Так велел Господь.

      Звонок через пятнадцать минут. Когда уже закончится этот ад, я не могу дождаться. Училка несла что-то про ароматические углеводороды — арены*, про которые я и так знаю всё.       — Аренами называют богатые углеродом циклические углеводороды, которые содержат в молекуле бензольное ядро и обладают особыми физическими и химическими свойствами, — вещала с кафедры фрау Майер, — Арены по числу бензольных колец в молекуле и способа соединения циклов подразделяют на моноциклические (бензол и его гомологи) и полициклические (с конденсированными и изолированными циклами) соединения…       С этого момента я ничего уже не записывал и не слышал. Насколько скучным и тягостным мне казался этот урок! Тилль и Кристоф впереди меня тихо шептались о чём-то, Оливер со своей девушкой в соседнем ряду тихо записывали конспект, поочерёдно глядя на молодую учительницу и изредка обмениваясь милыми улыбками. Натали почти беззвучно болтала с Кристианом, но я постоянно чувствовал на себе её пристальный, жгучий взгляд.       — Арены бензольного ряда можно рассматривать как продукты замещения атомов… — продолжала рассказывать давно известную мне информацию фрау Майер.       Мне надоело. Я поднял руку, привлекая к себе внимание учительницы, когда она спросила меня кивком головы, я сказал:       — Можно мне просто сдать вам конспект? Я писал его ещё летом, ведь я буду поступать на медицинский и заранее это всё проходил…       — Можно, конечно, Рихард, ну разумеется. Гулять по коридорам я вас не отпущу, но вы можете не слушать материал, — химичка улыбнулась тонкой улыбкой и, указав изящным жестом на стол, мол клади тетрадку на край и садись, продолжила своё нудное повествование. Человек она очень хороший, но учительница из неё, всё-таки, никакая.       Я быстро прошествовал к кафедре, положил тетрадь на край учительского стола и, садясь вновь за парту, принялся читать очередное заданное нам произведение. Им был «Фауст» Иоганна Вольфганга Гёте — в кои-то веки что-то интересное. Я только целиком углубился в философию, и… Ну, конечно. Звонок.       И тихий выдох Наты сзади, будто она хотела сказать о чём-то важном, но не успела.       Я глубоко вздохнул, сложил тетради в сумку и уже почти вышел из кабинета, как меня догнала Натали.       — Вот, фрау Майер просила передать. — Девушка вручила мне конспект. Я взял из её рук тетрадку, на мгновение коснувшись нежных девичьих пальчиков. По спине пробежали мурашки, какой-то электрический разряд. На мгновение я перехватил взволнованный, жаркий взгляд Огонька.       — Спасибо, Ната, — я оглянулся. Все уже вышли, лишь Пауль ждал у двери, подозрительно глядя на Натали. Я усмехнулся.       — Да не за что. — Она пожала плечами и мы двинулись к выходу из кабинета, где нас уже ждал Ландерс.       — Как у тебя с Флаке?       — Очень даже хорошо, — кокетливо отозвалась Огонёк. — Кристиан такой хороший… Я в него влюбилась без памяти… Интересный, милый, настоящий парень, и вкусы у нас совпадают…       — Это прекрасно! Кажется, мы с Тиллем были правы, когда сказали, что у нас будет новая пара, — я хмыкнул.       — Тилль Гузеева и Рихард Сябитова? — рассмеялась подруга.       — Что? — Я ничего не понял.       — А, не обращай внимания. Русская передача, «Давай поженимся» называется… Посмотри лучше в интернете.       Я немного офигел, но всё же кивнул и решил посмотреть в Браузере, что это за передача такая. Мы подошли к двери, Пауль присоединился к нам и с интересом вслушался в наш разговор.       — О чём вы говорили? — продолжил расспрашивать я.       — О многом. Он рассказал мне о себе, о детстве о своём, ну, я тоже немного… У него такое весёлое и счастливое детство было! А мы сначала скрывались, ведь у меня две мамы, а тогда это не признавалось в обществе, но они обе старались сделать меня счастливым ребёнком и, признаться, у них это получалось. А потом мы приехали в Германию, тогда нетрадиционная ориентация уже не была чем-то запрещённым, просто необычным… Моё детство проходило в жарком климате Марселя, на его романтичных, витиеватых улицах, на набережных и мостовых, в зелёных цветущих садах… А потом в современной квартире Кёльна, на его не менее романтичных улицах, глядя на памятники чудной, но прекрасной немецкой архитектуры… — вдохновенно рассказывала подруга. И украдкой поглядывала на меня, будто пытаясь заметить каждую чёрточку моего лица, отсканировать эмоции, найти поддержку.       — А ты умеешь говорить. Слушай, Натали, или как там тебя, ты не хочешь писать статьи в школьную газету? — влез Пауль в её монолог.       — У вас есть газета? — Молодая француженка сразу загорелась идеей, её глаза заискрились мириадами золотых огоньков, губы растянулись в улыбке.       — Да. И, кстати сказать, называется она по-французски. «Nouvelles de l'école*». Это что? — Он почесал затылок и взлохматил свои блондинистые волосы.       — Школьные новости. Банальное, я считаю, название для газеты…       — А ты сможешь придумать оригинальнее? — съязвил Ландерс.       — Смогу, если попросят.       — Вот гордая, а, — фыркнул Пауль и замолчал.       Пару минут мы шли в тишине. Нам нужно было подняться на третий этаж, ведь биология была наверху… Кстати.       — Ты сделала биологию? — спросил я у Наты.       — Конечно. Я узнала домашнее задание у Агнии.       — Агния это… А. Единственная адекватная девочка в классе. Ну, теперь не единственная. А ты знакома с ней? — Я немного удивился: откуда она знает мою одноклассницу?       — Да, мы с детства подруги. Познакомились, когда она в Марсель на курорт приехала… А потом переписывались. — Огонёк заправила за ухо выбившуюся прядку, поправила чёлку, которая скрывала левую часть лица девушки.       — Понятно… Ты читаешь русские книги? — мне было чрезвычайно интересно узнать что-нибудь, к примеру, о Лермонтове, Асадове, Достоевском…       — Русские? Хм… — Натали нахмурила тонкие брови, задумываясь. — Да, «Преступление и наказание» Достоевского, кстати, в России это в десятом классе проходят.       — Круто… А о чём она? — Я взлохматил волосы и повернул голову к Нате.       — Ну… Если коротко… Это очень сложное психологическое произведение. Скорее всего, оно о внутренней борьбе человека, борьбе со своей совестью. Раскольников убивает старуху-процентщицу, таким образом он хотел убить всё «плохое» на земле. Но здесь он ошибся. В конце романа он понимает это, вера в Бога помогает ему встать на путь истинный.       — Интригующе. А если подлиннее? — Мне вдруг стала очень интересна эта книга. — О чём она?       — Как сказать… Каждый читает книги по разному. Девушка с ужасом прочтёт там о Соне Мармеладовой, которая стала проституткой, чтобы прокормить семью, и подумает, что лучше бы она этого не делала, гнусно же… Послушалась, дура, идиотку-мачеху. А молодой человек прочтет про Родиона Раскольникова, который укокошил топором старуху-процентщицу, жуткую тварь, подумает: «И поделом. Только, случайно подвернувшуюся Лизавету жалко». Пойдёт, живя в Питере, найдет дом, по преданию петербуржцев, досконально описанный Достоевским, как дом Раскольникова, и напишет на стенке: «Родя! Я с тобой!». Ну, а одна из моих одноклассниц, когда мы «проходили» Достоевского в школе, сказала, что благодаря этой книге она узнала, как манипулировать людьми. И только старая школьная учительница скажет, что эта книга — о том, что за преступлением непременно следует наказание… Бедный, совестливый Родя! Пошёл и признался в содеянном. — Девушка выдохнула после длинной тирады и несмело взглянула на меня.       Пауль открыл рот. Мои зрачки увеличились до предела. Первый раз я видел, чтобы кто-то так красиво рассказывал о книге…       — Это самое лучшее в мире краткое содержание! — воскликнул я на эмоциях, всплеснув руками.       — Ой, да ладно, — Огонёк смущенно улыбнулась. Я заметил в её глазах, которые она пыталась скрыть под пушистыми ресницами, удовлетворение.       — Я тебе серьёзно говорю! Дашь почитать? — я загорелся желанием прочесть эту книгу, тем более, что до конца книги «Фауст» мне осталось три страницы.       — Да, у меня с собой… Мне две страницы осталось, я тебе после русского дам.

