ID работы: 7696884

Забудем?

Слэш
NC-17
В процессе
83
автор
Размер:
планируется Макси, написано 77 страниц, 7 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
83 Нравится 48 Отзывы 15 В сборник Скачать

Глава 5. Когда краснеешь, это значит «да»

Настройки текста
Конец мая в Москве — период специфический, полный крайностей. Небо то проливается на землю дождями и бушует грозами, а то сушит ветрами и поистине африканским солнцем. И в том и в том можно, конечно, найти свои плюсы и минусы — второй тип погоды, например, отлично подходит для каникул на даче. А вот когда тебе нужно спешно править диссер и вот-вот придется предзащищаться, тридцать градусов жары и лютый солнцепек совсем не кажутся приятным фоном. Илья, второй день не вылезающий из дома куда-либо, кроме продуктового в сотне метров от подъезда, в сердцах захлопнул крышку ноута, вытер пот со лба и смачно выругался. В последнее время вселенная взяла в привычку активно над ним издеваться. Черт с ней, с учебой — то, что научрук отказывался одобрить его работу, было делом ожидаемым и поправимым. Хрен с Олей, отчаянно корпевшей над подготовкой к своим собственным экзаменам — Илья не был уверен, что сможет при встрече посмотреть ей в глаза с прежней любовью. Пускай ступает широкими шагами в свою гейскую жопу настырно игнорирующий его Сеня — не впервой, помирятся, куда им деться. Да, все вышеперечисленное было несомненно неприятно, но меркло в сравнении с тем фактом, что пару часов назад он неожиданно получил от отца сообщение. «Занят?» «Приезжай часам к трем, нужно поговорить», гласил бескомпромиссный текст, и текст этот не обещал ничего хорошего. Илья вздохнул и бросил тоскливый взгляд на часы. Если он не хотел раздражать отца еще и опозданием, пора было собираться. Не казнить же его собирались в стиле Тараса Бульбы, правильно? Наверное, в очередной раз ограничат бюджет. Хотя зачем об этом лично говорить? Нет, не к добру все это… Нехотя он натянул чистые джинсы и майку и вышел из дома. Путь до семиэтажки, в которой он родился и вырос, занимал минут сорок, и все их Илья провел глубоко погруженный в невеселые мысли. Когда-то он очень гордился тем, что вырос в Тверском районе столицы, а потом ему ненавязчиво предложили съехать, и беззаботные дни внутри Садового кольца превратились в зыбкое воспоминание. По пути от Охотного ряда до свежевыкрашенных дверей подъезда он со смутной ностальгией разглядывал изменившийся пейзаж. «Как похорошела Москва при Собянине», ну-ну — ни ларьков с газировкой и сигаретами на каждом углу, ни проводов от троллейбусов над головой… В вылизанных облагороженных улицах не осталось почти ничего от его детства; даже дома, и те в большинстве своем перекрасили. Почему-то это казалось Илье донельзя символичным: как подтверждение тому, что в отличие от него мир не застрял, не остановился в своем развитии, а неумолимо движется вперед. Перед дверью квартиры он помедлил, теребя в кулаке ключи, а потом со вздохом вдавил палец в кнопку звонка. В конце концов, он тут больше не живет, чтобы входить без спроса. Мама, как всегда с аккуратно уложенными волосами и сумасшедшим маникюром, повисла у него на шее, стоило отвориться двери. Осыпав его поцелуями и щебетом из серии «Как Оля?», «Ты хорошо кушаешь?», «Давно сестру видел? Ох, беспокоюсь я за нее…» и так далее, она тут же захлопотала на кухне. Запахло крепко заваренным чаем, а стол за считанные секунды оброс конфетами и пирожными, словно они не виделись как минимум год, а не пару-тройку недель. Отец, высунувший нос из кабинета, смерил их скептическим взглядом и сказал, чтобы сын «присоединился к нему, когда они закончат» — и Илья с неожиданным для себя энтузиазмом погрузился