Ромашки

«Жу Лань» как «подобный орхидее». Цзинь Лин как-то думает, что она, как и Вэй У Сянь, завязывает волосы красными лентами. Не то чтобы это сильно важно, но даже воспоминания об этом человеке портят ей настроение с утра и на целый день. Как вообще дядя живёт с мыслью, что с ним годами существовал такой человек, как Вэй У Сянь? Невозможный, упрямый, бесящий только тем, что имеет наглость дышать. Цзинь Лин все вечно напоминают об отсутствии такта и манер, но она и в подмётки не годится мастеру Вэю. «Надо бы купить других лент», — лениво думает Цзинь Лин. «Хоть бы и фиолетовых». Мысли о манерах и идеальном поведении сами собой приводят к ордену Гу Су Лань. К тому, кого прозвали самым примерным и добродетельным из учеников. И вот о нём лучше не думать. Выйти на тренировочную площадку, наплевав на моросящий дождик и поднявшийся ветер, вцепиться судорожно в меч, чтобы привычно начать упражнения, влиться в ритм, думать о чём угодно, только не вспоминать то, что по-хорошему нужно бы забыть. Но забыть А-Юаня сложно. «Почему отец назвал меч «Весенний Пейзаж»? Что за название вообще такое?» — судорожно обрывает Цзинь Лин, пытаясь заставить себя думать о чём-то ином. Движение тут же смазывается, приходится остановиться, встать в исходную стойку и начать заново. Мысли о собственном мече, о том, достойна ли его Цзинь Лин, о том, гордился бы ей отец, вольно-невольно переходят к матери: девушка недавно нашла её вещи, когда искала свой пропавший браслет (подарок тётушки Цинь Су!) в комнатах рядом с покоями дяди. Дядя разозлился и гонял её Цзы Дянем весь вечер на тренировочной площадке, после чего напился и вновь вспоминал про смерть сестры. На этот раз с подробностями, описывая всё так живо, словно он потерял Цзян Янь Ли только вчера. А потом мать ей снилась. Цзинь Лин почти всегда либо не снится ничего, либо какая-то дрянь. От этой непонятной дряни сбивается дыхание и просыпается она в диком ужасе, часто даже без возможности вспомнить, о чём был сон. И только недавно появился повторяющийся, берущий за душу кошмар. В этом кошмаре она сражается на тропе против мертвецов совершенно одна, лишь слыша чьи-то неясные крики вдали. Когда крики становятся громче, а мертвецов вокруг меньше, мелькает фигурка в фиолетовых женских одеждах. Мелькает и тут же падает. И Цзинь Лин кричит что-то отчаянно, во сне каким-то образом понимая: это мама, мама там, в фиолетовых одеждах, с рукой мертвеца в грудине. Хоть она не видит лица женщины, сомнений не остаётся, только сделать ничего Цзинь Лин не может. Да что там сделать, если у неё приблизиться не выходит? Снится ещё, бывает, как тётушка Цинь Су рыдает над телом мальчишки не больше пяти лет. У мальчишки перерезано горло и тётушка пытается как-то заткнуть не перестающую течь кровь, но получается у неё это плохо: все рукава солнечно-жёлтых одеяний Лань Лин Цзинь успели окраситься в алый. Нормальные же сны можно по пальцам пересчитать. Есть ещё один сон о том, как Цзинь Лин встаёт утром с постели, а А-Юань обнимает её сзади и целует, прикусывает мочку уха, спускается поцелуями по шее… Цзинь Лин прокусывает губу до крови. Сегодня идиотский день, если честно. Да, (с тех пор дни она считает, и, наверное, дядя Цзян Чэн лишь посмеялся бы, услышь, о чём она думает, но как же больно, как же больно знать и помнить, что) именно в этот день два года назад она решила, будто все взгляды А-Юаня и его неловкие попытки просто быть рядом бессмысленны. Впрочем, Цзинь Лин до сих пор считает, что решение было правильным. Даже если бы она дала ему… себе?.. им шанс, ни к чему бы это не привело. (она не ошибается, не ошибается, не может ошибаться) Но сколько же бумаги Цзинь Лин испортила, пока иероглиф за иероглифом выводила «я скучаю по тебе» в те моменты, когда думать ни о ком другом, кроме А-Юаня не получалось? Как только дядя Цзян Чэн не увидел, право слово. Или заметил, но решил не заострять внимание. Или просто не нашёл, что сказать. Иногда Цзинь Лин честно не понимает дядю, слишком у него порывистый характер. Вчера Цзян Чэн и вовсе вновь начал выговаривать, что она слишком много времени проводит в Юнь Мэн Цзян. — И без того твоё положение в Лань Лин Цзинь не назвать устойчивым, а ты ещё смеешь тут ошиваться! — взъярился тогда дядя неизвестно из-за чего. — Да это-то тут причём вообще?! — не смогла не кричать в ответ Цзинь Лин. — Тупица! Думаешь, место главы Лань Лин Цзинь перейдёт