Фобии и как с ними бороться

      День перед финальным концертом казался бесконечным. Максим сидел в этом гребанном туристическом автобусе и проклинал все на свете: Узбекистан, аэропорт, рейс, который был отменен из-за рукожопости работников, ненавистный до скрежета в зубах вид транспорта и морозные казахские ночи с температурой в -42°, когда на дорогах было так скользко, что позавидовал бы любой каток в Ледовом дворце. Жизнерадостный водила-узбек мурлыкал себе под нос, подпевая незатейливой песенке очередного российского шансонье с непередаваемым местным акцентом, чем только еще больше раздражал Анисимова, с юности и дворовых посиделок местных гопников под окнами квартиры недолюбливавшего этот жанр. В соседнем кресле, свернувшись в маленький клубочек, как котенок под боком у мамы, и держа его за руку, чуть слышно сопела Кристина, забывшись беспокойным, неглубоким сном. Любимая девочка так измучилась и намёрзлась за сегодняшний день, что еле смогла подняться на ноги и дойти до придорожной забегаловки, возле которой они остановились, чтобы сходить в туалет и выпить слабо заваренного чая с лимоном, купленным ими на последние тенге.       У Максима же, как он ни старался, заснуть не получалось. Даже коньяк, где-то раздобытый предприимчивым звукорежиссером Серегой и щедро добавленный в пластиковый стаканчик с «Липтоном», не спасал ситуацию. То и дело в голову лезли ужасающие картинки того, как чертов автобус съезжает на полной скорости в кювет по вине заснувшего водителя или летит в пропасть, сорвавшись с серпантина горного перевала. Он терпеть не мог ситуаций, когда от него ничего не зависело, когда все, что он мог делать — это сидеть и молиться всем богам, чтобы доехать до Бишкека в целости и сохранности. Страх путешествий по ночным дорогам был у него где-то на задворках сознания всегда, но сильно обострился с началом гастрольного тура и появления в его жизни ребят и, главное, маленькой мартышки с непослушным каре, без которой себя он уже просто-напросто не представлял. Ему все время стало казаться, что за каждым поворотом скрывается опасность, что каждая третья машина так и норовит бортануть неповоротливый автокар в металлический бок, что до места назначения они могут и не доехать. Причем боялся Макс не за себя — свою жизнь великой ценностью он не считал — он боялся, что Софа никогда не вернется к гражданскому мужу, Назима и Никита к детям, а ПЛСишник к обожаемой Плохой Компании. Но больше всего он боялся того, что успеет перед гибелью увидеть, как в любимых шоколадного цвета глазах гаснет свет и надежда на спасение.       Макс встрепенулся и постарался выдернуть себя из кошмаров, нарисованных активным воображением, не раз пригождавшимся ему в написании абстрактных текстов и мелодий. Кристина продолжала дремать, и он, насколько это было возможно из-за сломанного, не желающего подниматься подлокотника, покрепче прижал девушку к себе, стараясь согреть ее и успокоиться самому, убедившись, что Кошелева здесь, рядом, жива и здорова. Малышка сейчас как никогда была похожа на маленького гномика: объемная короткая куртка скрывала хрупкую статную фигурку, шапка крупной вязки была натянута практически на вздернутый носик, оставляя на виду только длинные пушистые ресницы, пухлые губы с маленькой родинкой были чуть приоткрыты, что только добавляло  детскости выразительным чертам двадцатилетнего домовенка, как, любя, ласково называл ее Трущев. Максим порой даже ревновал Крис к Сереже из-за того, как беззаботно и заливисто она смеется над его беззлобными подколами, как он смело может взаимодействовать с ней на сцене, не переживая о том, что каждое прикосновение вызывет бурное обсуждение того, пара они или нет. Сам Анисимов таким похвастаться не мог. И если на "Девочке с каре" они позволяли себе очень многое в надежде на то, что это спишется на сценографию и постановку, то в остальное время объятия, легкие касания, переглядки были роскошью, обычно приуроченной к крайним концертам очередного этапа тура.       