в диалог с матерью. Чайник пришлось ставить дважды, прежде чем он набрался храбрости покинуть кухню. Однако вечно откладывать момент истины было нельзя, и, заглянув на пути в туалет, он пересек просторную прихожую и ступил в отцовский кабинет. В детстве он обожал эту комнату, светлую и заставленную такими интересными вещами — мог часами играться с каждой лакированной корягой, с каждым дедовым орденом. Детские фотографии улыбались на него со стен рядом с черно-белыми фотографиями серьезных предков, а большой масляный Иисус любяще взирал из своей позолоченной рамы с высоты. Отец начал разговор с каких-то дежурных вопросов, на которые Илья ответил по возможности кратко — они оба понимали, что small talk был обыкновенной формальностью. Борис Ильич не мог найти общий язык с сыном с тех самых пор, как тому исполнилось лет двенадцать, и всецело доверил его воспитание жене. К сути он подошел с деликатностью многолетнего начальника крупной фирмы, ну или с деликатностью наезжающего на ежа танка. — Начиная с сентября я не буду оплачивать твою квартиру, — сказал он, глядя на Илью сквозь овальные стекла тщательно вычищенных очков. — А? — только и ответствовал тот, ерзая в кресле. Пальцы его нашли в подлокотнике протертую дырочку, и на сердце стало абсурдно тепло — он всегда расцарапывал это местечко, когда говорил с отцом о чем-то не слишком приятном. Странно было машинально нащупать его годы спустя. — В сентябре истекает срок договора, правильно? — Борис Ильич откинулся на спинку своего роскошного кресла и сощурил голубые, как у сына, глаза. — До тех пор у тебя есть три с лишним месяца, чтобы найти работу. И, возможно, квартиру подешевле. Твои диплом и счет в банке позволят тебе рассмотреть различные варианты. Илья дернул веком при упоминании о счете. Очевидно, отец не знал, что за годы «самостоятельности» он потратил почти все, что родители переводили ему до восемнадцатилетия. — Тебе почти двадцать четыре, сын. Пора бы уже взяться за ум, не считаешь? — продолжал Борис Ильич с мягкостью человека, принявшего решение. Неожиданно Илья понял, что как бы он ни просил, что бы ни говорил, менять его тот не намерен. — А… — начал было он и остановился. — На финансовую помощь можешь рассчитывать всегда, — легко понял его отец. — Та же сумма, об этом не переживай. Не воспринимай это как наказание — воспринимай это как шанс сделать что-то… самостоятельно, — он хмыкнул, — впервые в жизни. Да, сын?

***

Выйдя из подъезда, Илья нырнул в знакомую с малых лет арку, оказываясь в небольшом дворике-колодце. Дойдя до довольно убогого, с проплешинами и залысинами газончика, он рухнул на бордюр и закурил. Какая-то тетка, выбрасывавшая мусор, начала было возмущаться по этому поводу, но, встретившись с ним взглядом, захлопнула рот и поспешила по своим делам — видать, выглядел он не слишком счастливым. Солнце, перевалившее уже за зенит, в дворике ощущалось каким-то чересчур ярким призраком, запутавшимся в листве и проводах. Три толстенных тополя, уже начинающих ронять свой пух тут и там, едва помещались на скудном газончике, но их присутствие наполняло Илью покоем. Он помнил, как в июле подоконники в их квартире всегда покрывались будто бы снегом, если не натянуть сетки. Все в окрестных домах постоянно возмущались, то и дело порывались тополя спилить — но как-то, видимо, не доходили руки, и те все росли и толстели, питаясь редким солнцем и неубранными собачьими какашками. Неубиваемые тополя. Три толстяка. Не то, чтобы новость была неожиданной. Еще на Первомай отец походя намекнул на то, что пора бы Илье искать работу, но тот привычно не воспринял его слова всерьез. В конце концов, подобные разговоры случались раз в несколько