Break my heart, if you can

❤

      Если кто-то скажет Чонгуку, что со стороны видит его самоуверенным альфа-самцом, он рассмеется этому наивному идиоту в лицо. Потому что рядом с Тэхёном парень совершенно не такой. Гук теряется каждый раз при виде омеги превращается в какого-то забитого ботаника, глотает остроты, запинаясь в словах, и растекается обессиленной лужицей, подвисая с красоты собственного друга, способный только смотреть с открытым ртом и изредка поддакивать. Уж что-что, а сбить спесь Ким умеет просто отлично.       Нажимая на заветный звонок двери, Чона и вовсе трясет от волнения и легкой волны возбуждения, порожденной ворохом собственных мыслей. Он, черт побери, еще никогда так быстро не собирался и не принимал душ, как сегодня, когда получил ответ на собственное безумное предложение. Черт, да Гук чуть телефон из рук не выронил, когда прочел те проклятые строчки от Кима, развеявшие кучу сомнений.       Ему с трудом удается не думать о течке и сексе с Тэхёном в одном предложении, потому что фантазия подкидывает такие заманчивые картинки, что можно позорно кончить тут же себе в трусы. Но, когда молодой человек открывает дверь в одной лишь пижаме на голое тело, такой разомлевший, изнеженный и воздушный, мозг машет ручкой на прощание и уезжает в закат, оставляя хозяина наедине с сошедшим с ума либидо.       Слова кажутся чем-то бессмысленным и лишним, потому что Ким жмется к нему доверчиво и стыдливо прячет лицо на груди в поисках защиты, наплевав на принесенный холод и снежинки на плечах. Чонгук успокаивающе треплет его по и без того торчащим во все стороны волосам, смазанно целует в висок, наконец-то закрывает входную дверь и избавляется от верхней одежды и обуви, послушно следуя за молчаливым омегой в спальню.       Секс. У них будет секс.       Желая хоть как-то сгладить нелепость ситуации, Чон берет парня за руку, переплетая их пальцы, сжимает слегка ободряюще и забирается вслед за ним на кровать, садясь поближе. Ладонь Тэхёна буквально пылает в собственной, слегка дрожит, показывая полную степень волнения, и исчезает мгновенно, стоит только второй лечь на колено, успокаивающе огладив острую косточку. В комнате почти жарко, а может, всему виной накаляющаяся обстановка, и приятный древесный запах, источник которого оказывается скрытым. – Боже, мне жутко неловко, я помылся три раза, – Ким отводит взгляд и закусывает нижнюю губу, мгновенно притягивая к ней голодный взгляд Чонгука, что сглатывает тяжело и предпринимает первую попытку посмотреть парню в глаза. На самом деле, непривычно обоим, потому что ситуация более чем странная и дикая, учитывая их прошлые встречи. Но то, насколько хочется каждому из них, перекрывает неосознанный страх, подталкивая Чона к первым решительным действиям.       Он помнит о его особенностях, помнит, что тот девственник и с ним необходимо вести себя крайне осторожно, делая все неспешно, медленно, давая возможность распробовать всю прелесть интимной близости. И это именно то, что хочет сделать с омегой Гук, смещаясь на кровати ближе и невольно заставляя напрячься, вытягиваясь струной. Тэхён, кажется, даже дыхание задерживает, когда комкает в пальцах простыню и смотрит испуганно на альфу, не спешащего предпринимать что-либо.       Торопиться им некуда, Чон это прекрасно понимает, а потому просто всматривается в черты лица напротив, любуется, любовно оглаживая взглядом каждую черточку, затягивает в плен своей теплотой темной бездонной радужки и буквально гипнотизирует, заставляя потерять бдительность, чтобы потянуться вперед и мазнуть кончиком носа по чужому, жадно втягивая наконец-то ничем не скрытый запах с кожи. Покров давно мучающей его тайны слетает, позволяя распробовать все в красках и ощутить полную палитру, так тщательно скрываемую от него годами.       Чонгуку кажется, что Тэхён не устанет поражать друга даже в старости, подкидывая новую порцию сюрпризов. Потому что пахнет он так же потрясающе необычно, как и выглядит, поступает или ведет себя. В нем нет удушающей и сводящей скулы сладости, цветочности и приторности, присущей девушкам и тем парням, с которыми альфе довелось встречаться раньше. Он отличается легкостью и в то же время сложностью множества композиций, соединенных воедино, заставляя поломать голову, прежде чем разгадать полный букет, разобрав на составляющие.       От кожи Кима, подобно ненавязчивым, но надолго запоминающимся духам, исходит тонкий шлейф аромата трав, напоминая о том самом сумасшедшем пряном коктейле из душистых растений, который обожает заваривать мать для успокоения нервов. В нем отчетливо выделяются холодные нотки мяты и зеленого чая, щекочут нёбо и проваливаются освежающей сладкой горечью в горло. Чонгук вопреки всем правилам нихрена не успокаивается от него, а заводится лишь сильнее.       И дело тут не в пресловутой магии ароматов, мифами о которой пичкают каждого в детстве. Альфы не похотливые животные, они не бросаются на запах, если чувствуют чью-то течку, и уж тем более не возбуждаются мгновенно и не впадают в безумие, желая чуть ли не изнасиловать несчастную омегу, пропихнув поглубже свой член. Влечение обусловлено множеством факторов: внешностью, личными вкусовыми предпочтениями, симпатией, физическим притяжением, действиями и даже одеждой.       