Святые...

      Люди везде одинаковы — Испания, Португалия, Россия, Англия, не важно. Считают наивно, что деньги решат абсолютно все их проблемы, зависит только от суммы: больше положит — больше решит; гонятся за высокими зарплатами, за незаконной наживой, за всё цепляются, лишь бы в бумажниках стало больше купюр. Иногда Икер рад, что живёт в мире более меркантильном, нежели принципиальном, потому что и его некоторые проблемы деньги способны решить. Например, если тебе нужно попасть в гостиницу, где сейчас живёт звёздная команда «Реал Мадрид» — заплати. Если тебе нужно узнать, какой номер принадлежит их капитану, многими (но не им) нелюбимому Серхио Рамосу, — заплати. Если тебе нужно пройти так, чтобы никто не заметил — легко, только заплати. За двадцать минут в карманах Касильяса изрядно убавилось денег, зато появилась маленькая бумажка с тремя аккуратными цифрами и инструкция, как туда пройти мимо охраны и возможных проблем.       Икер поднимается на двенадцатый этаж отеля, пробирается мимо холла, в котором слышны весёлый говор Марсело и дружный смех. Касильяс скучает по своей команде, ему не хватает чувства единения, чувства семьи, что дарил ему Реал, не хватает знакомых крепких объятий, дружеских подколов. Многого. Но больше всего ему не хватает Серхио Рамоса, у номера которого он сейчас и находится, воровато оглядываясь по сторонам и боясь быть замеченным, стучит коротко в безликую панельную дверь.       Его внезапно обуревают сомнения — Чехо вполне может не быть в номере, он может отмечать заслуженную победу с командой, может просто не хотеть его видеть… Столько возможностей, Икером, обычно ко всему готовым, просчитывающим по старой профессиональной привычке всё наперёд, упущенных, сейчас набрасываются на и без того измучившееся сердце, терзая страхом неприятного исхода.       Но дверь открывается — рывком, настежь, и перед взглядом несколько растерявшегося Касильяса предстаёт растрёпанный, улыбающийся (видимо, послематчевая эйфория никак не отпустит), расслабленный Рамос, его никак не ожидавший увидеть. В знакомых до боли черных глазах вспыхивает какое-то обречённое недоверие, и Икер понимает без слов — Серхио страшно поверить, страшно принять иллюзию за реальность, чтобы потом проснуться. Чехо боится, потому что сердце в нём борется с разумом, а логичные доводы с чувствами. — Сесе, — он звал его так в былые времена, когда всё было намного проще — когда можно было обнимать каждый день не по разу, когда каждую ночь практически кожа к коже, когда вечерами можно сплетаться телами на постели, когда поцелуи украдкой на тренировках, матчах, прогулках, везде и всегда. Сейчас всё намного сложнее, но это вовсе не значит, что Икер от этого стал любить своего Серхио меньше. — Поздравляю с победой.       Касильяс успевает только улыбнуться, как всегда мягко и тепло, когда Рамос, коротко выдохнув, единым броском захватывает его рукой за шею и втягивает в номер, тут же закрывая дверь пинком. Икер смеётся тихо от того, насколько отчаянными выходят их объятья, насколько жадно прижимается к нему Чехо, насколько сильны лежащие на его шее и талии руки, и отвечает тем же — оплетает в ответ, сухими шершавыми ладонями скользит по скрытой футболкой спине, сбивая ткань, а затем и вовсе срывая её, зарывается в непривычно короткие волосы, ногтями почёсывая кожу головы. — Ты хороший капитан, Сесе. Я горжусь тобой, — на ухо шепчет Касильяс, губами едва задевая выступающие скулы, но и этого мимолётного касания хватает, чтобы заставить Серхио вздрогнуть и сжать его ещё крепче. — Ты это заслужил. — Икер… — единственное, что способен сейчас сказать Рамос, оглушённый внезапным явлением бывшего капитана. — Ты что тут делаешь вообще? — Вот тебе и «Здравствуй, я скучал, спасибо, что приехал», — он