месяцев на протяжении последних лет пяти, а меняться в его жизни при этом ничего не спешило. Что ж, как отец и сказал, все бывает в первый раз. Конечно, несколько раз Илья устраивался на подработки, когда не хватало денег на тусы или планчик, но тогда ему достаточно было пару месяцев попахать два-три раза в неделю, и он со спокойной душой увольнялся. Теперь, чтобы оплатить его хату, ему пришлось бы отрабатывать как минимум пятидневку и серьезно на всем экономить — а такая жизнь его точно не устраивала. Он выругался, потушил бычок об асфальт и тут же закурил снова. Телефон пиликнул в кармане — Оля спрашивала, как дела, не занят ли он, не хочет ли увидеться. Она жила с матерью в Филях, но давно мечтала снять квартиру где-нибудь поближе к универу. Несколько раз они полушутя обсуждали, как съедутся, распишутся, заведут детей — он будет работать на отца, а она станет профессором в университете, как и хотела… «Диссер пишу, не могу сегодня», — напечатал он и, сунув телефон в карман, спрятал лицо в ладонях. Хотелось выть. Он будто заблудился в трех соснах-тополях и напрочь не знал, в какую сторону вообще двигаться. Чаще Илья просто старался не задумываться о том, насколько в его жизни нет ничего… его. Насколько легко он мог бы послать на три веселых абсолютно все, что имел. Он и в магу-то пошел не потому, что сильно хотелось, и даже не потому, что настаивали родители. Те всегда говорили, что для них главное — чтобы он нашел себя. Просто именно искать что-то всегда казалось делом напрасным. Потому что… Какой в этом смысл? Идти туда, не знаю куда, искать то, не знаю что — ну глупость же. Сначала надо, в таком случае, хотя бы понять, что же такое ты хочешь найти. Зато в маге он встретил Сеню. Запрокинув голову, Илья глубоко затянулся и уставился на небо сквозь листву. Какой-то жук, громко жужжа, пролетел мимо и сгинул без следа в суматохе городского шума. В маге он встретил Сеню, и Сеня был всем тем, кем никогда не был он сам. Талантливым, упрямым, самодостаточным... Пускай у него не было серьёзных амбиций стать «успешным человеком» в том плане, в каком этот термин обычно рассматривают, Сеня не боялся просто пытаться стать счастливым. Илья всегда восхищался им — может, поэтому так томительно сладко было от мысли, что Сеня хотел его из всех людей. Он загасил второй бычок и закрыл глаза. Солнышко, путаясь в листве, прыгало у него по лицу теплыми пятнами. Плотно зажмурившись, он попытался воскресить в памяти лицо тетки, выносившей мусор и собиравшейся на нее наехать, но не смог — растаяло, так же как и звук жучих крыльев. Его лицо, наверное, так же исчезло из памяти у всех случайных прохожих, с которыми он сегодня ходил по одним улицам. Он вновь достал телефон и, игнорируя непрочитанные сообщения в мессенджерах, тыкнул в Сенин драматичный профиль и написал: «Хей, бро» «Куда пропал?» «Ты дома?» Сеня читать сообщения не спешил, и Илья, отстраненно удивляясь возникшему из ниоткуда тянущему чувству в животе, прикурил третью сигарету за четверть часа. Когда Сеня не ответил через десять минут, Илья предпринял еще одну попытку. «Чувааак» «Эээээй пля» «Че за игнор еба» «Слышь» Но все было напрасно. Авксентий-Предатель игнорировал его, а значит дело нужно было брать в свои руки. Если гора не идет к Магомету, значит Магомет сам идет двигать гору, или как там говорится. Подобрав все бычки, Илья поднялся на ноги и бросил последний взгляд на тополя. Их узловатые сухие стволы были похожи на пальцы какого-нибудь великана, и на мгновение Илья представил огромную кисть, закопанную в землю, с листвой и ветвями вместо ногтей. Отвернувшись от деревьев, он ответственно донес окурки до мусорки и уверенно зашагал к метро.

