Remedy

Разбудив Пелагею, я пошла готовить завтрак и одновременно собираться на любимейшую работу. Сегодня шеф обрадовал меня тем, что нам придётся заменить баристу и официанток. День был сносен только до обеда. Ровно в двенадцать, когда я стояла за барной стойкой и наливала двойной капучино мужчине, открылась дверь кафе, и мое внимание привлекла знакомая темная макушка. — Дима? — О, Полинка! — по-медвежьи обнял меня Исхаков, сын лучшего друга отца. — Не знал, что ты тут работаешь. — Приходится, — я пожала плечами. — Тебе что-то нужно? — Кофе, пожалуйста. Я подошла к кофеварке и стала ждать, когда горячая жидкость заполнит чистую чашечку. Все это время Исхаков не сводил с меня внимательного взгляда. Закончив, я поставила перед ним его кофе. — Ещё что-то? — Нет, спасибо. Он сделал небольшой глоток и сморщился сильнее. — Что? Горячо? — поинтересовалась я. — Крепко, — ухмыльнулся он. Я вскинула бровь. Похоже, он не знает, что такое по-настоящему крепкий кофе. — Извини. Могу налить тебе другой, — предложила я. — Нет! Не стоит, — он выставил руку вперед, останавливая меня. — Окей. Посетители сменяли друг друга с бешеной скоростью, и я убегала относить заказы несколько раз, а Дима все сидел за стойкой, разглядывая пенку на поверхности нетронутого кофе. — Ты ничего больше не хочешь? А то сидишь, даже кофе не пьёшь.. — Да через пару часов экзамен, дома начинаю паниковать, а тут сижу и хоть не особо в своих мыслях. — А... Извини, что отвлекаю. — Гагарина! — я вздрогнула, когда начальник заорал у меня за спиной. — Хватит бездельничать. Тебе что, заняться нечем? — он махнул рукой в сторону посетителей. — Когда-нибудь ты нарвешься, и я уволю тебя. Это уже миллион первая угроза. Я громко выпустила воздух и сжала пальцами переносицу. Дождавшись, когда шеф уйдет, я посмотрела на Исхакова. — Настоящий мудак. Я убрала за ним кофе и вернулась в зал, чтобы принять заказ у самого дальнего столика. Молодые люди заказали картофель-фри с пивом для парня, и салат из одних белков и углеводов с диетической колой для девушки. Странная парочка. Я пересмотрела много мелодрам, в которых вокруг главной героини замирает, когда в его жизни происходит судьбоносная встреча с прошлым в самом неожиданном месте и в неподходящее время. Когда зал для посетителей в кафе заполнил громкий мужской смех — знакомый для меня смех, — я почувствовала себя главной героиней одного из таких фильмов. И даже представила музыку, точнее она автоматически зазвучала в моей голове сама собой. Мои глаза, округлившиеся до боли, впились во всплывающую фигуру высокого темноволосого парня. Я вросла в пол и больше не могла шевелиться. Он смотрел себе за плечо и смеялся. Это самое последнее место на планете, где бы я ожидала увидеть Диму Билана. Того самого Диму — лучшего друга Лазарева. Я не раз убеждалась в том, что Богу доставляет удовольствие глумление надо мной. Воздух покинул мои легкие, и окружающая обстановка превратилась в декорации. Мой рассудок решил поиздеваться надо мной: все перед глазами погрузилось во тьму, и свет несуществующего прожектора упал на Билана и на меня, как на единственный объект внимания. Все это сон. Просто чертовски кошмарный сон. Чертовски, просто чертовски реалистичный. Билан, словно в замедленной съемке, повернул голову, и я встретилась взглядом с его сверкающими от радости глазами. Я более чем уверена, что просто схожу с ума из-за этого. Дима замер, и улыбка резко сошла с его вытянувшегося лица. Это определенно сон. Мне всего лишь надо проснуться. Когда белый свет начал рассеиваться вместе с остатками моей веры в адекватность этого мира, я увидела еще одну фигуру, появившуюся за спиной у лучшего друга Лазарева. Его прямые коротко стриженые волосы были светлее. А еще у него шоколадные глаза. Те самые холодные глаза, как на той фотографии, которую вчера я не могла рассматривать без слез. Бог точно спятил, потому что этот парень за спиной Димы — Сергей Вячеславович Лазарев. Одновременно произошло несколько вещей: чашка с кофе выскользнула из моих рук. Но самое ужасное то, что я даже не попыталась предотвратить это. Я позволила посуде разбиться, кофе разлиться по полу, потому