к тебе, как только ты этого пожелаешь?! Очнись: тебя там за свою считают исключительно благодаря крови Цзинь Цзы Сюаня! Хорошо относились и вовсе только с попустительства Мэн Яо! На что ты вообще рассчитываешь, не появляясь в Лань Лине по полгода?! На что рассчитывает? Воздух резко становится слишком тяжёлым, на плечи словно наваливается весь небосвод, но это не мешает взять себя в руки и дерзко ответить: — Ну и наплевать! Что в этом такого?! Цзинь Лин лжёт, конечно, ни разу ей не наплевать. Но тут ничего от неё не зависит. Совершенно. Она отлично сражается на мечах, она метко стреляет из лука, она хороша в теоретических знаниях о различных тварях. Только благодаря этому её ещё терпят в ордене, потому что сама по себе она хоть немного, но значит. Место главы? Х-ха, смешно. Может, и были раньше у Цзинь Лин мысли, мол, будет главой двух орденов, Верховным Заклинателем, станет выше всех, но то были лишь мысли. Знает она прекрасно, что не быть ей главой ни Лань Лин Цзинь, ни, тем более (не имеет на это никаких прав, пора признать уже), Юнь Мэн Цзян, да даже один из орденов она не унаследует никогда, что это всего лишь детское бахвальство, которое мужественно сносили все вокруг из-за её высокого статуса. Ну и что с того? Всего лишь ещё одни осколки давней бесполезной мечты. Нельзя вечно метаться между Лань Лин Цзинь и Юнь Мэн Цзян, однажды в одном из орденов её в любом случае осудили бы, всё равно пришлось выбрать. Так не всё ли равно — сейчас или после? — Да что б ты понимала, глупая девчонка, — шипит дядя, хватая её за воротник. Смотрит на неё некоторое время, не видя и капли понимания, и отпускает. — Чтобы следующим утром ноги твоей здесь не было. Это ясно?! С дядей спорить себе дороже. Вечером пришлось спешно собирать вещи, прикидывая, что нагрянуть обратно можно где-нибудь через месяц, если не меньше. Дядя побубнит и не выгонит, куда уж там. В детстве Цзинь Лин, вне зависимости от того, как много людей вокруг неё ошивалось, видела лишь один пример для подражания — дядю Цзян Чэна. Старалась походить на него, перенимать привычки, быть достойной такого дяди. Её не сильно заботило, что именно про дядю Цзян Чэна, Саньду Шеншоу, люди злословили как бы не чаще, чем про Вэй У Сяня или Призрачного Генерала, да и не сильно она эту простую истину понимала. Только вот теперь, имея характер крайне схожий с характером дяди, Цзинь Лин может чувствовать, когда дядя серьёзен в своих угрозах, а когда не очень. Иногда предугадывать его действия или мысли очень трудно, но не невозможно же совсем. Так что утром Цзинь Лин со спокойной совестью покидает Юнь Мэн Цзян, уже предвкушая, как скоро будет идти по тем же тропам обратно и что ответить на вопли разозлённого таким раскладом дяди. Все вещи рассованы по нескольким мешочкам цянькунь, под ногами путается Фея, солнце, выглядывая из-за горизонта, светит в глаза. День обещает быть жарким. Слишком жарким, как понимает позже Цзинь Лин. Даже Фея уже не бегает, а уныло плетётся, высунув язык наружу. Девушка с сомнением смотрит на ближайший лес и решается. Что она, в самом деле, сократить дорогу без дяди не сможет, запутается? В лесу ведь тень, там явно прохладнее, ещё и на ручей можно наткнуться. Цзинь Лин думает недолго, сворачивая с дороги. Фея с радостным лаем сигает в заросли, продираясь вперёд. В лесу жара спадает и идти становится не в пример легче. Цзинь Лин вспоминает, что на этих тропах бывала, и уверенно выходит к знакомым местам. «Потом можно будет в городе на день-два задержаться», — раздумывает девушка. «Чего мне в Лань Лин спешить? И лент там заодно куплю. Фиолетовых». — Ти-тай-тай, — щебечут птицы. Цзинь Лин перепрыгивает корягу и глубоко вдыхает свежий воздух. Запах сырой земли кружит голову. «Совсем близко вода», — думает Цзинь Лин. — Ти-тай-тай! Сучок под ногами Цзинь Лин ломается от резкой остановки. — Ти-тай-тай, — но голос не птичий, лишь отдалённо его напоминает. Фея задирает голову вверх и рычит, смотря на что-то в ветвях. — К ноге, — сама собакой рычит Цзинь Лин, снимая с себя лук и, постоянно оглядываясь, вытаскивая стрелу из колчана. — Ти-тай-тай, — надрывается дух, и чем дальше, тем яснее слышится голос мальчишки, полный слёз. — Ти-тай-тай! Он ближе. Цзинь Лин считает удары сердца, накладывая стрелу на тетиву. Духа всё ещё не видно, но духа слышно. Дух близок. Восемь ударов. …четырнадцать. …двадцатый. — Ти-тай-тай! Стрела срывается