Султан моей души

Вот только, войдя в главные покои, Санавбер застала весьма странную для неё картину, переполнившую юную Баш Хасеки противоречивыми чувствами, среди которых имело место: жгучей ревности, праведному гневу и, наконец, настороженности. Разие Султан сидела на краю султанского ложа, запустив руку в шёлковые шаровары к, уже спящему, брату, ласкала его, что вызывало в нём скованность, лёгкое головокружение, сладкое томление и растерянность, при этом красивое лицо молодой, одетой в парчовое платье, цвета мяты, было озарено доброжелательной улыбкой, не удивительно, ведь сейчас она хозяйка ситуации, хотя и её дражайший брат, внезапно открыв ясные голубые глаза и увидев её действия, растерялся ещё больше, не говоря уже о том, что оказался смущён и ничего не понимал. --Значит, раз Вам не удалось убить моего возлюбленного мужа, вы решили сделать его своим бесправным любовником, Султанша?!—с оттенком явного презрения произнесла юная девушка, выступая в защиту к возлюбленному, не говоря уже о том, что, стремительно подойдя к нему и взобравшись на постель с другой стороны, при этом враждебно смотря на его сестру. Та убрала руку из шаровар брата и с приторной доброжелательностью, продолжая улыбаться, вызывающе-отрезвляюще произнесла, тем-самым желая, ущемить искренние пламенные чувства невестки: --И что, же плохого в том, что я хочу иметь в любовниках моего дражайшего брата, Санавбер? Ведь не может, же, он безраздельно принадлежать только тебе одной! Ты итак его уже задушила своей пламенной любовью и чрезмерной заботой. Возможно сейчас, Селиму нравятся твоя опека, но не думай о том, что так будет продолжаться до конца вашей жизни. Рано или поздно, ему это надоест, и он станет искать себе глоток свежего воздуха на стороне. И не говоря больше ни единого слова, ушла, оставляя невестку, наедине с её мрачными размышлениями, сидеть у изголовья Повелителя и ласково гладить его по мягким светлым волосам, постепенно выводя из состояния душевных скованности и смущения. --Разие не успокоится, пока не убьёт меня, Селим. Теперь её цель на устранение—я, как твой щит от её посягательств.—с горькой усмешкой заключила юная Баш Хасеки, когда пара, наконец-то, осталась наедине друг с другом, что заставило их потрясённо переглянуться между собой, погрузившись в мрачную глубокую задумчивость и не обращая внимания на тихое потрескивание дров в камине, озаряющее пространство главных покоев, лёгким медным мерцанием и обволакивающее его приятным теплом, придавая ему домашний уют. Вот только молодому властелину не хотелось подвергать возлюбленную смертельно опасности, в связи с чем, он, решительно заключив её в жаркие объятия, увлёк на мягкие подушки и с воинственными словами: --Ну, это мы ещё посмотрим, как ей это удастся!—обрушил на жену беспощадный шквал, состоящий из головокружительных ласк, неистовых поцелуев, которым она не смогла противостоять и самозабвенно отдалась их бурному течению, захлестнувшим её, словно, набежавшим на берег, волнам, ведь целый месяц воздержания посеяли свои плоды тем, что пара в страсти оказалась ненасытной и беспощадной, не говоря уже о том, что неистовой, как и не уступающей друг другу в ней, приобретя характер битвы на любовном ложе, постепенно заполняющей пространство покоев тихими сладострастными стонами, плавно переходящими в единогласный крик, что прекратилось с первыми утренними яркими солнечными лучами, а выбившиеся из сил возлюбленные мирно спали в жарких объятиях друг друга, счастливые и умиротворённые. Вот только коварная Разие Султан решила устранить дерзкую невестку уже три дня тому назад, но начала действовать этой, же ночью тем, что, встретившись в одном из безлюдных закутков дворцового коридора с одним агой, являющимся ещё к тому, же волком-отшельником, приказала ему ближайшей ночью, убить Баш Хасеки тем, чтобы он разорвал её в клочья. Молодой ага, хотя и был потрясён до глубины души неожиданным жутким распоряжением султанской сестры, прекрасно понимая, что за это супер-альфа Константин-бей ему голову собственноручно оторвёт, ведь Баш Хасеки и Султан Селим являются его близкими родственниками, но спорить не стал, ведь она дала ему прилично тяжёлый мешок с деньгами, обещая, дать вторую половину после того, как он выполнит её заказ. --Как прикажете, госпожа. Я, конечно, в ближайшее полнолуние убью Султаншу. Только как Вы потом объясните её исчезновение Повелителю?