передразнивает со смехом, найдя наконец в себе силы отстраниться и взглянуть на Серхио по нормальному. — Я взял в Порту, — Рамос до сих пор кривится при упоминании нового клуба Икера, но эту тему они обходят каждый раз и в личных разговорах, и в телефонных, и в переписке, — выходной, купил билет на стадион и смотрел матч. А теперь пришёл поздравить с победой. — А если бы мы проиграли? — Чехо осторожно кладёт ладонь на колючую от щетины впалую щеку Касильяса, большими пальцами с шершавыми подушечками мягко лаская выступающую скулу. Он так скучал по этому, даже если не признавался. — Пришёл бы утешить, — Икер прикрывает глаза расслабленно, ластится с тёплой улыбкой к рукам нынешнего капитана Реала. Привычно. Уютно. — В любом случае пришёл бы…       Рамос тоже не меняется — такой же порывистый импульсивный мальчишка, как и много лет назад; он нетерпелив, он хочет получать всё и сразу, и если на поле у него хватает терпения и понимания ситуации, чтобы не нестись сломя голову (хотя Икер до сих пор иногда подшучивает над Серхио, что жёлтые карточки он любит больше его), то в обычной жизни от этого не остаётся и следа. Чехо подаётся к нему, целуя откровенно, влажно, жадно вылизывает податливо открытый рот, знакомый до мельчайших деталей, прикусывает тонкие чувствительные губы. Да, Касильяс всегда был сверху в постели, но в их отношениях ведущим был Серхио, это было правилом, с которым ни один, ни другой спорить не брались. Икер был в их паре разумом, а Рамос — сердцем, и это уравновешивало их, приводило систему к состоянию идеального покоя и завершённости, избавляя от необходимости в ком-то ещё.       Икер тихо стонет, бессильный перед даримыми Серхио ласками, но это работает в обе стороны — и уже Чехо не может сдержать рвущихся из груди хриплых вздохов, когда Касильяс привычным движением зарывается пятерней в его волосы, перехватывая инициативу в поцелуе. Он мягко толкает Серхио вглубь номера, попутно стаскивая с ног кроссовки, совсем не жалея стоптанных пяток, ведёт к постели, не в силах оторваться от желанных, искусанных в нервном напряжении губ, оглаживает хаотично тренированное тело, что с каждым годом становится только привлекательнее, ладонями, вспоминая заново ощущение бархатистой, вызолоченной солнцем кожи.       Рамос в домашних штанах, с оголённым торсом, искренне полагающий, что стесняться нечего, а Касильяс полностью запакован в лёгкую одежду, которую, рыча, дёргано пытается стянуть Серхио. — Сесе, — успокаивающе шепчет Икер, отстраняясь от распалённого защитника, ласковыми прикосновениями стирая из его глаз пепельные следы долгого расставания. — Тише, спокойно. У нас много времени, я никуда не уйду.       Серхио смотрит всё ещё недоверчиво, но не может противостоять ложащимся на мощную шею, широкие плечи, под ключицы влажным поцелуям, собирающему с кожи морозный мятный привкус геля для душа языку, жаркому дыханию. Он хочет откинуться на постель, предоставляя Икеру больше пространства для действий, но тот уверенно удерживает его предплечье сильными пальцами, вынуждая остаться на месте. — Тш, Сесе, не сегодня, — Касильяс улыбается как-то странно, в поднятых уголках губ прячутся радость и печаль. — Я же сказал, я пришёл поздравить с победой. Сегодня твой вечер.       