То, что делает их жизнь лучше

— Оливер. Ты спишь? В комнате, что уже около получаса находилась в сумраке, резко загорелся свет. Мужчина, имя которого прозвучало секунду назад, взволнованно приподнялся на кровати и, сонно хмурясь, ведь за столь короткое время ему удалось провалиться в дрёму, быстро окинул взглядом абсолютно спокойную женщину, свою жену, что лежала перед ним на мягких простынях постели. Она выглядела точно так же, как и обычно в последнее время: расслабленное лицо, руки на чуть выпирающем животе и, наверное, единственное, что показалось Оливеру новым, яркий огонь в больших голубых глазах. Фелисити увлеченно рассматривала свою спальную сорочку и практически не обращала внимания на взволнованного резким светом мужа. — Что? Что-то болит? Может, воды принести? — убедившись в целости и сохранности любимой женщины, всё-таки, для достоверности, спросил Оливер. Блондинка подняла свою голову и отрицательно покачала головой, а потом, как-то задумчиво нахмурившись, впервые за полчаса подала голос: — Когда копают метро, куда девают землю? — она говорила отрешённо, словно была полностью погружена в свои мысли. Но ее вопрос все равно звучал уверенно: так, что Оливер понял – если он не ответит, то обидит её. — Что, прости? — пришлось переспросить, чтобы точно убедиться в том, что вопрос про метро в двенадцать ночи не глюк или кошмар. — Ну вот смотри. Метро выкопали, а земля-то куда делась? — все ещё серьезно рассуждала Фелисити. Ее не накрашенные брови выгибаются дугой на кремовой коже лица, в то время как ладони не переставая обводят круги и замысловатые узоры на объемном животе. Оливер слегка нахмурился после того, как жена повторила интересующий ее вопрос, но совсем не удивился. Фелисити Смоук, но он бы предпочел называть ее Куин, всегда отличалась своей неординарностью. А теперь, когда в ее организме слишком много всего происходит, это качество характера лишь прогрессировало. И никого это не смущало. Скорее, наоборот. У Оливера появилось больше причин на улыбку и смех, а Фелисити умело научилась пользоваться своим положением и придумала ещё больше способов для проверки терпения заботливого мужа. Поэтому Куин и не удивился внезапному свету практически в полночь: в последнее время это было частым явлением. — Милая, это ты из нас троих самая умная, пока что. И если ты не знаешь, то я и подавно, — всё-таки ответил Оливер, перевернувшись набок. Фелисити хмыкнула и, зажав между зубов один палец, продолжила усердно размышлять над чем-то в своей голове – об этом свидетельствовала маленькая складка меж ее светлых бровей. — И тебя никогда этот вопрос не интересовал?! — возбуждённо восклицает, а позже как-то огорчённо вздыхает. — Нет, Фелисити. — чистосердечно отвечает Оливер. Он наблюдает за слегка подавленной женщиной и, начиная переживать, хочет задать ей вопрос, но останавливается, видя, как голубые глаза загораются воодушевлением. — Хорошо... — шепчет и, словно поставив галочку в своем вымышленном ежедневнике, чтобы не забыть узнать у великого и ужасного Интернета тайну метро, продолжает, — а вот дятлы. Они же постоянно стучат своим клювом по дереву. У них голова не болит от этого звука, что ли? — фантазия Фелисити Смоук явно неисчерпаема. — Думаю, если бы она у них болела, то они бы этого не делали... — отвечать на вопросы – совсем не сильная сторона Оливера Куина. И он об этом знает. Отношения с Фелисити всегда строились по одному шаблону: она говорит, а он делает. Но никогда ещё так много вопросов Смоук ему не задавала. — Глупые птицы... — недовольно обзывается, приподнимая края своей ночной рубашки. Оливер ненароком бросает взгляд на оголённый живот Фелисити и ухмыляется, все ещё не веря тому, что видит. — Сейчас будет вопрос, ответ на который ты точно знаешь. Можно ли свернуть самому себе шею, имея очень сильные руки? — Смоук посмотрела на мужа ну уж с очень деловитым и солидным лицом. Складывалось странное ощущение: словно они сейчас на действительно важных переговорах, обсуждают самые значимые вопросы и решают судьбу человечества. Но никак не говорят о самоубийстве с помощью очень сильных рук. — Кто будет качать мышцы для того, чтобы потом убить себя, Фелисити? — не выдерживает Куин, тихо смеясь. Этот вопрос слишком забавный даже для него. — Самоубийца. Это логично, Оливер. — Фелисити говорит это легко и просто, словно объясняет элементарное глупому ребенку. Оливер медленно кивает, скрывая улыбку за кулаком. — Ага, вот только слишком это долгий путь, чтобы в итоге закончить его смертью. — пожимает плечами Куин