—с осторожностью поинтересовался стражник, почтительно поклонившись, извинившись за дерзость и приняв аванс из рук коварной Султанши. Она доброжелательно ему улыбнулась и уверенным голосом успокоила, сказав лишь одно, чем потрясла его до глубины души ещё больше: --Султан Селим ни о чём не узнает потому, что сам будет убит. Я сама вонжу острый кинжал ему в сердце. На этом молодые люди и расстались, разойдясь каждый по своим делам и создавая видимость того, что этой встречи с разговором, вовсе не было. Вот только стражник решил сделать иначе. Он не станет убивать юную прекрасную Султаншу. Вместо этого, он просто приведёт её в бессознательное состояние и, выкрав, доставит во дворец к супер-альфе, а потом помешает коварной Султанше свершить убийство османского Султана, разорвав её в клочья. Вот только сначала ага решил встретится с самой Баш Хасеки для того, чтобы предупредить её о, грозящей ей с мужем смертельной опасности, затеваемой Разие Султан. Их встреча состоялась утром, сразу после завтрака, когда она покинула главные покои и пошла к детям по, озаряемому яркими золотыми солнечными лучами, мраморному коридору, погружённая в романтические мысли о возлюбленном. Кот только пройти далеко ей не удалось, ведь у неё на пути возник, словно из неоткуда, молоденький ага, выглядевший каким-то чрезмерно встревоженным, что насторожило юную девушку, заставив её мгновенно остановиться и с недоумением посмотреть на него. Он почтительно поклонился, одетой в шикарное сиреневое атласное платье, обшитое блестящим бледно-мятным гипюром и серебристым шифоном, Султанше и, принеся искренние извинения, заговорил, как можно любезнее: --Простите, что вынуждено задерживаю вас, госпожа. Дело в том, что Вам с Повелителем угрожает смертельная опасность! В ближайшее полнолуние вы будете убиты по приказу Разие Султан. Он вызвал в Султанше ещё большее недоумение, ведь, как Санавбер уже была осведомлена от преданной подруги Назенин Хатун, этот ага являлся верным слугой коварной Разие Султан, но и так же волком-отшельником, что заставило юную девушку пристально всмотреться в карие глаза аги и испытывающе, не говоря уже о том, что, выводя его на ещё большую откровенность вознамерится, спросить, но, в эту самую минуту получила сильный удар по голове каким-то тупым предметом. В глазах мгновенно потемнело. Последнее, что она увидела и услышала, были ошеломлённый взгляд её собеседника и подстраховывающе-обличительные слова какой-то калфы: --Я так и знала, что ты провалишь всё, порученное нам госпожой Разие Султан, важное дело, Шамиль-ага! Сейчас унесём её в прачечную, где и расправимся с ней, а под покровом ночи выбросим с Босфор. Дальше юная красавица погрузилась во тьму, рухнув на пол вместе с, поддерживающей её сзади, калфой, враждебно смотрящей на, стоявшего в глубоком эмоциональном ступоре, аги, чем и воспользовался, выйдя из своих покоев молодой Султан, отправившийся в хамам и, пройдя немного по коридору, увидел всю эту картину, не говоря уже о том, что услышал слова калфы, обращённые к Шамилю-аге о ближайшем будущем юной, лежащей на каменном полу без чувств, Султанши. Это заставило Властелина мгновенно подбежать к ним и, склонившись над возлюбленной, приняться с активной заботой, приводить её в чувства. --Уйдите с глаз моих, иначе я лично отрублю вам головы!—грозно приказал он, ошалевшим от его внезапного прихода, аге с калфой. Вот только к ним на помощь пришёл другой ага, ударивший молодого Султана по голове тяжёлым предметом и внимательно проследивший за тем, как он упал без чувств рядом с юной женой, после чего, воцарилось мрачное молчание, во время которого все участники коварной расправы над возлюбленной венценосной пары стояли и между собой решали то, как им избавиться от бесчувственных тел. Не известно, сколько прошло времени, но, когда Санавбер Султан, наконец, пришла в себя, она не могла понять одного, где находится, почему она связана по рукам и ногам, не говоря уже о том, от чего у неё так сильно болит голова, ведь её, словно разрывало на части, да и в глазах ощущалась невыносимая резь, но, постепенно справившись с ней, девушка внимательно осмотрелась по сторонам и увидела, что лежит на какой-то кушетке вместе с мужем, находящимся ещё в глубоком беспамятстве, тоже связанным и, благодаря тому, что он находился перед ней, девушка приблизилась к нему и принялась развязывать узел верёвки на его руках. Постепенно приходящий в себя, Селим почувствовал это её действие