Он мягко целует Рамоса, не позволяя углубить поцелуя, и, безжалостно скинув на пол собственную кофту, опускается перед Чехо на колени, тут же стягивая с бёдер и без того низко сидящие спортивные штаны вместе с бельём. Икер тянется к напряжённому члену Серхио ладонью и ртом с виду уверенно, но всё же раньше он никогда не прибегал к этому виду ласк раньше, и защитник отстраняется сам, отпрянув едва ли не в ужасе. Касильяс поднимает на него недоумевающий взгляд, встречая в ответ совершенно странный и нечитаемый. — Что-то не так, Сесе? — он боится предположить, что могло случиться. Серхио поднимает его на ноги легко, будто не прикладывая усилий, и Икер, оказавшись так близко, смотрит пристально, пытаясь разглядеть растворённые в шоколадной радужке эмоции. Какой-то беспричинный едва ли не религиозный страх, напряжение, искрящая на краях дрожащего расплывшегося зрачка любовное вожделение. Он читает своего Чехо от корки до корки, но всё ещё не понимает. Глупый всевидящий слепец. — Не надо, Сан Икер, — Серхио жарко, но коротко приникает к чужому рту, одновременно с этим запуская ладонь под ремень джинсов Касильяса, накрывая горстью очевидный бугор, обтянутый тканями. — Святые не должны стоять на коленях.       Они набрасываются друг на друга одновременно, в четыре руки избавляются от одежды голкипера, отбрасывают её ненужными тряпками к штанам Рамоса, через которые тот просто перешагнул, всё же опускаясь на кровать и призывно раздвигая ноги. Чехо смотрит голодно, облизывает заалевшие губы, из-под ресниц гагатами сверкают черные провалы глаз, в которых плещется развратная жадность, и Икер готов спорить, что из-за этого человека у него сейчас остановится сердце. Он вылавливает из кармана забытых штанов маленький тюбик смазки и презервативы, прежде чем забраться на мягкую постель следом, проваливаясь в матрац коленями и едва ли не падая из-за этого на Серхио. Тот вовсе не против, обвивая пояс сильными ногами и откровенно потираясь стоящим членом о крепкий плоский живот. — Не тяни, — на выдохе, когда внутрь проникает один смазанный палец. Они не виделись слишком давно, Серхио даже уже, чем обычно, хотя и в лучшие дни они тратили на подготовку времени порядочно. Но сейчас терпения нет ни у одного из них — для Рамоса это вполне обычное состояние, а Икер просто невыносимо скучает. По клубу, которому верно отдал почти всю жизнь, по товарищам, по жаркому солнечному Мадриду, он не тщеславен, но по громким победам. Но он никогда не скажет, что скучает по Серхио Рамосу — потому что этого совершенно недостаточно для выражения его чувств.       Касильяс целует глубоко, но трепетно, растягивая желанное тело под собой уже тремя пальцами, заставляет расслабиться неподатливые каменные мышцы, обещая за доверие наслаждение. И Серхио подаётся, покоряется каждый раз, прикусывая свои и чужие губы, насаживаясь самостоятельно на руку Икера, раздвигая шире мощные бёдра. — Икер! — возмущённо шипит, когда Касильяс вновь пытается спуститься поцелуями ниже — никогда не оставляя следов, хотя обоим так хочется разукрасить яркими пятнами засосов тела друг друга –и, не вынимая пальцев, губами прикоснуться к болезненно напряжённому члену. — Хватит заниматься хернёй! — Так теперь секс называется? — голкипер смеётся над его нетерпением, щекотно проводя языком по выступающим дугам рёбер. — Нет, так называется та херня, которой ты занимаешься! — Икер откровенно удивлён способности Серхио в такой момент выдавать такие связные сложные предложения, поэтому нарочно давит пальцами на простату, заставляя того выгнуться на постели от прострелившего позвоночник электрического разряда удовольствия. — Ты поздравить пришёл или издеваться? — Одно мешает другому? — Касильяс звонко целует ключичную косточку, поднимаясь выше. Он вынимает пальцы, заглушая протестующий стон Рамоса, проникая глубоко языком в его рот, смазывает быстро собственный член, на секунду задумываясь над необходимостью презерватива, но Серхио решает за него –подаётся бёдрами вперёд, задевая член Икера своим.       