и всё-таки располагает свою теплую ладонь на немного выпуклом животе жены. Фелисити вздрагивает, но, накрыв его руку своей, забавно улыбается. И, словно вспомнив что-то, поднимает один палец в воздух, собираясь сказать какую-нибудь глупость. — Ясно. А вот смотри, актуальный вопрос. Почему тест на беременность не может показывать четыре полоски в том случае, когда у девушки двойня? — быстро проговаривает, даже не смотря на Оливера. Куин хмурится, стараясь понять смысл её слов. Он смотрит на свою руку, что лежит на округленном животе, а потом поднимает глаза на Фелисити. Неужели..? — Фелисити, ты мне сейчас на что-то намекаешь или продолжаешь блиц глупых вопросов? — решается спросить, даже не зная того ответа, который его бы устроил. — Во-первых, вопросы не глупые, а интересные и полезные. Во-вторых, нет, у нас одна одинокая девочка, — тараторит Фелисити, выбивая какой-то ритм на ладони мужа. Оливер замирает. Воздух как будто покидает все его лёгкие, дышать становится чуть труднее. Любая новость об его ребенке слишком волнует мрачно-серьезного Мстителя. У него и Фелисити будет малыш. Черт возьми, у него и Фелисити будет девочка. Невероятно, что история, начавшаяся с красной ручки, довела их до этого момента. — Ты была у врача сегодня? — протягивает с широкой улыбкой. Ему, конечно, немного обидно, что очередной поход к медикам прошел без будущего отца, но, ладно, Куин был действительно занят сегодня, и если бы Фелисити попросила сходить с ней, он был бы вынужден отказаться. Поэтому, даже хорошо, что ему не пришлось ее лишний раз расстраивать своим «не получится, слишком много работы». — Да, но, Оливер, ответь на мой вопрос, — настойчивый голос Смоук вырывает Оливера из раздумий. Мужчине приходится забыть о своем новом статусе «Отец» и вспомнить очередной вопрос жены. — Тест на беременность показывает только то, что в твоём теле начался весь этот... процесс. Остальное не его забота. — он сам-то толком не понимает о чем говорит, а Фелисити все равно кивает, поражая своей непонятной Куину проницательностью. — Понятно... А зачем мы стираем полотенце для рук в ванной, если мы вытираем об него только чистые руки? — взволнованно спрашивает очередную ерунду. Оливер поджимает губы, собираясь ответить. — Потому, что... — Ай, все равно, это и так ясно как день. А вот смотри, сейчас будет действительно хороший вопрос. Я его ещё вчера придумала, но спросить забыла. Для чего стерилизовать иголки перед смертельной инъекцией? — Смоук начинает массировать свою шею, привлекая этим внимание Оливера. Он тихо зовет ее к себе и, вовлекая в уютные объятия, приступает к восстановлению уставших мышц своей жены. — Чтобы все было по правилам, наверное. Инъекция в любом случае инъекция, даже если она последняя в жизни. Ты где все эти вопросы нашла вообще? — смеясь, протягивает Куин. Фелисити бьет его своей ладошкой и выпускает тихий стон удовольствия, когда чувствует пальцы Оливера в своих волосах. — В голове беременной и не такое найдешь, Оливер. — блаженно прикрыв глаза, прошептала довольная Смоук. Но ее бельма не долго находились в сладостном покое: вскоре они быстро открылись, и в них загорелся привычный озорной огонек. — Представим кошку. И бутерброд с чем-нибудь вкусным, пусть будет с маслом. Кошка при падении приземлиться на лапы, а бутерброд маслом вниз. А что случится, если кошке на спину маслом вверх прикрепить бутерброд и уронить ее? Больше Оливер со смехом бороться не мог. Он хрипло захохотал, поражаясь воображению жены. — Фелисити, милая, ты точно не хочешь поспать? Уже поздно, — успокоившись, поинтересовался Оливер. Все это, конечно, очень и очень забавно, но отдохнуть его жене точно не помешает. Как и ему. — Меня немного тошнит, а ещё во мне слишком много энергии... — Фелисити корчит очень «кислое» выражение лица и, ради подтверждения своих же слов, сильно взмахивает руками. Но это действие тут же возвращается ей бумерангом в виде головокружения. Оливер же поглаживает блондинку по волосам, пытаясь не думать о своей беспомощности в такие моменты. Ему бы очень хотелось, чтобы его девочка перестала чувствовать себя нехорошо из-за другой его девочки... Ох, у Куина, кажется, зачатки страшной болезни – «папаша головного мозга». — И вообще... Не переводи тему! — Кошка упадет на лапы, а бутерброд – маслом вниз. Ничего не изменится, даже если ты несчастному животному... — Оливер собирается продолжить, но Фелисити хватается своими маленькими ладошками за объемный бицепс Куина, тем самым заставляя его посмотреть на нее. У Смоук ярко горят глаза, и