Из-за Тэхёна, такого воздушного, чертовски красивого и нежного, Чонгук заводится с пол-оборота без каких-либо дополнительных стимулов даже в обычное время от простого прикосновения, а сейчас, когда он наконец-то понимает, чем тот пахнет, ему окончательно сносит крышу. Кружит голову, потому что, лишенный возможности распробовать парня раньше, альфа теперь не может остановиться, жадно втягивая тот с распаренной кожи. – Ты просто охуенно пахнешь, – сраженный наповал, сипло бормочет Чон, ведя носом по линии скулы, а после прижимается к острой грани подбородка губами едва ощутимо, чтобы спуститься ниже, одарить еще одним поцелуем кадык и заслужить сорванный вздох. Он покорен, сражен наповал и готов смаковать новый вкус бесконечно долго, пока окончательно не задохнется, опьяненный им. – Я не использовал сегодня спрей, – практически шепчет Тэхён, склоняя голову на бок скорее неосознанно. Омега млеет от ласки, прикрывает глаза и растерянно облизывает губы, прислушиваясь к собственным ощущениям. Ему чертовски приятно и так необычно, тело реагирует излишне остро, так, как ни с кем до Чонгука, хотя некоторые из парней пытались забраться дальше. Но с ними такого не было никогда: кожа не покрывалась миллионом колючих мурашек, а живот не скручивало в спазме, бухая судорожной тяжестью ниже, зарождая где-то глубоко внутри желание прикоснуться тоже, чтобы ощутить под пальцами перекаты мышц.       Такая, казалось бы мелочь, но как же она решает, потому что только с Чоном Тэхён возбуждается по-настоящему. – Блять, твой запах сводит меня с ума, – и Ким с ума сходит тоже. Ему так страшно и непривычно, ужасно волнительно и ново, что он упирается альфе ладонью в грудь, заставляя остановиться. И тот отстраняется послушно, прекращая ласки, поднимает на него свои невозможные блестящие возбуждением глаза и смотрит выжидающе, не предпринимая попыток нагло пресечь сопротивление.       Блядский галантный Чонгук. – Я боюсь, – выходит жалко и очень тихо, на гране всхлипа, и это будто что-то незримо меняет в друге, потому что Гук оборачивает руку вокруг тонкого запястья омеги и осторожно оглаживает выступающие венки и хрупкие косточки подушечкой большого пальца, разливая по нервным окончаниями вспышки тепла. Так приятно и нежно, восхитительно вкупе с шершавыми губами на изгибе шеи, что Тэхён позволяет ему притянуть себя за талию ближе, судорожно цепляясь за широкие плечи. – Не бойся, я буду очень аккуратным, – вкрадчивой сладкой мелодией заливается успокаивающее обещание в уши, поднимая дыбом волоски и провоцируя на новую порцию влаги между и без того мокрых половинок. Ох, боже, пусть возьмет его хоть целиком прямо сейчас, лишь бы так же приятно и чувственно. – Это по-прежнему странно, – Тэхён пытается бороться сам с собой и сохранить остатки здравого смысла, хотя и не понимает, зачем. Впрочем, объяснения не нужны, потому что парень проигрывает в этой неравной борьбе собственному телу, которое превращается в поразительно послушный музыкальный инструмент именно в руках Чонгука, что не дает ему отстраниться теперь, не разрешает вырваться, кусая за мочку уха. – Что именно кажется тебе странным? – голос прошивает разум вспышками ослепительного предвкушения. Такой вкрадчивый, низкий, с хрипотцой, будоражащий и терпкий.       Ладонь Чонгука скользит по бедру вверх, сжимает напрягающиеся под пальцами мышцы, перекрывает омеге дыхание и срывает с искусанных губ обреченное едва слышное мычание. Невыносимый. Боже, какой же он невыносимый и сексуальный в своей настойчивости. От былой неуверенности Чона не остается и следа. Альфа входит во вкус и не собирается сдаваться без боя, не после того, как дорвался до желаемой конфеты, что пытается дать заднюю из панического страха, который молодой человек намерен истребить на корню. – То, что я дико хочу поцеловать тебя или то, как нетерпеливо ты ерзаешь на простынях? – ладонь скрывается под просторной рубашкой, щекочет прикосновением бархат спины и заставляет Гука задыхаться от восторга из-за того, насколько же нежной та оказывается на ощупь. – Хочу распробовать тебя всего, – как обезумевший, шепчет он, покрывая поцелуями плечо. – Чонгук, – Тэхён словно в лихорадке, словно томится на медленном огне, растекаясь пастилой под слегка шершавыми подушечками пальцев, которые проникают под резинку свободных штанов, натирая копчик. Кожа буквально горит там, где ее касаются губы Чонгука, взрывается искрами и посылает импульсы удовольствия вниз, подталкивая к окончательной капитуляции. – Помолчи и доверься мне, – то ли рычит, то ли стонет Гук, прежде чем наконец-то увлечь омегу во влажный и чувственный поцелуй, ленивый, но головокружительно сладкий. Ким только беспомощно обнимает друга за шею и тихонечко стонет, когда чужие губы сначала обхватывают его нижнюю, а после верхнюю, дразняще проходясь языком между и упрашивая впустить внутрь. Из чистого упрямства Тэхён не дается намеренно, кусается и капризничает, задыхаясь от напора и рук, нежно оглаживающих линию выступающих острых позвонков.       