Забудем?

Просыпался Илья медленно, до последнего цепляясь за сон. Реальность, в отличие от безмятежных предутренних грёз, встречала засоню с ехидством: кололась вылезшим из подушки пером, холодила сквозняком торчащие из-под одеяла пятки и шумела водопроводными трубами через стену у изголовья кровати. Не его, к слову, кровати. Вчера после головокружительного минета и случившегося за кухонным столом (или скорее на кухонном столе) непотребства они с Сеней оба предсказуемо впали в легкую панику. Пока раскрасневшийся растрёпанный друг дрожащими руками запихивал обмякшее достоинство в шорты и переводил бегающий взгляд со стен на потолок и обратно, Илья, сердце которого колотилось у того в ушах и горле с мощностью отбойного молотка, мысленно орал на себя за идиотизм и недальновидность. Однако бежать было поздно: худшее уже свершилось — и хотя он подозревал, что Сеня принял бы очередное его «забудем» стоически, недостатки подобной стратегии были очевидны даже самому Илье. Да и, справедливости ради, он прекрасно знал, чем закончится его экспедиция к самоизолировавшемуся другу в условиях взаимной недосказанности и с учетом его собственного душевного раздрая. Не говоря уже о том, как давно он, блять, не кончал так ахуительно мощно, чтоб аж пальцы на ногах поджимались — и как же он скучал по партнеру, отзывающемуся на его ласки и принимающему их с энтузиазмом. В итоге, придя к согласию с собой и своей совестью, Илья первым признал свершившимся преступное действо и обозначил изменившееся положение дел: — Ну, — объявил он, неуклюже опуская наспех вытертую от кончи ладонь Сене на голое влажное плечо, — вот так вот, бля. И, подпихнув долговязого друга обратно к столу, ещё более неуклюже чмокнул в искусанные губы — сначала промазав и чутка обслюнявив чужую розовую щеку. После было проще: Сенин непрекращающийся ступор отчего-то воскресил обычный Илюшин чилл, и пока друг хлопал ресницами и неуклюже натягивал майку, он поставил чайник и ополоснул чашки. Чай предсказуемо пили с «плюшками», расположившись на ковре в спальне. Плюшки Сеню расслабили и он даже начал улыбаться — а как начал, то уже не переставал до конца вечера. Улыбки сопровождались постоянными прикосновениями, настолько невинными и естественными, что они могли бы сойти за родственные, если бы не сверкающие в глазах друга звезды. Засыпали они, сплетясь ногами и лицом друг к другу в Сениной кровати, достаточно уставшие и накуренные, чтобы ни о чем не думать. Периодически Сеня вытягивал свою длинную шею и целовал Илью куда-нибудь в лицо: в тяжелые, норовящие закрыться веки, в колючий подбородок, в любую из выскочивших на носу веснушек. Илья реагировал невнятным мычанием, слишком эмоционально выдохшийся, чтобы как-то удивляться пробегающим каждый раз по позвоночнику искрам, и только сжимал облюбовавшую Сенин костлявый бок ладонь — до тех пор, пока они наконец не отрубились несколько часов назад. И вот теперь он медленно просыпался в чужой кровати, абсолютно трезвый, и никак не мог понять — что, блять, на него вчера нашло и что, блять, ему теперь со всем этим делать. Трубы всхрапнули напоследок, фыркнули и замолчали, и сердце у Ильи в груди отчего-то пропустило удар. Он втянул ноги под одеяло и поглубже закопался лицом в колющуюся подушку, до боли зажмурив глаза и отчаянно не желая окончательно просыпаться. Приглушенно скрипнули дверные петли и закряхтел в коридоре дряхлый паркет, прослеживая дорожку чьих-то быстрых шагов. Илья сглотнул было, но