***

Шаги за дверью послышались после второго звонка. Звук, по-советски бескомпромиссный, наверное, оглушил даже тараканов в стенах — так что Илья мимолетом удивился, что понадобилось жать кнопку дважды. Правда, стоило Сене отпереть скрипучую дверь и высунуть нос из квартиры, как причины его промедления стали очевидны. Друг его, обычно скрупулёзно за собой следивший, кажется, уже несколько дней не менял футболку и не выходил из комнаты — да и смутный запашок каннабиса Илье явно не мерещился. — Илья? — каркнул Сеня и пошире открыл дверь, являя мутному подъездному свету бледное худое лицо. Как же Илья по нему скучал. — Единственный и неповторимый, — отсалютовал он и качнулся вперед, намекая, что можно бы его уже и пустить внутрь. — Ты куда пропал, дружище, нигде до тебя не достучишься, ни в телеге, ни вк… — Да я это, — Сеня отступил внутрь квартиры, впуская Илью, и тут же поспешил затворить дверь, — не знаю, жарко на улице. Делать ничего неохота. И все такое. Илья с напускной бравадой ударил друга по плечу. — Это да, — преувеличенно жизнерадостно сказал он, — это точно. Жарко. Видишь, я весь вспотел. И он потянул за ворот своей свободной хлопковой майки, действительно порядком промокшей. Это был подлый жест, что Илье было несомненно точно известно, но в чем он не торопился раскаиваться. То, как блеснули сенины глаза, серьезно тешило его частенько страдающее в последнее время самолюбие. — Так что, чем занимаешься? — они прошли на кухню. Илья быстро оглядел помещение, обращая внимание на стоящий в раковине водник, измельченную травишку рядом, чайник и… свою кружку на кухонном столе. Значит, Сеня пьет из его кружки, когда его нет? Какая прелесть. Илья подавил наполовину нервную, наполовину довольную ухмылку и, плюхнувшись на стул, посмотрел на друга из-под ресниц. — Рисую, — Сеня явно был застигнут врасплох его визитом: не зная, куда себя деть, он стоял в проходе между дверью и холодильником, теребил подол растянутой футболки и всеми силами избегал встречаться с ним взглядом. — Играю. Ну… Всякое, в общем… э… делаю. Илья мыкнул что-то и скользнул взглядом по другу, примечая все возможные детали — от тяжелых красноватых век до впалых щек и капризного завитка волос на высоком лбу; от теней, которые отбрасывали на скулы длинные ресницы, до тонких нервных губ. Пришла мысль, что если бы только он умел рисовать, Сеня был бы единственной интересующей его моделью — или как оно там называется. Музой, что ли. Мысль эта была насквозь гейской, и будь Илюшина неделя хоть немного приятней, он бы ее отогнал и подавил, и больше бы старался к ней не возвращаться. Но неделя была говно, а сегодняшний день — вообще ебаная диарея, так что… Так что его взгляд завис на красивом — да, блять, красивом, и что теперь, сдохнуть, что ли?! — лице напротив, и участившееся сердцебиение стало настойчивым музыкальным сопровождениям его безумию. Когда-нибудь ему в самом деле стоит перестать просто плыть по течению, но сегодня — сегодня пошло все к черту. Они молчали. В квартире было тихо, только гудел холодильник и шумела вода в трубах — наверное, кто-то из соседей принимал душ или мыл посуду. Сонная муха периодически шевелила крыльями где-то под потолком, мелькая под включенной лампой и отбрасывая быстрые тени на кухонные поверхности. Тишина душила, но Илья, стиснув зубы, терпел, и Сеня сдался первым. — Слушай, зачем ты пришел? — выдохнул он и наконец поднял глаза, отчего Илюшино частившее сердце вдруг предательски пропустило удар. — Я сейчас не в лучшей форме, как сам видишь. — Не видел тебя с майских, бро. И я же сказал: ты пропал отовсюду, ни вк, ни в телеге — я волновался. В конце концов, в последний раз, когда мы виделись, — голос на мгновение подвел его, — кхм, да. Много всего… произошло. Сеня вздохнул и тяжело опустился на стул напротив. Его длинные художественные пальцы коротко пробарабанили по столешнице и легли