En som meg

Все, кто знал меня хотя бы на уровне простого знакомого — прекрасно понимали, что я рано или поздно, но вернусь сюда. Я об этом тоже догадывался где-то в фоновом режиме, но верить все равно не хотел. Можно сказать, что с самого начала я все прекрасно понимал не хуже своих знакомых и друзей, но признаваться не хотел. Как бы клятвенно себе не обещал и какие бы аргументы не приводил — головой давал себе отчет в том, что лапшу на уши сам наматываю, пускай и качественную, но бесполезную. В голове крутилась лишь одна мысль, перекрывая тысячу других. Зато какая!

«Когда все дороги ведут в никуда — настало пора возвращаться домой».

— Ну вот ты и дома, — сказал я себе вслух будучи в аэропорту, дабы убедиться, что всё все-таки по-настоящему. Меня пробирало до мурашек, сбивалось дыхание, а сердцебиение отбивало какой-то сумасшедший ритм. Я не был здесь так давно, что, казалось бы, в прошлой жизни. А был же так уверен, даже кулаком в грудь себя бил в порыве эмоций, что не смогу вернуться. И вот я здесь. Стою и не решаюсь выйти, потому что если выйду, то наконец-то всё осознаю до конца. В груди беспощадно ноет, но я точно знаю, что раз уж сделал первый шаг, то и остальные обязан. Такие дела на пол пути бросить просто невозможно. Даже если это «пол» всего лишь маленький шаг. За последние два года, что я прожил в Канаде — мне довелось очень много размышлял на эту тему. Иногда мыслительные процессы удавались и получалось собрать даже какой-то положительный концепт, а иногда я загонял себя в угол, в котором мысли путались, сталкивались друг с другом и образовывали лишь отрывки с негативным окрасом. Помню, словно это было вчера, пока мой самолет уносил меня в Оттаву я тогда впервые задумался обо всем этом. И в тот момент мой мозг выдал мне лишь два соображения к которым я возвращался все эти два года: «Этот дом не твой теперь» и «Никто не виноват, что дороги нет назад». Со временем я стал осознавать, что это не так, но в то время меня по щекам хлестали эмоции и я не был готов к тому, чтобы воспринимать информацию холодной головой. — В настоящем есть только сейчас, — говорю и делаю шаг вперед. Таксист обращается ко мне исключительно на английском, и я не могу сдержать улыбки. Иностранец. Вот кто я теперь. Всегда был. В машине играл какой-то англоязычный трек норвежского исполнителя* судя по акценту, и я не смог удержаться: — Наконец-то приятный английский акцент, а не этот непроизносимый канадский, — сказал я и только потом понял, что произнес это на норвежском, вместо английского. Таксист бросил на меня взгляд, полный непонимания, смешанного с восторгом, и выдал: — Это же Бергенский диалект?! — звучало у него это как «баР’гэн» и я хохотнул от его попытки в «картавое Бергенское Р». Отвез он меня в Майорстоун, где со времен живых родителей у нас была еще одна квартира, в которой, к слову, на моей памяти так никто и не жил. Дом, где мы жили с родителями, я продал практически сразу, а эту квартиру… не смог. И вот теперь я стою перед входом в подъезд и улыбаюсь, рассматривая стеклянные двери и номерной знак. В голове совершенно пусто. Мягкий ветер дует в спину, на улице прохладно и я стараясь больше не задерживаться захожу внутрь. Поднимаюсь на восьмой этаж и наконец-то вхожу туда, где не был очень много лет. Квартира светлая, пускай и пустая. В ней уютно. Возможно, из-за больших окон. Попутно замечу, что у всех здешних домов большие окна и открытые балконы. Это условие было заложено в общую концепцию всего района. Помню, как отец рассказывал мне это, и я посчитал тогда это ненужной информацией, но теперь было приятно и тепло вспоминать наш разговор. Оставляю чемодан в прихожей и иду прямиком на балкон. Холодный воздух освежает. Вдыхаю полной грудью и понимаю, что теперь могу расслабиться. Чувствую себя как человек, который после стольких лет метаний обрел спокойствие. Вид здесь открывается потрясающий — Осло-фьорд во всей красе. От такой красоты перехватывает дыхание и даже не верится, что дом стоит практически на воде. (Технически, конечно, на полуострове, выходящем из Акер Брюгге, но воспринимать мне это, как «дом на воде» никто не помешает). — Я боялся, что ты меня никогда не простишь, — говорю, то ли себе, то ли городу, но в любом случае надеюсь, что поймут и услышат меня оба. Я и Осло.