На сцене без софитов

      Удивительно. Просто крышесносно. Неужели один вечер, короткий вечер, может испортить всю жизнь?       Может.       Поперечный до последнего в этом сомневался, но тот вечер изменил всё к чертям. Тот вечер, тот парень и тот голос. Всё это смешалось в невероятно красочную картину, которая теперь каждую ночь всплывает перед глазами комика. Невероятно реалистичные сны. До безумия красивый голос в них.       «Ближе… Подойди ближе» — подзывает он, в то время как его обладатель томно вздыхает и заводит руки за спину, открываясь.       Даня вздрагивает каждый раз, сдерживаясь, чтобы не вытянуть пятерню и не коснуться. Так сложно держать себя в руках. Когда-нибудь он сорвется и узнает, что дальше. А пока остается только смотреть. Он же сам повесил на него этикетку «Руками не трогать».

***

      Даня всегда ненавидел оперу. Ему никогда не нравились оперные певцы. Никогда раньше.       Нет. Теперь он не полюбил оперу. Поперечный до сих пор с трудом слушает «вопли», но, после первого судьбоносного похода в театр, он продолжает посещать его регулярно. Маршрут «дом-цветочная лавка-Мариинский театр» стал его любимым. Ноги уже сами водят по нему.       Даню уже не волнует, что цветы явно не должны столько стоить, что продавщица из цветочного магазина поглядывает на него с опаской, что сам Эльдар, кажется, замечает что-то неладное. Это всё совершенно не имеет для него значения. Он просто-напросто хочет приходить на каждое выступление Джарахова, смотреть на него так пристально, как не смотрит никто другой, дарить ему цветы и слышать, как он бубнит что-то о том, что не девушка, чтобы радоваться цветам.       «Порадуйся для меня» — думает Данила, когда приходит на очередное выступление своего нового кумира. Он снова сжимает в руке несчастный букет. На этот раз ему захотелось принести азалии, ведь со временем он начал вкладывать в букеты какой-то определенный смысл, свои чувства.       Поперечный затаив дыхание наблюдает за Эльдаром, пока тот из кожи вон лезет, чтобы сделать свой выход идеальным, не облажаться где-нибудь. Это сложно, но не невозможно. В этой жизни вообще мало невозможного. В этом Даня убедился еще в первый свой визит в этот театр.       Когда всевозможные действия на сцене заканчиваются, а зрители начинают обсуждать представление и толпами пытаться протиснуться в узкие выходы, Даня вскакивает с места, цепляет на лицо добрую улыбку и пробирается за кулисы, чтобы лично вручить букет предмету своего обожания. Он, как и всегда, всем сердцем надеется, что Эльдар все поймет, что не оттолкнет. Ему кажется, что он должен понять, это же так просто, очевидно.       И Эльдар понимает. Прекрасно понимает, что за этими цветами. Ему хочется знать, что понимает правильно, поэтому ноги сами ведут его к спуску со сцены, чтобы успеть разузнать больше, пока Поперечного не выставили за двери. — Добрый вечер, — по-дурацки улыбается Данила, протягивая букет исполнителю и судорожно поправляя волосы, — меня Даней зовут, помнишь?       Джарахов коротко кивает, и комику сносит крышу. Наконец-то он смог сказать хоть что-то связное. И плевать, что немного невежливо вышло, обращаться сразу на «ты». — Я восхищаюсь вами, — Даня запнулся, — вашим творчеством. — Спасибо? — Эльдар растерялся. Ему было безумно приятно слышать такое. Наверное, формулировка с «вами» ему понравилась даже больше. Теперь еще сильнее хотелось узнать собеседника.       Даня повертел в руках цветы и сообразил, что нужно бы отдать их. Он неловко прокашлялся и протянул азалии исполнителю. Джарахов сразу же уставился на букет, чтобы не смотреть на Поперечного, что сопровождалось неловкой паузой. Вокруг постепенно становилось все тише, ибо люди стремились покинуть зал как можно быстрее. — Я… эм, — Данила до чертиков хотел еще немного постоять рядом со своим кумиром, еще хотя бы мгновение, но, увы, этому Эльдар вряд ли был бы рад, — пойду, наверное… — Хочешь поговорить? — выпалил Джарахов, не подумав. Он подался вперед и ухватился за край пиджака Дани, чуть не выронив букет.       