Место в истории

Накануне 9 мая их класс вновь потащили в музей, чтобы вновь пафосно рассказывать о победе, которую уже многие не помнят, чтобы надрывать глотку, горланя о ветеранах, которых в этой богом забытой стране уже осталось пересчитать по пальцам, о которых всё время кричат и пишут, которыми на словах восторгаются, но на деле лишь просто выпинывают из жизни. Их просто пытаются выставить из жизни, чтобы не было упоминания о том, что жизнь когда-то была другой, что власть была немного другой, что люди были будто выкованы из стали в те времена. Но сейчас другое время, другие хозяева, другая власть… А для неё это была ещё и не совсем родная страна: дед был военнопленным, его забрали, чтобы он выкладывал кирпичи на послевоенной социалистической стройке, бабка приехала за ним из ГДР, чтобы воссоединиться. Потом их сын женился на русской девушке, и вот родилась она, Ольга Шварц. Хельга, как называла она себя, помня о корнях и презрении к издевавшимся над ней одноклассникам, зовущими её фашисткой из-за одного происхождения… Несладко жилось полунемке в России, особенно сейчас, в период, когда страна, лишённая всякой основы, стержня, колышется, как желе, заполняется, как медуза, водой со всевозможными примесями. Всё бурлило, жизнь диктовала необходимость держаться на этих волнах, чтобы не быть утянутой в пучину ужаса и безысходности, которыми так полна нынешняя действительность. Всюду краски, всюду знамёна, лозунги, крик, стрельба: грабёж, призыв к тоталитаризму, к фашизму, к демократии, к анархии, и всё сопровождается призывом к безудержному грабежу. Что власть, что оппозиция. «Грабь и дальше» против «грабь награбленное». Всё это дико удручало, надоедало, злило. Ведь всё могло быть иначе. Почему история среди миллиона развилок, среди стольких стрелок скатилась по железной дороге истории, где страна встречала не одну тысячу добрых стрелочников, в такую клоаку? Это было отвратительно, непонятно, вызывало праведный гнев. – Любой стрелочник мог. Хоть на какой развилке, и всё было бы иначе! – и кулаки девушки сжимались от бессильного гнева. Вместе со своим классом Ольга шла по помпезным залам музей ВОВ, Великой Отечественной Войны. А в это время слишком многие были обмануты аббревиатурой, давно означавшей для них компьютерную игру, а не частичку жизни страны и их собственных родственников. Панорамы военных действий, оружие, медали в бархатных футлярах, военная форма солдат и офицеров обеих воюющих сторон под почти ровное гудение экскурсовода – всё это успокаивало блондинку, одетую в чёрную кожаную куртку и синие джинсы, внушало уважение, суеверный трепет. История, а не эта разрешенная псевдо-друзьями страна казалась ей домом. Погружённая в свои мысли, школьница чуть не налетела на экспонат, остановившись в каких-то сантиметрах от него – от висящей на всеобщем обозрении чёрной формы на деревянной стойке. Чёрная ткань, серебристая отделка, фуражка с высокой кокардой, приталенный китель, блестящие даже через столько лет сапоги. И эта форма стояла так, будто была в отражении Ольги, как она ей шла по росту, фасону, фигуре – поразительное сходство. Только для ощущения того, что девушка смотрит в зеркало своими серо-голубыми глазами, не хватало лица под фуражкой. Там был всего лишь деревянный манекен. На кителе на груди красовались дыры с обожжёнными и порванными обмахрившимися засаленными краями – это были следы от пуль. – А это гордость нашего музея, форма Елены Штайн, одной из советниц Гитлера, которая, несмотря на свой юный возраст, могла повернуть историю по совсем иному пути. Документов, с точностью подтверждавших её происхождение, не сохранилось, однако доподлинно известно, что она выступала за союз СССР и Германии. Пуля неизвестного террориста оборвала её жизнь, так что мы никогда не узнаем, каким был бы мир, увенчайся её замысел успехом, – прокомментировал экскурсовод, довольно молодой мужчина в рыжем пиджаке, с редкими чёрными усами. Ольга ещё раз посмотрела на «лицо» манекена своими усталыми глазами. – А если бы я?.. – грустно прошептала она, кладя руки на израненную грудь формы. До выпускных экзаменов было всего два месяца, но думать о них не хотелось, когда вокруг царил такой бардак. Перед глазами всё поплыло, пальцы закололо, и будто огонь пробежал по ногтям, в ушах звучала артиллерийская канонада.