Книга Летописца

— в которой звучат уже известные и лишь обретённые имена и прозвища, а идея начинает получать воплощение

             — Yibambe! — хлёстко раздаётся в холодном, звенящем рассветном воздухе. Твои ладони сами собой взлетают к плечам, крест-накрест, и сжимаются в кулаки.       — Yibambe… — шепчешь ты, чувствуя, как внутри поднимается светлая, золотая волна.       — Yibambe! — и холмы за твоей спиной прорастают сотнями, тысячами воинов. Тебе не нужно оборачиваться, чтобы чувствовать это. Ты слышишь шелест искр, слышишь поступь ног, и золото надежды поднимает тебя в воздух.       — Yibambe…       Этот клич должен прозвучать и в третий раз, но перед глазами темнеет.              Отчаянно небритый Логан в расстёгнутой военной форме Северного Союза с размаху опускает жестяную кружку на чью-то макушку…              Минареты, крик муэдзина, жаркая арабская ночь, переходящая в утро, и человек в белых одеждах, сидящий перед дастарханом, поднимает на тебя мрачный взгляд. Его лицо так знакомо, и ты слышишь собственный голос:       — Брюс, какого дьявола?..              Тонкие пальцы на чайной чашечке белоснежного фарфора, острое чувство ужасной опасности, чей-то полубезумный смешок и вопрос:       — Ну, давай, расскажи мне, кем же он стал?              Эйб открыл глаза и долго лежал, всматриваясь в потолок. Впереди был сложный, жуткий, опасный день, а в голове вместо планов и готовности плыл сонный туман странных образов. С каждым разом эти видения становились всё короче и чётче, и Файнс не знал пока, что с ними делать. Но вновь начинал догадываться, что это неразрывно связано с его новыми способностями.       Справа доносилось ритмичное дыхание и отсчёт полушёпотом:       — Раз… два… три… четыре… раз. Раз… два… три… четыре… два. Раз… два… три… четыре… три.       Эйб тряхнул головой, сгоняя сонную одурь, повернулся набок и принялся наблюдать за утренней разминкой Ороро. Учитывая, что занималась она этим в одном спортивном белье, зрелище было… вдохновляющее.       — Тебе бы тоже не помешало, — хмыкнула Гроза в перерыве между подходами пресса, заметив, что Файнс проснулся. — Доброе утро.       — И тебе того же, — улыбнулся Эйб. — Сейчас, проснусь окончательно и присоединюсь. А что значит… «Ибамбэ»? — Он, как смог, скопировал звучание и, не вставая, изобразил жест. Ороро сбилась с дыхания и обалдело взглянула на него своими невозможно-голубыми глазами.       — Yibambe, — поправила она его вполголоса, и Эйб повторил с правильным ударением и произношением. — Где ты это слышал?       — Во сне, — безмятежно отозвался Файнс. — Мне периодически снится… всякое. Так что это такое?       — Это значит «держать строй» или «сомкнуть ряды», — медленно произнесла Гроза. — Это наш клич. Клич Ваканды. И нет, ты не мог слышать его от меня случайно, потому что он используется только для войны. И только главой войска.       — Значит, я видел во сне какое-то будущее, — пожал плечами Эйб, выбираясь из постели и лениво принимаясь за растяжку. — Да, там было войско, и это был чей-то голос… И я знал во сне эту фразу. Теперь знаю наверняка. Тебя ещё что-то удивляет в моём отношении?       Ороро усмехнулась.       — Почти что нет. А почему ты решил, что это будущее?       — Потому что в прошлом со мной ничего подобного не случалось, — Файнс откровенно рассмеялся. — И лучше бы эти чёртовы сны показывали что-то полезное. Желательно, про ближайшие события, а то снится какая-то дичь.       — Со странными снами у нас обычно шли к шаману, — задумчиво сказала Гроза, и Эйб затаил дыхание: то был редкий момент, когда мисс Монро хоть как-то говорила о своём прошлом, а уж тем более о прошлом в Ваканде. — Наши шаманы умеют толковать сны — и сами видеть их, детально и красочно. А кое-кто — и управлять снами, своими и чужими. Если бы сейчас была хоть какая-то возможность, я бы отвела тебя к такому. Но я, хоть и дочь шамана, сама не обладаю подобным даром… — Она улыбнулась, увидев выражение лица Эйба. — И нет, я не буду рассказывать тебе об этом в подробностях. Просто даю совет: если будет вариант — найди шамана, Абрам. И посоветуйся с ним насчёт твоих снов. Не уверена, что с этим стоит идти к Профессору.       — Вот и я не уверен, — буркнул Файнс, переходя к отжиманиям. — А придётся, — выдохнул он три минуты спустя, рывком подтягивая ноги к груди и выпрямляясь. — Только совсем по другому поводу.       — Посольство, — кивнула Ороро. — Сегодня первое.       Эйб скорчил физиономию, кивнул и отправился в душ.       