Рондо лилий и роз

      В самые черные дни, в дни поисков крестражей он не мог представить, что существуют большие мучения, а именно: женская рутина. Как те скитания пережила Гермиона, оставшись самой рассудительной и терпеливой среди них троих тогда, — уму непостижимо. Она всегда была чем-то вроде образца, — друга, соратника, сестры и просто человека, — в восприятии Гарри, но в свете его новой жизни она стала персональной святой, пусть и голосом в голове.              По этой мысли он проторенно проезжался каждый раз, когда упаковывался в нижнее белье; краснеть он перестал, а один раз ему влетело от обычно сдержанной Алисы за отсутствие бюстгальтера (каким образом она это узнала сквозь мантию, джемпер и рубашку — одному Мерлину известно). Или уничтожал Тергео случайные пятна, страдая от неустойчивости настроения; новым его кошмаром, пусть невинным после старых школьных лет, стало то, как он встает со скамьи, и за ним от самого сиденья тянется кровавый след, пока все смотрят. Даже хуже наготы в толпе.              Будучи Айрис, он обрел тревожащую чувствительность к запахам: многие вещи, ранее не замечаемые, оказались неприятными. В список входили и парни. Они воняли потом, едой, повседневной грязью, а некоторые тем, что девочки могли не узнать, зато он сам знал прекрасно, пожив в мужской спальне. Это было бы смешно, если не мерзко. Удивительно, но приятным исключением оказался Снейп. Несмотря на вид, тянуло от него всегда чем-то травянисто-лекарственным, иногда бальзамным.              И отмываясь перед занятиями и после, не считая тренировок, Гарри мучительно размышлял, а не разило от него также в бытность подростком? Поэтому, найдя на дне чемодана пустой бутылек без этикетки, в Хогсмиде он первым делом купил лимонное мыло и духи, что напоминали о пироге с патокой и орехами, сушеной малине в чае и осеннем ветре над озером. Помнится его выбор, Матильда, искупавшаяся в модных «Слезах Некроманта», раскритиковала. Затем весь путь обратно отбивалась от невесть откуда повылезавших лукотрусов, пока Гарри в облачке «невнятной водички» похихикивал.              Пришлось тратиться и на бальзамы для губ. Никогда бы не подумал, насколько сильно мешают жить потрескавшиеся губы. В целом, Айрис оказалась необременяющей: у нее было приятное, на его вкус, лицо и хорошая кожа, обычные волосы средней лохматости, поэтому менять это не собирался. В конце концов, все принадлежало не ему, чтобы самовольно распоряжаться. Сдать тело он хотел, по мере сил, в той первозданности, с которой принял.              Едва он стерпелся с хитростями данного бытия, как перед каникулами его настигла следующая пытка — бритье, но вовсе не лица. За ужином, когда какая-то старшекурсница вдруг выскочила из-за стола, зажимая рот.              — Что это с Грейс? — шепнул ее лучшей подруге Гарри. Тил тоже перестала есть, прислушиваясь.              Та вздохнула, взяла было булочку с джемом, но передумала. Над ними с тоскливым клекотом нарезала круги сова, ища адресата вопиллера.              — Худеет.              — И? Зачем? — не понял Гарри и тут же скривился от пинка Тил.              Дженис опять раздражающе вздохнула.              — В смысле зачем? Из-за лета она пустила себе перуанских жирососок [1] — потому ее и воротит от еды. Я тут задумываюсь, не завести ли и себе их на месяц. Да и ноги надо привести порядок…              Если Гарри тоже не стошнило, то только потому что его насторожило последующее «руки и все такое побрить заодно, вот же зараза». В этот момент потрясающего озарения он провалился в бездну истины: а ведь он наивно полагал, что у девушек в принципе волос и не должно быть, ну или меньше — на то они и девушки, верно?              «Гарри, прости, но ты ИДИОТ».              Он силился припомнить, было ли у Джинни что-то такое, однако не смог. В конце концов, с ней он фокусировался на других вещах. Он любил тереться носом об огненный затылок по возвращении домой или неожиданно хватать за бока, чтобы она смешно визжала и бросалась его лупить подвернувшейся тряпкой. Он любил обнимать ее при первой возможности, особенно после войны — в маггловских кино на задних рядах, срывать поцелуи, пока они обсуждали дела и глупости на кухне, совсем не жалея, что не зашел дальше перед свадьбой.              Потому что был уверен, у них наконец есть это будущее «долго и счастливо». Только теперь вспоминал он о ней реже и реже с каждым днем прошлого. Она выцветала, подобно узору на любимой футболке под солнцем или счастливому сну на рассвете, оставляя вяжущую боль под ребрами. Как звучал ее голос? О, Мерлин.              — Айрис! — он вздрогнул. — Прекрати жрать вилку, тебе-то точно стоит набрать веса. А то с метлы будет сносить ветром, — Тильда показательно подложила себе ломтик рульки.              Перед сном в душе он присмотрелся к себе без робости первых пор, и замеченные волоски на теле его не смутили. Его больше заинтересовал длинный узкий шрам на лодыжке, отшлифованный временем, — похоже на след от гвоздя и явно не единожды залеченный от перелома мизинец. Под балдахином Гарри вчитывался в дневник с надеждой на подсказку от Айрис — брилась она или нет. Да и надо ли: вроде все нормально на вид.              «Поттер, вы идиот».              Пока не дочитался до жалобы с прошлого года, что бреющие чары не помогают, зато шоколадный воск мадам Шебы творит чудеса. В следующие выходные он сам не понял, как купил воск. Они с девочками зашли в розовую лавку, бросив недоуменного Фрэнка посередине деревни; Алис с Тильдой воскликнули «Скидки!», а дальше все было, как в тумане. Затем неделю он морозился после прочтения инструкции по применению: нанести на нужные участки, утеплить, через десять минут произнести Пубус пурис, — казалось слишком просто.              А когда решился — пожалел обо всем и недобро помянул больную Айрис, которая наверняка блаженствовала в его неприхотливом теле. Кто знал, что заклинание срывало воск с волосками, кожей и остатками мужского самоуважения? Будь проклято глубокое прикрытие, ради которого он ввергнулся в пучину боли.              В страдании открылось и нечто странное. Обмазав себя заживляющим кремом везде, где возможно, он обнаружил на внутренней стороне бедра на стыке с ногой пятно. Гарри прищурился и вначале не поверил себе.              Это была руническая татуировка, став. На призыв в окружение мужчины-хранителя, воина и любовника.