Суть колыбельной

Шепчутся волны, вечный ведя свой бой, губы печёт от соли, а может — слёз. Если бы знал ты, кто из нас верный пёс. *** Только лишь утром Хвитэк возвращается снова в больницу и, к его удивлению, видит сладко спящего Идона. И на сердце снова становится так спокойно, вся злость и нервозность сходит на нет, синяки под глазами от недосыпа будто исчезают, а спина из колеса снова превращается в ровную и широкую. Он снова живёт, уголки губ тянутся вверх, а глаза от усталости закрываются, но нельзя. Вдруг Идон проснётся? POV: Хвитэк Я решил купить что-то в магазине неподалёку, пока Идон ещё не проснулся. Я помню, что он очень любит вафельные конфеты. Я был в таком повышенном настроении, что даже не думал тогда, где всё это время был Идон. Главное, что сейчас он в порядке. Только без бинта, что показалось мне странным. Может, так решили врачи? Погода на улице была не жаркой, но и не холодной, в самый раз для длительных прогулок. Помниться, мы с Идоном в далёком детстве любили такую погоду: нам она пахла поздними медово-красными яблоками, деревенским воздухом в нашем небольшом на тот момент посёлке и свежескошенной травой. Я помню его каждое падение со скейта, помню как мы бегали наперегонки в поле, помню каждую разбитую коленку и слёзы к ней в придачу. Мы всегда были вместе, мы тратили своё свободное время лишь на друг друга, и никто не мог разъединить нас. Он всегда был мне дорог, а с каждым днём становится всё дороже. Ох, что же это за чувство? Любовь? Как же так могло случится? Это ведь так неправильно… Я невольно улыбаюсь каждый раз, когда вспоминаю об Идоне. Я не признаюсь ему сейчас, нет, не хочется рушить границы, пока он так привязан ко мне. А я и не знаю, стоит ли вообще признаваться. Это же не может быть взаимно. Ни в коем случае. Зарываясь в раздумья, я даже не заметил, что уже вернулся в больницу с небольшим кулёчком фруктов и вафельных конфет. Я сел рядом с кроватью Идона в палате и смотрел на его умиротворенное спящее лицо. Поддавшись порыву нежности, я погладил его по волосам. Кажется, корни начинают отрастать и проявляется натуральный цвет, что вытесняет белый. Идон мило поморщил носик и нехотя распахнул глаза, но потом резко закрыл их руками. — Что случилось? — спросил я, всё так же поглаживая его по волосам. — Свет. Свет бьёт слишком ярко, — прошептал он. — Когда тебе сняли бинт? Ты должен был привыкнуть к свету, нельзя так резко. Он не отвечал, всё так же пряча лицо в ладонях, что напрягало меня. — Идон, ты что-то скрываешь от меня? — я вкрадчиво спросил его и убрал руку от волос. —Тебя вчера не было в больнице после четырёх часов. Где ты был? Я буквально слышал, как быстро застучало его сердце и начали подрагивать кончики пальцев. — Скажи мне, почему ты ушёл, даже не предупредив? Это опасно с твоим здоровьем, да ещё и одному! И… — Я был не один, — он прервал мой поток причитаний и, сложив руки в замок, посмотрел на меня. Он никогда не перечил мне, всегда слушал меня. Точно ли это мой Идон? — С кем ты был? — уже тише сказал я. — Ты только не волнуйся, она хорошая, — Идон взял мою руку в свою, — её зовут Хёна, мы пару раз виделись с ней. Она хорошая. Мы просто прогулялись! — Просто прогулялись?! Ты даже толком не знаешь её! Даже не знаешь, чем она занимается! И ты так легко согласился пойти?! — я уже чуть ли не скрывал голос. А вдруг с ним могло что-то случится? — Со мною все хорошо, как видишь… — он недовольно что-то ещё пробурчал и сложил руки на груди. — Боже, как ребёнок, — я устало потёр переносицу. — Когда ты уже вырастешь? Значит так, я сейчас схожу узнаю у врача, когда тебя могут выписать, и мы сразу же поедем домой в назначенный срок. Больше ты с этой несносной девчонкой не встретишься. И я вышел из палаты, хлопнул напоследок дверью. И с чего это я кричу на него? Я сам сделал его таким ребёнком, сам хотел, чтобы он чувствовал себя защищённым. Так и будет. И никакая Хёна нам не помешает. Идя по идеально чистым, белым коридорам, вовсе не хотелось думать о чём-то тревожном. Эта больничная атмосфера внушала в меня некое спокойствие. Но лучше бы мы вообще здесь не находились. Столько проблем… Да ещё и эта Хёна. Откуда она взялась? Не та ли это Хёна, что в нашем городе слывёт «чёрной вендеттой»? Не та ли эта Хёна, что сбила моего мальчика? Кабинет врача я нашёл успешно: не раз уже обращались к нему. Стоило мне только заикнуться о Идоне, как он сразу выдал, что его состояние со зрением ухудшилось, скорее всего, из-за сильной нагрузки на глаза. И этот чёртов бинт. Его не снимал никто из врачей. Значит, его снял сам Идон. Руки снова дрожат, как в прошлый раз, глаза бегают, спотыкаются о стены и углы, потому что Идону опять нужна операция, чтобы он совсем не лишился зрения. Все деньги снова пойдут на его лечение. И если в прошлый раз он просил помощь у Хёны, в этот раз он не подпустит её близко ни к себе, ни к Идону, ни к больнице вообще. Лучше уж поголодать немного, верно? Главное, чтобы с Хеджоннни всё было хорошо… И вот прямо на выходе, словно по сценарию чей-то злой шутки, в таком растерянном виде я натыкаюсь на Хёну. В прямом смысле натыкаюсь. — Какого чёрта ты делаешь в больнице, прошмадновка? Тебе что тут, мёдом намазано? А она будто не слышит. Смотрит таким затуманенным взглядом куда-то сквозь меня и молчит. Я-то на девушек руку не поднимаю, но ради этого сделал бы исключение. Но не буду. — Это же ты вчера забрала… Нет, не так… Похитила Идона из больницы?! А она улыбается как сумасшедшая. Может, она и правда такая. — Я что, с деревом разговариваю?! — я настолько зол ещё никогда не был. Даже было ощущение, что вот-вот сорвусь и ударю её. — Значит так. Не хочешь отвечать — не отвечай. Но ты больше никогда не появишься здесь. Никогда. Пока Идон здесь, и пока я рядом с ним — ты ни за что не будешь вредить его здоровью, хотя я даже не понимаю, зачем тебе это нужно. Развернулась и пошла отсюда! — я пригрозил ей, но в ответ увидел лишь ядовитый оскал и кивок головой. Надеюсь, это было согласие. *** Я безмерно устал, во мне пепел потухших комет.