и, превозмогая невыносимую боль в голове, напоминающую последствия бурной попойки, через силу открыл глаза и, постепенно привыкнув к темноте, присмотрелся и увидел, что они находятся в какой-то маленькой комнатушке, похожей на подсобку, либо кладовку, но не стал ни о чём расспрашивать жену, занятую развязыванием узлов на верёвке, которая вскоре поддалась, что позволило ему, наконец освободить, уже успевшие, затечь от напряжения, руки и, растерев их, развязал возлюбленную, после чего полностью освободился от пут, встал с кушетки и уже направился к двери, которая оказалась заперта с внешней стороны, но, в эту самую минуту, она открылась, и к ним вошли четверо мужчин крепкого телосложения и в чёрных одеждах с закрытыми наполовину лицами, являющиеся глухонемыми палачами, присланными Разие Султан, в кладовку для того, чтобы задушить шёлковым шнуром несчастных венценосных супругов. Вот только молодой властелин вместе с юной женой не захотели так просто сдаваться и вступили с ними в неравный бой, во время которого парочка могла быть легко убита, стоило палачам лишь одним резким ударом толкнуть их о каменную стену головой. Это привело к тому, что на шум и возню прибежал Мустафа-ага вместе с помощниками, ловко отбившие из крепких рук мучителей своего Государя с дражайшей супругой и сопроводившие их в главные покои, где уже находились Разие Султан вместе с племянником Шехзаде Мурадом и его фавориткой Сафие Хатун, убеждая юношу, в самое ближайшее время занять престол, но они категорически отказывались идти на Государственную измену. --Разие, это уже переходит все границы! Достаточно ты из меня крови попила! Больше я терпеть это не намерен!—ворвавшись в свои покои, накинулся на младшую сестру Селим со всей, переполнявшей его всего, яростью. Она, не обращая внимания на, стоявшую возле мужа в терпеливом молчании, невестку и, склонившуюся перед ней в приветственном почтительной поклоне, одетую в светлое платье, беременную Сафие Хатун, попыталась сбивчиво оправдаться, но Султан не захотел её слушать, дав ей властный жест о том, чтобы она замолчала из-за того, что ему уже стал отвратителен голос Султанши, после чего подозвал к себе стражу и приказал заключить Султаншу в темницу, где ей предстояло провести время до тех пор, пока он не решит дальнейшую участь своей сестры. Стражники всё поняли и, не говоря ни единого слова, почтительно откланялись султанской семье и, крепко схватив Разие за обе руки, увели её, прочь, провожаемые взглядом султанской семьи, полным безразличия, которая постепенно успокоилась и, собравшись с мыслями, обменялась между собой, ничего не значащими фразами, на чём и рассталась, разойдясь по своим покоям. Оставшись, наконец, наедине друг с другом, Селим с Санавбер подошли к, спрятанному в густых вуалях газового и парчового балдахина сиреневого и золотого цвета, плавно сели на парчовое бардовое покрывало с серебристой вышивкой, продолжая, заворожённо смотреть друг на друга, не говоря уже о том, что сжимать в нежных объятиях, ощущая, переполнявшую их обоих, страсть, ищущую выхода, словно вулканическая лава, провокатором к которой стал, пережитый парой, нервный стресс, вызванный страхом за жизнь друг друга, ведь они легко могли погибнуть в беспощадных руках безмолвных, словно призраки, палачей, присланных к ним в кладовку, коварной Разие Султан, задумавшей утром, посадить на османский трон Шехзаде Мурада, благо юноша всеми силами отказывался от предательства, чем ещё больше вызывал уважения у правящего отца. Вот только, что ему делать с коварной младшей сестрой, Селим не знал, да и не в состоянии был сейчас, здраво мыслить. --Подумаешь обо всём, когда сам того, захочешь, любимый.—мудро рассудила юная девушка, ласково поглаживая мужа по бархатистым щекам и шелковистым светлым волосам, чувствуя, с какой нежностью он обнимает и ласкает её упругую грудь, живот, стройные бёдра и тёплую, влажную пещеру её лона, что вызывало в ней бурю сладостного возбуждения с приятным головокружением, заставляя Санавбер, тихонько постанывать от удовольствия, при этом, она уже стояла перед мужем абсолютно нагая, что её совершенно не смущало, хотя и, казалось ещё немного и, девушка потеряет сознание от, переполнявших её всю, острых чувств. Понимая это, молодой парень бережно уложил возлюбленную на парчовое покрывало и, навалившись на неё, как теневой навес, постепенно воссоединился с ней в жарком акте любви, неистово целуя и