раньше, чем Цзинь Лин успевает подумать, и вот она уже уходит перекатом вправо, пачкая одежду в земле. Ти-тай-тай истерично клекочет, пытаясь выцарапать девушке глаза. Нелюбимое мачехой дитя, погибшее по её вине, вот кем обычно являются ти-тай-тай. Сейчас мальчишка, обращённый в птицу, нападает на всех без разбора, утопая в ненависти. Только о том, что ти-тай-тай будет настолько огромен, Цзинь Лин никто не предупреждал. «Он должен быть самую малость больше жаворонка, а это, это больше Феи почти в три раза!» — Ти-тай-тай! — всё надрывается птица, и Цзинь Лин пускает вторую стрелу. Вновь мимо. «Вёрткая, гадина!» Птица кричит громко, до боли в ушах. Цзинь Лин сжимает зубы, пока петляет, стараясь не попасться ти-тай-тай в когти. Когти внушительные, больше её собственных ладоней раза в два. А теперь перебежать через ручей, промочив ноги. И пригнуться, тут же упав на колени, задев какую-то корягу и, кажется, распоров кожу, но сразу же встать и выпустить в птицу стрелу. Чуть-чуть, совсем каплю не хватило, совсем немного! «Бесполезное ничтожество!» — разливается горечь в груди. «Мне не то что второго места в состязаниях по стрельбе было много, я и последнего недостойна!» Фея бросается на ти-тай-тай ровно в тот момент, когда птица, наконец, снижается, летя близко к земле. Цзинь Лин без раздумий вытаскивает клинок из ножен: все стрелы давно израсходованы. Фея визжит, птица орёт, Цзинь Лин наступает ти-тай-тай на крыло, едва не получая вторым по лицу. Вместо горла птица подставляет грудину и не кровь, что-то другое льётся чёрными каплями на землю. Сделать ещё одного замаха Цзинь Лин не успевает, вновь падая назад, не сумев удержать равновесия. Птица с несчастным клёкотом взвивается ввысь и скрывается среди ветвей. Фея громко гавкает, срываясь в ту же сторону вслед за ней. — Стоять! — дурниной орёт Цзинь Лин, но собака уже унеслась. — Да что б вас всех! Девушка бежит за Феей и долго кличет её, но той нет нигде, пропала с концами. Цзинь Лин переживает сильно, однако вскоре сдаётся: ладно, бывало так уже, вернётся, должна вернуться. Всегда возвращалась. А сейчас бы на ночлег устроиться. Лес дурной, конечно, только либо так, либо идти всю ночь нужно будет. И не факт, что выход найдёт. Мертвецов же здесь, если она правильно помнит речи дяди, водиться не должно. Только тупой ти-тай-тай, но и того след простыл. «Позорище», — думает Цзинь Лин. «Дядя бы обсмеял и запретил на ночную охоту ходить. Куда уж там, если ночью из леса выбраться не смогла?» А ещё устала. До такой степени устала, что соседство с непонятными тварями её не волнует ничуть. А вот где спать — очень волнует. Цзинь Лин обстоятельно устраивается на ближайшей полянке, сооружая костёр с помощью веток и талисмана. Недолго думая, ставит несколько косую палатку: спасибо, умудрилась её засунуть в один из мешочков цянькунь. Еды, правда, взяла мало, но на сегодня хватит, а завтра утром и поохотиться можно. Только вот с одеждой теперь проблема: одеяния ордена все в грязи, а других нет - то ли забыла ещё в Юнь Мэне, то ли выронила мешочек цянькунь по дороге. Можно постирать и у костра, например, высушить, всё равно никого нет, чтобы смущаться своей наготы, а холод перетерпит как-нибудь, но одежда же ещё и драная в нескольких местах! В такой ходить - только себя позорить. И колено ноет. Не сильно, вроде: пока Цзинь Лин не уселась у костра, и вовсе не чувствовала, но промыть рану нужно. Промыть и перевязать хотя бы обрывком нижней рубахи, на большее её знаний медицины всё равно не хватит. У ручья Цзинь Лин, предварительно обработав рану, долго раздумывает, не стёрлась ли опять точка на лбу и насколько сотрётся, пока она будет оттирать грязь со щёк и лба, после чего отмахивается от мыслей: в лесу не перед кем принадлежностью к Лань Лин Цзинь щеголять, пройдётся до города и так. Не будет же она из-за точки с грязью на лице расхаживать? «А ведь есть у меня одежда», — ошарашенно думает Цзинь Лин, возвращаясь на поляну и добавляя веток в почти потухший костёр. Тут же вытаскивает из мешочков что попало, надеясь, что эту одежду она не потеряла и не оставила в Юнь Мэне. Себе бы не простила такое ни в одной из жизней. И дядя бы ещё Цзы Дянем добавил по хребтине. Если бы узнал, конечно. Но уже спустя мгновения Цзинь Лин держит в руках нежно-фиолетовые одежды и облегчённо выдыхает. Не потеряла. После того, как она получила нагоняй от дяди Цзян Чэна за рытьё в