Глава 4
Дом — это не место, а состояние души.
Победа… поражение… эти высокие слова лишены всякого смысла. Жизнь не парит в таких высотах; она… рождает новые образы. Победа ослабляет народ; поражение пробуждает в нем новые силы… Лишь одно следует принимать в расчет: ход событий. © А. де Сент-Экзюпери
Время идет медленно, но уверенно, и моя жизнь постепенно входит в однообразную монотонную колею: учёба в школе, домашние задания, работа в аптеке и возвращение вечером домой. С последним пунктом дела обстоят хуже всего, поэтому каждый день я стараюсь подолгу задерживаться либо в аптеке, либо в школьной библиотеке, потому что появляться дома рано у меня нет никакого желания. Поэтому чаще всего я покидаю школу одной из последних, убедившись перед этим, точно ли ушел Мартин с его новой компанией, и не караулят ли меня Мария и Белла. Лишь удостоверившись, что на горизонте чисто и неприятностей не возникнет, я спокойно ухожу из стен альма-матер. Школа находится в паре кварталов от дома миссис Хоуп, и это, несомненно, плюс, только зимой идти по заснеженным тротуарам тяжеловато. Система школьного образования в Америке значительное внимание уделяет исключительно физической культуре, и сейчас мне это только на руку: за небольшую плату я выполняю письменные домашние задания тех учеников, которые не хотят заниматься таким скучным делом самостоятельно. Джессика, конечно, не блистала невероятным умом, но и не ходила в отстающих учениках, была твердой хорошисткой. Именно это и позволяет мне теперь зарабатывать деньги, пользуясь некоторым преимуществом в знаниях. Дополнительные задания становятся законным основанием для того, чтобы задерживаться в школьной библиотеке допоздна. К тому же с нами в одном классе учатся ребята из обеспеченных семей, которые нередко позволяют себе оскорбительные высказывания по отношению к детям иммигрантов. Некоторые из богатых детей специально поджидают у ворот школы тех, кто победнее, и показательно (либо просто ради развлечения) их избивают, отбирая при этом все деньги. Из-за этого к нам в школу нередко приходит полиция. Но детей за их жестокие проделки не ругают; больше того, я заметила, что у американцев не любят кричать на детей, как и запрещать им что-либо. Полицейские, что приходят к нам в школу, просто немного журят мальчишек и всё. Поэтому я стараюсь держаться от мажоров подальше и не пересекаться с ними ни по какому поводу. Хорошо, что сама Джессика не стремилась вступать в конфликты и старалась быть как можно более незаметной. Не сказать, что это у неё не получалось, но… Джессика никогда первой не вступала в конфликты, а в случаях, когда этого невозможно было избежать, пыталась хоть как-то защититься. Конечно, получалось это у неё неважно: синяки и ссадины были для девочки обычным делом. Драки обычно длились недолго, от силы десять-пятнадцать минут, но для Джесс это время растягивалось на несколько часов. В драках она обычно проигрывала — это и не удивительно, когда ты одна, а противников гораздо больше; особенно если ты маленькая хрупкая девочка, а напротив куча упитанных мальчишек. Нередко такие происшествия заканчивались для неё серьёзными травмами. Самое яркое воспоминание — вывих руки в тот день, когда Чарльз Моран спас её от жестокого избиения. Джессика тогда баюкала и прижимала к себе пострадавшую руку, будучи не в силах сдержать слёзы боли и обиды. Рука адски болела, девочку вовсю знобило. Мистер Моран достаточно аккуратно вправил ей кисть и долго отпаивал Джессику горячим чаем и успокоительным. Вначале девочка следила за его действиями глазами побитого волчонка, готового ежеминутно вцепиться в глотку обидчику. Мне думается, что сделай он что-либо не так, и обскури вырвалась бы на свободу, сметая всё на своём пути. Тем не менее, всё обошлось, и Джесс прониклась к Морану симпатией. Мне до сих пор не понятно, как она выживала в таких условиях, ибо не все взрослые спешили ей помогать: большинство из них равнодушно проходили мимо. Из прошлой жизни я припомнила пару приёмов: меня явно учили драться, но не помню, кто именно. И если врагов было мало, а у меня были высокие шансы победить, то я давала обидчикам яростный