обнимая её в чувственные алые, как спелая земляника, губы, что повторялось на протяжении всей ночи вновь и вновь от того, что оба были ненасытны и беспощадны в страсти до тех пор, пока они ни уснули, прижавшись к груди друг друга, укрытые тёплым одеялом с шёлковым светлым одеялом. Так незаметно наступило утро, окрасившее всё вокруг в яркие розовые, оранжевые и золотые цвета с оттенками из-за, проникших везде, ласковых тёплых солнечных лучей, пробудив от ночного сна всех обитателей Топкапы, приступивших после завтрака к своим обычным повседневным обязанностям. Вот только утро оказалось совсем не добрым для Разие Хатун. Она проснулась от того, что почувствовала невыносимую боль в животе, которая, словно выворачивала её на изнанку и, откинув одеяло в сторону, с ужасом увидела то, как её белоснежная шифоновая сорочка оказалась вся в крови, давая ей понять о том, что, если она сейчас что-либо не предпримет, потеряет своего ребёнка. Это заставило её, позвать свою служанку, каковой для неё стала два дня назад, Бихтер Хатун. Девушка не заставила госпожу долго ждать и, вбежав в её спальню, увидела весь этот кошмар. --Срочно позовите сюда лекаря:--громко прокричала она, находящимся по ту сторону двери, стражникам, а сама занялась приведением Назенин Хатун в благопристойный вид. Не известно, сколько прошло времени, но, когда опытная акушерка под бдительным присмотром главной калфы султанского гарема по имени Зулие, внимательно осмотрела икбаль, вынесла совсем неутешительный вердикт: --Мне очень жаль, госпожа, то вашего ребёночка больше нет. Вы только что потеряли его и больше не сможете иметь детей. От услышанного, несчастная девушка, ещё смутно надеявшаяся на лучшее, пала духом и горько расплакалась, понимая, что на этом её счастливая жизнь закончилась, да и о возвышении придётся забыть навсегда, из-за чего впала в глубокую апатию, выгнав всех из своих покоев. Вот только известие о, случившемся с Назенин Хатун, несчастье, вскоре дошло до главных покоев, а точнее до султанской четы, сидящей на мягких подушках и во время совместного завтрака, обсуждающих скорый отъезд Шехзаде Мурада в санждак Маниса вместе со всем его гаремом, о котором властелин объявит сегодня во время заседания Дивана. Вопрос о назначении главной калфы оставался до сих пор не решённым, ведь там нужен преданный Баш Хасеки человек, который должен стать в нём их с Селимом глазами и ушами. Конечно, супруги оказались глубоко огорчены известием о выкидыше Назенин и о том, что она больше не сможет иметь детей, но с другой стороны, несчастная теперь могла послужить им в гареме престолонаследника. --Я сама объявлю моей дражайшей подруге о её новом назначении, Селим.—решила, одетая в атласное бирюзовое платье, юная Баш Хасеки, плавно подавая возлюбленному серебряный кубок с шербетом из успокаивающих трав, так как он ещё продолжал переживать из-за потери своего ребёнка и искренне жалеть фаворитку, дальнейшая судьба которой, отныне станет развиваться вдали от столицы, в связи с чем молодой мужчина печально вздохнул и, взяв из заботливых рук возлюбленной кубок, выпил его содержимое и одобрительно кивнул, не обращая внимания на, стоявшую в терпеливом ожидании дальнейших распоряжений, Зулие калфу. Зато о ней вспомнила юная Баш Хасеки. Она печально вздохнула и доброжелательно распорядилась: --Передайте Назенин Хатун наши с Повелителем искренние сожаления и пожелания о скором выздоровлении! Пусть поправляется и не о чём не думает! Зулие всё поняла и, почтительно откланявшись, ушла из главных покоев, слегка придерживая юбку атласного бледного мятного платья, не говоря уже о том, что провожаемая сочувствующими взглядами венценосной четы, продолжающей, находиться в скорбном молчании. Чуть позже, когда Султан Селим отправился на собрание Дивана, где ему предстояло объявить всем и особенно своему наследнику о решении, отправить его в главный санджак, Санавбер пришла в покои к подруге Назенин, до сих пор лежащей в постели, находясь в глубоком душевном унынии, вызванного пониманием того, что больше ей никогда не быть с Повелителем, от чего её душа обливалась кровью и продолжали душить слёзы. В скромных, выполненных в тёмных зелёных и коричневых тонах, покоях юная девушка находилась совершенно одна. Только вскоре, её одиночество оказалось нарушено приходом к ней дражайшей подруги Санавбер, выглядевшей какой-то, слишком серьёзной и печальной. Она уже знала о беде Назенин и искренне