Волною на берег меня отнесет

      Он идет впереди отца, спрашивает что-то у женщины, пытается отвлечься, волнуется, что уж говорить. Ему как-то отстраненно думается, хватит ли у травницы сил, злости, чтобы проклясть их? Заслужили ведь.       Мальчик искренне, по-детски восхищается настолько красивому месту, контраст алых листьев на деревьях, соломенно-желтой травы с лазурными цветами в момент забирает все его внимание, каменная дорога будто под ноги стелется, он выдыхает удивленно при виде огромной черепахи — не видел ведь ничего поистине магического, кроме восставших тварей, лишь мамины рассказы были тем самым волшебством всю жизнь.       На входе в дом целительница просит, — почти повелевает, — кабана оставить на полу, а его отправляет во двор за корнем. Мальчик почти срывается, но в последнюю секунду дожидается легкого кивка от родителя. Отец остается, но уж за него переживать не стоит.       Он торопится, чувствует свою вину, хочет, чтобы простили. Ходит между ровными грядками, ищет, руками нетерпеливо листья раздвигает. Наконец, то самое попадается мальчику на глаза, с виду прочными корешками выглядывая из земли, — и он со всех сил тянет. Растение вросло в землю плотно, не уступает, не дается в неумелые руки.       Кто-то легонько, невесомо, очень осторожно касается его плеча. Мальчик вздрагивает, никого не ожидавший, и ругает себя, — отец бы точно взглядом недовольным к месту пришпилил, словно наковальней, за неосторожность и был бы прав. Оборачивается, глазами-ледышками натыкается на девочку, что протягивает ему нож. Мальчик и не догадывается, кто это, но раз она находится здесь, то целительница с ней знакома. Себя умнее той женщины он никак не считал.       Благодарит, забирает из бледных тонких пальцев оружие, что так несуразно выглядит при ребенке. Гонит мысли о том, насколько смешно смотрится он сам, потому что мальчик обязательно вырастет, станет сильным, и лук перестанет быть несоразмерно большим. А пока что мальчик срезает корешки, спрашивает имя, возможно, первого друга за пределами его маленького мирка. Но молчание ему ответом, а за спиной будто и не было никого. Интересно, могла ли девочка привидеться? Но согретая его теплом рукоять кинжала все так же лежит в ладони, не собираясь исчезать.       Уже в помещении женщина быстро сготавливает лекарство для животного, а бесшумная девочка находится здесь, поглаживает-успокаивает скулящего кабана. И теперь, в полумраке комнаты он видит, какие же светлые у нее волосы и ресницы.       Целительница произносит заклинание, и он еще раз мысленно благодарит травницу за ее доброту и дарованное им прощение, ведь его бы мучала совесть за совершенное, если бы ведьма надавила на мальчика чуть сильнее.       Девочка — ее ученица. Светлая альва. Он едва не выкрикивает: «Немая!», ибо те поголовно без голоса. Но справляется, не говорит, не хочет обидеть. Исподтишка всматривается в ее лицо, пытаясь угадать черты чего-то мифического, нереального. Но там лишь улыбка уголками тонких губ, мелкие светло-рыжие веснушки на щеках, да склоненная к правому плечу голова. Ни следа непохожести на него или другого человека.       Мальчик чуть не пропускает мимо ушей ее имя и почти забывает назвать свое в ответ.       А она с любопытством будто в самую душу заглядывает, рисует выжигает там свои узоры, дотягивается до сердца, сжимая его в тисках из девичьих ладошек. Боли отчего-то нет, лишь разлитый кем-то мед, что медленно сковывает, затормаживает, не дает вдохнуть, оставляет сладость на кончике языка. И этой сладости хватит, чтобы заменить и словно ненужный сейчас воздух, и удары работающего с перебоями сердца.       Мальчик сглатывает тяжело, медленно прикрывает веки, возвращается в реальность не к ее глазам к отцу и Ведьме. Скоро в путь до горы, а из головы не идут ее короткие волосы, взгляд из-под ресниц, обмотанные яркими лентами лодыжки и запястья.       А она все смотрит-смотрит на него, не отрываясь, но не приближается, а ему самому чуточку страшно, но этого вслух мальчик точно не скажет. Отчего-то легко покалывает дрожащие пальцы, мальчик задается вопросом, как же он лук будет держать? Кто б сказал ему, заколдован ли он, потому что невозможно и бояться шагу ступить к ней, и очень хотеть рядом лишь на секунду оказаться.       Вот вроде и уходить пора, да взгляд ее въедается иглами под кожу, с места не сойти как бы ни старался. Отец окликивает с улицы, Ведьма уже лукаво косится, едва-едва щурясь, и мальчик отмирает, смущенно опускает голову, выбегает на порог, боясь оглянуться, что-то неразборчиво бормочет на прощание. Быстро-быстро нагоняет отца, с каждым шагом все дальше от колдовских темно-синих глаз.       Отец отдает ему потерянный мамин кинжал, и он вспоминает про нож девочки, который так и остался в его кармане. Мальчик не спешит обратно, внутри радостно голос шепчет: «В следующий раз».