в сухом горле совершенно не нашлось слюны и он закашлялся, в процессе чуть не подавившись и отчаянно глуша позорные звуки в подушке. От напряжения на глазах выступили слезы, а из носа потекло, и он мысленно разразился длинной матерной тирадой — и именно в этот момент, словно в насмешку, дверь в спальню приоткрылась с легким щелчком. Илья скорее ощутил телом, чем услышал, как Сеня на цыпочках вошёл в комнату. Вошёл и замер — Илья под одеялом замер тоже, до белых костяшек сжимая простыню в кулаках. Невероятно долгое мгновение спустя Сеня почти беззвучно двинулся вперёд по плотному ворсу ковра. Открылись и закрылись створки шкафа, зашуршала одежда. Сеня тяжело вздохнул через нос. Снова повисла пауза: Илье казалось, что его ебаное сердце раскачивает кровать, так сильно оно колотилось — от былой сонливости не осталось и следа. Наконец, после ещё одного душераздирающего вздоха хозяин квартиры так же тихонечко вышел из спальни, и Илья сорвано выдохнул в подушку, только теперь осознав, что все это время не дышал. Он не был уверен, сколько ещё он провалялся, вслушиваясь в Сенины телодвижения на кухне: открывающиеся и закрывающиеся ящики и шкафчики, приглушённое бряцание посуды и столовых приборов, шаркающие по кафелю шаги, едва-едва слышные ноты музыки... Только когда аппетитно заскворчало на сковородке масло и даже под одеяло начал проникать запах жарящейся яичницы, Илья решил, что нет смысла дальше откладывать неизбежное, и, сопровождаемый ворчанием пустого желудка, все-таки вылез из кровати. Его джинсы нашлись аккуратно сложенными на стуле перед письменным столом. Натягивая их, Илья бездумно рассматривал столешницу, подмечая раскиданные фантики из-под конфет, обрывки фольги и прочий сор, намекающий на их вчерашний «ужин» — а с кухни, тем временем, пахло все соблазнительней. К моменту, когда он всё-таки добрался до неё, яичница была готова — Сеня мурлыкал в тон негромко звучащему из колонки соулу, практически танцуя по кухне в растянутых штанах, майке и своих жутких шаркающих тапках. От него оглушительно пахло шампунем и стиральным порошком, почти перебивая запах жареной ветчины и чёрного кофе. На столе, вид которого отчего-то Илью на мгновение смутил, стояли две тарелки, их чашки и на две трети полный френч-пресс, из носика которого курился тоненькой струйкой ароматный пар. Честно говоря, абсолютно все в этой картине было настолько же ахуенно, насколько сюрреалистично, и пару секунд Илья тупо моргал в дверях, неуверенный, отчего он чувствует себя как перед прыжком с парашютом. Сеня заметил его, когда отворачивался от плиты со сковородкой в руке, и натурально подпрыгнул. — Ебать! — выпалил он, едва не уронив свою ношу, и свободной рукой картинно схватился за сердце. — Напугал! — Пардон, — Илья зачесал пятерней взлохмаченные кудри, ощущая, как отчего-то его лицо растянула широкая и совершенно не контролируемая улыбка. — Добр’утро. — Доброе утро, — Сеня улыбнулся в ответ, и хотя его улыбка выглядела немного неуверенной и почти испуганной, в глазах сияли вчерашние чертовы звёзды. Илья почувствовал, как сдавило в груди, и, стараясь прогнать стремное, некомфортное чувство, сглотнул выступившую от голода слюну. — Мне вернуться в кровать, чтоб ты замутил настоящий завтрак в постель? — поспешил отшутиться он, целенаправленно проходя вперёд и с уверенностью, которой он на самом деле не ощущал, усаживаясь за стол. — Обойдёшься, — Сеня улыбнулся чуть шире и шлепнул ему на тарелку приличную порцию