино Мори, и правда заключена лишь в одном — этому существу чужды человеческие качества, такие, как любовь, жалость, доброта и сострадание. Он не щадит никого и никогда в попытках достичь своей цели. Он не пощадил меня, не пощадил и своего ребенка, безжалостно и хладнокровно отказавшись от нас обоих, когда понял, что от нас больше не извлечь пользы. Я долго противилась убеждениям Натана, единственного человека, искренне желавшего мне добра всю мою жизнь, закрывала глаза на чужие слова, считала их сплетнями и клеветой завистников, не замечала очевидного в поведении того, кого считала идеалом. И теперь я здесь, сраженная болью предательства и пожираемая болезнью, что каждый день приближает меня к той страшной минуте, когда я больше не смогу увидеть тебя, прижать к себе, поцеловать… Прости меня за все, что ты прожил, и за то, что тебе еще предстоит пережить. Я бы сошла с ума, если бы считала, что после моей смерти ты останешься совсем один в этом ужасном, несправедливом мире, но сейчас, как мне самой не страшно, я спокойна, поскольку могу переживать только из-за разлуки с тобой, ибо знаю, что мой брат непременно позаботится о тебе, что бы ни случилось. Натан никогда не оставит тебя, всегда будет рядом. Я взяла с него эту клятву и знаю, он сдержит ее. Он станет тебе тем отцом, которого я не смогла подарить тебе. Сейчас я могу просить тебя только об одном — никогда ни в чем не вини его. Мой дорогой брат делал все возможное от начала и до самого конца. Он не заслуживает твоей ненависти, на какие бы аморальные поступки не решился. Брак с собственной сестрой — это противоречит всем правилам, но тебе известна предыстория, поэтому не суди нас молодых в таком отчаянном шаге. Ведь мы предприняли его, только пытаясь оградить тебя от беды, от жизни в одиночестве в стенах детского дома, от эгоистичных посягательств твоего настоящего отца. Все только с тем умыслом, чтобы ты никогда не попал в его руки и не испытал на себе ту боль разочарования, предательства, что довелось пережить мне. Все только для тебя, мой милый. Мне безумно жаль, что в моем последнем письме я вынуждена говорить о таких тяжелых вещах, но, находясь на смертном одре, я хочу быть уверенна, что мой сын будет предупрежден, огражден от змеиного жала и яда, пролитого в твою душу. Этот человек прикинется кем угодно, не побрезгует ничем ради своего собственного комфорта.
Теперь, когда ты знаешь об этом, я могу умереть спокойно, будучи уверенной, что, прочитав однажды это письмо, ты все поймешь и примешь правильное решение. Я так много хочу тебе сказать, но глаза застилают слезы, я почти не вижу того, что сама написала, но ты должен знать одно — твоя мама всегда любила и будет любить тебя. Она всегда рядом и оберегает тебя с Небес. Когда тебе станет плохо и одиноко, просто прислушайся к своему сердцу, и ты поймешь, что я все еще жива и люблю тебя. Прощай, мой любимый, мой единственный мальчик, мой Микаэль. Я желаю, чтобы твоя жизнь была светлой и радостной, как ты того и заслуживаешь, мой маленький ангел. Когда-нибудь, пройдет много-много лет, и мы обязательно встретимся. А пока, заклинаю тебя, как мать, которая с кровоточащим сердцем покидает тебя, — живи назло всем в этом проклятом мире и найди свое счастье!!!"
Кончив читать, Микаэль закрыл глаза и опустил руку с письмом. Столько светлой боли, столько нежной тоски разрывали его душу, что казалось, он сейчас лишится сознания. Не сказать, что признание матери шокировали его, открыли новые аспекты его прошлого, однако соприкосновение с призраком, любовь и тепло которого чувствуется и бьет мощным потоком даже сквозь время, заставляет все плыть перед глазами. Смятение души убедившейся в истине не имело границ. — Нашел, я нашел его, мама, — одними губами прошептал Микаэль, судорожно прижимая письмо к груди. — И ни за что не упущу. Я обязательно вернусь домой, но позже. Я знаю, он мой враг, как враг моего дяди и твой, и я ненавижу его все сильней, но чтобы навсегда избавиться от него, я должен пока остаться здесь… Убедиться кое в чем окончательно… Я тоже люблю тебя и всегда буду помнить о тебе…