вдруг сошлись параллели, и больше нельзя иначе. всё теперь по-другому, ведь дома отныне ждут. Хиро Шэр
Лань Чжань храпит по ночам. Это для Вэй Ина новость. Он лежит на плече Ванцзи и слушает, как шумно и прерывисто выходит воздух из приоткрытого рта, как целенаправленно и прилежно бьется сердце. Сменить позу он не может — Лань Чжань обнимает его крепко, руки у него, такие верные и безупречные днем, ночью нервно подрагивают, то и дело сжимают Вэй Ина, и тот чувствует, как съезжаются к переносице густые брови. — Не отдам, — бормочет Лань Чжань во сне и скрипит зубами. «Интересно кому, — думает Вэй Ин. — Смерти, Цзянь Чэну или новому Верховному заклинателю?» Осторожно и нежно поглаживает Лань Чжаню ногу от коленки к паху и обратно. Успокаивает. Под утро от своих беспокойных снов, которые он никогда не помнит, Лань Чжань начинает пахнуть соблазнительно, и Вэй Ин больше не может притворяться, что спит. Изгибается, прижимается к бедру вставшим членом, настырничает. Лань Чжань, еще не проснувшись, целует его в макушку, ведет рукой от занемевшей шеи по позвоночнику к пояснице. Вэй Ин сладко постанывает, когда ладонь касается небольшой треугольной выемки. Лань Чжань, помедлив, спускается ниже. В этот момент за дверью раздаются быстрые, скромные шаги. Значит, они опять разбудили Сичэня раньше времени.🐇🐇🐇
Сичэнь действительно просыпается от возни в комнате брата, а не от ночного кошмара. Кошмары остались позади, за порогом зимы — их прогнал Вэнь Нин. Сичэнь теперь спит хорошо, только очень чутко. Скрип кровати и постанывания за стеной — этого вполне достаточно, чтобы подскочить раньше утреннего колокола. Лань Сичэнь в темноте натягивает на себя халат. Потом неловкое чувство гонит его наружу. Когда в Облачных Глубинах гостят Ванцзи и Вэй Ин, Сичэнь чувствует себя лишним в собственном доме. На дворе, под цветущей вишней, Сичэнь останавливается, смотрит, как утренний холодный ветер срывает белые лепестки со старого дерева, кружит и укрывает ими землю, словно снегом. Красиво — хоть возвращайся в дом за кистями. Сердце сжимается от восхищения. Мимолетно проводит ладонью по груди, словно поправляя ворот ханьфу, — тук-тук, тук-тук — сердце качает кровь и энергию в Золотое ядро. Сильное и здоровое, но с глубоким шрамом от пережитых потерь. «Если бы не забота Вэнь Нина, что бы сейчас со мной было? — думает Сичэнь. — Ничего бы хорошего не было». А ведь он с тех пор ни разу Вэнь Нина не видел. Почему-то избегал. Стеснялся. Даже спасибо по-человечески не сказал. Надо бы это исправить. Но каждый день столько забот, столько дел… Вздыхает, смотрит, как ветер закручивается маленьким смерчем по двору, скрывается у Сичэня за спиной. Лобная лента дергается. Сичэнь резко оборачивается. Никого. Только холодный ветер. Идет за ветром в большой зал для совместной утренней медитации с адептами — впереди очередной хлопотливый одинокий день. Может, сделать перерыв? Сходить в гости? Сбросить на несколько часов с плеч тяжелый груз! Например, к Цзян Чэну. Тот зазывал, сказал, что приготовил для него что-то интересное. Решено. Сичэнь делает шаг в сторону, грациозно встает на меч и отправляется в Пристань Лотоса. Приземляется на тренировочном поле, пересекает его, проходит мимо небольшого здания с резным орнаментом, идет к более потаенным местам. Главный управляющий Ордена Юньмэн Цзян провожает его в подвалы Зала Познания Меча. Там его уже ждет Цзян Ваньинь. Сичэнь улыбается, с улыбкой следует за хозяином, слушает его грубоватое хвастовство про разработанный комплекс упражнений по фехтованию. Они доходят до нижнего, третьего уровня, и Саньду-шэншоу наконец показывает свой сюрприз. В клетках сидят Вэнь Чжулю, Вэнь Жохань и… Вэнь Нин. Что за!.. Сичэнь останавливается как вкопанный, но воспитание и манеры не позволяют ему рассердиться сразу. Улыбка на лице слегка дрожит, превращаясь в судорогу. Он делает вид, что заинтригован, осматривает заключенных с подозрением, заглядывает за прутья решетки, в бледное лицо, столь пугающе похожее на Вэнь Нина, что прошибает дрожью. — Это не марионетки? — спрашивает Сичэнь. — Нет конечно, Цзэу-цзюнь. Нашел похожих, волосы покрасил, грим и все такое. — А в чем смысл? — улыбка наконец сходит с лица Сичэня, брови сходятся в единую линию и на виске вздувается жилка. — Пытать собираешься? Я в этом тебе не помощник. И такие сюрпризы не люблю. — Нет. Ты все опять не так понял. Смысл в том, чтобы решить головоломки: найти ключ и освободить Вэней. Освободиться от ненависти к