золотистого омлета с ветчиной. От сковородки к тарелке потянулись нитки расплавленного сыра, и парень ловко обрубил их лопаточкой, тут же докидывая Илюше на тарелку. — Если наш сервис вас не устраивает, валите жрать к себе... Тебе хлеб нужен? У меня только чёрный, и то он немного залежался, если честно. — Пофиг, давай, — ответствовал Илья, торопливо хватая вилку и набивая полный рот. — Аа-а, п-пляя... Горячо!.. Как вкусно... Сеня коротко хохотнул, накладывая себе в тарелку вторую половину омлета и закидывая сковороду в мойку. Хлеб, который он сунул Илье и в который тот тут же вцепился зубами, и в самом деле был не первой свежести, но голодному гостю не могло быть более параллельно — кофе был молотый, омлет обалденный, а хлеб — хлеб для сытности. — Вкусно, — не удержавшись, опять сказал он, подняв на друга по-щенячьи счастливый взгляд. — Спасиб. — Не за что, на здоровье, — звезды в Сениных глазах полыхнули ярче, и Илья поспешил уткнуться взглядом обратно в тарелку. — Я, честно говоря, уже пару дней в магаз не выбирался. Так что остались у меня одни дошираки, надо сегодня затариться нормально. — Мм, — высокоинтеллектуально промычал в ответ Илья, хлюпая слишком горячим кофе. Несколько минут они ели молча, под звуки доносящейся из колонки музыки и звяканье вилок об эмаль. Чем меньше на тарелках оставалось яичницы, а в чашках — кофе, тем заряженней становилось это молчание, тем больше хотелось Илье прервать его, и тем меньше он представлял, что же сказать. Когда он, наконец, дожевал последний кусок и поднял глаза на сидящего напротив друга, то встретился с его пристальным взглядом. Илья выдавил нервную улыбку, от искусственности которой у него самого едва не дернулся глаз, открыл и закрыл рот, и замер. Сеня вздохнул. — Жалеешь? — проницательно спросил он, глядя на Илью исподлобья. — «Забудем»? Илья опасался, что этот поезд уже ушёл. Он помотал головой, откинулся на спинку стула и тоже вздохнул. — Не, — буркнул он и запрокинул голову, пряча глаза. — Какой уж тут «забудем». И я не то, чтобы жалею. Просто это, типа, непривычная ситуация. Сеня фыркнул. — Да, тут не поспоришь, непривычная. В конце концов, у тебя ведь есть девушка. И ты не гей. — Я тебя хочу, — убито сообщил Илья потолку. — Я заметил, — Сенин голос подскочил вверх, и он прочистил горло, — вчера. — Угу. — Ага. Плейлист закончился, и на кухне повисла тишина. Слышно было гудение холодильника и звуки их дыхания, и больше ничего — опять пропала Москва, опять ничего не существовало за пределами квартиры. Скрипнул под Сеней стул, щелкнул счётчик в коридоре. — Что же делать? — услышал Илья свой собственный голос. Пауза длиной в два вдоха-выдоха. — Ну, — очень тихо произнес Сеня, — либо вали, и со временем мы забудем... — Либо? — Либо вставай, поцелуй меня, и нахуй всё. — ...Ты знаешь, — сказал Илья после секундного молчания и встал. Ножки стула ужасающе громко проскрежетали по кафелю. — А нахуй. Два шага до Сени показались двумя шагами, без поэтических изысков. Чуть подрагивающие пальцы легли на гладко выбритые щеки; левый большой — в миллиметре от уголка чужих нервно поджавшихся бледных губ, а потом эти губы чуть приоткрылись в непроизвольном выдохе, и Илья накрыл их своими. Сенины руки поднялись к его плечам и выше, запутавшись в отросших кудрях, а потом их дыхание смешалось, и стул снова скрежетал, когда Илья перекинул одну ногу через Сенины длинные бёдра, впившись пальцами в его загривок под пушистыми, свежевымытыми волосами.