отпор. Признаю, я дралась нечестно, использовала «грязные» приёмы. В ход шло всё: болезненные тычки локтем, удары по ушам, подсечки, наступание на ноги. Порой я заставляла противников бить друг друга и иногда совсем случайно использовала магию. Не сказать, что у меня получалось обходиться без травм, но я старательно сводила их к минимуму. Тело Джессики было достаточно гибким и юрким, и я превратила это в преимущество, продолжив заниматься гимнастикой. Сейчас в большинстве случаев мальчишки ко мне не лезут, а девочек я затыкаю словом и ухожу раньше, чем дело дойдёт до драки. Дома всё остаётся по-прежнему: здесь нет места теплоте и заботе обо мне. Меня буквально душат скопившиеся негативные эмоции; иногда мне кажется, что я могу потрогать их руками. Нередко я размышляю о том, почему Джессике не пришло приглашение на обучение в американскую школу волшебства Ильверморни. На мой взгляд, этому могло быть несколько причин: первое — при рождении она была записана в другую школу, но каким-то таинственным образом оказалась в Америке, и приглашение не дошло; второе — всё дело в её превращении в обскура, ведь она всю свою сознательную жизнь подавляла в себе магию. Я не претендую на правильность моих размышлений, но вопрос с обучением в волшебной школе был мне весьма интересен. Но в конце концов я решаю не мучить себя этими мыслями, поскольку вряд ли получу ответ. Приходя домой под вечер, я запираюсь в своей комнате и либо читаю учебники, либо пытаюсь научиться колдовать или использовать силу обскури. Но каждый раз при попытке сознательно использовать магию я терплю поражение. С силой обскури дела обстоят не лучше — хоть я и знаю, что нужно для освобождения этой тёмной мощи, но ничего пока не получается. Таинственная мощь обскури начинает проявляться вокруг волшебника во время проявления им сильных эмоций и переживаний. Поэтому в моменты сильной злости я с недавних пор стараюсь находить что-то приятное в своих воспоминаниях; злость, конечно, не гаснет полностью, но становится более блеклой и сворачивается где-то под сердцем. Такой метод, конечно, не идеален, но в настоящий момент я не желаю, чтобы здешние волшебники обнаружили меня и всеми силами постарались уничтожить. С другой стороны, крушить пусть и нелюбимый, но все же собственный дом я не хочу, равно как и умирать под его обломками. Поэтому мне приходится долго и упорно искать место, где можно тренироваться в выпускании обскура без вреда для себя и других. Возникает логичный вопрос: есть ли у местных магов способ отыскать обскура? Возможно, и есть, но судя по воспоминаниям о фильме, в котором они обнаружили Криденса лишь случайно, ответ вырисовывается однозначный: волшебники ищут только ребёнка-обскура, а не взрослого. Из-за этих подозрений и неизвестности насчет действий волшебников мне приходится действовать скрытно; но вот получается ли у меня, это другой вопрос.* * *
Моя учительница музыки, мисс Ребекка Эванс, была не слишком рада, когда я попросила научить меня игре на скрипке, но отвлекать по таким пустякам Чарльза я считала неправильным, а мисс Эванс подходила идеально. Я долго уговаривала её, и в конце концов Ребекка согласилась обучить меня основам — не бесплатно, конечно. Эванс была молода и сама только недавно окончила музыкальное училище, после чего устроилась к нам в школу. Её овальное лицо обрамляли каштановые пряди волос, лёгкими волнами спускающиеся на плечи; тёмный цвет волос оттенял светлую кожу; на лице ярко выделялись миндалевидные глаза насыщенного зелёного оттенка. Одевалась Эванс изысканно и женственно: платья или юбки чуть ниже колен, белые блузы, изящные туфли. Все парни старших классов были ею околдованы, а девушки люто ненавидели и считали её соперницей. Тем не менее, преподавала музыку она интересно: видно было, что предмет её увлекает. Она виртуозно играла на нескольких музыкальных инструментах; смотреть на неё и тем более слушать было одно удовольствие. Уроки на скрипке давались мне нелегко: на пальцах появились изрядные мозоли от струн, подбородок чертовски болел от держания скрипки, а сама игра казалась похожей на мартовское завывание котов, поскольку я плохо воспринимала