Когда, казалось, что сил больше не осталось и внутренности скручены в настолько тугой узел, что трудно дышать, автобус в шестом часу утра наконец-то зарулил на парковку автовокзала Бишкека. Еще двадцать минут, и вот они уже в фойе местной гостиницы — заспанные, вымотанные, дрожавшие от холода, пробравшего до самых костей. Лена быстро раздала ключи-карты и пожелала спокойной ночи посреди белого дня. Кристинка за руку потянула его к лифтам, чтобы подняться на четвертый этаж и дойти до их номера с цифрой-палиндромом 404 на табличке, прикрепленной рядом с дверным косяком. — Ты в порядке? — с беспокойством заглядывая Максу в глаза, спросила Кошелева.       Тот молча кивнул и даже выдавил из себя улыбку, не желая волновать Крис, ведь она была в курсе его фобии и всегда старалась поддерживать, как могла, отвлекать. Просто в этот раз усталость оказалась сильнее ее, и Макс остался один на один со своими демонами. Внутри его разрывало от эмоций: пережитое волнение, недосып, коньяк смешались в один большой адреналиновый клубок и теперь требовали выхода. И он понимал, что избавиться от этого балласта можно только одним способом — нужно почувствовать себя живым и удостовериться в том, что девочка рядом не плод его больной фантазии.       Зайдя в номер, Крис тут же стащила с себя опостылевшую верхнюю одежду и обувь, теперь по ощущениям больше  напоминавшую кандалы с утяжелителями, и развернулась к парню, до сих пор мнувшемуся на пороге. —  Я в душ, ладно? — сказала она. — Только дождись меня, не засыпай, пожалуйста.       В ответ на это Максим утвердительно покивал головой и принялся снимать куртку. Когда дверь в ванную закрылась за девушкой с тихим щелчком, он тяжело выдохнул и рухнул на кровать. Уснуть сейчас он не смог бы даже под страхом смерти. Любое напряжение он чаще всего привык снимать алкоголем и жестким сексом, но боялся, что напугает своим напором девушку, в первый раз столкнувшуюся с таким Анисимовым. Однако терпение его было на исходе, и он, избавившись от толстовки и футболки и оставшись в одних джинсах, решительно распахнул дверь.       В маленькой комнатушке, отделанной традиционным белым кафелем, практически все пространство занимала огромная душевая кабинка, предназначенная для двоих. Там в клубах пара сейчас можно было разглядеть стройный силуэт Кристины, которая пыталась согреться под мощными струями, бьющими сверху. Маленькая аккуратная грудь, так удобно ложившаяся в его ладонь, узкая талия, подтянутые ягодицы и длинные для ее роста ножки. Макс почувствовал как его буквально захлестывает желание. Слева от него на стене над раковиной висело зеркало, в котором сейчас отражался он сам — блондинистое каре взъерошено, глаза почти черные от переполнявших эмоций, ноздри раздуты, губы сжаты в тонкую полоску. Он напоминал себе зверя, который почуял добычу и готовится к финальному прыжку. Прошептав одними губами: "Ну ты и животное, Анисимов", Макс, тем не менее, дрожащими руками стянул джинсы вместе с нижним бельем и шагнул в кабинку. Крис тут же напряглась, но почувствовав на талии знакомые мозолистые от вечной игры на гитаре пальцы, прижалась к нему спиной и повернула голову, явно собираясь что-то сказать. — Тшшш, не сейчас, малыш, просто помоги мне, мне нужно снова начать чувствовать.       Девушка, полностью доверяя своему молодому человеку, развернулась обратно к стене, молча ожидая, что он будет делать. Максим же, в голове которого набатом билась только одна мысль: "Возьми! Твоя!", решил помучить их обоих и растянуть удовольствие, потянувшись за гелем для душа. Мыльными руками он скользил по длинной шее, хрупким плечикам, выступающим лопаткам, точеной талии и плоскому животу, ни разу не позволив себе скользнуть выше или ниже. Девушка только тихо постанывала от его действий, прикусив губу, чтобы не сорваться на приказной тон и потребовать прекратить эту пытку. Она понимала, что внутри Макса сейчас ураган, и как утихомирить его, знает только он сам. Но в данный момент ей было мало, ей хотелось почувствовать, как крышу срывает у обоих, как Анисимов становится Свободой, как он выпускает на волю давно уже общих чертей. Каким-то женским, недавно проснувшимся чутьем она понимала, что нужно сделать, чтобы подтолкнуть его к точке невозврата.        