вещах и конкретно за то, что посмела прикасаться к вещам матушки, её платья было решено умыкнуть. Лежало их в сундуках не так много, всего четыре. Отсутствие ровно половины дядя не заметит ещё долго, — убедила себя Цзинь Лин. И план свой исполнила. — Девушка я или кто? - вздыхает Цзинь Лин. Но умыкнуть вещи было легко. А надеть их? Да она и дня в платьях не ходила! «Ох, ладно. Ничего сложного, если смотреть со стороны, от одежд заклинателей только длиной отличаются. Ещё движения, может, немного стесняют. Или нет?» — Я не буду ходить в грязном и рваном, — вздыхает Цзинь Лин. Внезапно простое нежно-фиолетовое платье с рисунком лотоса на груди страшит её больше, чем разъярённый дядя Цзян Чэн. — Тоже мне, проблему выдумала. С платьем Цзинь Лин справляется с трудом. Ей кажется, что сидит оно как-то не так, а пояс вечно спадает и завязывается криво. Цзинь Лин обессиленно расплетает волосы. Уж какую-нибудь из женских причёсок она сможет сообразить. Самую простенькую, большего-то и не надо. Но уже не сегодня, этим она маяться будет утром. Сейчас же нужно расчесать волосы и поставить барьер на ночь. И спать. Этот долгий день наконец-то закончится. Должен закончиться. Но не так! Он появляется наваждением, вероятно, специально громко шумя, прежде чем появиться. Цзинь Лин уже готовится запустить в темноту горящим хворостом, но замирает, как только слышит его голос. — Госпожа, прошу простить, что тревожу в столь позднее время. А потом он выходит. В своих белых одеждах почти что сияет во тьме леса, но на призрака не похож, нет. Мираж. Прекрасный мираж, долгожданный мираж, лихорадочное наваждение, сиюминутное видение. Улыбается, рассчитывая своей улыбкой успокоить путницу, и выглядит несколько потерянно. — Молодая госпожа?.. Мираж говорит, просит погреться у костра, а Цзинь Лин может только кивать вслед за чарующим голосом. И хочется к нему прикоснуться, удостовериться, что рука пройдёт насквозь и он окажется лишь иллюзией, но… — Я бы не смогла довериться кому попало, — слова из себя вытаскивать приходится клещами, не иначе. — Но видно, что молодой господин из Гу Су Лань. Стало быть, вреда Вы мне причинить не должны. — Я не обижу вас, молодая госпожа, и в мыслях не было, — качает головой юноша. Цзинь Лин нервно смеётся, кое-как стараясь держать лицо. Ох. Он не может быть всего лишь миражом. И, конечно, не обидит. Это же А-Юань. Кому другому она довериться не могла бы, только дяде, наверное, но это А-Юань. Что бы не произошло, не доверять ему невозможно, немыслимо. «Хорошо, что одеяния ордена решила не стирать, сейчас было бы неловко. Ещё нужно как-то спрятать меч и лук со стрелами», — думает Цзинь Лин, ведь слишком приметны, трудно с первого взгляда не понять, кому они принадлежат. «Ладно, вещи в палатке, нет смысла об этом размышлять». — Моё имя Лань Сы Чжуй, — всё также доброжелательно говорит А-Юань. «Я знаю», — хочет ответить Цзинь Лин не-миражу. «Поверь мне, я знаю». — Я… моё имя Лин. Я из деревни Хуан, до неё полдня отсюда идти, — быстро ориентируется девушка. — «Лин» как лёд? — Цзинь Лин прикусывает губу, мягко смеясь и удивляя тем самым себя же. Никогда до этого не слышала она в своём голосе столько тепла. Да, именно так. А ещё её «Лин» как вознесение; а ещё как угнетение. Странное имя подобрали ей родители. Дядя Цзян Чэн всегда ворчит, что это отец виноват и мог бы что-нибудь получше найти. — Нет. «Лин» как колокольчик, — врёт девушка. Впрочем, будто бы есть разница. Цзинь Лин оставляет А-Юаня у костра и, забившись в палатку, позволяет себе растечься по одеялу. От перенапряжения её всю едва ли не колотит. А-Юань. И вправду А-Юань. Говорит, что возвращался в Гу Су и решил сделать крюк. Что путники рассказали о монстре в лесу и он решил проверить. А ещё говорил, что девушкам негоже одним путешествовать, предложил проводить аж до Лань Лина. До «родственников», как обтекаемо она выразилась. И Цзинь Лин согласилась тут же, не раздумывая. «Дура-дура-дура!» — накатывает на девушку паника. «Ну, вот на что тут надеяться, с чего вдруг принимать его предложение? Сама же когда-то сказала ему никогда не появляться, а сейчас что? Может, для него я и не я, но я-то всё же остаюсь мной, аргх!» Цзинь Лин спит тревожно, просыпаясь едва ли не от каждого шороха. Поверить, что в нескольких шагах от неё сидит А-Юань, выходит с трудом. Утром А-Юань уверенно направляется в северную часть леса, «помогая» девушке нести