Последние три дня напоминали ему сход лавины, в центре которой он внезапно оказался. Сырое и теоретическое предложение Олимпийских Игр на глазах обретало плоть и кровь. Откуда-то взялись списки необходимых материалов, работ и работников для возведения будущего «олимпийского городка», имена и фамилии из правительств людей, с которыми необходимо договориться, наборы дисциплин и теоретических участников по ним, и сотни тысяч нюансов всего этого разом. И над всем этим удушливой пеленой висел жирный и страшный мат Джона Константина, до которого всё-таки неким чудом удалось дозвониться по телефону-артефакту Файнса.       Ворлок несколько раз, в крайне доступной форме, объяснил всем присутствующим при разговоре, что они лишены не то что интеллекта, но даже намёка на его зачатки. Потом дважды красочно описал, что с ним произойдёт, если вверенный ему артефакт всё-таки попадёт в руки одной из «партий войны» — неважно, какой именно. Затем в подробностях разъяснил, что лично он, Джон Константин, успеет сделать в подобном случае со всеми, кто принимает участие в этой «угашенной об дерево авантюре», — и отдельно с инициатором оной. И… согласился.              — В составе посольства будет всего двое, — задумчиво произнёс Чарльз, когда они с Эйбом несколько перевели дух после красноречия магистра тёмных искусств. — Ты и Курт. Он и охрана, и транспорт, и переводчик — случись нужда.       — Курт знает древнегреческий? — хмыкнул Файнс.       — Да, и диалекты оного, на котором говорят атланты и амазонки, — серьёзно кивнул Чарльз. — Курту больше лет, чем может показаться, и он в целом весьма… разносторонняя личность. Не могу сказать, что он говорит на этих языках бегло, но необходимый разговорный минимум у него есть, а значит, он поймёт, если вас, скажем…       — Начнут убивать?       — Начнут обсуждать. Или говорить при вас о неких вещах или третьих личностях. Но да, и это тоже, — с некоторым сожалением добавил Профессор после паузы. — Пренебрегать подобной возможностью я бы не стал, да. Итак, продолжим. Разумеется, вам обоим не следует по ряду причин пользоваться ни своей внешностью, ни — в твоём случае, Эйб, — именем. Вопрос внешности решается просто: тебе будет выдан такой же браслет, как у Курта и Виктора. С полной настройкой. Что же касается имени… полагаю, это решать тебе.       Эбрахам пожал плечами. В голову ничего не шло, и он обвёл взглядом кабинет Профессора. Зацепился за томик Торы на одной из полок, встал и бездумно открыл на первой попавшейся странице.       — «И вошел Ноах, и сыновья его, и жена его, и жены сыновей вместе с ним в ковчег от вод потопа», — процитировал он первую попавшуюся на глаза строку. — Соответствует ситуации, н-да. Седьмая глава, седьмая строка…       «Что говорит нам Тора о двойной семёрке?» — зазвучал в голове голос Доры. Файнс улыбнулся.       — Что это к удаче, — прошептал он. — Угол Адамс и Крониклс-стрит, семьдесят семь. Да… так. — Он повернулся к Чарльзу. — Меня будут звать Адам Кроникл, Профессор.       — Кроникл… — медленно отозвался Ксавье, оглядывая Эйба с ног до головы. — То есть…       — Да, — кивнул Файнс. — Учитывая мои способности и то, во что это воплощается… Кажется, теперь у меня есть «супергеройское прозвище». Меня будут звать Летописец.              Так и вышло, что спустя всего пару часов после приятного пробуждения Эйб, экипированный не своим лицом, не своим именем, оливковой ветвью из оранжереи школы с привязанным к оной белоснежным клоком ткани и Куртом в качестве такси-переводчика, стоял на длинной песчаной косе где-то в Карибском бассейне. Именно здесь, судя по словам Профессора, находилась нейтральная зона для первичных переговоров с атлантами. Другое дело, что у Эйба было послание к самому Артуру Карри, великому полукровке. Императору Морей Аквамену. А это в свою очередь означало, что Файнсу с Куртом придётся спускаться много глубже: на поверхность Император не выходил уже очень давно.       