Никто и не требует быстрой капитуляции, игра захватывает обоих, распаляя сверх меры и разжигая азарт. Они целуются бесконечно долго, слизывают сладость языком и сталкиваются ими же совершенно случайно, выстанывая одинаково приятное поражение в приоткрытые рты. Тэхён теперь уже сам тянется к Чону ближе, окончательно расслабляется в кольце из объятий, запуская пальцы в иссиня-черные волосы, наклоняет голову для удобства вбок и дышит сбито, пробуя парня на вкус.       Сладко, мокро и откровенно, а самое главное – ужасно приятно и возбуждающе, как никогда и ни с кем. Ким целовался раньше и не раз, но то не казалось ему чем-то сокровенным и важным. Обычное соприкосновение губ без какого-либо подтекста, да, приятное, но и только, не затрагивающее внутри него никаких струн. От поцелуев Чонгука омеге хочется жалобно захныкать и развести ноги шире, направив туда чужую руку, потому что от ноющего без внимания члена становится невыносимо больно. – Вау, ты так целуешься, – сбито бормочет Тэхён между чмоками, нетерпеливо стягивая с лучшего друга раздражающую толстовку (снова черную в бесконечной коллекции однотонности), мешающую как следует ощутить жар его кожи. От прежней нерешительности не остается и следа, Ким входит во вкус, заводится не на шутку и намеревается получить от Чона все, что тот может ему дать.       Почему-то ему кажется, что он ни о чем не пожалеет после.       Они оба оказываются голодными и ненасытными, жадными до прикосновений и поцелуев. Им нравится трогать друг друга, хаотично шарить руками по телу, открывая для себя что-то новое и интересное. Наконец-то дорвались до желаемого. Запахи мешаются в какую-то одуряющую сладкую смесь чая и сдобы. Тэ расстается со стеснительностью с поразительной легкостью, осыпая лицо альфы мимолетными поцелуями, смещается на шею и наконец-то делает то, о чем думал не один месяц, – оттягивает зубами кожу и кусает намеренно больно, добиваясь возмущенного шипения. – Нравится? – понимающе хмыкает Чонгук, одаряя той самой дерзкой улыбкой, от которой можно растечься податливой желейной субстанцией. Киму от нее хочется снять с себя штаны и объездить его. – Давай избавим тебя от этих штанов, – словно читает мысли Чон, без разрешения оттягивая резинку и спуская спальные штаны до колен, до щиколоток, а после и вовсе бросает куда-то на пол.       Прохладный воздух спасительным потоком ложится на ягодицы, и молодой человек стеснительно оттягивает полы рубашки ниже, стараясь скрыть ими собственный эрегированный член. Забавно, ведь томный взгляд и нетерпеливо скользящий по губам язычок говорят совершенно об обратном. Просто Тэхён хочет, чтобы именно Чонгук сам добрался до всех сокровенных мест, наплевав на слабые попытки прикрыться.       Боль больше не приносит того дискомфорта, как раньше, не тревожит, застревая на периферии. Она отходит на второй план из-за ласковых прикосновений Чона, из-за растущей волны возбуждения, но не удушающей, а приятной, правильной. Киму думается, что нужно было разобраться со своими предрассудками раньше, а не терять столько времени на бессмысленное сопротивление. – Иди сюда, малыш, – проникновенно зовет Чонгук, протягивая к Тэхёну руки, и парень сразу же забирается к нему на бедра. Проклятые накаченные бедра с внушительными мышцами, которыми при желании можно задушить. Господи, как же давно Ким хотел залезть на него именно так, кожа к коже, соприкасаясь грудными клетками и животами, оттягивая пальцами волосы и выдыхая сбитое нетерпение прямо в рот. Новый год наступил раньше времени, не иначе, черт, это самое охрененное исполнение желания из всех возможных. Десять дрочных альф из десяти.       Тэхён сам тянется за новым поцелуем, сразу проталкивая язык и включаясь в мокрую сладостную борьбу за право доминировать. Куда уж там, Чонгук не признает поражений ни в чем, пуговица за пуговицей избавляя омегу от липнущей к телу проклятой рубашки, за которой обнажаются сантиметры медовой смуглой кожи. Открываются проклятые соблазнительные ключицы, темные ореолы острых бусин сосков, к которым альфа тут же припадает голодно, и мягкий живот, который Гук намеревается как следует зацеловать немного позже.       Так много нецелованного пространства и так мало кислорода, чтобы не задохнуться от восторга. Тэхён, голый и растерянный, вздрагивает от новых для него прикосновений, прикрывает глаза, облизываясь довольным котом и позволяя Чону трогать себе везде, где тот только пожелает, нетерпеливо стягивает с парня рубашку, оказавшуюся под толстовкой, и наконец-то соприкасается с обнаженной кожей без всяких препятствий, потираясь о нее ластящимся зверенышем и оставляя очередной засос на искусанной шее. Ким с каким-то детским восторгом ведет ладонями по груди, оглаживает мышцы пресса на животе и опускает пальчики на ремень, грубо дергая тот из петель. – Сними их, – не просит, скорее требует Тэ, поудобнее устраиваясь на бедрах и потираясь собственным возбуждением ему о живот. Он дышит сорванно, сбито, представая перед альфой во всей красе: обнаженный, просящий и до сводящих в штанах судорог сексуальный.       