её поклажу, существование которой пришлось изображать утром. Спасибо, что хоть мешок для неё нашла среди всего барахла, взятого из Юнь Мэна. Цзинь Лин робко пытается разговорить А-Юаня, и тот не юлит, не переводит постоянно темы на что-то нейтральное. Он наконец-то отвечает, потому Цзинь Лин, пользуясь невероятным случаем, спрашивает его о тысячах вещей, которые приходят в голову. И, кажется, юноше ещё не надоело ей отвечать: разговор течёт свободно и плавно. — Мне нравятся мелодии флейты, — не соглашается с предыдущим высказыванием девушки А-Юань и пытается пошутить: — В далёком детстве я очень хотел научиться на ней играть, но не вышло. Вместо флейты мне подарили гуцинь, пришлось осваивать его. Цзинь Лин украдкой вздыхает. Как давно она не слышала игры А-Юаня на гуцине? Очень давно, слишком давно, вот бы он… — Сыграете мне как-нибудь? — восторженно хлопает в ладоши Цзинь Лин. — Я обожаю игру на гуцинь! Сама, правда, ничего не соображаю, но звучит он волшебно! — Я не мастер, так, кое-что могу, — щёки А-Юаня слегка розовеют. — Но если как-нибудь удастся, с радостью сыграю, госпожа. — Смотрите, Вы сами согласились, — грозит ему пальцем Цзинь Лин и А-Юань мягко смеётся. Девушка слышит этот смех и ей кажется, что слушать его можно вечно. Только не сыграет он ей. Никогда не сыграет, потому что не представится такой возможности, потому что не встретятся они больше, потому что не будет А-Юань играть для молодого господина Цзиня. Не после произнесённых ею слов. Но так хочется потешить себя надеждой, что вот действительно как-нибудь ещё сыграет, наступит такой момент. «Если бы», — ворочаются внутри остатки веры в лучшее. В следующее мгновение Цзинь Лин останавливается, готовясь вновь падать на землю и портить матушкино платье; разорённое гнездо ти-тай-тай валяется впереди, под деревом. Здесь ли птица? Судя по следам из чёрной крови, должна быть рядом. — Госпожа, держитесь за мной, — А-Юань реагирует мгновением позже, не замечая, что Цзинь Лин уже настороже. — Кто-то ранил монстра?.. — Господин заклинатель, там что-то шевелится, — решает привлечь внимание А-Юаня девушка. — Держитесь за мной, — по брошенному взгляду видно, что втягивать в это деревенскую девчушку ему не сильно хочется, но и оставить одну не позволяют ни совесть, ни известная всем учтивость адептов Гу Су Лань. Ти-тай-тай обнаруживается дальше. Птица привалилась к дереву, распластав крылья, и тут же спешит поднять крик, как только видит их. Цзинь Лин прячется за деревом, не собираясь усложнять А-Юаню жизнь нуждой защищать её. Пусть добьёт наконец духа и дело с концом. Но если птица здесь, то где Фея? С Феей же всё в порядке? А, может, Фея вообще убежала к дяде? «Если она приведёт сюда дядю, мне конец», — понимает девушка. Другой причины, почему собаки до сих пор нет рядом с ней, она не находит. — Ти-тай-тай! — верещит птица, вздымая крыльями пыль. Выглядит она ещё хуже, чем раньше, чего стоит только отсутствие едва ли не половины перьев. А-Юань заканчивает с тварью неожиданно быстро. Он словно чувствует, как поведёт себя птица в следующий момент, ему не приходится бегать и прыгать, подобно Цзинь Лин. Всего лишь пара ударов и дело завершено. Голова ти-тай-тай откатывается под ноги Цзинь Лин. — Вы такой сильный, — вполне искренне восхищается Цзинь Лин и, пользуясь случаем, берёт его под руку, уводя от птицы (пусть себе лежит, в трупе никакой опасности нет). Она не раз видела, как так делали девушки на улицах, потому жест должен восприниматься нормально. — Ох, молодой господин Лань, наша встреча — это явно судьба. Как бы я здесь без Вас прошла? И ничем иным, кроме как судьбою, быть не может. Ведь не могла Цзинь Лин просто так встретить по дороге А-Юаня. Кто угодно, только не она. Неужели Небо на её стороне? — Молодая госпожа, мне всего лишь повезло. И, пожалуйста, не нужно так, — с лёгким укором качает головой А-Юань. — Так — это как? — девушка прижимается плотнее, не скрывая подначивающую улыбку и шепча игриво: — Так, гэгэ? — Госпожа! — А-Юань резко отстраняется, проходя пару шагов вперёд. — Шучу-шучу, не обижайтесь, — Цзинь Лин успевает в панику впасть при мысли о том, что смогла обидеть А-Юаня, но, нагнав, лишь вновь тихо смеётся. Изящный и правильный ученик ордена Гу Су Лань покраснел. Почти незаметно, но покраснел. — Ваши ленты, — вдруг обращает внимание А-Юань, явно пытаясь найти другую тему для разговора. — А, да, под платье