ей сочувствовала, чисто по-женски, из-за чего тяжело вздохнула и, плавно сев на край её постели, подбадривая, объявила: --Самым лучшим выходом в твоей ситуации, Назенин, будет сменить место проживания. Поэтому, мы с Повелителем назначаем тебя главной калфой в гареме Шехзаде Мурада. Послезавтра он отправляется вместе со всей свитой, куда входишь и ты в Манису. Там тебе предстоит стать нашими глазами и ушами. Докладывай нам обо всём, что будет происходить во дворце для того, чтобы избежать и предотвратить всех попыток к возникновению заговоров против Повелителя, за что станешь получать от нас щедрое вознаграждение. Внимательно выслушав разумные слова подруги, являющейся её госпожой, Назенин печально вздохнула и, всё понимая, покорилась. А что ей ещё оставалось делать? Кто она такая для того, чтобы противиться воле Султанши? Никто. Жалкая рабыня Османского Султаната, хотя она и искренне любила Селима, но теперь между ними всё кончено, ведь не зря, же, он даже не пришёл утешить и приголубить свою Назенин. Значит, она была для него временной страстью. Ну, что, же, значит девушка предано послужит ему в качестве главной калфы в гареме престолонаследника. --Как прикажете, госпожа!—печально вздохнув, с полным безразличием заключила Назенин. Санавбер одобрительно улыбнулась и, искренне пожелав подруге скорейшего выздоровления, встала с постели и, оставив на прикроватной тумбочке свиток с султанской печатью, заключающий в себе вольную грамоту, ушла к детям. Вот только прежде, чем пройти на совет Дивана, Селим пришёл в темницу к младшей сестре для того, чтобы объявить ей свою высочайшую волю, относительно её дальнейшей судьбы, что уже успел тщательно продумать, но его удивило душевное состояние Султанши. Она сидела на холодном каменном полу, погружённая в глубокую мрачную задумчивость, мысленно готовясь, принять от брата любое его решение, пусть даже и о казни, что стало бы, вполне себе справедливо. Казалось бы, ни что и не кто, не могло её потрясти. --Да, кто ты такая, Разие, для того, чтобы покушаться на жизнь мою с моей Хасеки, пытаясь свергнуть меня с трона?! Совсем стыд потеряла! Так я приведу тебя в чувства! Сегодня, же, отправляйся в Девичью башню и находись там до тех пор, пока я ни прощу тебя!—гневно прокричал прямо ей в красивое лицо молодой султан, крепко схватив сестру за горло так, что из её глаз потекли слёзы и стало трудно дышать, не говоря уже о том, что обжигая атласную кожу Султанши горячим дыханием, вызывая в ней лёгкий трепет и учащённое сердцебиение, в связи с чем она судорожно и через силу сглотнула и, с не скрываемой страстью смотря в его голубые глаза, произнесла: --Я пошла на этот опасный шаг для того, чтобы отомстить тебе за то, что ты отверг меня, выдав замуж за своего хранителя покоев, с которым у меня нет никакой любви, кроме сплошного супружеского долга. Только знай, что каждый раз, когда мне приходилось заниматься с ним любовью, я представляла тебя, Селим! Знай, что я до сих пор хочу тебя!—и не говоря больше ни единого слова, принялась пылко целовать брата в губы, не позволяя ему опомниться, но её господству над ним не долго суждено было существовать, ведь он, внезапно опомнившись от растерянности, решительно оттолкнул сестру и со словами: --Ты—сумасшедшая, Разие!—стремительно выбежал из камеры и ушёл прочь, пылая смущением и возмущением, даже не увидев того, как стражник закрыл дверь камеры, вернувшись на свой пост охранника камеры. Вот только для того, чтобы успокоиться и подзарядиться положительными эмоциями, Селим отправился в покои к детям, где уже находились его возлюбленная Санавбер вместе с преданной Сафие Хатун, самозабвенно возившиеся с малышнёй, о чём свидетельствовал их беззаботный весёлый звонкий смех и душевные тихие разговоры. --Не беспокойся, Сафие, ты будешь совсем не одна в гареме Шехзаде. Им тебе поможет управлять Назенин Хатун. Она очень опытная калфа. Утром мы с Повелителем назначили её главной калфой в Манисе, так, что ты обеспечена надёжным человеком.