на ней плоско, как раздавленный паук. — Илья, — начал он серьезно. — Мы же забыли. Зачем ворошить. Это был мой косяк, прости, да, но… — Но не твой же, — перебил его Илья. Его рука опустилась на столешницу, зеркально отражая Сенину, и расстояние между их ладонями стало физически ощутимым. — На этот раз не твой косяк. — И… Что ты хочешь этим сказать? Я не понимаю. — Не понимаешь? — Не понимаю, — Сеня упрямо мотнул головой. Его темные волосы, несвежие и нечесаные, неопрятной копной лежали у него на плечах, облепляли шею. Вкупе с непривычной щетиной и набухшими веками, они делали его похожим на печальную рок-звезду семидесятых. — Да все ты понимаешь, — буркнул Илья и протянул руку через стол ладонью вверх. Пальцы его мелко дрожали, но он это проигнорировал. Сеня уставился на его руку, будто это была бомба, и таймер отсчитывал последние секунды до взрыва. Потом взгляд его расширенных темных глаз медленно, ощупывая каждый миллиметр, переместился Илье на лицо, и он поднял брови. А затем брови опустились куда ниже, чем прежде, и выражение Сениного лица стало убийственным. — Ты издеваешься, — процедил он и встал из-за стола. Что ж, не тот результат, на который Илья надеялся, но к этому можно было уже привыкнуть. Поспешно вскочив следом, он перегнулся через стол, дотягиваясь до друга и пытаясь схватить его за руку. Сеня увернулся и сделал шаг назад. — Бля, нет! Нет же, — простонал Илья, продирая пальцы через свои отросшие кудри. — Нет, блять, сука, слушай меня, ты… Он протянул руки к Сене и уставился на него с мольбой в глазах, которая смутила бы его в любой другой ситуации, но сейчас ему было насрать. Он правда хотел, чтобы друг его услышал. — Сень, я… Я думал об этом, обо всем, что ты говорил и что произошло… Я хз, гей я или кто, би, я… — он запнулся, но, с шумом проглотив любые сомнения, продолжил, — у меня нет никого дороже тебя, окей? Сеня оперся лопатками о стену и спрятал глаза за ладонью. Между ними все еще было непозволительно большое расстояние, и Илья осторожно шагнул вперед. — И я думал, мне будет мерзко, и все такое, типа целовать тебя, но… — еще шаг. Сеня не шевелился. — Ты сам видел. И чувствовал, наверное, хах… Не мерзко. Я конечно пьяный был до жопы… Еще шаг и Илья положил ладони на Сенины плечи, не настаивая, чтобы тот убрал ладонь от лица, но не давая ему сбежать или отодвинуться еще дальше. — Ну да хер с ним. Сейчас-то я трезв. И сам пришел, видишь… И… хочу. Сеня дернулся и опустил руку, уставившись на Илью блестящими черными глазами. Из-за того, как они стояли, он оказался ниже и смотрел на него снизу-вверх. Тем самым взглядом, от которого в прошлый раз у Ильи, нормального и здорового русского парня, снесло напрочь крышу. Да и в этот раз у него голодно екнуло в солнечном сплетении — шумно сглотнув, он дёргано скользнул руками по чужим плечам. — Чего хочешь? — шепнул Сеня. Вместо ответа Илья качнулся вперед, практически не оставляя между ними пространства, и, закрыв глаза, мягко коснулся губами чужих горячих губ. Это был первый их трезвый поцелуй, и, мама дорогая, почему он ощущался настолько иначе? Сеня ответил, и несколько раз они просто касались друг друга едва осязаемо, почти невесомо, а потом Илья первым углубил поцелуй, и Сеня выдохнул ему в рот, и его руки мертвой хваткой вцепились ему в плечи. Тут было все: и страсть, и томление, и желание, и принятие — будто все, чем бы Илья ни был и что бы ни делал, здесь, в Сениных объятьях имело право на существование. Здесь он мог найти покой. Здесь он был в безопасности. Здесь он был дома. Он скользнул одной рукой Сене на поясницу, вторую путая в волосах, и нашел губами то местечко у того под ухом, которое заставляло друга издавать те невероятные звуки. И это снова сработало: Сеня застонал, и его ладони скользнули Илье под майку, потянули за подол, заставляя поднять руки — и вот майка уже летит куда-то на пол, а Сенины губы