***

Мир не остановился, свет не кончился. Дни потекли своей разношерстной чередой, полные сомнительной подготовки к госам (залипания в ленту вк и телеги с периодическими переключениями на статьи по темам в интернете) и их сдаче, свиданий с Олей (исключительно PG-13, будто в средней школе) и... свиданий с Сеней, хотя можно ли было назвать свиданиями их совместное времяпровождение, тоже вопрос. Между ними почти ничего не изменилось, и вместе с тем изменилось как будто бы все. Когда в тот злополучный день Илья поехал домой, Сеня вылизал всю квартиру до блеска и вечером пригласил его в гости — они залипли в приставку, сожрали большую пиццу и выпили по две бутылки пива, а потом отдрочили друг другу и завалились спать в обнимку на свежей постели. Илья думал, переходный период протянется дольше, но человек-скотина ко всему привыкает, или это просто он скотина, черт его знает. В любом случае, не было ничего проще, чем взять в руку твёрдый Сенин член и присосавшись к чувствительной длинной шее двигать кулаком вверх-вниз, пока друг не кончит. Просто было целовать отзывчивый Сенин рот — после тщательного изучения вопроса Илья пришёл к выводу, что мужские губы действительно особо ничем не отличаются от женских. Разве что щетина под вечер начинает колоться — но что он, куни в своей жизни не делал? Так прошёл остаток мая: к концу месяца сессия была закрыта, и впереди оставалась только защита магистерской диссертации, а потом — здравствуй, взрослая жизнь. Надо будет активно косить от армии, искать работу, жениться на Оле, в перспективе делать детей, и Илья не знал, почему при мысли об этом у него начинали не в шутку ныть зубы. Любить Олю стало парадоксально проще теперь, когда у него появилась «любовница». Конечно, когда он видел ее длинные гладкие ноги, ему по-прежнему хотелось вклиниться между них, да и вид золотого крестика между высоких ладных грудей по-прежнему вызывал у него отнюдь не желание молиться, но сопротивляться позывам плоти стало куда как проще. Девушку его неожиданный «целибат», похоже, устраивал: последний раз они занимались сексом ещё тогда, до майских, и с тех пор они оба не проявляли никаких видимых признаков взаимного желания. Вместо этого они ходили в кино, в кафе, Илья купил ей браслетик с жемчужной подвеской в качестве поздравления с закрытой на «отлично» сессией (не на свои деньги, естественно — мама была только рада спонсировать подобный жест). Они много целовались, ходили по улицам, держась за руки, и ели одно мороженое на двоих — а потом Илья запрыгивал в метро и ехал к Сене. С Сеней они за руки, понятное дело, не держались. Когда они гуляли вместе, то делали это в близлежащей Битце, подальше от людных мест и любопытных глаз. Один раз их едва не приняли менты, решив, что они ищут в лесу закладку (к счастью, конкретно в этот раз они действительно просто гуляли). Им еле удалось отболтаться и свалить с миром, но это было лучше, чем если бы в людной части парка кто-то кинул им в спину «пидоры» или что-то подобное. Илья бы психанул, и Сеня, наверное, это понимал, раз никак не комментировал сложившийся статус-кво. 2 июня у Ильи был День рождения — в детстве он всегда обижался, что в отличие от других ребят его не успевали поздравить в школе и не заваливали кучей фиговеньких подарков. С другой стороны, можно было сэкономить на конфетах, которыми не приходилось делиться с падкими на сладкое одноклассниками. Последние же шесть лет на 2 июня порой приходились то последние пары, то первые экзамены, и он получал и долгожданные фиговенькие подарки, которые чаще отправлялись с глаз долой, если не были съедобными — и льготные плюс полбалла от сердобольных преподов. В этом году, однако, он получил пару подарков иного характера. Утром второго числа он проснулся из-за того, что чья-то мягкая и нежная рука ласково поглаживала его полувставший член под одеялом — он сладко вздохнул, потянулся до дрожи в пояснице и сквозь полусон счастливо пробурчал: — Мм... Доооброе... В ответ его губ в легком поцелуе коснулись чужие мягкие пухлые губы, пахнущие зубной пастой и кремом, и Олин голос произнёс полушепотом: — С Днём рождения, Илюш. Позднее, если бы Илью попросили как-то объяснить свою реакцию, он бы не смог. В тот момент, когда голос в его тяжко мыслящей с утреца голове соотнесся с