ноты. Но, несмотря на это, я упорно продолжала учиться. И спустя три месяца занятий у меня наконец получается играть довольно сносно. А дальше — как в сказке: надо пальчиком зажать на грифе струну в нужном месте, чтобы получилась требуемая нота. Скрипку домой я не приношу, она остаётся в аптеке Морана: я не без оснований опасаюсь, что музыкальный инструмент испортят Белла, Мария, или Мартин, просто из вредности. Поэтому я играю только в школе или в аптеке в свободное время. Аптека — замечательное место по восстановлению моего душевного равновесия: в ней я абстрагируюсь от всех мрачных эмоций и мыслей, которые окружают меня в доме миссис Хоуп. Неудивительно, что я стараюсь проводить здесь как можно больше времени. В перерывах между уборкой завязываю беседу со Стивом. Задаю ему очень много вопросов буквально обо всём,не только о медицине. Он оказывается довольно интересным и внимательным собеседником; к тому же он нередко помогает мне выполнять домашнее задания. Стив весьма неприхотлив и практически безразличен к удобствам, равнодушен к порядку в комнате, особенно когда занят работой, отлично знает химию, анатомию и биологию. Мне совсем не сложно проявлять живой интерес к тому, как он заготавливает лекарства для клиентов или описывает свойства того или иного химического вещества, и парню определённо льстит мое внимание. Порой мы общаемся и на отвлечённые темы. Однажды Стив признался, что увлекается мистическими произведениями Эдгара По; я же поделилась, что обожаю Артура Конан Дойля и его несравненного Шерлока Холмса. Ещё Стив слушает джаз, который совсем недавно вошел в моду и буквально взорвал американское общество. Большинство молодых парней теперь ходят в широких брюках, а дамы в украшенных бахромой платьях чуть ниже колен. Я своими глазами видела, как Белла и Мария шили себе такие наряды из недорого материала, чтобы позже сбегать из дома на джазовые вечеринки. Одна из наших бесед запоминается мне особенно отчётливо... — Я слышала, что в некоторых аптеках продают газированные напитки, кондитерские изделия и мороженое, — задумчиво проговариваю я и обвожу взглядом светлое помещение. Стив отрешённо кивает и отвечает: — В небольших городах аптеки часто являются местами общественной активности, а наиболее крупные из них не только продают лекарства отдельным людям, но и снабжают ими многие учреждения. Я отвлекаюсь от созерцания помещения и удивлённо смотрю на парня — он задумчиво хмурится, словно что-то обдумывает, от этого у него появляется морщинка между бровей. — Мистер Моран хочет расширять бизнес? — я нагибаю голову набок и приподнимаю бровь. — Пока не знаю, — Стив пожимает плечами и прерывисто вхдыхает. — Он думает о расширении, но в мире идет проклятая война... — Думаешь, мы вступим в неё? — опускаю взгляд и смотрю на свои дрожащие пальцы. — Наверняка, — от двери доносится хриплый голос, и мы со Стивом синхронно оборачиваемся. В проёме стоит хмурый Моран и курит сигару. Чарльз всегда курит крепкий табак, невзирая на то, сколько тот стоит. Курит мужчина достаточно редко, только в стрессовых ситуациях. — Страна готовится к войне и вступит в неё в следующем году, хотя никто не возьмётся точно сказать, когда, — роняет слова Чарльз. Для меня это не становится новостью или сюрпризом. Струя сигарного дыма едко щекочет нос, на глаза наворачиваются непрошеные слёзы. Я сглатываю ставшей вязкой слюну и перевожу взгляд за окно. Деревья в маленьком садике окутаны голубой паутиной, на авеню вспыхивают фонари, желоба и трубы врезаются в багровое небо. — Год назад немецкая подлодка потопила британский лайнер(1). Из тысячи девятиста пассажиров утонуло тысяча двести, из них сто двадцать восемь были американцами, — Моран тяжко выдыхает и смотрит сквозь меня и Стива. Его живые серые глаза потемнели и покрылись поволокой. Краем глаза я отмечаю, как сжались кулаки Стива; парень весь натянулся, как струна, — тронь, зазвенит. — Мы ничего не предприняли по этому поводу, они продолжают топить наши корабли, — голос Стива дрожит от едва сдерживаемой ярости, глаза блестят. — Президент Вильсон — сторонник невмешательства в войну, которая охватила Старый свет, — парень жестко усмехается и шумно выдыхает через нос. — Но немцы должны ответить. Стив буквально вскакивает со стула и проносится мимо Чарльза со скоростью поезда; мужчина еле успевает посторониться. В комнате воцаряется напряжённая тишина. Войне быть! Я знаю это: за Первой мировой будет и Вторая. Я прислоняюсь лбом к холодному стеклу, горько улыбаюсь и печально смотрю на своё отражение в окне. С этим ничего нельзя сделать, эти события не зависят от меня. Мне бы спасти дорогих сердцу людей, и всё, большего мне не надо.* * *
