Christmas stories

      Есть что-то успокаивающее в бездумном снятии трансформации прямо в полете, порой в паре метров от распахнутого окна. Особенно, когда рама и подоконник покрыты тонким-тонким слоем льда. Скользкого и холодного, чтобы не иметь никаких шансов сохранить на нем равновесие. Чтобы никакой золотой середины не было — либо удар о твердый паркет собственной комнаты, либо незабываемый полет куда-то в сугроб. Причем, полет с неизвестным исходом.       Адриан не знал почему, но этот трюк приносил ему некоторое облегчение. Словно такой крошечный (для супергероя) выброс адреналина выбивал из подсознания все грустные мысли, а голова становилась ясной и способной думать.       Но на сей раз Коту Нуару требовалась встряска посерьезнее.       Конечно, глупо было надеяться на что-то, ведь Ледибаг всегда отвечала отказом на любые его предложения. К чертям летели билеты на концерт Джаггеда Стоуна и в кино, а из пригласительных на частные вечеринки он уже мог построить маленькую Эйфелеву башню. Он привык слышать от нее «нет» и продолжать жить, словно ничего не произошло. Но сегодня ее слова резанули особенно больно.       Он был нагл просто чрезмерно. Думал только о себе! А потом даже пытался давить на жалость. Разве то, что Коту Нуару не с кем встретить Рождество, проблема пятнистой Леди? Он не смел даже заикаться об этом. Если Адриан по-настоящему живет только своей геройской личиной, это не значит, что родные и друзья Ледибаг не ждут ее гражданское альтер-эго дома... возле рождественской елки. Безусловно, ей есть, где встретить праздник. Глупо было надеяться.       Только он не оставил попыток. Рассказал ей про отца, про погибшую мать, про то, что проведет Рождество совсем один. Нарушил правило, которое запрещало говорить что-то о своей другой жизни. Нарушил ее правило, но Ледибаг этого даже не заметила. Она кусала губы, и слёзы стояли в ее глазах. Кот чувствовал, что начинает ненавидеть самого себя, но остановиться уже не мог.       Нуар не помнил, чем он руководствовался, когда хватал ее затянутые в красные перчатки пальцы, умолял, черт возьми, остаться. Идиот. Он просил ее провести семейный праздник где-то на холодных крышах горящего разноцветными огнями фейерверков Парижа. Вдали от всего, что она наверняка любит. Какой же он эгоист!       — Извини, Нуар, я... мне нужно прийти к человеку, который нуждается в тепле и доброте... — она осторожно выдернула свою ладонь из его рук. — Всего на пару часов. А потом я проведу с тобой сколько угодно времени! Хочешь, мы встретим рассвет на Эйфелевой башне? Вместе! Но, Кот, только два часа. Прошу...       Ее надломленный голос, ее просьба подействовали на Нуара, как ушат ледяной воды, вылитый прямо на голову в мороз. Он будто очнулся. И в ужасе осознал, что сотворил.       — Нет! Нет, моя Леди! Прости, — воскликнул он. — Ты не должна! Я.. я не знаю, что на меня нашло. Я не хотел! Прости. И, пожалуйста, забудь все, что ты тут слышала.       — Но...       — Счастливого Рождества!       Он удлинил шест и перепрыгнул на соседнюю крышу. А потом скрылся вдали.       Да, вот так. Он умудрился обидеть свою Леди еще раз. Вместо того, чтобы ползать у нее в ногах и молить о прощении, он состроил из себя оскорбленное достоинство и сбежал. Как последний трус.       Он сам разрушил все, что связывало их. Уничтожил их невероятную многолетнюю дружбу. Ту самую, которой так долго добивался и которой так дорожил. Превратил в пыль и развеял по ветру их общие теплые чувства. Справился без Котаклизма.       С этого дня все изменится. Он чувствовал. Ему еще сильно повезло, если он только потерял уважение Ледибаг. А ведь она могла и возненавидеть его. Или посчитать слабым и заставить вернуть кольцо. Хотя... Это не такая уж пустая мысль.       Именно поэтому Адриан в ярости сорвал с пальца камень Чудес, заскочив в окно своей комнаты. Желание швырнуть его куда-то за горизонт было очень сильно, но Агрест понимал, что еще не раз пожалеет об этом, увидев красно-черный силуэт на крышах. И, еще хуже, Ледибаг потребуется помощь, а его не будет рядом...       — Не будет меня, будут другие, — пробормотал он, вспоминая то, как легко Леди в красном раздавала талисманы налево и направо.       Обидно, конечно, что она и весь город запомнит Кота Нуара жалким, слабым и сбежавшим от ответственности, но еще раз встретиться с Ледибаг, вновь заглянуть в ее васильково-голубые глаза и увидеть там отчуждение... он не в силах.       Адриан повернулся к окну, чтобы запустить кольцо Неудачи в полет, как... столкнулся взглядом с этими огромными васильково-голубыми глазами.       — Леди... баг?.. — выдавил он.       — Привет, Адриан, — мягко улыбнулась она, спрыгнув с оконной рамы, на которой сидела. — Я зашла поздравить тебя с Рождеством, — Леди немного смутилась. — Я слышала, что ты встречаешь праздник в одиночестве, поэтому не могла не заглянуть. Надеюсь, ты не против...       — Я? Против?! Нет, конечно! — поспешно заверил ее Адриан, ощущая острую потребность коснуться Ледибаг. Она не могла быть реальной. Все это — лишь наваждение. Он просто надышался камамбером, поэтому у него галлюцинации.       — Но я совсем ненадолго, — улыбнулась Баг, взглянув на часы. Без четверти двенадцать. — Только подарю тебе подарок, дождусь полуночи, а потом... мне нужно разыскать Кота Нуара. Он... — героиня спохватилась, ведь некоторые вещи не предназначались для ушей Адриана. — Впрочем, неважно. С Рождеством, Адриан! — она протянула Агресту большую красивую коробку.       Он автоматически принял из ее рук подарок. Осознание снисходило на него постепенно, а где-то в глубине души становилось очень тепло.       Так вот, о ком говорила Ледибаг. Это же он, Адриан Агрест, который нуждается в доброте. Она отказала Нуару, чтобы посетить Адриана. Даже не так, не отказала. Она собиралась искать его. Она готова еще раз увидеться с ним!       Он приблизился к Баг и резко обнял ее. Она ойкнула.       — Плагг, когти, — прошептал он на ушко Леди, вновь надевая на свою руку кольцо. Волна трансформации охватила его тело, и Ледибаг, вздрогнув, расслабилась в объятиях Кота Нуара.       — Так это все время был ты?..       — Тише... Прости меня за все.       Они так и стояли, обнявшись, пока часы не забили двенадцать.