она слегка улыбается, думая о чем-то своем. — А правда, что программы после деинсталляции попадают на небо на огромный сервер, который никогда не виснет? — мечтательно выдыхает, уже представляя себе подобный «рай». Она бы все отдала за то, чтобы ее недавно заражённая вирусом программка находилась сейчас именно в таком месте – на небесах на никогда не виснувшем сервере. Мечты, да и только. — Ох, Фелисити, — выдыхает Оливер, наслаждаясь приятным ароматом цветов, что исходит от светлых волос женщины. Куин посильнее обнимает не желающую спать Фелисити, обхватывая её маленький живот своими ладонями. Блондинка что-то щебечет, расслабленно сплетая свои пальцы с пальцами мужа. Она шепчет о том, что хочет лакричных конфет, а потом отмахивается от этих мыслей, вспоминая о той цифре, которую увидела совсем недавно на весах. Смоук прикрывает глаза и сладко зевает, даря Оливеру надежду на долгожданный сон. — Послушайте! Ведь, если звёзды зажигают – значит – это кому-то нужно? Значит – это необходимо, чтобы каждый вечер над крышами загоралась хоть одна звезда? — неразборчиво протягивает, заглатывая большинство звуков, ведь ее тоненький голосок слегка подрагивает от усталости и невероятного чувства покоя. И почему ей сейчас вообще вспомнился какой-то стишок? — Мне нужно ответить тебе и на эти... Вопросы? — слегка рассеянно спрашивает Куин. Фелисити качает головой и, снова зевнув, выкручивается в руках мужа. Теперь ее лицо находится рядом с его, и она, используя подобную близость, соприкасает их носы. Смеётся, продолжая так называемый «птичий поцелуй». — Нет, это стихотворение. Просто вспомнилось... — выдыхает, запуская свои руки в лохматые волосы Оливера. — Мия, да? Имя для нашей малышки. Ты же не передумал? — устало-нежно протягивает, поглаживая свободной рукой точеный подбородок мужа. — Да. Мия, — Оливер ещё пока не готов признать ту лёгкость и сладость, которая сопровождает имя его ребенка. Говорить это слово слишком приятно. Фелисити довольно улыбается в шею Куина, щекоча его подобным действием. Она, словно крохотный котенок, пытается приласкаться к любимому человеку, старается сопротивляться невероятному желанию отдыха и сна, и все это ради одного – чтобы подольше побыть рядом со своим личным домом, счастьем. — Приготовишь мне завтра пасту с грибами? Или ризотто, я ещё не определилась. — мурлычет, чувствуя большой аппетит. У нее ведь на кухне есть вкусные лакричные леденцы... И пока она их не съест – точно не успокоится. — Хорошо, Фелисити. Это все вопросы на сегодняшнюю ночь? Ты устала, давай поспим, — Оливер видит, что Смоук уже клюет носом его шею и еле держит свою голову, поэтому аккуратно выпускает ее из объятий, укладывая ее тело на мягкую простынь. Фелисити тихо возражает, не выпуская рук Куина из своей хватки. — Ну, наверное... А когда мы купим детскую кроватку? — никак не может угомониться Смоук. — Хоть завтра, если тебе так хочется, — шепчет Оливер, оставляя на лбу Фелисити горячий поцелуй. Блондинка довольно прикрывает глаза, обхватывая ногами свою огромную подушку для беременных. Сначала, когда подобная вещь только появилась у них дома, Куин не мог поместиться на кровати: ему просто не хватало места. Но сейчас эта «подушка-помощь», как называет ее Смоук, совсем не тревожит своих хозяев. — Спасибо... Я очень-очень люблю тебя, — сонно проговаривает Фелисити, прижимая свои ладошки к нежной коже собственных щек. — Я тоже люблю тебя, Фелисити, — в никуда шепчет Оливер, ведь его жена уже сопит, как ему, по крайней мере, кажется. Он аккуратно выключает режущий глаза свет и закутывается в одеяло, наслаждаясь мягкостью кровати. В голову лезут глупые вопросы о дятлах, метро и стерилизованных иголках, и Куин незаметно улыбается, понимая, что впервые думает о том же, что и Фелисити. Мужчина по привычке кладет свои ладони на живот Смоук, что находится прямо посередине молодой пары, и начинает проваливаться в желанный сон. Но комнату, а точнее тишину в ней, вновь разрезает хриплый голос Фелисити. — Оливер. Ты уже спишь? — Уже нет. Что снова случилось? — А принесешь мне с кухни те лакричные леденцы? И Куину остаётся лишь подняться с кровати, надеть на ноги ненавистные тапочки и дошаркать до кухни, где хранятся те самые лакричные леденцы, которые так соблазняют Фелисити в этот поздний час. Но Оливер не жалуется. Ведь когда-нибудь придет время, и он обязательно расскажет своей дочери, Мии, историю о том, как ее отец полчаса был участником блиц опроса, а потом, словно наказанный, по всей кухне искал самые невкусные конфеты в мире.