Киборг в свою очередь, во-первых, заверил Эйба в полной надёжности браслета и в том, что его никто не отследит: «Хорош бы я был как лучший разведчик, если бы мою технику можно было отыскать». А во-вторых, утверждал, что агент сопротивления в стане атлантов предупреждён и организует послам «зелёный коридор» к правителю. Разумеется, ни имени, ни внешности двойного агента Эйбу никто не раскрыл — «во имя секретности и во избежание возможного конфликта интересов». Но сам факт того, что некто там, внизу, «за нас», радовал Эйба неимоверно. Что делать и как разговаривать с Акваменом он пока не представлял абсолютно: информации по императору было кот наплакал. Да и та была исключительно довоенной, из тех времён, когда некто Артур Карри безбожно пил вискарь и бил морды по всем побережьям мира, изредка совершая условно-героические деяния. С тех пор прошло достаточно времени, и стоило полагать, что всё произошедшее должно было наложить на Аквамена определённый отпечаток, а следовательно, это был уже совсем другой человек.       Ждать пришлось часа три. Эйб сидел на песке, вяло обмахивая Курта символом посольства (обоим было безбожно жарко), когда в волнах безо всякого предупреждения появились две шеренги воинов в полностью закрытых бело-голубых доспехах. Файнс, взлетая на ноги, успел с некоторой оторопью заметить, что изнутри стеклянные забрала были залиты водой.       «Боже, толпа мужиков с аквариумами на башке! Рехнуться можно».       Мужики в аквариумах, тем временем, разом ударили длиннющими копьями, волны меж ними разошлись, обнажая дно, и на эту своеобразную дорожку, выступил невысокий пожилой господин с сухим обезьяньим лицом, собранными в высокий хвостик седоватыми волосами и плавными движениями профессионального воина. Броня на нём была тёмная и обтягивающая, подобно чешуе, а шлема не было вовсе.       «Двоякодышащий, Константин так их и поминал…» — промелькнуло в голове Файнса. Курт уже стоял рядом, сгибаясь в подобающем случаю поклоне, и Эйб живо повторил его жест. Встречающий скупо кивнул.       — Меня зовут Вулко, — коротко представился он на чистом английском. — Я первый советник Повелителя Морей. Назовитесь.       — Моё имя Адам Кроникл, а это мой спутник, Курт. Мы послы от человечества к Императору Аквамену, — отрекомендовался Эйб, поднимая в доказательство ветвь. — Я несу послание лишь для его глаз и ушей. Мы не вооружены и не нанесём вам вреда.       — Люди много раз говорили нам о том, что не желают вреда, — желчно усмехнулся Вулко. — Мы все знаем, к чему привела наша доверчивость. Впрочем, вам повезло, сухопутные. Мы были предупреждены о посольстве. Сейчас вас просканируют, и вы сможете проследовать за мной.       Последовала короткая, хлёсткая команда на греческом. Ближайшие воины в шеренге приблизились, проверили Эйба и Курта бледно-голубыми лучами, вырвавшимися прямо из их наручей. Отдельно просветили ими красивый стеклянный футляр со свитком-посланием, кивнули Вулко и вновь заняли свои места. Первый советник следил за процессом с непроницаемым выражением лица.       — Что ж, — произнёс он, когда все формальности были окончены, — гордитесь, краткоживущие. Вы будете первыми людьми, что ступят на землю Атлантиды за века. За мной.       Он развернулся и направился прямо в волны, где навстречу ему и оторопевшим от такой краткости и торжественности послам раскрылся зев плавательного аппарата.       — Как мы не заметили эту здоровенную сволочь? — прошептал Эйб. Курт пожал плечами.       — Атланты скрывалис от’ людей сотнями лет’, друк’ мой. Они снают’ толк’ ф маскирофке. Идём.       И им ничего не оставалось, кроме как последовать за Вулко.       Невзирая на внушительные размеры аппарата, пассажирский отсек оказался не таким уж большим. В рубку, куда проследовал Вулко, судя по захлопнувшейся автоматической двери, послов пускать не собирались, и им пришлось устраиваться на откидных креслах у стены. Как и двум десяткам воинов сопровождения, которые набились в отсек вместе с ними. Все они немедленно поснимали шлемы, совершенно не заботясь о воде, которая тут же потекла по броне и просочилась сквозь решетчатый пол. Эйб оторопело взглянул на Курта, и тот вполшёпота пояснил:       — Атлантам удоп’нее сражацца ф фоде. Пока они видели ф нас угрозу, они были в боевых сухопут’ных доспехах. Сейчас неоп’ходимост’ от’пала. Сдес мы им не соперники ф любом случае, даже если захотим устроить што-то непотреп’ное.       — Логично, — пробормотал Эйб, наблюдая, как бойцы с видимым облегчением отстёгивают нагрудники и снимают наручи. Вся эта картина ему что-то до боли напоминала, а когда он сообразил, что именно, — чуть не рассмеялся в голос. Именно так, жест в жест, вели себя его соратники в Ираке, да и он сам — когда возвращались с боевого выхода. И он знал, что должно неизбежно последовать дальше. Разговоры. Пусть короткими фразами, на непонятном чужакам языке — но всё же. И разумеется, воины не удержались, чтобы не поделиться впечатлениями хотя бы друг с другом. Файнс украдкой чуть пихнул Курта локтем, и тот, понятливо кивнув, начал переводить шёпотом и внезапно почти без акцента. Впрочем, Эйб быстро вспомнил о его театральных навыках.       — Они недовольны тем, что нас пускают’ в священный горот’, но слово Аквамена выше. Ф целом, они его очень уважают’. Как бы это… прости, но «наш повелитель — охрененный» — иначе я перевести не могу. Так’… Ещё они говорят’, что ради такой мелочи, как’ мы, Артур не стал откладыват’ охоту… Да, именно поэтому нас столько мариновали на берегу. Кархародон мегалодон бушует’ где-то на границе, и Повелитель лично отправилса вставит’ ему… кхм. В общем, разобраться с этой проблемой.       — Переводи нормально, — зашипел на него Эйб. — Я сам армейский, забыл? А в таком деле мелочей не бывает. Вдруг в матюгах что полезное проскользнёт?       — Как скажешь, друк’ мой, — усмехнулся Курт, и в следующие несколько минут так ознакомил Файнса с диалектом атлантов, что у него, казалось бы, привычного ко всему после иракских приключений, запылали уши. — Достаточно информатифно?       — Вполне, — хмыкнул Файнс, мысленно благодаря Пандору за дар абсолютной памяти: пара загибов ему искренне понравилась своей насыщенностью. — Они обожают своего вождя, готовы терпеть ради него нас, «скотоязычную сухопутную погань», а он сам способен перепить любого из них и вместо того, чтобы готовиться к посольству, мегалодонов гоняет. Ибо крут. Мне заранее нравится этот мужик. Кстати, что это за дрянь — мегалодон?       — Господь всемогушчий и дева Мария, — взмолился Курт, — какой же ты ешчо жут’кий неуч… Адам. Лат’но, грубо говоря, это очень большая белая акула. Кархародон по латыни.        — Ясно.       В этот момент из кабины вышел Вулко, и все разговоры прекратились как по щелчку. Воины сели «по стойке смирно», и Эйб испытал инстинктивное желание поступить так же. От фигуры Первого советника исходила такая сила и властность, что Файнс поневоле задумался: какой же мощью должен обладать его повелитель? Вулко тем временем обвёл отсек внимательным взглядом, остановил его на послах и чуть усмехнулся своим обезьяньим ртом, сардонически опуская уголки губ вниз:       — Узрите, краткоживущие. Атлантида раскроет вам своё обличье, ибо вы должны в благоговении ступить в её пределы.       Эйб не успел даже мысленно спросить, куда предстоит смотреть во имя пущего благоговения, как Вулко плавно провёл ладонью над каким-то сенсором, и сплошные стены отсека и даже пол вместе с решетчатым основанием сделались прозрачными.       И Эбрахам увидел. Увидел то, что не смог бы забыть, даже не обладая абсолютной памятью. То, что не смог бы достойно описать, даже будучи журналистом, каким некогда мечтал стать. Сияющий подводным многоцветьем город, горделиво вздымающий вершины своих зданий на сотни метров. Прозрачные причудливые формы, изящные ажурные мостики, опасно-острый блеск серебристых защитных сетей, и над всем этим — исполинский золотой шпиль, к которому и направлялся их, кажущийся теперь таким маленьким и незначительным, катер. Императорский дворец. Заворожённый красотой подводного царства, Эйб простил атлантам разом всё. И неудобный транспорт, и «сухопутных-краткоживущих», и задержку на берегу. Это того стоило. Курт явно тоже был под впечатлением. На некрасивом лице Вулко появилась гордая, удовлетворённая улыбка.       — Во дворце, повелением Императора, парадный коридор и большой приёмный зал будут снабжены необходимой для вас атмосферой, — произнёс он. — Но в зал пройдёт лишь тот, кто владеет посланием. Наша доброта велика, но не безгранична.       — Как будет угодно вам и вашему повелителю, — склонил голову Файнс, внутренне содрогаясь от того, что беседовать с Акваменом ему придётся в одиночку.       — Ты справишса, Адам, — негромко сказал Курт, когда Вулко вернулся обратно в рубку. — Я уверен ф тебе.       — Мне бы твою уверенность, — передёрнул плечами Файнс. — Чувствую, дело ограничится тем, что я отдам ему послание и буду стоять там с глупым видом. Нафига я за это взялся, скажи мне? Ну какой из меня посол?       — Просто будь собой, — без малейшего следа акцента отозвался Курт. — Твори свою магию, друг мой Адам, или не твори её. Но главное — не изменяй себе. Неси надежду, как знамя. Ибо поверь мне, здесь в ней нуждаются не меньше, чем наверху. Так.       Эйб покосился на него, дивясь такому приступу красноречия, а потом тряхнул головой и улыбнулся.       — Ты прав, друг мой Курт. Именно так я и поступлю.