У Чонгука выдержка трещит по швам от такого соблазнительного омеги, и становится чертовски сложно контролировать себя, чтобы сделать все правильно, осторожно и медленно. Господи, Ким своим поведением попросту напрашивается на то, чтобы его хорошенько выдрали, вжимая лицом в простыни, и эта мысль сейчас кажется как никогда привлекательной, отдаваясь пульсирующей болью в паху. – Ты очень нетерпеливый котенок, знаешь? – не спешит поддаться на уговоры Чон, издевается специально, и Тэхён над ним стонет протяжно то ли от прозвища, то ли от того, как его большие широкие ладони сжимают ягодицы жадно, собственнически, мнут лениво упругие половинки и скользят пальцами между, размазывая смазку по расщелине, трут намеренно сильно, провоцируя на новые сгустки, и едва-едва толкаются внутрь судорожно сжимающегося колечка, пока он сам нетерпеливо ерзает у друга на бедрах, пытаясь расстегнуть ширинку на брюках. Психует откровенно, когда ни черта не получается, и мычит возмущенно в новый поцелуй, когда Чонгук явно намеренно толкается навстречу дразнящему трению, выбивая остатки воздуха из легких. – Черт, детка, могу я попробовать тебя? – у Гука просто не остается сил играть в эти игры дальше. Кажется, что у него скоро мозг взорвется от воздержания или он просто позорно кончит, даже толком не поигравшись с Тэхёном. А тот буквально напрашивается на то, чтобы с ним поиграли. – Да, да, пожалуйста, – тут же соглашается омега, ловко сползая с бедер и ложась на кровать перед Чонгуком. Теперь он издевается над альфой в отместку, становится на колени, опираясь на локти, шире расставляет ноги и выпячивает попу, демонстрируя себя в более чем откровенном свете с блестящей от смазки дырочкой и линией алмазной испарины вдоль позвоночника. Прямо-таки напрашивается на то, чтобы его как следует приласкали. Безупречное произведение искусства, поразительное сочетание порочности и невинности в одном человеке.       Проклятье, Чонгук точно сойдет с ним с ума. Он впервые на памяти так быстро избавляется от брюк и белья, путаясь в штанинах, и поспешно возвращается обратно на кровать, завороженно рассматривая разворачивающуюся перед ним картину. Черт, Гук ведь мог только мечтать о таком: Тэхён, раскрытый и податливый, а главное – абсолютно голый, сейчас находится прямо перед ним, согласный абсолютно на все, ужасно мокрый и дико возбужденный. Чон точно умер и попал в рай.       Взгляд завороженно скользит по острой линии плеч, покатой гибкой спине, узкой талии, очаровательным ямочкам на пояснице и спотыкается об округлые ягодицы. Те самые чертовы ягодицы, что не давали ему покоя ни днем, ни ночью. Ладони так гармонично ложатся на них, сминают медленно, жадно, и Чонгук не сдерживает восторженного стона, наслаждаясь упругостью половинок. Он облизывается нетерпеливо и благоговейно целует каждую из них, опаляя жарким дыханием кожу, а после еще раз и еще, пока, не сдержавшись, не впивается зубами, оставляя розовеющий след от зубов под возмущенное мычание явно удивленного таким поворотом омеги. – Животное, – тихо посмеивается над ним Ким, а в следующий миг ахает недоверчиво и стонет протяжно, когда, раздвинув ягодицы, Чон щедро проходится языком по заветной дырочке, собирая кончиком терпкую на вкус смазку. – О боже, – выдыхает сбито, с придыханием, и роняет голову на сложенные перед собой руки, прогибаясь в спине сильнее для новой порции ласки.       Это так откровенно, дико и непривычно, что щеки щедро заливает румянец смущения. Член, нагло игнорируемый все это время, отзывается ноющей болью, а по телу разливается жгучая истома, предвещая о первой волне наслаждения, прошивающей нервные окончания острыми иглами. Боже, да Тэ сам себя никогда там не трогал толком, а здесь Чонгук да еще и языком...       Так приятно и волнующе, что просто не находится нужных слов, он попросту захлебывается ими, когда к колечку прижимаются чужие губы, рисуя влажную дорожку по мошонке до яичек, присасываются и целуют раз за разом судорожно сокращающуюся темную звездочку. Ким, кажется, умирает прямо сейчас, срываясь на короткий высокий стон от совершенно новых для него ощущений. Гук не стесняется рассматривать его, любуется максимально раскрытым перед ним парнем и, безусловно, наслаждается, сжимая собственный член у основания в жалкой попытке не кончить прямо сейчас только от одного вида.       Чонгук вылизывает Тэхёна старательно, смакует оседающий во рту вкус и млеет не меньше самого омеги, чьи бедра начинают знакомо дрожать от приближающейся волны оргазма. Становится любопытно, сможет ли он кончить от одного только языка, который лишь немного толкается внутрь, поражаясь тугости стенок, и кружит по краю снова, однако сейчас альфа не хочет это проверять, растирая собственную слюну на пару с выделениями по дырочке двумя пальцами и осторожно проникая внутрь всего на фалангу. – Вау, малыш, ты такой узкий, так сжимаешь мои пальцы, – восторженно шепчет Чон, ощущая, как судорожно начинает сжиматься вокруг них Ким, мгновенно напрягаясь. Он успокаивающе целует его в ягодицу, любовно оглаживает розовеющую кожу и поднимается выше, рисуя дорожку из поцелуев вверх по спине, пока не замирает у плеча, дожидаясь, чтобы друг привыкнул к ощущению инородного тела внутри него, а после осторожно проталкивает пальцы до конца, тяжело сглатывая от низкого грудного стона, сорвавшегося с губ омеги. Господи, Тэ его в могилу сведет этим невозможным голосом. Гуку похоже пора выдавать медаль за выдержку, потому что получается не кончить только чудом. – Ты когда-нибудь пробовал себя ласкать здесь? – Тэхён поворачивает к нему голову, просяще тянется за поцелуем, и Чонгук не отказывает ему в этой маленькой прихоти, начиная медленно гладить подушечками ужасно тугие мягкие стеночки. – Нет, мне... – Ким захлебывается, закусывает губу, закрывает глаза и дышит сбито, приоткрывая рот в немом стоне, когда пальцы выходят полностью и проникают внутрь опять, ужасно медленно, туда-сюда, – мне всегда было больно, – тихий всхлип тонет в простыне. Тэ выгибается сильнее, поджимает ноги ближе к груди, приподнимая бедра выше, и мычит тихонечко, когда полностью ощущает в себе эти странные одуряющие фрикции.       