Поперечный расплылся в улыбке. Сейчас он хотел только одного — чтобы эти слова ему не чудились. Возможно, целесообразно было бы ударить себя по щеке, отгоняя сон, но рука не поднималась все испортить. — То есть, — Эльдар прокашлялся и убрал руку, — я просто подумал, что ты был бы не против пообщаться со мной, — он нерешительно поднял взгляд на Даню и коряво улыбнулся.       Кажется, сердце Поперечного пропустило удар. Он в недоумении уставился на Джарахова, вглядываясь в его фисташковые глаза и рассматривая каждую черточку его лица. Ответить что-то связное в этой ситуации Дане казалось невозможным. Он шумно и рвано выдохнул и протараторил: — Конечно, я ждал этого, то есть я мечтал, — Поперечный остановился, понимая, что несет откровенный бред, — я давно хотел поговорить с тобой. С вами.       Эльдар усмехнулся и развернулся к подъему на сцену. — Так ты идешь? — исполнитель состроил недовольное лицо, посмотрев через плечо на Даню, который продолжил стоять на месте и залипать в своих фантазиях. — А, да, да-да, я задумался, — не веря, похоже, в происходящее, пояснил Поперечный. Он мигом отбросил неуместные мысли, которые сами лезли в голову, когда он видел этот зад в этих строгих брюках, и сорвался с места, поднимаясь на сцену следом за своим кумиром. — Ты часто сюда приходишь, да? — расслабленно, потому что сейчас они на его территории, спросил Эльдар. Он что-то кивнул подошедшей барышне, на лицо которой макияжа было больше, чем цветов в букете в руках Джарахова, и та, улыбаясь, кинула какие-то ключи на журнальный столик-декорацию. — Ага, — коротко кивнул Данила, осматриваясь, — мне нравится ваш голос. На мгновенье глаза Эльдара по-детски засияли, будто бы только что исполнилась его детская мечта. А ведь он и вправду мечтал о том, чтобы кто-то вот так в лицо ему это сказал. — Спасибо, наверное, — Джарахов смущенно отвел взгляд и поймал себя на мысли, что уже пару секунд пялится на довольное лицо своего собеседника.       В зале потихоньку потух свет, и затихли бурные обсуждения. Все зрители покинули театр, а его работники поспешили сделать это раньше. Сейчас людей в нем почти нет, только те, кому некуда торопиться и те, кому не к кому торопиться. Потому что для кого-то этот кто-то, к которому надо спешить, находится здесь. Совсем рядом. — Знаешь, я, возможно, сейчас сделаю то, за что ты запретишь мне здесь появляться, но я хочу это сделать уже, мать его, очень давно, — на одном дыхании выпалил рыжий, опуская глаза в пол. Он не ждал реакции со стороны, просто хотел предупредить Эльдара, непонимающе выгнувшего бровь.       Данила коротко посмотрел в глаза исполнителя, будто извиняясь за свои действия. Он резко схватил того за запястья и притянул к себе, переводя одну руку на талию. Ладонь скользнула к ягодицам, но ее хозяин вовремя понял, что не стоит этого делать. Эльдар дернул рукой в попытке вырвать ее из чужой крепкой хватки, но соперник оказался сильнее. Он с отвращением глянул на лицо того, чьи руки непозволительно нежно перемещаются по его телу. Серо-голубые глаза опустились в пол, с сожалением рассматривая его. — Прости, прости меня, — шепчет Даня, отпуская запястье своего кумира. Он все еще прижимает его к себе за талию, потому что хочет, как можно больше времени, быть так неприлично близко. Его передергивает от мысли, что теперь ему не быть желанным гостем на выступлениях Эльдара. Скулы сводит, и Поперечный скалится на самого себя. — Нет, продолжай, — Джарахов переводит заинтересованный взгляд на свою руку, все еще зависшую в сантиметрах от чужой. Он поджимает губы и неуверенно переплетает свои пальцы с пальцами Данилы.       Страх подкрадывается быстро и незаметно, заставляя вздрогнуть и отшатнуться, но теплая ладонь придерживает, не давая этого сделать. — Один танец, — шепчет Даня, отчаянно пытаясь заглянуть в глаза Эльдара, чтобы найти в них хоть что-то похожее на одобрение, — всего один медленный танец. Без музыки. Пожалуйста…       Комик задорно улыбается, оголяя ровные зубы, когда видит утвердительный кивок. Он рукой, что до сих пор покоится на талии исполнителя, подтягивает его еще ближе, кажется, желая слиться воедино. В глазах мелькает голубое пламя, точно он — сам сатана. Пальцы, переплетенные с чужими, подрагивают, а затем сильнее сжимаются на тыльной стороне ладони Эльдара. Дыхание сбивается, и Данила делает первый шаг в сторону, ведя за собой Джарахова.       