у него на шее, на ключицах, на груди возле соска… Затем снова вверх, за поцелуем — а потом Сеня развернул его одним слитным движением, так, что Илья ударился спиной об стену, и медленно, невероятно медленно опустился на колени. — Блять… — подавился выдохом Илья, когда тот, не отводя темного взгляда, поместил влажный поцелуй совсем рядом с застежкой его джинсов. Длинные пальцы щелкнули кнопкой, вжикнули молнией и скользнули внутрь — черт, а Илья и не знал, что уже был настолько твердым. Он ударился затылком, запрокинув голову в ответ на первое прикосновение этих пальцев к его члену. Второе жалобное «блять», вырвавшееся у него, едва не заставило мир потемнеть у него перед глазами, потому что Сеня, видимо, хмыкнул, обдав его горячим дыханием — и о Боже, как же это было ахуенно. — Илья, — прошептал Сеня с пола между его ног, и Илья почувствовал, как его член дернулся при звуке его низкого возбужденного голоса. — Илья, смотри. Будто зачарованный, он покорно опустил взгляд и не сдержал довольно жалко прозвучавшего вздоха. Сенино лицо было в сантиметре от его торчком стоящего члена, длинные пальцы поглаживали его пах через короткие волоски. Темные глаза горели дьявольским огнем, и все, что Илья мог, это опустить руку и смахнуть с высокого лба растрепанные волосы — а потом сгрести их в кулак и потянуть. Темный огонь затянуло дымчатой поволокой, и Сеня на пробу скользнул ладонью по его члену, а потом поцеловал головку снизу и принялся за дело. Сказывалось ли затянувшееся воздержание или что, но в тот момент Илья мог поклясться, положа руку на сердце, что это был лучший минет в его жизни. Сеня не боялся и не смущался, и явно знал, как устроен член — его губы плотно обхватывали ствол, пока язык скользил по головке, а рука ласкала яйца. Когда он набирал в легкие воздуха и заглатывал глубже, отчего Илья чувствовал вокруг себя его узкую глотку, вселенная вокруг растворялась в мареве удовольствия. Илья не заметил, в какой момент он начал стонать в голос и когда пальцы его обеих рук зарылись в темных волосах — и уж тем более он не знал, когда из его рта полились слова, которые вообще говорить не стоило. Когда он потерял контроль и стал буквально насаживать Сеню горлом на свой хер за волосы, тот покорно двигался за его руками, упершись влажными ладонями ему в бедра и иногда украдкой мацая его за задницу. Оргазм взорвался ядерной бомбой в его голове, оглушая и заставляя подогнуться колени. Когда он отгремел, Илья сполз по стене на пол и уселся напротив Сени, не выпуская из рук его окончательно спутавшихся волос. Когда он упаковался, застегнул штаны, более или менее проморгался и смог сфокусировать взгляд, то увидел своего друга перед собой, растрепанного и, на вид, хорошенько оттраханного — и тот вдруг облизнулся. Не зря все ж он жрал эти ебаные апельсины каждый второй день. Сенины губы представляли собой исключительно непотребное зрелище: яркие, влажные, опухшие. Раскрасневшиеся щеки были испещрены стремительно сохнущими дорожками слез, а черные волосы, когда Илья наконец выпустил их из затёкших пальцев, превратились в настоящее гнездо. Илья потянулся вперед и поцеловал только что ублажавшие его губы прежде, чем мог бы передумать. Сеня с готовностью отдался поцелую, зарываясь пальцами в его кудри — и да, апельсины действительно помогли. — Ну как? — еле слышно прокаркал Сеня, когда они, наконец, разлепились, и тут же мучительно закашлялся. — Кх, фак… — Ого, — протянул Илья, отстраненно поглаживая друга по спине. — Ничесе ты голос посадил, бро. Сеня рассмеялся на грани слышимости и поднял на него глаза, ничуть не потерявшие своей лихорадочной горячности: — Ну, за все хорошее приходится платить. — Мм, — кивнул Илья, переводя взгляд на Сенин пах. Широкие фиолетовые шорты топорщились палаткой — неудивительно, что его глаза все еще похотливо блестели. Заметив его внимание, Сеня сомкнул колени, абсурдно