Он не знает даже, что заводит больше: то, что это происходит в принципе, или то, что это делает с ним именно Чонгук. Когда Тэ пытался ласкать себя сам, было и вправду ужасно больно и неприятно. Проникновение получалось слишком жестким, режущим и сбивающим возбуждение, хотя смазки более чем хватало. Да и ощущения казались другими, без остроты и буйства гормонов. Отбросив жалкие попытки, Тэхён решил тогда довольствоваться дрочкой, избегая неприятного контакта и поражаясь еще, как же это омеги могут заниматься сексом, превозмогая ужасный дискомфорт из-за узости. Так же и порвать все недолго.       Теперь знает. – А сейчас? – он задыхается, пытается дышать носом, но проваливается на первом же вздохе, когда подушечки надавливают на что-то ужасно приятное внутри, заставляя ноги подкоситься от удовольствия, такого острого, яркого и определенно нужного. Тэхён чувствует – ему требуется больше, чтобы стало очень, очень хорошо. Омега сглатывает тяжело скопившуюся во рту слюну и наконец-то находит в себе силы ответить. – Это... – Чонгук толкается снова, и слова застревают в горле, – так странно? – голос предательски срывается на высокие ноты, превращаясь в неконтролируемый поток бессвязных возгласов. – В смысле, мне не больно, но... – Тэ не знает, с чем сравнить эти ощущения распирающей заполненности, двигающейся внутри него. – Непривычно? – охотно подсказывает ему Гук вкрадчивым проникновенным голосом, улыбаясь так понимающе. Губы мажут по плечу, касаются шеи и смыкаются на мочке уха, лениво оттягивая ту. Его голос заливается медом в само естество Кима, невесомо ласкает, рождая новый поток мурашек, и дурманит потоком комплиментов, заставляющих парня невольно краснеть. – Ты просто потрясающий, такой красивый, сладкий котенок.       Пальцы резко толкаются внутрь, прямо под нужным углом, резко, быстро, срывая с малиновых искусанных губ громкий насыщенный стон с хрипотцой на окончаниях. Это так неожиданно и ярко, что Тэ напрочь забывает обо всем, окунаясь в новые для его ощущения. Он пропускает тот момент, когда их оказывается внутри уже три. Какая разница, сколько, если становится только лучше, глубже, больше растущий шар наслаждения, медленно наполняющий тяжестью низ живота. – М-м-хм-ах, да, – только и получается выдавить из себя Тэхёну, когда они встречаются с Чонгуком глазами. Омега сам тянется к нему за поцелуем и толкается навстречу подушечкам, бормоча прямо в приоткрытые губы мантровую просьбу на повторе: – Сделай так еще, пожалуйста, сделай так еще, – минуты растягиваются подобно нуге, Ким невольно проникается восхищением к альфе за выдержку и терпение, раз до сих пор не набросился голодным зверем и не вошел раньше времени. Он трогает его своими проклятыми пальцами, кажется, целую вечность, двигает ими, растягивая, раскрывая и будто намеренно обходя ту самую точку, а после отстраняется, оставляя после себя ужасающее ощущение пустоты. – Нет, не останавливайся, – омега хватается за руку Гука и смотрит испуганно, с тенью растерянности, словно боится, что тот сейчас уйдет. – Мне нужно забрать из куртки презервативы, – Чон улыбается ему мягко и счастливо, явно довольный такой реакцией, а после успокаивающе чмокает в губы и озадаченно хмурит брови, когда Тэхён по-прежнему крепко держит за запястье, даже и не думая никуда отпускать. Он так нуждается сейчас в его присутствии, в волнующей близости и тепле, в прикосновениях и чувственных ласках, что даже минуты разлуки видятся кошмарными часами. – Нет, не уходи, – канючит Ким, и отказать ему просто выше любых сил Чонгука, особенно когда парень добавляет: – там, в тумбочке, – это оказывается решающим в выборе между походом в коридор и желанием остаться. Альфа послушно шлепает босыми до прикроватной тумбочки и открывает верхний ящик, восторженно присвистнув при виде содержимого. Коллекция смазок на любой вкус и целая пачка разнообразных лент с презервативами со всевозможными ароматами. – Оу, а ты запасливый, – он усмехается ему самодовольно и наслаждается румянцем смущения, тяжело сглатывая от того, как Тэхён перекатывается на бок, демонстрируя потрясающий изгиб соблазнительного гибкого тела с округлым бедром, и нетерпеливо облизывает зацелованные губы, склоняя голову на бок. – А еще я надеюсь, что мы истратим большую их часть, – на полном серьезе отвечает Чонгуку омега с налетом неуверенности, и желание подтрунивать над ним и дальше пропадает вовсе, сменяясь новой волной жгучего возбуждения. Член Гука заинтересовано дергается на