ласковой рукой и нежными губами, он широко распахнул глаза и едва не отпихнул свою любимую девушку. Сдержавшись в последний момент, он неуклюже перенаправил нервно дернувшуюся руку Оле на шею и, притянув к себе, засосал возлюбленную в мокрый поцелуй. Оля без особо труда довела его до оргазма рукой, шепча поощрительные милости на ухо и милостиво принимая его облапывания и чмаки. Когда он кончил, она вытерла руку о предусмотрительно подготовленную салфетку, чмокнула Илью в красную щеку и с улыбкой пригласила проследовать на кухню. Там его ждал шикарный, как в отеле, завтрак — и тосты, и йогурт, и безупречная глазунья с авокадо, и кофе (правда, растворимый), и даже... фруктовый салат?... — который Илья, скептически осмотрев, деликатно подвинул в сторону свой заботливой девушки. Это было прекрасное утро по всем параметрам, но у Ильи отчего-то не торопился падать нервно скаканувший при пробуждении пульс. Он потел, краснел и подавлял порывы сбежать, старательно уплетая завтрак за обе щеки и осыпая яичницу и Олю в равной степени плоскими комплиментами. Та улыбалась, хихикала над его тупыми шутками и смотрела на него с любовью в глазах, от которой ее неверному парню было болезненно неловко. — Чем-то хочешь сегодня заняться? — спросила она, сгрудив посуду в посудомойку и опершись на кухонную тумбу. В такой позе полы ее и без того соблазнительно короткого халатика приоткрылись, явив свету всю богичную длину безупречных сияющих ног, и Илья ненадолго залип. — М? Ну, есть у меня пара идей, — похотливо подвигал он бровями, поднимая на девушку недокормленный взгляд. Та рассмеялась. — А не жирно будет, милый? — Никогда не жирно, — фыркнул он скорее по привычке. — Да хрен знает, насчёт сегодня. На выходных планируем затусить у Макса на хате, ты как? Оля пожала плечами, отлипла от тумбы и, легко поцеловав Илью, села на стул напротив. — С удовольствием. Ты же видел, как мы с Ксюшей подружились. Я буду рада ее опять увидеть. Много народа будет? — Не, — помотал головой Илья, — те же, что и на даче, в основном. А сегодня я праздновать особо не планировал как-то. Будний день же. Ты разве не работаешь? Оля вздохнула и уронила голову на руки. — Работаю. С часу. — Ну вот. Я вечерком к Сене — мб в парке пивка попьём. Ниче особенного, короче. — Ты у него опять на ночь останешься? — Оля задумчиво побарабанила длинными ногтями по керамическому боку кружки. — Ну есть такая вероятность, а чё? — Ну, просто ты в последнее время у него каждый второй день зависаешь, — Илья сглотнул, — вы там курите, что ли? — Ха-ха, — механически проскрежетал парень, — ну да, бывает, конечно. — Ты поосторожнее с этим, а то подсядешь. Так часто-то. — Да не, со мной такого не бывает, — махнул рукой парень. — Мы не каждый день же. Да у меня и никогда не было зависимостей от всякой фигни. Траст ми, бэйби, айм э супермэн. Шутка упала плоско. Илья не мог стряхнуть ощущение, что говорил он не только о травке. Отчего-то все вокруг будто начало иметь второе дно — даже Олины глаза, голубые озёра, стали будто бы глубже. Или так выглядела ее обеспокоенность? Чёрт… Вывалившись из-за стола, он подошёл к своей девушке и бережно отвёл с ее лица шелковистую тёмную прядку. Какая же она была красивая — мадонна итальянская, как с фрески какой-то. Непорочная — неудивительно, что и в постели вела себя благочиннее некоторых пуритан. Он ее не заслуживал. — Правда, милая, — тихо сказал Илья, целуя девушку в уголок мягких губ и вдыхая почти родной уже цветочный запах. — Не беспокойся ни о чём. Всё пучком. — Прямо не пролезем, так пройдём бочком? — рассмеялась Оля, и ее смех срезонировал Илье ударом в район солнечного сплетения. Он криво и неестественно улыбнулся. — Именно так, стопроцентно. Через все запары. Отвечаю. Оля ушла на работу в начале первого, оставив Илью в одиночестве в чужой будто квартире. Как сомнамбула он прошатался по всем комнатам и коридорам — через кухню, через спальню, через ванную — где запах олиного шампуня отчего-то вызвал у него острое желание расплакаться — и на балкон, где, давясь, он выкурил подряд три сигареты. «С Днём Рождения! Ты где?» — пиликнул телефон, и Илья затушил бычок об оконную раму вместо пепельницы, гипнотизируя экран невидящим взглядом. «Спс) Скоро буду» — отправил он в ответ и повернул телефон экраном вниз.