ним. Полюбить своего врага. Испытать удовольствие… от них… с ними… — В каком смысле «с ними»? — Во всех. У тебя врагов нет, так что делай что хочешь с моими. Ты сам не свой после смерти Гуанъяо. Если я ничего не говорю — это не значит, что ничего не замечаю. Я не слепой. И не черствый. И не хочу всем подозрительным личностям вытянуть жилы и содрать кожу. Вернее, хочу, но это же не выход! Я понимаю! Вот нашел другой способ снять напряжение. Советник уверяет, что поможет. Так что выбирай себе одного. — Сколько ты выпил? — Чуток совсем. Для храбрости. Но ты от проблемы не увиливай. Кого будешь освобождать и любить? Или жребий бросим? Сичэнь на целую долгую минуту теряет дар речи. Моргает и не знает, что сказать. Вдруг перед глазами всплывают странные темные узоры на щеках и шее. Сичэнь сглатывает и говорит глухим голосом: — Вэнь Нина. — Интересненько. Тогда я беру Вэнь Жоханя, — рыкает Цзян Чэн, распаляясь сверх всякой меры. Достает из кармана в рукаве черную флейту, с украшением в виде кроваво-красной кисточки на одном конце. Постукивает ею по раскрытой ладони. Продолжает приятным грудным голосом с легкими урчащими вибрациями: — Как думаешь, если вставить ему этой флейтой между ног и дунуть… Сичэнь не дослушивает. Он больше не может скрывать за улыбкой крайнее смущение и неодобрение. Ноги сами несут его прочь. Цзян Чэн, конечно, выдающийся глава ордена, великий заклинатель, уважаемый человек… но нет.🐇🐇🐇
После зимы Вэнь Нин часто приходит в пещеру Фумо. К праху, к ветру, к клану. Возвращается к месту своего возрождения, как маньяк на место преступления. Сидит у Кровавого озера, слушает, как поет ветер, пронизывающий его до костей. Ветер ему нравится. Он похож на дыхание, которого Вэнь Нин лишен. Иногда ему кажется, что ветер несется по его трахее и неработающим бронхам, наполняет легкие и душу. Ради таких моментов он и приходит в Фумо. Есть у этого места еще одно преимущество. Отсюда, с его-то скоростью, до Гусу Лань рукой подать, поэтому можно спокойно дожидаться очередной ночной охоты с А-Юанем. Со старшим поколением он старается не видеться, даже с Сичэнем. Ему неловко напоминать о себе, он не хочет навязываться. Сичэнь обещал заходить, если не заходит — значит у него есть на то причины. Вэнь Нин понимает. Кто же в здравом уме захочет иметь дело с такой тварью? Смотрит на собственное отражение в тяжелых красно-темных водах. Кто захочет добровольно заходить к такому уроду? Его лицо похоже на снежно-белое поле, незапятнанное никакой эмоцией. Нет ничего удивительного, что за его спиной на охоте заклинатели перешептываются и не верят, что он не опасен. Он бы на их месте тоже не верил. Он сам не может к себе привыкнуть. Все еще помнит себя другим, нерешительным и хрупким подростком. Никак не может соотнести того мальчика, каким был, с этим монстром, которым стал. «Это я, — убеждает себя Вэнь Нин. — Просто так теперь выгляжу». Дает себе пощечину. Ничего не чувствует. Нечем ему чувствовать. Он просто труп, поднятый силой Неистовства. Что-то вроде ходячего оружия без души, но с волей и разумом. Только на ночных охотах он и полезен. В остальное время вот так и сидит один, то тут, то в охотничьем домике. И только сила Неистовства всегда с ним, холодная и неотвратимая: заставляет сознание бодрствовать, тело — не умирать. Он постоянно ощущает ее давление, ее завихрения вокруг. Сила ничего не требует взамен, он ничего ей не дает, а только впитывает, впитывает, впитывает. Но сколько бы не брал — все мало, чтобы снова стать живым. В самом начале, после пробуждения, думал, что если наполнит себя неистовой яростью до отказа, что-то произойдет там, внутри него: умершее снова оживет. Но, вместо этого, он впадал в бешенство, убивал без разбора, доставлял проблемы. Хорошо, что хоть теперь научился избегать взрывов темной энергии в мозгу, гасить приступы жестокости, дозировать ненависть. Но контроль постоянно клокочущей темной энергии — это одно, а испытывать чувства — совсем другое. Он ведь любит А-Юаня и молодого господина Вэя! Он ведь испытывает боль, когда им больно, и радость, когда им радостно. Разве нет? Или это всего лишь магическая привязка? Иллюзия, которая помогает держать Неистовство в узде? Как же ему нужны ответы! Очень хочется пойти найти Цзэу-цзюня, он столько всего знает, у него такое доброе сердце. Человек, который держится с таким достоинством и изяществом, божественно прекрасный и одухотворенный — такой человек просто обязан знать ответы на все вопросы, должен