такое предложение, и, схватив первую попавшуюся на глаза ленту, парень возвращается обратно на постель, нависая над расслабленным и ужасно соблазнительным другом. – Обязательно, котенок, – обещает Чон, вскрывая фольгу и раскатывая презерватив по члену, а потом вовлекает в новый поцелуй, невесомо скользя кончиками пальцев от колена по бедру вверх и натыкаясь на неожиданную робость и зажатость. Тэхён упирается ему ладошками в грудь, сводит ноги и выглядит отчего-то растерянным и взволнованным, снова кусая свои невозможные соблазнительные губы. Он практически дрожит и дышит сбито, избегая прямого зрительного контакта, и это объясняет Чонгуку все. Альфа поддевает подбородок Кима пальцами, заставляя посмотреть в глаза, и целует снова, без языка, медленно, сладко, ласково. – Ш-ш-ш, тише, расслабься, я не собираюсь тебя насиловать, – сейчас Гук неожиданно настойчивый, дерзкий и оттого еще более обескураживающий для Тэ. – Просто, мне неловко, – шепчет Тэхён едва слышно, пытаясь совладать с приступом паники. Они голые, абсолютно голые сейчас, без одежды, без единого слоя ткани, отделяющего их друг от друга. Так близко, так откровенно, что мысли разбегаются подобно тараканам, не давая сосредоточиться на чем-то конкретном. И дело даже не в какой-то зажатости или ханжестве, просто к подобному Ким не привык.       Горячая обнаженная кожа под подушечками пальцев ощущается согревающим шелком, к его груди прижимается крепкая грудь Чонгука, а куда-то в бедро упирается внушительных размеров член. Ни сантиметра между их телами, ничего лишнего и никаких преград. Это похоже на какой-то странный эротический сон. И хочется, и колется. Просто вау, насколько альфа охуенный прямо сейчас, заботливый и внимательный, дико сексуальный, накрывает собой, придавливает к постели, обещая жаркий ночной марафон, о котором омега грезил довольно давно. – Мне страшно, я… – Гук у него первый, и этим все сказано. Первый, кто видит обнаженным, первый, кто прикасается там, где не касались другие, ласкает, гладит, трогает и пробует на вкус, первый делает с ним то, что он не позволял другим, потому что не доверял никому из них. С Чоном Тэ хочет быть честным во всем, хочет, чтобы тот помог избавить от сомнений, потому что доверяет безгранично. – Я не знаю, что делать, мы оба голые и, – приступ паники подавляется легким нежным чмоком, пальцы дотрагиваются до щеки, заставляя отвлечься от предрассудков, гладят костяшками бархат кожи и убирают упавшие на глаза алые прядки, заправляя те за ухо. – Не думай ни о чем, – альфа потирается лениво своим телом о его, и у Кима спирает дыхание, когда их члены соприкасаются. – Забудь про эти глупости, – он еще не входит, а Тэ уже заводится не на шутку, готовый раздвинуть ноги из чистого любопытства, чтобы пропустить Чонгука еще ближе. – Отключи голову, – губы мажут по скуле, ведут по шее, слизывая шлейф испарины, и присасываются к ключицам, оставляя цепочку ярких малиновых засосов. – Чувствуй меня, – Гук гладит его живот, целует жадно каждый участок кожи и скользит руками по бедрам до колен. – Я буду нежным, обещаю, верь мне.       Он раздвигает его ноги сам, не встречая сопротивления, устраиваясь между, а после, пока распаленный Ким не успевает сообразить, приставляет головку к влажному входу, не давая возможности передумать, и на пробу толкается, проклятье, наконец-то толкается, раздвигая тугие стенки. Чон входит, и это очень больно, ошеломляюще много всего и сразу. Размер разрывает изнутри этой наполненностью, растягивает невыносимо и раскрывает максимально широко. Тэ зажимается и пытается свести колени, оттолкнуть Гука, но тот входит до конца, и все, на что хватает Кима, это на жалобный всхлип. – Больно, – капризно хнычет Тэхён, впиваясь ноготками Чонгуку в плечи. Первые слезинки скатываются из глаз, жгучие и соленые, вестники дискомфорта и испуга. – Мне больно, Гуки, ты соврал, – альфа над ним лишь болезненно стонет и опускает голову, соприкасаясь с парнем взмокшими лбами. – Черт, малыш, мне тоже больно, – шепчет Гук в приоткрытые дрожащие губы и целует легонько, утешающе. Внутри Тэ невыносимо тесно и туго, член сдавливают ужасно напряженные стенки, причиняя больше боли, нежели удовольствия. – Ты так сильно сжимаешь меня внутри, пожалуйста, расслабься, – Чон находит единственно верный выход из ситуации и обхватывает пальцами зажатый меж их телами член друга, большим пальцем размазывая по головке белесую смазку. Дыхание омеги мгновенно учащается, сбивается с ритма, и с губ срываются первые знакомые хриплые нотки. – Скажи мне, когда станет лучше, хорошо? – Я, ох... – кивает в ответ Тэхён и жмурится до слез, впиваясь до синяков альфе в бока, – он такой большой, – желая хоть как-то избавиться от тянущего дискомфорта, Ким закидывает ноги Чонгуку на талию и вскрикивает от новой острой волны боли, лизнувшей поясницу под недовольное шипение друга.       