Превращения обскура в обскури обычно непреднамеренны и часто связаны с эмоциональным спусковым механизмом, таким, как ярость, страх или гнев. Возможно, сам обскур всю жизнь живёт в состоянии паники, не зная, что с ним происходит и опасаясь, что чудовище, спящее внутри него, вырвется на свободу. Можно ли подчинить эту тёмную сторону при помощи обычной магии? Экспериментировать на себе опасно и страшно, но сидеть без дела я тоже не могу. Ведь, в конце концов, Брюс Беннер подчинил себе своё тёмное альтер-эго и слился с ним, став Профессором Халком. Сравнение, конечно, оптимизма не внушает, но это пока единственное, что мне удалось вспомнить. Поставив карандаш на стол, я откидываюсь на спинку стула и прикрываю глаза; смутно припоминаются ещё несколько сравнений. Открываю глаза, цокаю языком и щёлкаю пальцем — так и хочется закричать: "Эврика!". Клинтарцы — злобные симбиоты, которые зачастую ищут себе идеального носителя и заставляют своих хозяев совершать смертоносные подвиги, чтобы получать адреналин и другие гормоны, до тех пор, пока существа-хозяева не будут высосаны досуха, измученные постоянным стрессом и напряжением, или просто не умрут в опасной ситуации.(2) Смотрю на сделанную запись и хмурюсь: ситуация с примерами вырисовывалась не очень радужная, но в каждом правиле есть исключение. Эдди Брок смог найти общий язык с симбиотом; не всё, конечно, было гладко, но их связь считается весьма успешной и доброжелательной для обоих. Был ещё кто-то, сумевший подавить волю Венома и подчинить его себе. Я устало потираю глаза пальцами; мозг отказывается думать и соображать. За окном медленно исчезает утренняя дымка тумана, согретая первыми лучами солнца. На полу один за другим появляются блики солнца, отражённые от стекла.* * *
Поиски места для испытания сил обскура и магии тянутся долго и безуспешно, но в конце концов меня озаряет гениальная догадка: то самое здание, в котором я очнулась первый раз, чугунный дом номер пятьсот шесть по Канал-стрит. Ветхое жилье встречает меня запахом сырости и плесени, находиться здесь после практически стерильной чистоты аптеки и такого же чистого дома миссис Хоуп противно, но другого подходящего места нет. К тому же строение достаточно далеко от моего основного места проживания, войти и выйти можно незаметно, а сырость можно и потерпеть. Первое время настроиться и вызвать нужные эмоции у меня не получается. Сидящая внутри Тьма, окружённая клеткой из любви, заботы и понимания, мечется, не в силах отыскать выход. Но мимолётные, зыбкие светлые эмоции слишком хрупки для сдерживания Тьмы, и клетка под моим напором начинает ломаться. Отрицательные воспоминания проносятся перед глазами быстро, как фильм, но все эмоции я ощущаю в полной мере. Ярость вырывается вместе с криком, полным обиды и гнева; неконтролируемая волна чёрных, похожих на песок частиц вылетает из тела и громит все вокруг. "Песчаное" облако кружится вокруг меня и подчиняется малейшему взмаху рук и движению пальцев. Я чувствую себя дирижёром оркестра — каждый взмах руки знаменует смену мелодии. Сосредоточившись, я концентрирую малую часть «песка» в одной точке и заставляю две его части крутиться в разные стороны с огромной скоростью,а затем резко кидаю руки вперед и выпускаю образовавшуюся «сферу» из рук. Вырвавшийся шар мчится вперёд, словно юла, и буквально разрывает на куски всё на своем пути, после чего просто исчезает, растворяясь в воздухе. Остальное чёрное облако впитывается обратно в моё тело. После такого удачного испытания я чувствую себя сильно уставшей и, немного отдохнув, решаю возвратиться домой. На сегодня, пожалуй, с меня хватит.