помочь найти правильный Путь, подсказать, что делать с тем временем, которое дала Вэнь Нину взаймы вечность. Но Вэнь Нин не идет к Цзэу-цзюню со своими вопросами. У того наверняка хватает забот с живыми, зачем ему еще и немертвые. Вдруг шум шагов отвлекает Вэнь Нина от собственных мыслей. Судя по недолговечному потоку энергии, которую рождают эти шаги, и по частоте ударов сердца, к нему идет Лань Хуань. Вэнь Нин приказывает шее двигаться, управляет собой словно марионеткой. Поворачивает голову. Именно в этот момент Сичэнь подходит достаточно близко, чтобы различить в сумраке каменных сводов черты Призрачного Генерала. У мертвых людей лицо ничего не выражает, но Лань Хуаню кажется, что глаза Вэнь Нина загораются радостным волнением, настолько сильным, что оно моментально заполняет все пространство между ними и передается Цзэу-цзюню. — Сычжуй сказал, что ты можешь быть здесь. Я спросил его, где тебя можно найти… гм… после того как не застал в охотничьем домике. Вэнь Нину странно слышать такие слова от Лань Хуаня. Он что, оправдывается? Ему не надо! Только не перед Вэнь Нином. Вэнь Нин открывает рот, чтобы остановить поток слов, но так и застывает с приоткрытыми губами. Лань Хуань стоит перед ним как небожитель. Свет заходящего солнца, словно принесенный им с собой во тьму, путается в его белоснежной одежде и струится по телу, окружая мягким свечением. Красиво. Вэнь Нин спохватывается, прячет от Главы ордена Гу Су свои мертвые глаза — никто не захочет, чтобы на него смотрели такими глазами — боится, что чудесное лицо Первого молодого господина Лань станет замкнутым и суровым, что тот развернется и поспешит прочь. Вэнь Нин осторожно переводит взгляд в сторону. — Я был у Саньду-шэншоу, — продолжает Лань Сичэнь тихим мелодичным голосом, который звучит как песня. — Он меня пригласил провести время, развеяться, и я там… сложились такие обстоятельства, мгм… в общем, я вспомнил, что не поблагодарил тебя за спасение. Прости. Надеюсь, что еще не поздно это сделать сейчас. Вэнь Нин поражается. Будь он живым, его глаза бы наполнились слезами. Он забывает о своем решении больше не смотреть прямо на Главу Ордена Гу Су Лань, бросает взгляд в зеркало глаз горького золота, видит в них свое отражение: оно совсем не похоже на монстра. По неизвестной причине Цзэу-цзюнь не отворачивается, а краснеет под этим взглядом. Брови его сходятся в тонкую нить, и Вэнь Нин слышит, как у Первого господина Лань начинает учащенно биться сердце. Из-за чего? Из-за одного взгляда? Не может быть! — Н-не надо из-из-извиняться. Р-рад видеть главу Облач-чных Глубин, — Вэнь Нин хочет сказать это, как можно бесцветнее, но голос предательски дрожит и заикание, о котором он и думать забыл, возвращается. Лань Сичэнь подходит вплотную, кладет руку на плечо: — Вэнь Цюнлинь! Это не просто слова. Я знаю, что твоя сестра и прах клана Вэнь нашли упокоение. Сычжуй рассказал мне. Но… Я подумал, что этого недостаточно. У тебя нет храма предков, в котором можно было бы преклонить колени и помянуть семью. Я решил исправить это упущение. Сичэнь достает из мешочка цянькунь две подушки, палочки благовоний, бронзовый треножник и табличку с именем Вэнь Цин. Выверенными движениями расставляет богатства на каменной плите. Встает коленями на подушку, аккуратно подбирает рукава и оборачивается к Вэнь Нину. В одной руке у него красная свеча, в другой три палочки. Свеча вспыхивает от духовной силы. Сичэнь поспешно зажигает от нее благовония, торжественно протягивает Вэнь Нину. Тот встает на колени рядом. Они оба поднимают палочки над головой, совершенно синхронно. Кланяются два раза. «Простите, простите». Каждому кажется, что ему есть за что просить прощение. Потом оба также синхронно ставят палочки в треножник. Вэнь Нин изо всех сил старается привести мышцы рта в движение и приподнять уголки губ, изобразить огромную радость: теперь у него есть место, где он может вспоминать и почитать. Лань Сичэнь опять краснеет и начинает усердно рыться в рукавах. Наконец достает оттуда небольшой предмет: — И вот еще. — Протягивает нефритовый жетон, который так и носил с собой после того, как его вернул Гуанъяо. — Приходи когда хочешь. Вэнь Нин касается редкого предмета. Вдруг что-то сильное, похожее на волнение, ослепляет его. А потом он чувствует, как его легкое, сжатое и мертвое, слегка шевелится за грудиной. Он приоткрывает рот и с всхлипом втягивает в себя воздух. Это еще не дыхание. Но может быть, когда-нибудь, он снова научится дышать.