они не очень подходят, — морщится Цзинь Лин. «Вот как знала же, что другие нужны, а эти выделяются слишком сильно». — Нет, наоборот, мне нравятся, — качает головой А-Юань. «Плевать на фиолетовые, лучше куплю ещё красных», — звенит в голове, и уже не очень важно, что Вэй У Сянь тоже ходит с алыми лентами в волосах. Мало ли людей, которые тоже их носят? — Вам нравятся яркие цвета, молодой господин Лань? — тут же хватается за тему Цзинь Лин. — Яркие? Да, наверное, — А-Юань рассказывает про Гу Су Лань и обстановку тех мест, где придерживаются светлых и спокойных тонов, после чего начинает вспоминать что-то забавное. Они идут так до кромки леса и Цзинь Лин хочется по-детски наивно, чтобы лес этот не кончался. Но к дороге они выходят быстро, не успевает солнце достигнуть середины небосклона. — Я могу понести Вас на мече. Если не боитесь, конечно. До Лань Лина долететь не сможем, но дорогу сократим, — предлагает А-Юань. Ха! Да она одна из лучших по полётам на мече, вот уж невидаль, бояться! Но осторожное: — А не уроните? — само собой срывается с губ. Боится Цзинь Лин не высоты или полёта, а прикосновений А-Юаня, близости, что ноги подогнутся, руки не удержат. «Ох, лучше бы высоты», - взволнованно думает девушка. — Не уроню, госпожа, обещаю, — улыбается-щурится А-Юань, забавляясь её недоверием. — Ну-ну, — всё равно хмурится Цзинь Лин, сжимая протянутую ладонь А-Юаня и осторожно ступает на парящий в воздухе клинок. Юноша подхватывает её за талию, осторожно прижимая к себе и взмывая ввысь. Цзинь Лин, помимо воли, обхватывает А-Юаня обеими руками, давая себе зарок, что больше летать на чужих мечах не будет. Отныне только родной «Весенний Пейзаж» достоин такой чести. Одно дело, когда она сама управляет полётом, но сейчас она зависит от кого-то и… но это же А-Юань. — Всё в порядке, — громко говорит он. Летят они не быстро, но ветер на высоте не такой уж и слабый. — Я Вас держу, не бойтесь. — Я не боюсь! — мгновенно вскидывается Цзинь Лин. А-Юань не уронит. Ему можно доверять. Но Цзинь Лин всё равно прижимается к А-Юаню, не отпуская его. Тот, вероятно, списывает это на страх и отстранить от себя не пытается, а, может, просто потому что отстранять её некуда, он этого не делает. Цзинь Лин предпочитает не задумываться о таких вещах. И без того неплохо. А-Юань пахнет скошенными травами и банально — потом. Девушка смеётся, поражаясь своей удачливости: когда бы ещё вышло так побыть рядом с А-Юанем, если бы не платье матушки? А ведь могла бы не догадаться надеть его, могла бы вовсе не стащить из дядиных комнат. Какого бога тут можно благодарить за этот шанс просто побыть рядом с А-Юанем? Огни Лань Лина становятся видны ближе к вечеру. А-Юань совершенно точно устал, хоть и делает вид, будто всё а порядке, так что Цзинь Лин задаёт неспешный темп и то немногое расстояние, которое осталось после полёта на мече до города, они медленно проходят пешком. Когда А-Юань прерывается на середине разговора и смотрит на поле по правую руку, девушка замечает скопление ромашек. Бело-жёлтые цветы выглядят помятыми, словно по ним кто-то прошёлся. — Госпожа, а вы знаете, что ромашки означают грёзы и невинность? Они также являются символом нежной и трепетной любви, — бесстрастно рассказывает А-Юань, наклоняясь к цветам. — Вот как? Нет, никогда не слышала. Врёт. Первым делом у тётушки Цинь Су спросила, что значат ромашки, когда А-Юань их подарил ей в тот Новый Год. А-Юань протягивает ей вполне целый и прилично выглядящий цветок, умудрившись найти его среди собратьев-калек. Цзинь Лин смеётся, надеясь, что смех не кажется наигранным. Но Лань Лин уже перед самым их носом. Они ещё проходят по главным большим улицам, но девушка понимает, что всё закончилось. Совсем всё, пора прощаться, пора сваливать в какой-нибудь закоулок, надевать свои порванные одёжки и являть своё сиятельство не менее сиятельному ордену Лань Лин Цзинь. Пора прощаться с А-Юанем, прекращать разводить сопли и неясные речи, пора… — Никогда бы не подумал тебя увидеть здесь в этом, Цзинь Лин. Цзинь Лин замирает, не смея обернуться и смотря куда-то в воротник А-Юаню. В глаза А-Юаня смотреть страшно, да и не посмеет она. Стоит только представить, какое у него сейчас должно быть выражение лица, так в дрожь бросает. Этот Цзинь Чань! Как всегда, как, мать его, всегда не вовремя! — А я бы тебя мог и не узнать, слишком на девчонку похож. Если бы не шрам. Шрам уродливый. Как