—успокоила подопечную Санавбер Султан, заметив лёгкое опасение вместе с сомнением в светлых глазах икбаль престолонаследника, что постепенно её успокоило с одной стороны, но вызвало сомнение с другой, о чём она и поспешила осведомиться у Баш Хасеки Повелителя Мира, пристально взглянув на неё: --А разве Назенин Хатун ни фаворитка Государя, носящая под сердцем его дитя, госпожа? Это вызвало печальный вздох у Санавбер и заставило на мгновение погрустнеть, но, собравшись с мыслями, не говоря уже о том, что, доброжелательно улыбнувшись подопечной, она не стала от неё ничего скрывать и поделилась, чем вызвала у девушки взаимную печаль: --Назенин Хатун рано утром потеряла своё дитя из-за того, что сильно распереживалась за жизнь нашего Повелителя, которая из-за коварных интриг Разие Султан висела на волоске и к сожалению, больше не сможет стать матерью. Вот мы с его величеством и решили, что самым лучшим для неё будет уехать из столицы и во всём помогать тебе по управлению гарема Шехзаде. Хоть забудется и отвлечётся, занимаясь привычными делами. За этим душевным разговором девушек застал, войдя в детскую, Селим, которого мгновенно окружили дети, погружая его в свои игры, во что он плавно и беззаботно влился, испытывая огромное удовольствие, совершенно забыв о недавнем разговоре с Разие. Спустя два года. Османская Империя. Дворец Топкапы. За это время юный престолонаследник успешно начал править в Манисе, пользуясь уважением с любовью у горожан, глубоко ценящих его справедливость, дальновидность с целеустремлённостью, да и в гареме у него всё было гладко, благодаря мудрому правлению Назенин калфы и Сафие Султан, которая благополучно родила ему шехзаде, наречённого в благодарственной молитве Мехметом, хотя, конечно, случались и незначительные ссоры с другими наложницами и фаворитками, которых, помимо возлюбленной Хасеки было ещё несколько. Как без этого? Скучно. Только всё быстро затихало, до поры, до времени, а потом вспыхивало вновь. В общем, гарем Шехзаде Мурада жил активной жизнью. Что, же, касается главной султанской семьи, то молодой Султан Селим уже успел сходить в несколько военных морских похода и завоевал остров Кипр и Мальту. Теперь торжественно возвращался домой верхом на белоснежном коне, радушно встречаемый народом Стамбула, не говоря уже о том, что возлюбленной Баш Хасеки, стоявшей на балконе своих покоев, предназначенных для валиде Султан, но в разные периоды времени, занимаемые: то покойными Хюррем и Нурбану Султан, а теперь и самой Санавбер, ставшей не только полноправной хозяйкой султанского гарема, в котором царили мир и гармония, но и регентом Османской Империи в отсутствие возлюбленного мужа, ведь Шехзаде Мурад как было решено Султаном ещё до отъезда в поход на Кипр и Мальту, остался в Манисе. В это тёплое июльское утро она с трепетным волнением смотрела на гавань Золотой Рог, уверенная, что любимый властелин прибудет из похода морем. Только, пришедший к ней с почтительным поклоном Хаджи-ага сообщил ей о том, что Повелитель прибыл в столицу сухопутно и верхом на коне и, что с минуты на минуту окажется во дворце. Санавбер всё поняла и, приказав верному аге с калфами раздавать наложницам золото со сладостями, стремительно помчалась на встречу возлюбленному, идя по мраморному, залитому яркими солнечными лучами, дворцовому коридору, чувствуя то, как учащённо бьётся в груди, горячо и предано любящее, сердце. Именно в нём супруги и встретились в одном из закутков. --Селим!—восторженно воскликнула, кинувшись мужу в жаркие объятия, девятнадцатилетняя Султанша, которые он с огромной нежностью сомкнул на её стройной, как молодая сосна, талии. Между ними возникло бурное на радостные эмоции объяснение, разбавляемое жаркими поцелуями, которым не было конца, а вот продолжили они любить друг друга уже в хамаме. Вернее, всё началось с того, что, войдя в просторное мраморное помещение с колоннами, освещаемое лёгким медным мерцанием, исходящим из, горящих в золотых канделябрах, свечей, занесённое густыми клубами пара для того, чтобы смыть с себя всю дорожную пыль с грязью, не говоря уже о том, чтобы расслабиться в ванне с приятной тёплой водой, Селим оказался, удивлён тем, что застал, находящуюся в ней, свою возлюбленную. Она заворожённо смотрела на него, терпеливо ожидая момента, когда возлюбленный присоединится к ней для того, чтобы им вместе безвозвратно утонуть в их огромной, как бескрайний океан, жаркой любви. Молодой тридцатилетний мужчина понял избранницу и, коварно улыбнувшись, умилённо вздохнул, затем быстро разделся и, плавно шагнув в медную чашу ванной, заключил жену в крепкие объятия со словами: --Ты сама этого хотела, Санавбер. Теперь я тебя никуда от себя не отпущу. Даже можешь не мечтать об этом, ведь наша разлука итак получилась долгой.