Несколько уверенных движений, и Эльдар уже кладет голову на плечо Поперечного, отдавшись танцу и музыке у них в головах. И плевать, что оба они не танцоры, плевать, что пару раз чуть не упали на декоративные предметы интерьера, которые остались после представления пылиться за кулисами. Сейчас, кажется, внешнего мира вовсе не существует. Только они, только их танец.       Сколько раз пройден квадрат — никто из молодых людей уже не вспомнит. После нескольких минут танца, пролетевших так незаметно, что оба были готовы спорить с законами природы, Даня как-то слишком по-хозяйски плюхнулся в кресло, на котором чего только не происходило на сцене, потянув за собой до невозможности расслабленного Эльдара. Последний же отказывался как-либо реагировать на то, что его резко и уверенно посадили на колени, а теплая ладонь перекочевала с талии на спину, оглаживая выпирающие лопатки. Картинка перед глазами поплыла, но ее четкость сейчас и не требовалась.       Поперечный вырисовывал причудливые узоры на спине исполнителя, нежно переводя руку с лопаток на позвоночник, опускаясь вновь к талии, исследуя ямочки на ней, а после подбираясь к ягодицам и замирая. Кожу приятно обжигали прикосновения, а разум затуманивала одна мысль о том, что произойдет дальше. Джарахов чувствовал возбуждение, разливающееся внизу живота, из-за чего ему хотелось, чтобы руки Данилы продолжили блуждать по его телу, выходя за рамки приличия. Он шумно выдохнул и подался вперед, неловко касаясь припухшими губами скулы комика, выцеловывая щеку. — Хочу слышать твой голос в таком положении, — властно шепчет Даня, свободной рукой беря Эльдара за подбородок и фиксируя в удобном положении. Он рассматривает его лицо со всех сторон, будто бы кукольное. В фисташковых глазах желание, похоть, страсть и, возможно, некий еле заметный страх. Поперечный видит все. Его ладонь вновь продолжает движения, оглаживая теперь ягодицы, забираясь под грубоватую ткань строгих брюк, на что Джарахов вновь выдыхает, теперь уже томно, желая большего.       Данила ловит себя на мысли, что это так неправильно. До абсурда неправильно. В этот момент он ощущает себя эксгибиционистом, ибо в любую секунду из-за декораций может вынырнуть какая-нибудь баба Люба, которая тут уборщицей работает. И все на этом. К чертям понесется карьера Дани, его партнера и, собственно, бабы Любы, ведь не написать на нее жалобу — невыполнимая задача для обоих в таком случае.       Эльдару же совершенно плевать на всех и вся. Он хочет быть здесь и сейчас и не думать о будущем. Его волнует только то, что в данный момент чужая рука отпускает подбородок и спускается на шею, большим пальцем прижимая дергающийся от судорожных вздохов кадык. Воздуха категорически не хватает, кажется, что вместо него только пыль, летающая по помещению. Она заполняет легкие, перекрывая дыхание и заставляя Эльдара задыхаться в руках Поперечного. Перед глазами уже пляшут темные пятна, поэтому исполнитель позволяет себе закрыть веки и не думать ни о чем, кроме чужих губ, невыносимо медленно накрывающих собственные алеющие.       Вокруг тихо и темно, потому что все, кто имеет доступ к закулисью, давно покинули рабочее место. Или же еще не приступали к работе. Изредка слышатся не громкие разговоры уборщиц, что чуть ли не вылизывают каждый миллиметр зала и мысленно проклинают зрителей, ведущих себя словно свиньи. Руки Дани покрываются мурашками, когда он слышит голоса совсем близко. Это разжигает в нем еще большее желание. Он мечтает, как можно быстрее, получить то, чего так долго хотел. Ладонь рыжего забирается под резинку боксеров, а пальцы сжимаются на ягодице, впиваясь в нежную кожу ногтями. Эльдар закусывает губу, его веки подрагивают, и Данила только сейчас замечает, какие же у него длинные ресницы. — Стони только для меня, чтобы в зале слышно было лишь тишину, — выдыхает Поперечный в губы партнера и стягивает с него брюки вместе с бельем. В собственных же сероватых штанах уже болезненно тесно, поэтому они тоже вскоре летят на пол, звякнув пряжкой.       