и ты, впрочем, — прихлебатели Цзинь Чаня в ответ на его слова нагло смеются. Цзинь Лин расправляет спину. Ну и что, что он её увидел? Бывает. Ничего, не смертельно. Разве что для гордости удар больноват, но вытерпит как-нибудь. Она сможет. — Я-то думаю, чего это там гнилью повеяло? А это ты стоишь, — Цзинь Лин разворачивается лицом к придурку. Лицо её как обычно надменно и высокомерно, глядит Цзинь Лин на Цзинь Чаня не с презрением даже, а с лёгким недоумением: грязь под ногами не должна вякать и выражать непочтение. — Ох, прости, братец, я, верно, прервал твоё свидание. Надо признать, платьишко выбрал красивое. Цзинь Лин внимания на подколку не обращает. — Я проспорил, если ты об этом. Что дальше? Ещё какие-то умные комментарии будут или ты перестанешь оскорблять улицу своим присутствием? Цзинь Чань злится, Цзинь Лин щерится в ответ, уже понимая, что ещё пара фраз и дело, как обычно, дойдёт до драки, потому что никто из них не видит смысла сдерживаться: карцер полагается за драки внутри ордена, то есть башни Кои, а не снаружи. Оба также знают, что Цзинь Лин сильнее одного Цзинь Чаня, а на стороне Цзинь Чаня численное преимущество, но сдаваться не собираются. Всё как всегда. — Прошу прощения у молодых господ, но шуметь так громко на улице и создавать проблемы людям — не самая лучшая идея. К тому же, мы загородили проход, — раздаётся из-за спины дружелюбный голос А-Юаня и в следующее мгновение он кладёт руку Цзинь Лин на плечо, отчего она не смеет двинуться. — Лань Сы Чжуй, — неуверенно опознаёт его кто-то из своры Цзинь Чаня. Присутствие кого-либо из Гу Су Лань всегда вгоняет людей вокруг в непонятную тоску и проскальзывающее кое-где почтение, и сейчас, когда А-Юань напомнил всем, что он всё-таки здесь не мимо проходил, с этим пришлось считаться. Цзинь Чань поджимает губы, презрительно смотря на Цзинь Лин, и молча командует уходить. «По возвращению в орден нужно будет опасаться тёмных углов», — уныло думает девушка. Но мысли о Цзинь Чане уходят вслед за ним, когда она осознает, что вновь осталась один на один с А-Юанем. Нет, что молодой господин Цзинь Лин остался наедине с А-Юанем. И, возможно, этот вопрос сегодня она может разрешить. — Ублюдок Цзинь Чань, — нервно выдыхает девушка и искоса смотрит на поравнявшегося с ней А-Юаня. — Знаете, молодой господин Цзинь, это была не очень смешная шутка, — с застывшим лицом, больше подходящим Хань Гуан Цзюню, говорит А-Юань. Цзинь Лин фыркает, не смотря на А-Юаня, и преувеличенно беззаботно отмахивается. — Я и не шутила. Не с тобой, по крайней мере. Не в этот раз. Ну, возможно, самую малость? А-Юань долго молчит, верно, ожидая продолжения. Цзинь Лин мнёт ткань платья в руке: все слова мигом пропали у неё из головы. — А я и не замечал никогда, — вдруг говорит он, и Цзинь Лин с непониманием смотрит на А-Юаня, когда тот касается своей шеи. — Я про шрам. Давно?.. — А, давненько. Мы с этим полудурком подрались, — как ни в чём не бывало смеётся Цзинь Лин и тут же замолкает, что-то для себя решая. — Пойдём. Может, это сейчас будет очень глупо. Цзинь Лин хватает А-Юаня за руку, быстро прокладывая дорогу через знакомые дворы, уверенная, что он не будет сильно против. Им просто нужно поговорить в каком-нибудь тихом месте и всё, ни на что она не рассчитывает. Цзинь Лин вытаскивает А-Юаня на берег пруда и долго собирается с силами, прежде чем выпалить скороговоркой: — В общем, так получилось, что мои родственники как-то подумали, что сказать, что я мальчик — хорошая идея, - она судорожно вздыхает, оправдываясь и параллельно пытаясь себя уверить, что всё в порядке. Быть спокойной не выходит, да Цзинь Лин и не пытается уже, только смотрит вперёд, на спокойную воду, боясь реакции А-Юаня. - ...и-и-и обычно такого, как сегодня, со мной не бывает: в платьях я не хожу, просто… — Тебе идёт, — звучит доброжелательный голос А-Юаня позади. Цзинь Лин не верит, что слышит это и резко оборачивается к юноше лицом, уже желая переспросить. — Ты и в одеянии Лань Лин Цзинь похожа на солнце, но в этом — прекраснее заката. А-Юань просто смотрит на неё и Цзинь Лин не может вдохнуть. — Тоже мне, заката, пф, — отворачивается девушка, пытаясь скрыть кривящиеся в робкой улыбке губы. — Ничего лучше придумать не смог? А-Юань говорит «прости», но сожаления в его словах нет, а Цзинь Лин просто не знает, что дальше, как дальше. Сердце бьётся в надежде, что вот сейчас, может, всё