Боже, он в нем. Он действительно в нем слишком глубоко, черт побери, ужасно глубоко. Тэ может поклясться, что чувствует его пульсацию внутри себя. Член Гука такой большой и толстый, что становится страшно от одной только мысли, как тот поместился в Тэхёне. Пальцы не идут ни в какое сравнение, даже рядом не стоят. Омега просто готов взорваться от того, как сильно он растягивает его собой прямо сейчас. – Тц, не дергайся, нам нужно время, – Чонгук придерживает парня мягко за бедро и контролирует малейшее лишнее движение, не давая возможности пошевелиться, смотрит неотрывно ему в глаза и заставляет буквально тонуть в этом темном мягком взгляде, ласковом и нежном. Тэхён задыхается, теряется в бесконечно долгом миге и решает подчиниться, капризно надувая губы. Вместо привычного страха перед неизвестностью приходит любопытство и нетерпение, желание поскорее распробовать остальное, ощутить вторую составляющую этого таинства, соблазнительного процесса, который больше не кажется пугающим. – Черт побери, да с такими темпами я до старости в девственниках останусь, – бурчит недовольно Ким, когда при очередной попытке начать двигаться самому, Чон придавливает его своим телом к постели и заводит руки за голову, сплетая их пальцы. – Помолчи, – альфа затыкает его требовательным поцелуем, врывается языком в рот и лижет нёбо возмутительно медленно, присасываясь к чужому языку. А когда он наконец-то начинает двигаться в нем, на пробу отводит бедра назад медленно и толкается вперед резко, то получает в ответ не мучительное мычание, а хриплый протяжный стон удовольствия, ощущая, как короткие ноготки до боли впиваются ему в лопатки. – Здесь, значит, да? – Чонгук усмехается самодовольно и почти смеется, заслужив легкий укус в плечо.       Тэхён показывает себя строптивым недовольным котенком, когтится и просит новой порции ласки. Киму не требуется много времени, чтобы свыкнуться с ощущением заполненности. Куда больше его ошеломляет те яркие вспышки удовольствия, в которых содрогается тело, когда Чон задевает глубоко в нем какую-то заветную точку. Альфа толкается еще глубже, сильнее, резче, и Тэ запрокидывает голову, прижимается теснее, не сдерживая голоса, когда тело буквально подбрасывает на кровати от волны одуряющего наслаждения глубоко внутри.       Это что-то необъяснимое, новое и чертовски приятное для омеги. Тэхёна разрывает изнутри от таких ощущений, разрастается огнем в груди и пылает в тех местах, где соприкасаются их влажные от пота тела. Ким сам раздвигает ноги шире, чтобы оказаться к Чонгуку ближе, и друг охотно подхватывает под коленями, делая толчки более глубокими и размашистыми. Слова им больше не требуются, за них говорят глаза, блестящие сумасшедшими искрами одной дикости на двоих. Шальной и необузданной. – Блять, ты такой тугой, ты не представляешь, как сильно я хочу... – внутри Тэхёна ужасно хорошо, тесно и мокро. Член с трудом проходит сквозь тугие влажные стенки и крутит судорогой от подступающего оргазма. Чонгука трясет только от одной только мысли, что будет, если сорваться на бешеный темп, вдавить Кима в кровать и спустить тормоза, поддавшись уговорам внутреннего голоса. Но он старательно держится из последних сил, давая себе обещание быть сегодня заботливым и нежным, чтобы не спугнуть омегу в дальнейшем. – Сделай это, ну же, пожалуйста, – Тэ не святой и уж тем более далеко не невинный одуванчик, нуждающийся в бесконечной нежности и осторожности. Ким, кажется, мокнет еще сильнее, только представляя, как Чонгук будет грубо вбиваться в него, трахать собой, до предела растягивая края красного от трения колечка, прижимая ноги к груди, и из нее сам собой рвется неконтролируемый жалобный скулеж, который парень просто не в силах остановить. – Нет, малыш, – может, Тэхён и готов уже сдаться, но Чон нет. – Еще слишком рано, тебе потом будет очень больно, а я намерен ласкать тебя всю ночь, – на такое обещание Тэ только хнычет тихонечко на одной высокой ноте, раскрываясь больше, и охотно принимает в объятья альфу, когда тот буквально ложится на него, продолжая входить в размеренном темпе, глотая сладкие довольные стоны подмахивающего ему навстречу друга.       Мозги превращаются в сплошной бесформенный кисель, дыхание оседает испариной на влажной коже, а прикосновения становятся хаотичными. Это запредельно, излишне интимно и так крышесносно, как не было у Чонгука ни с кем. Его пробирает насквозь от стонов Тэхёна, от его взгляда, прикосновений и губ, самого трясет и переполняет душащими изнутри эмоциями. Они откровенные друг с другом сейчас и обнаженные не только внешне, открытые, честные и искренние, без жеманства и притворства, и это ошеломительно здорово. – Обещаю, котенок, я обязательно выдеру твою сладкую попку, но немного позже, не все сразу, – альфа уже на грани, шепчет из последних сил, двигаясь рвано, жестко, но настолько неспешно, что хочется обреченно выть. Вот только голос давно сорван и нет никакого желания пытаться что-то исправить. – Ох, да, здесь, Гуки, прямо здесь, – Тэ мечется под ним беспомощно, поджимает пальчики на ногах и облизывается без конца, подставляясь под засосы. Ерзает нетерпеливо, толкаясь навстречу бедрам, и сжимается каждый раз, когда толстая розовая головка проезжается по чувствительному месту внутри него. – Тебе хорошо, детка? – горячее сбитое дыхание над ухом и сотня мурашек маршем по коже, когда уже кажется, что можно сойти с ума, остается только хрипеть и задыхаться от приближающихся волн удовольствия, накатывающих одна за другой. – Да, мне хорошо, боже, – Тэхён