Джарахов жмется ближе, но руки Данилы не позволяют ему двигаться. Обе кисти намертво зафиксированы на бедрах, сжимая их до синяков. Комик еще раз всматривается в лицо Эльдара, останавливая свой взгляд на зажмуренных глазах и сведенных к переносице пушистых бровях. Он шепчет что-то невнятное, после чего наклоняется к шее исполнителя и нежно выцеловывает каждый миллиметр, точно отвлекает.       С губ Эльдара срывается тихий полустон, когда Поперечный, резко входит, одновременно прикусывая взбухшую венку на шее, а затем интенсивно зализывает место укуса. Джарахов не двигается, не спешит насаживаться на внушительных размеров член поклонника. Он некоторое время пытается привыкнуть к новым ощущениям, после с вызовом и огнем в глазах смотрит на Даню, на что тот усмехнулся и вновь припадает к манящей бархатной коже исполнителя, зубами оттягивая воротник рубашки и неумело расстегивая на ней пуговицы. Горячий язык коснулся ключиц, что послужило сигналом к началу движения.       Джарахов пошло облизнул губы и медленно, чуть подрагивая, опустился. Ему пришлось постараться, чтобы сдержать болезненный стон и не зажмуриться снова. Руки легли на плечи Данилы, выступая в качестве опоры, потому что ноги уже не держат, а тело потряхивает. Губы Поперечного принялись прокладывать влажную дорожку поцелуев от ключиц и дальше, насколько позволяет чуть расстегнутая рубашка.       Даня вновь перехватил на себя инициативу и сильнее сжал пальцы на бедрах Эльдара, контролируя ситуацию. Со стороны зала все еще доносились голоса. Джарахов закусил губу, чтобы хоть как-то приглушить родные стоны и не загубить собственными руками свою карьеру. Комика под ним это забавляло, поэтому он начал движения вверх-вниз, медленно проникая в столь желанное тело. Внутри узко — Данила стискивает зубы и тихо рычит, покусывая бархатную кожу. — Расслабься, солнце, — тихо и будто агрессивно шипит Поперечный, ускоряясь. Он взглядом заставляет Эльдара перестать сжиматься так сильно, но тот внемлет приказу только тогда, когда в ушах эхом отдается «солнце».       Всем телом Джарахов старается как можно сильнее прижаться к партнеру и вскоре укладывает голову ему на плечо, кусая серый пиджак, чтобы заставить себя молчать, но ткань быстро вымокает, поэтому держать ее в зубах не так удобно. Он выпускает изо рта грубую материю и вскидывает голову, полушепотом прося: — Еще раз, скажи это еще раз.       Глаза зажмурились сами от стыда, но даже так было понятно, что Данила улыбается во все тридцать два, может, даже скалится. В глазах его пляшут искры, а дыхание сбилось, он обретает тотальный контроль над маленьким и, кажется, хрупким телом в своих руках. Кисти двигаются с бешенным темпом, а их хозяин не горит желанием обратить внимание на всхлипывающего Эльдара, вцепившегося в данино запястье обеими руками. — Тебе нравится, когда я зову тебя, — Поперечный нарочно выдержал паузу, несмотря на то что тянуть уже некуда, пик наслаждения близок, — солнце? — он рвано выдохнул, притягивая еще ближе к себе исполнителя.       Джарахов промычал что-то про себя и мелко закивал, на что Даня приподнял его, выходя почти до конца. Самому не хотелось так делать, но затуманенный разум резко пожелал чего-то другого. — Я не слышу, — шепотом промурлыкал комик, наклоняясь вновь к покрытой багровыми пятнами шее. Он аккуратно прикусил тонкую кожу, поднимая взгляд из-под густых бровей на Эльдара, который, видимо, пытался как можно сильнее прогнуться в спине. — Да, — одними губами, словно в бреду, бормочет Эл, чувствуя, что близок к развязке, — да, зови меня так, — на выдохе и со слезами в уголках глаз тараторит он, в тот же момент кончая.       Данила делает еще несколько резких толчков, покусывая ключицы партнера, а после, не удосужившись выйти из него, изливается внутрь, шипя сквозь стиснутые зубы, дабы ненароком не привлечь внимание уборщиц по ту сторону тяжелой ткани. Проходит несколько секунд, тянущихся точно часы, прежде чем Поперечный позволяет себе облегченно вздохнуть и вытащить обмякший член из солнца. — Знаешь, у меня тоже есть талант, — тихо, себе под нос бубнит комик, оглаживая освободившейся рукой ягодицы Эльдара, смотрящего в никуда, — я владею этим, — ладонь Дани резко и болезненно сжимается, а на лице вновь проскальзывает звериный оскал, позже меняющийся на нежную улыбку, — талантом.