—после которых обрушил на неё беспощадный шквал, со стоящий из головокружительных ласк с неистовыми жаркими поцелуями, во время которых пара воссоединилась в жарком акте любви, постепенно заполняя хамам сладострастными тихими стонами, плавно переходящими в крик огромного удовольствия и разбавляемый их весёлым звонким беззаботным смехом. Маниса. Тем, же временем, после изнурительно тяжёлого дня и заседания своего Дивана, юный Шехзаде Мурад нуждался в заботе и ласке возлюбленной фаворитки по имени Эфсун. Девушка покорила юношу тем, что оказалась единственной из его трёх фавориток, кому власть была не нужна, а нужна была лишь одна любовь. Он ценил её и всячески боготворил, а она стала ему не только возлюбленной, но и душевным другом и любящей сестрой, понимающей его без слов, а по одному только взгляду, либо вздоху. Мурад нуждался в ней постоянно, как и сейчас. Именно поэтому он и позвал её к себе и теперь, вальяжно лёжа в постели, заворожённо смотрел на то, как она, облачённая в белоснежное шёлковое платье с дополнением шифона, стоит перед большим прямоугольным зеркалом в лёгком медном мерцании, горящих в золотых канделябрах, свечей, погружённая в романтическую задумчивость и расправляет шикарные длинные волосы цвета тёмного шоколада, а на её красивом лице сияет нежная улыбка. Девушка до сих пор не могла поверить в то, что их трепетной любви с Шехзаде Мурадом исполнился уже ровно год, за который она уже подарила ему очаровательную дочку, названную Хатидже. --Богиня моя! Я околдован тобой и пленён добровольно! Лишь рядом с тобой я отдыхаю душой! Ты моя тихая гавань в бушующем океане мирских проблем!—млея от, переполнявшей его всего, огромной нежности, произнёс юноша, плавно выбравшись из постели и, совершенно не смущаясь собственной наготы, бесшумно приблизился к возлюбленной и заключил её в свои объятия, заставив юную девушку, трепетно вздохнуть и, залившись румянцем лёгкого смущения, застенчиво улыбнуться ему и обвить изящными руками его мужественную шею. --Мой Шехзаде, знали бы вы о том, как сильно я люблю вас! Моя любовь не знает границ! Вы жизнь моя и мой воздух! Именно ради вас я дышу и живу!—вторя ему, искренне выдохнула Султанша чародейка, добровольно утопая в синих, как глубина моря, глазах, совершенно не заметив того, как их мягкие тёплые губы воссоединились в долгом, очень жарком поцелуе, который, казалось, продлится вечно и во время которого, юноша ловко подхватил девушку на руки и, отнеся на постель, крайне бережно уложил на парчовое бордовое покрывало, затем решительно разоблачил от одежды и придался с ней головокружительной неистовой страсти. А в эту самую минуту, в ташлык царственно вошла Бихтер Султан, одетая в сиреневое шёлковое и обшитое серебряным кружевом, шикарное платье, доброжелательно здороваясь и общаясь с обычными наложницами, не обращая внимание на, сидящую в окружении верной калфы с подругами, Баш Хасеки Сафие Султан, с которой у неё продолжается непримиримая вражда и соревнование за внимание Шехзаде, начавшаяся ещё в Топкапы за пару дней до отъезда в Манису, ведь Сафие, как Бихтер уже успела убедиться, являлась ярой собственницей, не желающей, делиться властью и любовью наследника не с кем, считая, что после восшествия на трон Великих Османов Шехзаде Мурада престолонаследником станет её Мехмет. Что, же касается Эфсун Султан, то в ней Сафие совсем не видела соперницу. Той власть была совсем не нужна, как и борьба за власть. Она жила лишь, ради любви и внимания Мурада, в отличии от той, же Бихтер, которая, родив шехзаде Аслана, мгновенно начала качать свои права и провоцировать на конфликты Баш Хасеки. Даже сейчас, она вошла в ташлык с царственным величием и высокомерно посматривая на всех, что сильно не понравилось, облачённой в серебристое парчовое платье с таким, же шёлком и шифоном, Сафие Султан, поспешившей, поставить соперницу на место: --Не рановато, ли начала нос задирать, Бихтер?! Ты всего лишь мать второго шехзаде, а я мать наследника, да и ты побывала у Мурада всего лишь один раз! Спустись с небес на землю и вспомни своё место! Что вызвало у честолюбивой соперницы язвительную усмешку и ответную колкость: --Это ты, наверное, забыла, Сафие, о том, что на трон восходит не тот шехзаде, что родился первым, а тот, чья мать окажется умнее, не говоря уже о том, что влиятельнее! Такой наглости с дерзостью юная Баш Хасеки не захотела терпеть от завистливой склочницы и, дав ей звонкую пощёчину, отрезвляюще произнесла: --Ты, видимо, забыла, Бихтер, что на Османском троне, пока