***

— Ты точно не хочешь куда-нибудь выбраться? — в третий или в четвертый раз спросил у него Сеня. Илья, сидя на полу позади друга и обнимая его со спины руками и ногами, только головой помотал. Движение это заставило его потереться носом о Сенин загривок, и он глубоко вдохнул успокаивающий запах его кожи. Экран монитора транслировал какой-то беспонтовый кинч с закадровым переводом, с улицы в раскрытую форточку залетали голоса играющих во дворе детей и редкие тополиные пушинки. Было жарко. — Я выбрался, — буркнул именинник, нахально елозя раскрытой ладонью по чужому мягкому животу под домашней растянутой майкой. От очередного какого-то его движения Сеня вдруг дернулся и… пискнул. Они оба замерли, Сеня напряженно, Илья заинтересованно — и любознательная конечность повторила жест, особенно настойчиво проведя по бочку под ребрышками. Сеня дернулся уже сильнее, практически выпрыгнув из его объятий, и издал звук, какой наверное издавали неудачные прототипы паровозов в XVIII веке. Его ухо, торчащее прямо перед Илюшиными глазами, очаровательно покраснело, как и едва видимая через выбившиеся из хвостика прядки волос щека. — Слабое место обнаружено! — восторженно завопил Илья, утроив усилия по щекотанию отчаянно сопротивляющейся жертвы. — Приступаю к штурму! Он дощекотал Сеню до беззвучного полузадушенного смеха и выступивших в уголках глаз слез. Тело у него извивалось, как у удава, а руки-ноги бесконтрольно летали, тщетно норовя отпихнуть обидчика. Едва не получив в очередной раз локтем в глаз, Илья сделал вид, что сдается — однако когда Сеня чуть отдышался, он снова сгреб его в объятья, на сей раз лицом к себе, и жадно сцеловал беглую слезинку с впалого виска. — Все идеально, — умиротворенно прошептал он в чужую шею, с силой вжимаясь в разгоряченное вспотевшее тело. И все действительно было идеально. Сенины руки ласково гладили его по спине и кудрявому затылку; когда он отстранился, друг изучал его лицо кончиками пальцев, словно слепец, знакомящийся со статуей. С его лица не сходила тонкая, хрупкая улыбка, а глаза смотрели через поволоку крышесносной, максималистской влюбленности. — Ты знаешь, когда я проснулся тогда, и ты был в моей постели, — тихо проговорил он, выжигая взглядом Илье сердце, — я решил, что докурился до галюнов и с ума сошел. Илья поцеловал его. — Я ткнул тебя в плечо, — продолжал Сеня, и его пальцы обвели Илюшину ушную раковину по контуру, спустились на шею, огладили ключицу. — И ты был реальный. Тёплый. Я… Илья поцеловал его снова, крадя слова, затыкая, не в силах слушать дальше разъедающих его душу признаний. Сеня откликнулся, откинулся на спину, увлекая его за собой. Стянул с него футболку, почти не прерывая поцелуя, уткнулся в бока коленками. — Если ты хочешь, — прошептал Авксентий Заречный, Авксентий-искуситель, Авксентий-беспощадный. — Мы… можем пойти до конца сегодня, если хо-… Илья не стал слушать дальше. Разум его заволокло розовой пеленой — буквально содрав с Сени майку и шорты, он языком прочертил вектор от чужих губ до торчащей тазовой косточки, закинул Сенины ноги себе на плечи и укусил мягкую кожу на внутренней стороне одного длинного бедра. — Хочу, хочу-хочу-хочу, — бессмысленно признался он, снова прихватил горячую кожу зубами — перед глазами у него Сенин член стремительно наливался кровью, поднимаясь над животом — и Сеня побрил промежность, был гладко-колкий между ног, как девчонка. Илья неожиданно для себя застонал, и зашарил взглядом по распростертому перед собой телу, пока не остановился на тонконосом, породистом лице. Его выражение заставило парня невольно задержать дыхание. Сеня смеялся, запрокинув голову; его красные губы блестели от слюны, темные ресницы дрожали. Беспечный, дробящийся звук его счастья окончательно снес Илье крышу. Обхватив чужой член рукой, он подался вперед, и Сеня где-то наверху захлебнулся стоном, а на языке стало горячо, и слюны выступило вдруг так много, что она потекла по стволу к поджавшимся Сениным