выгибается в спине, вытягивается струной и мычит обрывисто. Он чувствует, что уже скоро, вот-вот, совсем чуть-чуть, и будет… – М-м-м, так хорошо, – из глаз снова скатываются слезы, но уже далеко не боли, какого-то отчаянного удовольствия, в погоне за которым они превращаются в безумцев, упиваясь страстью. – Блять, ты такой красивый, просто потрясающий, – как сумасшедший, шепчет без конца комплименты Чонгук и понимает, что не сможет протянуть дольше. На подготовку ушло так много времени, что сам процесс занимает считанные минуты, испивая терпение до дна, высасывая последние соки и разбивая таким оглушающим и крышесносным оргазмом, от которого невольно закатываются глаза и сбивается с ритма сердце. – Сейчас, я сейчас, – бормочет Тэхён, и комнату заливает их один общий стон, хриплый, громкий, отчаянный, жалобный. Они кончают одновременно с протяжным сиплым хрипом, Ким сжимается весь и мелко дрожит, теснее вжимаясь в Чонгука и полосуя тому спину, а альфа попросту придавливает того к кровати своим весом, от одуряюще сильных спазмов узких стенок изливаясь в презерватив. Исчезают звуки, шум, тускнеют краски и на мгновение пропадает зрение, оставляя в огромном ослепительном пространстве.       Омега не чувствует ни рук, ни ног, только чужое тело и бесконечные волны удовольствия, одна за одной сотрясающих организм, пока наконец-то не отпускает, оставляя после ощущение легкости, счастья и какой-то глупой необъяснимой эйфории. С огромным трудом Чонгук отстраняется первым, сползает с Тэхёна и, избавившись от презерватива, брошенного метким броском в урну, падает рядом, пытаясь восстановить дыхание.       Господи, они сделали это. Они действительно это сделали. – Вау, это было, – нет ни одной здравой мысли, чтобы выразить произошедшее. Тэ только беспомощно облизывает зацелованные губы и бездумным взглядом пялится в потолок, надеясь, что тот рано или поздно все-таки перестанет кружиться. – Неплохо? – стараясь отдышаться, предлагает альтернативу Чонгук и слышит в ответ тихий смешок, больше похожий на мяуканье. Тэхён поворачивается к нему и протягивает руку вперед, касаясь ладони альфы кончиками пальцев в поисках поддержки. – Шутишь что ли? Это было потрясающе, – возражает Ким и добавляет после, совсем малость смутившись: – И теперь мне неловко вдвойне. – Иди сюда, дурачок, – Чонгук улыбается ему тепло, по-доброму и затягивает в кольцо из объятий, позволяя устроить голову у себя на плече. В отличие от друга, альфа не испытывает былого смущения, словно эта близость разрушила между ними какой-то незримый барьер, препятствующий обескураживающему откровению. Он рассеянно чмокает омегу в макушку и вздрагивает от осторожного робкого прикосновения пальчиков к своей груди, принявшихся вырисовывать бездумные невидимые узоры на влажной коже. – Нам нужно будет сходить в душ перед вторым заходом, – рассеянно отмечает Гук, и в паху знакомо теплеет только от одной мысли, сколь многое ему хочется сделать с Тэхёном в ванной. – Вторым? – недоверчиво переспрашивает Ким, и щеки невольно заливает румянец от мысли, что Чон будет его мыть, размазывая по коже мыльную пену и забираясь руками между ягодиц. – Брось, детка, течка не отпустит тебя только потому, что твой организм получил необходимый выброс гормонов счастья, – дерзко усмехается парню Чонгук и опускает ладонь на бедро, ощутимо сжимая пальцами мягкую кожу. – Хочешь сказать, что… – Я собираюсь втрахивать тебя в кровать всю ночь, – быстро подтверждает Гук, тяжело сглатывая и опуская взгляд на влажные от слюны губы омеги. – А потом и весь следующий день, столько, сколько ты захочешь, и я очень надеюсь на твою выносливость, – рука скользит дальше, отводит в сторону ягодицы и смещается к расщелине под удивленный хриплый стон. – Черт, я кажется снова мокрый, – растерянно бормочет Тэхён под чужой звонкий смех, и рот невольно приоткрывается в немом стоне, когда пальцы по-хозяйски проходятся по растянутому мокрому колечку, растирая смазку по подушечкам. Усталость и бессилие улетучиваются тут же, сменяясь каким-то напряженным ожиданием и предвкушением второго раунда, обещающего быть ничуть не хуже первого. – Пойдем в душ, котенок, тебя нужно как следует отмыть, – Тэхён в ответ лишь мычит довольно бессвязное согласие и тянется за ленивым влажным поцелуем. Ким очень надеется, что Чонгук его отмоет так хорошо, что он не сможет потом ходить. Прямо там, в душе. – Почему я снова хочу тебя? – сминая рассеянно чужие губы, выдыхает хрипло Ким, царапая ноготками несчастную разукрашенную засосами шею Чона, а тот в ответ ухмыляется лишь самодовольно и говорит до раздражения наглое: – Потому что я охуенный. – Да пошел ты, – капризно фыркает Тэхён и отстраняется мгновенно, намереваясь сползти с кровати. Не учитывает лишь прижимающегося к нему со спины тела и кольца из рук, попросту не дающего сдвинуться с места. – Обязательно пойду, – соглашается Чонгук, выдыхая порцию холодного воздуха на чувствительное ушко, а после кусает за мочку предсказуемо, наслаждаясь ответной дрожью. – Надеюсь, что у тебя очень прочная машинка, потому что лично я собираюсь испытать ее сегодня как следует, разложив тебя на ней. Что ж, это его любопытство Тэхён готов удовлетворить в полной мере.