Резко повернувшись вокруг своей оси, Крис наконец-то смогла посмотреть Максиму в глаза. Лазурь и синева, что обычно заполняли радужку, сейчас превратились в темное штормовое марево, лихорадочный блеск пугал и завораживал одновременно, стиснутые зубы и ходящие туда-сюда желваки выдавали крайнюю степень напряжения. Девушка медленно, словно боясь спугнуть, подняла руку и коснулась его щеки с мягкой щетиной, которую он в последнее время ленился сбривать, провела по ней кончиками пальцев, перешла на губы и замерла, призывая к молчанию. — Я не хрустальная ваза, Анисимов. Я живой человек. Возьми меня, люби меня, как тебе на самом деле хочется. Я твоя. — Ты не понимаешь, о чем просишь…, — начал было говорить Макс, но упрямые пальчики не дали ему закончить мысль. — Я твоя, — повторила девушка, глядя ему прямо в глаза.       Этого было достаточно, чтобы остатки самообладания Максима испарились. Вжав Кристину своим телом в стену, он грубо вовлек ее в поцелуй, тут же раскрывая своим языком мягкие губы. Он целовал ее так, словно от этого зависела его жизнь, словно в ней была вся его жизнь, и воздух он ежедневно менял отнюдь не на сигареты. Руки сновали по телу, стараясь коснуться каждого миллиметра — погладить, крепко сжать, оставить метку, клеймо, что это его, Максима Анисимова, собственность. Он подхватил ее под ягодицы и приподнял над полом, заставляя обвить талию ногами. — Держись крепче, — прорычал он, и вошел в нее, начиная двигаться хаотично, резко, бесконтрольно, не останавливаясь ни на секунду. Максим не осознавал, что те слова, что крутились в его мозгу, когда он смотрелся в зеркало, он теперь произносил вслух. — Моя. Моя. Моя. Здесь. Всегда.       Слова чеканились в такт движениям, стоны и вздохи наполняли ванную комнату. Кристине не хватало совсем немного, чтобы сорваться в пропасть, чтобы перестать думать, видеть и слышать, чтобы только чувствовать его, такого родного и близкого, вырвавшегося из оков образа приличного парня, который он стал надевать на себя все чаще. — Пожааалуйста, — протяжно всхлипнула она, и Максим, мгновенно среагировав, переместил одну руку между их телами, круговыми движениями помогая девушке достичь финальной точки. Почувствовав, как застывает в идеальной дуге тело девочки, как сокращаются внутренние мышцы вокруг его члена, Макс нарастил темп, доводя его до предела возможного, и резко вышел, помогая себе рукой, чтобы кончить, снова сквозь зубы повторяя как в забытьи: «Моя, моя, моя».       В себя приходили медленно и одновременно. Сначала выровнялось дыхание, потом расслабились мышцы, медленно раскрылись глаза, наполненные теперь не страхом и безумием, а любовью и благодарностью. Максим чувствовал себя так, словно пробежал марафон, отобравший последние силы. — Ты как? Я же не сделал тебе больно, нет? — внезапно испугавшись, спросил молодой человек, тут же отмечая розовые следы на шее и бедрах Крис, которые он даже не помнил, как оставлял. — Макс, ты невыносимый, — нежно произнесла она. — Перестань трястись надо мной, я не умру от пары синяков. Макса передернуло. — Меня так накрыло сегодня, ты не представляешь, думал, не дотяну до Бишкека. От страха за тебя выть хотелось, да боялся людей вокруг распугать. — Но теперь-то все хорошо? Как видишь, я жива и очень даже здорова, — смущенно хихикнула Кошелева. — А в следующий раз, когда нехорошие мысли будут лезть в голову, прогоняй их воспоминаниями о том, что получают мальчики, одержавшие над ними победу. — Мартышка. И откуда ты взялась на мою голову такая умная? — восхищенно прошептал Максим, крепко прижимая девушку к себе. — Это неважно. Важно то, что я сейчас упаду и засну прямо здесь. — Ну, тогда пойдем отсыпаться, — легко рассмеявшись, проговорил Анисимов, быстро ополаскивая себя и девушку.       Завернувшись в большие гостиничные халаты, они за руку отправились в спальню. Уже засыпая, Максим вдруг понял, что теперь подобные поездки он будет переносить гораздо легче, особенно, если дома его будет ждать она, его девочка с каре, и ее способы по борьбе с фобиями.