***

      Заканчивался урок русского языка, он был пятым. Потом физкультура и домой… И я, наконец, начну «Преступление и наказание». Гёте я уже дочитал, я видел на переменах читающую Натали, когда проходил мимо неё вместе с Паулем или Тиллем. Она отдала мне свою порцию в столовой, сказав, что не голодна. А давали нам, между прочим, мясной пирог…       Звонок! Наконец-то! Я со скоростью света запихнул учебники в сумку и готовился вылететь из кабинета, как меня окликнула Ната.       — Погоди! Вот книга, держи. — И она умчалась на физкультуру, только ветер просвистел. Я изумлённо посмотрел ей вслед. Затем взглянул на книгу.       Книга была красивая, в аккуратной, не потрёпанной кожаной обложке с медными уголками и желтоватыми от времени страницами. Редкая книга. Такие надо беречь. Я думал, начать читать или нет… Пофиг, сейчас начну. Чего до дома ждать? Я осторожно открыл драгоценную книгу, как оттуда выпала бумажка. Может, важное что? Я нагнулся, поднял бумажку и рассмотрел. На ней было написано «Рихарду». Мне? Огонёк не могла сказать мне что-то в лицо? Мы ведь даже сидим рядом. Странно это всё… Я развернул записку. И охуел. И, сами посудите, как я должен был реагировать, если в ней ровным аккуратным почерком было написано: «Риш, я люблю тебя и Флаке. Но тебя я люблю больше… А ты меня никогда не примешь, ведь у тебя есть парень… Что мне делать? А рядом было мокрое пятно слезы.