яичкам и ниже… Илья никогда в жизни не думал о том, что будет делать кому-то минет, и тем более — кайфовать от ощущения чужого хуя во рту. Он не думал, что будет сходить с ума от возбуждения, если мужские сильные руки больно потянут его за волосы, пока он будет сосать гладкую вкусную головку, что его пальцы сами собой найдут вход в тело, готовое (созданное) для того, чтобы довести его до оргазма. — Смазка-а, — выдохнул Сеня жалобно, жалко, и капнул ему на язык своей. — Вон, там… Илья рыкнул, дернул пытающееся ускользнуть длинное тело на себя и съехал губами вниз, к мошонке, присосался к нежнейшему местечку под ней. Какая смазка, о чем он? От Сени невозможно было оторваться и на секунду. По-прежнему давясь избытком слюны, будто бульдог, он широко и сладко лизнул его прямо в анус, проминая податливое колечко мышц, проникая внутрь и совершенно ничего уже не соображая. — Илья, — ахнул Сеня, пытаясь отодрать его от себя за волосы, — Ты… — Заткнись, — огрызнулся Илья, едва отрываясь от своего занятия, моргнул и исправился, осыпая все, попадающееся ему под губы, поцелуями: — Пожалуйста. Прости... Просто. Получай удовольствие. Он залез в узкую мокрую дырку сразу и пальцем, и языком, и зажмурился, потому что от пота щипать начало глаза. Ладонь его автоматически скользила вверх-вниз по истекающему смазкой Сениному члену, и если бы он мог еще удивляться, он удивился бы своей завидной координации. Несмотря на непривычное занятие, судя по звукам, которые издавал Сеня, он отлично справлялся. Оргазм накрыл его друга ударной волной, послав сноп искр рикошетом Илье в череп — так сильно Сеня сжал кулак в его волосах. К тому моменту уже два Илюшиных пальца присоединились к его языку, и соблазн убрать их и обхватить собственный член был почти непреодолимым. Проведя друга сквозь последние судороги, он так и сделал — прямо испачканной в чужой конче ладонью — и ему хватило буквально пары движений, чтобы, уткнувшись лбом в Сенино бедро, он беззвучно и совершенно оглушительно кончил. …Несколько секунд (минут, столетий) они приходили в себя молча, пытаясь отдышаться. С монитора двое каких-то негров агрессивно ругались на кого-то за кадром. Илья с отстраненным удивлением отметил, что у него устали язык и шея, и что его ноги и руки подрагивают, будто он только что пробежал марафон. Сеня лежал на ковре бледной морской звездой — на животе у него поблескивали в теплом ламповом свете редкие капельки сохнущей спермы. Глаза его были закрыты, а рот приоткрыт, и одна рука бездумно перебирала пальцами торчащие из ковра ворсинки. Совершив титаническое усилие, Илья на локтях подтянулся к его лицу и безотчетно погладил по щеке более чистой рукой, а как только веки друга дрогнули и на него уставились бездонные темные глаза, он уткнулся в него губами в долгом и относительно невинном, после произошедшего, поцелуем. — Я очень тебя хочу, — признался он низким, заметно севшим голосом. — Так хочу, что аж жутко. — Ты сумасшедший, — вырвалось у Сени и он потянул Илью за руку, заставляя улечься рядом. Его поясница и колени благодарно заныли, расслабляясь. — Ты же понимаешь, что это не то же самое, что с женщинами? А если бы я не был, ну, готов?.. — Ты-то? — устало хохотнул Илья, прикрывая глаза и удивляясь невесть откуда возникшим вертолетам. Вроде не пил, не курил даже, а бошку кружит ого как. — Да не будь ты там чистый, как тарелки в рекламе «Мифа», ты бы и не заикнулся о том, чтобы идти куда-то дальше. Он повернул голову, открывая глаза, и встретился взглядом с смотрящим на него сплошными зрачками Сеней. — Я же тебя знаю, — добавил он, и прикусил нижнюю губу. — Я же тебя знаю. — Я люблю тебя, — просто сказал Сеня, и его ладонь крепко сжала Илюшину. Они лежали почти так же, как когда-то, вечность и пару месяцев назад — скажи Илье кто в тот день, до чего дойдут их отношения, он бы не поверил. Как же все изменилось… — А я тебя, — машинально ответил он, поймав нужный ответ из воздуха. И даже не был уверен, что соврал.