что я не могла шевелиться. Не могла дышать. Не могла думать. Мне нужно было немедленно перестать стоять на месте, собрать эту чертову посуду, вытереть кофе и уйти к черту отсюда. Все это просто чертовски выбивало из колеи. Я не предполагала, что это случится когда-нибудь. Он смотрел на меня. Он выглядел не менее потрясенным, чем я, или Билан. Будто в одно мгновение весь мир перестал принимать участие в моей жизни, и остались только мы: только Лазарев и его встревоженные глаза. Я почувствовала, как кто-то дергает меня за руку. Где-то очень глубоко во мне пульсировала жилка страха, ведь за такой промах начальник реально сможет меня уволить. Но к огромному счастью это не он настойчиво пытался оторвать мне руку, желая привлечь к себе внимание. Пелагея. Я хотела моргнуть, хотела, наконец, прийти в себя и убрать тот беспорядок, который сотворила, но пленительные шоколадные глаза, по которым я так соскучилась, не позволяли отводить с них взгляд. Какого черта он вообще забыл в Санкт-Петербурге вместе с Димой? Какого черта Лазарев, среди всех ресторанов и кафе в городе, что-то забыл именно в этом, где я работаю? — Черт подери, Поль, ты слышишь меня?! — словно из другого конца туннеля, которому нет конца, до меня донесся голос подруги. Я громко пискнула, когда Пелагея так сильно дернула меня за плечи, и, будто пробудившись, я увидела, что не только Серёжа с Димой смотрели на меня, но и все находившиеся в зале тоже. Кто-то застыл с чашкой кофе в руке, кто-то навис над тарелкой. Боже. Вот позор. Лишь в момент, когда меня накрыло волной глубокого, непобедимого стыда, я забыла о присутствии своей безответной любви в помещении. Мой взгляд рухнул вниз, и сквозь плотную пелену на глазах я заметила, как Олег водит шваброй по полу, убирая следы пролитого мною кофе. Я должна делать это вместо него. Я открыла рот, чтобы сказать ему остановиться, но внезапно меня понесло назад, и если бы Поли не было рядом, я бы грохнулась на задницу и опозорилась бы ещё больше. — Ты в порядке? — она по-прежнему держала меня за руку. — Что с тобой? Тебе нехорошо? Давление? Тошнит? Живот? Месячные? Я упаду в обморок, если немедленно не уйду. Почему он не отворачивается? Почему я все еще чувствовала его глаза на себе? — Д-да, — наконец, с моих засохших губ слетел еле слышный ответ. Пелагея тяжело вздохнула, и боковым зрением я заметила, как она нахмурилась. Затем обернулась и взглянула в сторону Билана и Лазарева. — Полюшка. — Дима улыбнулся, произнеся мое имя. Звук его голоса пробудил во мне какое-то необъяснимое и невероятно сильное чувство, от которого мне вдруг стало очень тошно, и мне хотелось опустошить свой желудок. Тупой спазм скрутил мой желудок в узел, и я растерянно захлопала ресницами, не зная, что сказать в ответ. «Привет, Дим», или «Какого хера здесь забыл Лазарев?», или «Мальчики, приветики, и, конечно же, я рада вас видеть, что от счастья описаюсь»? Лазарев вместе с Биланом, да и все остальные в этом заведении, наблюдали за тем, как я развернулась и, взяв под руку Пелагею, ушла. — Боже, я такая идиотка! — это первая мысль, ворвавшаяся в мою голову, когда я привела нас на кухню. — Что это было? — она встала передо мной, уперев руки в бока. — Потрудись объяснить, потому что, знаешь, я вообще ни черта не поняла. Кто эти парни? Мое лицо пылало, и когда я уткнулась им в ладони, то мне тут же захотелось их отдернуть, потому что было очень горячо. — Боже мой, — лепетала я. — Гагарина, — Ханова зарычала. Я заставила себя поднять на нее глаза. — Там Серёжа, Поль… Там… Лазарев и Билан. Господи, — я посмотрела в пол и зарыдала. — Господи, да что мне это наказание? — Стоп-стоп. Погоди, придержи коней. Тот самый Сергунечка Лазарев, который кинул тебя? Я была настолько подавлена, поэтому удалила все фотографии с телефона и не показала их своей лучшей подруге. Но спустя какое-то время нашла способ восстановить удаленные файлы и сумела скрыть скаченные изображения с Серёжей. Пелагея была отрицательно настроена против моего возлюбленного, из-за чего я не решилась показать его после случившегося. — Да, Пелагея. Тот самый Лазарев здесь, и я нихера не соображаю, какого черта он здесь забыл.