изменится и… А-Юань молчит долго, прежде чем уверить, что от него о секрете никто не узнает, а потом сослаться на то, что обещал Лань Цзин И куда-то там зайти, если уж он будет в Лань Лине, да и дел у него полно. — Я рад был вас видеть… дева Цзинь. И более А-Юань ничего не говорит. Опять. Цзинь Лин покорно позволяет ему уйти, сжимая кулаки и заставляя молчать себя. Цзинь Лин думает, что всё. То есть, теперь уже прямо и совсем давно, как бы, но сейчас бесповоротно всё. Что-то внутри отчаянно тянется к хрупкому свету А-Юаня, хочет остаться с ним, кричит безнадежно, срываясь на хрипы, только пустое всё это. Так твердит другая часть, смирившаяся часть. Эта часть вздыхает и шепчет, что мир не сказка, не найти ей своей любви вот от сейчас и прямо до конца жизни, что у неё куча обязанностей и проблем, которые нужно решать, а А-Юань... а Лань Сы Чжуй — это так, поныть о нём, пожалеть себя и забыть. Разве нытьё достойно воина? Нет, конечно. Вот и хватит, клинок в руки и бегом на тренировочную площадку. Воин не должен быть слаб. Цзинь Лин старается сделать вид, что ничего не было. Уже в ордене натыкается на Фею, нагло спящую на её кровати, вновь ругается с Цзинь Чанем и дерётся с ним, умудряясь не угодить в карцер, но подставить мальчишку, чем сильно гордится. "Всё как обычно", - убеждает себя Цзинь Лин. "Ничего не изменилось. Всё в порядке. Так надо. И должно быть. Чего тут ожидать?" А потом Лань Сы Чжуй… потом А-Юань приносит ромашки и улыбается так светло, глазами бездонными хлопает, а рука, в которой он цветы сжимает, дрожит, взгляд туда-сюда мечется, дыхание сбивается, и кажется, что не может этого быть. Не может. Вот сейчас это и правда видение. — Думаешь, что теперь, когда ты узнал, что я девушка, что-то должно измениться? — рассерженно шипит Цзинь Лин, а внутри всё плавится и не то вспыхивает звездой сверхновой в груди, не то лавой обжигающей течёт по венам. Он же ничего не говорит. Просто смотрит. Голову склоняет набок и продолжает беспомощно улыбаться. Вырос с прошлого раза, с того Нового Года, шире в плечах стал, с лица детские черты совсем сошли. Но всё так же молчит. — Где твои манеры, о прилежный и изящный ученик? Почему ты, раздери тебя демоны, молчишь?! — но ей нужно, ей нужно услышать, убедиться, ей просто нужно наконец… — Слов иногда недостаточно. Или слишком много. И, если речь заходит о тебе, мне не хватит жизни, чтобы сказать их все, — кротко отвечает А-Юань. Цзинь Лин просто нужно научиться заново дышать, потому что это чувство, этот восторг, это упоение, это ни с чем не сравнимое счастье не оставляют в лёгких и капли воздуха. Цзинь Лин хватает несчастные цветы, уходя. Она тоже ничего не скажет. Просто не хочетможет. На следующий день А-Юань опять заявляется в башню Кои с аккуратным букетиком ромашек в руках. И на следующий. И на последующий тоже. А-Юань дарит ромашки. Цзинь Лин ругается громко и с чувством, это слышит весь орден Лань Лин Цзинь, но цветы из его рук вырывает с такой силой, будто они последнее, что осталось в этом мире. Цзинь Чань насмехается над ней, но уже как-то беззлобно, скорее по привычке, и интересуется, когда сиятельная задница будущего Верховного Заклинателя переедет в Облачные Глубины на постоянной основе. Цзинь Лин устало отмахивается от подначек, раздумывая, как отреагирует на новость дядя, если узнает (когда, будем честны: о приставаниях вежливого и зрелого ученика из Гу Су Лань к молодому господину Цзинь кто только не шепчется), и понимает, что возвращаться сейчас в Юнь Мэн — не самая лучшая идея. Можно попробовать ещё через месяц. Нет, два. А лучше полгода. Смотря на сколько в Лань Лине задержится А-Юань. А потом можно и правда подумать, чтобы нагло переехать жить в Облачные Глубины и поставить всех перед фактом. Каким-нибудь фактом. Всё одно, учитывая нравы ордена, жениться на ней А-Юаня заставят. Возможно. Цзинь Лин же считается парнем. «Проблематично», — думает Цзинь Лин. Лин-эр улыбается, вертя букет ромашек в руках. Нет, мысли глупые, ничего подобного она делать не будет, конечно. Зачем, если А-Юань и так теперь её? …но план по переезду нужно додумать и продумать тщательнее. Просто на всякий случай. Один раз уже оступилась, хватит, позорного побега от общих чувств, как было в прошлый раз, она не допустит. Да и не простит. Ни себе, ни А-Юаню. Лин-эр заливисто хохочет от переполняющего душу счастья; солнце яркими бликами играёт в её волосах.