Икер тоже не железный — святой, быть может, хотя для него спорно и это, но точно не железный, и эта пытка обоюдна для него и для Серхио. Он отстраняется рывком, вновь перенося вес на колени и вновь проваливаясь в чёртов неудобный матрац — как только Чехо на нём спит вообще, и смотрит пристально в замутнённые страстью глаза Рамоса — зрительный контакт для него всегда был также важен, как для Сесе — тактильный. — Не смей, сука, спрашивать, готов ли я! — Касильяс фыркает тепло, мол, и не собирался, а потом, обхватив пальцами собственный пульсирующий от возбуждения член, входит на контрасте резко, практически одним движением заполняя защитника до конца.       Стон, что они испускают синхронно, слышит, кажется, весь отель и даже за его пределами, что Икер, будь он в состоянии думать над такими отстранёнными вещами, был бы уверен — это непотребство слышит даже сбежавший «утешать» после проигрыша в Эль Классико Ракитича Модрич. Но единственное, что сейчас занимает разум голкипера — распятое под ним тело любимого человека, задыхающегося от переизбытка чувств и ощущений, даже так не теряющего природной наглости и дерзости. Он закидывает ноги на пояс Икера, скрещивая лодыжки на пояснице и пришпоривая того пяткой по заднице, безмолвно намекая шевелиться.       Касильяс двигается резко, отрывисто, прихватывает ягодицы Серхио пальцами до наливных пятен синяков, входит каждый раз до основания, что в комнате с тяжёлым надсадным дыханием смешиваются не только низкие гортанные стоны и хрипы, но и пошлые шлепки плоти о плоть. Он задевает при очередном рваном движении головкой комочек нервов внутри Рамоса, и тот, изгибаясь на постели, рычит, тянет к себе ближе Икера вплетёнными в волосы пальцами, не давая отстраниться ни на мгновение, подмахивает бёдрами, встречая на излёте движения и меняя угол проникновения.       Икер опирается на один локоть, свободной рукой оглаживая тренированное тело, собирая ладонью липкий выступивший пот, бессильно дышит раскрытым ртом в рот Серхио, кислорода не хватает даже чтобы дышать нормально, не то, что на поцелуй, но голову удовольствием заполняет даже сам факт соприкосновения влажных от общей слюны губ. Рамос, чувствуя приближение собственного оргазма, просовывает между их спаянных тел руку, обхватывая кольцом пальцев покрытый естественной смазкой член, потирая большим пальцем головку, стонет грубо, гортанно и на пике наслаждения безжалостно вгрызается в шею Касильяса зубами, сжимая того в себе. — Мой Сесе… — голкипер даже не обращает внимания на прокушенную часть тела, последними отчаянными движениями вбиваясь в ставшее невероятно узким жаром пышущее тело и кончая следом глубоко внутрь Серхио.       Икер падает бессильно сверху, неспособный даже откатиться в сторону, чтобы не лежать всем весом на Чехо, но тот не имеет ничего против, расслабленный послеоргазменной негой ласково перебирающий влажные пряди Касильяса одной рукой, кончиками пальцев второй оглаживая подрагивающие мышцы спины. — Только потому что сегодня ты победитель, — наконец сипит Икер и откатывается с лёгким тихим смехом, резонирующим где-то в душе Серхио, недоуменно смотрящего на него. — Укус. Прощаю только потому, что ты привёл своих к победе над Барсой, в остальное время ты бы за это получил.       Рамос подкатывается к нему под бок с довольной наглой ухмылкой, очевидно выражающей сомнения капитана Реала по поводу данного утверждения, обвивает грудную клетку рукой, устраивая голову на плече подстроившегося Касильяса. — Я рад, что ты пришёл, Сан Икер, — Чехо коротко целует ярко алеющий след на шее Касильяса, чувствуя внутри довольное сытое удовлетворение — этот след ещё надолго останется с Икером. Впрочем, это чувство тут же было испорчено примешавшейся какой-то горчащей печалью — намного дольше, чем может сейчас сам Серхио. — Я рад, что ты выиграл, Сесе, — он будто чувствует перемены в настроении Рамоса, быстро пресекает их прикосновением губ к макушке. — Перестань. У нас будет ещё много времени, я обещаю.