ещё благополучно сидит Султан Селим, да дарует ему Аллах долгих лет жизни, здоровья и благоприятного правления! Поэтому, поумерь свои аппетиты, сиди тихо и не высовывайся, если жизнь дорога! Её вразумительные слова прозвучали для рыжеволосой Султанши, как вызов к бою, в связи с чем, она, не желая, стерпеть, нанесённого ей Баш Хасеки, оскорбления, с яростным криком вцепилась той в иссиня-чёрные шикарные распущенные волосы. Между ними завязалась жесточайшая драка, которую пришлось прекратить, вовремя подбежавшая со своими помощницами ункяр-калфа Назенин. Им с большим трудом удалось растащить юных Султанш друг от друга и, немного отдышавшись, провести вразумительную беседу, невольными свидетельницами которой стали другие рабыни. --Я, конечно, понимаю, что являюсь главной Хасеки Шехзаде Мурада, Назенин, и должна вести себя благоразумно. Только Бихтер всеми силами провоцирует меня на проявление к ней ответной агрессии. Она не понимает, что проиграла борьбу за любовь Шехзаде, так как больше не нужна ему. Он любит только меня с тихой ланью Эфсун. Бихтер, словно подпитывается и получает от наших с ней ссор удовольствие.—душевно поделилась с преданной ункяр юная Баш Хасеки, когда они вместе уже находились в покоях главной кадины Шехзаде, удобно сидя на, обитых светлой парчой, софах, друг на против друга и пили из серебряных кубков шербет из успокаивающих трав, не обращая внимания на тихое потрескивание дров в камине, обволакивающих их лёгким медным мерцанием с приятным теплом, что делало покои намного уютнее. --Вам необходимо быть намного благоразумнее этой скандалистки, госпожа. Бихтер Хатун, действительно является энергетическим вампиром, хотя и, пока ещё этого не осознаёт. Вы, же, после каждой ссоры с ней чувствуете себя эмоционально измотанной. Научитесь уже, мысленно создавать щит от неё.—доброжелательно улыбаясь Султанше, мудро посоветовала ей Назенин калфа, за эти два года уже, успевшая, излечиться от душевного влечения к Повелителю. Теперь смыслом её жизни стала бескорыстная поддержка и забота о, вверенной ей госпожой Санавбер Султан, семье Шехзаде Мурада, особенно о сохранении в ней душевного спокойствия и заботе о новорожденных шехзаде с султаншами. Сафие Султан понимала мудрую наставницу и во всём прислушивалась к ней, не говоря уже о том, что советовалась по любому сомнительному вопросу, либо спорному, но важному решению. Как и Эфсун Султан, тоже, искренне уважала, благоволила и ценила мудрую ункяр-калфу, советуясь с ней по любому поводу и без него, просто чисто для того, чтобы услышать мудрое наставление, либо совет. Что нельзя было сказать о склочной и неблагодарной, не говоря уже о том, что циничной и властолюбивой Бихтер Хатун, из-за чего и совершающей глупые, но раздражающие всех в гареме, ошибки. --Ты во всём права, Назенин. Пожалуй, я так и поступлю, как бы это тяжело, не говоря уже о том, что сложно ни было.—измученно вздыхая, согласилась с мудрым советом наставницы Сафие Султан, плавно покачивая, стоящую на полу люльку, в которой постепенно засыпал Шехзаде Мехмет. Тем, же, временем, вернувшуюся в свои просторные покои, выполненные в светлых коричневых и оранжевых тонах, Бихтер Султан встретила верная Эслиме калфа, 16-летняя немного глуповатая и коварная, как и сама её госпожа, рабыня, почтительно ей поклонившаяся и не понимающая того, чем её прекрасная подопечная так сильно раздражена, раз мечется по покоям, как разгневанная львица по клетке. --Пора вершить историю, Эслиме, и прорываться к Престолу Османской Империи. Только для этого, нам необходимо убрать с дороги Султана Селима! Хватит ему уже на троне сидеть, пора отправляться к предкам.—внезапно резко остановившись, воинственно проговорила Султанша и, подойдя к письменному столу, села за него и принялась писать небольшую записку своей наставнице Разие Султан, уже отсидевшей своё наказание в Девичьей башне и вернувшейся в Топкапы с просьбой по устранению Султана Селима, то есть по его убийству. Для этого, ей потребовалось несколько минут, по истечению которых, она, наконец встала и, подойдя к преданной калфе подала ей небольшой свёрток со своей личной печатью и приказала немедленно отправить письмо в столицу в главный дворец, а точнее, лично в руки Разие Султан. Калфа всё поняла и, спрятав письмо в лифе простенького зелёного платья, почтительно откланялась и с молчаливого позволения своей госпожи, ушла, провожаемая её одобрительным взглядом.