почувствовав себя неуверенно, и смущенно улыбнулся. — А… Не обращай внимания, я с этим разберусь… — начал было он, но Илья, не желающий пока слезать с облаков послеоргазменной эйфории, подхватил того за пояс и, подняв на ноги, пихнул к столу. Едва ничего не понимающий Сеня уперся бедрами в его край, как Илья поднял его за бока, усаживая на столешницу, и, вклинившись между костлявыми коленями, втянул друга в очередной поцелуй. — Зачем? — мурлыкнул он, размыкая их губы, и скользнул ртом под чужое ухо. — Я же здесь. Сеня рвано выдохнул, вцепляясь ему в плечи и невольно подался навстречу. — Илья… — с сомнением шепнул он, но Илья цыкнул и с нажимом провел ладонями по тощей груди, задевая напрягшиеся маленькие соски сквозь футболку. — Не боись, — проурчал он сыто. — Ну, хуй. Что я, хуя в руке не держал, что ль? Сеня нервно хихикнул, буркнул что-то типа «Ну это не то же са…» и тут же задохнулся стоном, когда Илья запустил руки ему под майку и уже прицельно скользнул пальцами по соскам. Меньше женских и, понятно, без сопровождения в виде восхитительно мягких и упругих грудей, но все равно неплохо. Да и реакция прикольная — Сеня содрогнулся всем телом и закусил и без того припухшую губу, когда Илья на пробу сжал пальцы. — Так, ну-ка снимай, — скомандовал он, потянув за низ растянутой футболки, когда необходимость видеть стала нестерпимой. Сеня послушно вытянул руки, и кусок ткани полетел куда-то в угол, а уже в следующее мгновение Илюшины губы клюнули край всегда интриговавшей его мультяшной татушки под правой ключицей, а затем обхватили крошечный темный сосок — и Сеня всхлипнул именно тем сладким звуком, который преследовал Илью после злополучной ночи на даче. Немного неуверенно — все же бравада бравадой, а чужой член ему в руках держать не приходилось — Илья провел ладонью по безволосой груди и плоскому животу вниз до резинки шортов и, не давая себе времени сомневаться, проскользнул внутрь. В пальцы ткнулось горячее и твердое: «да, действительно, член», — мысленно сказал он себе и усмехнулся. Как будто он ждал чего-то другого. — Слуш-шай, тебе не обязательно… — прошипел Сеня, будто бы это не его била крупная дрожь, и не его член только что дернулся у Ильи в руке. — Мм, — невнятно откликнулся Илья и, сомкнув пальцы, задвигал кулаком. Сеня поперхнулся очередным сладким звуком и намертво вжал пальцы ему в плечи — наверное, до следов. Ну, Оля не спалит — для этого ей нужно быть хоть немного заинтересованной в сексе с ним, а это не их случай. Коротко рыкнув, Илья в отместку куснул друга в плечо и сжал напряженный сосок в пальцах свободной руки. Наверное, будь обстоятельства иными, он бы с удовольствием смотрел, как его друг растворяется в удовольствии, теряя самоконтроль. Как ходит ходуном его грудная клетка, как закатываются и прячутся за ресницами темные глаза... Но Сеня прижимал его к себе с такой отчаянной силой, что Илья никак не мог отстраниться — да и, честно, не особо-то и хотелось. В таком положении всевозможные Сенины реакции он чувствовал телом, и, закрыв глаза, Илья постарался отключить мысли и просто двигаться вместе с ним, периодически сцеловывая особенно сладкие вздохи и стоны с раскрасневшихся влажных губ. Сене не понадобилось много времени, чтобы кончить. Считанные минуты спустя он жалобно всхлипнул, уткнувшись лицом Илье в грудь, и содрогнулся, выплескиваясь ему в ладонь и себе в шорты. Илья не переставал двигать рукой, вытягивая из того последние капли, а потом снова присосался к зацелованным губам. Достав влажную ладонь из чужих шортов, он на глазах ошалевшего друга поднес ее ко рту и аккуратно лизнул, тут же скривившись и вытирая язык о тыльную сторону ладони. — Бля, чувак, — буркнул он, подчеркнуто игнорируя Сенин обалделый взгляд, чтобы не смущаться. — Тебе надо апельсины жрать, вот что. Или этот, как его. Сельдерей.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.