Нить моей привязанности

Все началось со Святочного бала… — На что ты намекаешь? — проговорила Гермиона, посмотрев на Рона так, будто тот дал ей пощечину. — Понятно на что. — Огрызнулся юноша, отвернувшись от девушки. — Он ведь учится в школе Каркарова, да? Знает, с кем ты дружишь… Ему нужен Гарри, нужно кое-что выведать. Даже, может, навести порчу... — Он меня о Гарри даже не спрашивал ни разу, — молниеносно ответила Гермиона дрожащим голосом. — Тогда ему от тебя просто нужна помощь. Представляю, как вы вдвоем сидите в библиотеке, и как ты ему усердно помогаешь в раскрытии загадок турнира. По тебе не скажешь, что ты хочешь, чтобы наш друг победил. — Рон… — тотчас остановил нападки друга Гарри, взяв того за плечо. — Гермиона, меня нисколько не трогает то, что ты пришла на бал с Крамом.       Но Гермиона, кажется, уже не слышала, что ей говорил Поттер. Ее глаза слезились, руки с силой сжали голубую шелковую ткань юбки, а губы тряслись. — Я… Я бы никогда не стала помогать ему! Слышишь? Никогда! Я всегда хотела, чтобы Гарри победил! Ты… Ты последний придурок, Рональд Уизли! Спасибо за испорченный вечер! — прокричала девушка в спину рыжеволосого парня и тотчас убежала прочь из Большого зала.       Гермиона слышала, как ее окликнул Гарри, но не обернулась. Девушка продолжила бежать по пустым коридорам. Все ученики были на Святочном балу, и ей казалось, что никто не замечал бегущую в темноте брюнетку в праздничном наряде. По ее щекам уже вовсю текли слезы отчаяния и злости.       Гермиона поначалу даже не поняла, где находится. Кажется, что она бежала целую вечность, пока силы не иссякли на половине пути. Брюнетка села на каменную лестницу, ведущую вниз, и, облокотившись на холодную стену, зарыдала с новой силой. Она сорвала с ног ненавистные туфли, которые натерли ей ноги во время бега, и отбросила их куда-то в сторону. Внешний вид в последнюю очередь заботил девушку в данный момент.       Прошло некоторое время, прежде чем Гермиона успокоилась. Слез больше не было: казалось, что она выплакала все. Остались лишь сухие дорожки на щеках, которые неприятно стягивали кожу и напоминали о том, что произошло. Она чувствовала, как где-то в груди разрасталась дыра, которая поглощала все радостные и счастливые моменты, и заменяла их отчаянием и болью. Девушка представляла себе этот вечер, как самый чудесный и романтичный за всю ее жизнь, а, по итогу, все вышло не так, как она планировала.       Гермиону не волновало, что она сидела на ледяном мраморном полу в полумраке огромного замка, который таил в себе множество тайн. Холодными руками она пыталась оттереть то, что осталось от слез, напоминавших ей о случившимся. Ей хотелось закрыть глаза, чтобы на мгновение покинуть это место. Чтобы забыть о том, что она волшебница, и что её окружали такие болваны, как Рон.       Как можно было себя так повести? Неужели она похожа на тех девушек, которые, сломя голову от симпатии, готовы раскрыть все секреты возможному сопернику? Нет, Гермиона таковой не была. Она слишком сильно любила Гарри, чтобы предать его.       Возможно, брюнетка просидела там еще дольше, если бы не звуки, которые отвлекли девушку от ее мыслей. — Так, так, так, — донесся голос справа от нее. — Неужто это та самая Грейнджер сидит сейчас на полу передо мной? — Что тебе нужно, Малфой? — девушка открыла глаза и взглянула на парня, стоящего у противоположной стены.       В отличие от Гермионы, которая сидела с испорченной прической, размазанным макияжем и без обуви, Драко Малфой выглядел превосходно. Его бледная аристократическая кожа словно сияла в полумраке коридора, светлые волосы были аккуратно зачесаны назад, а одет он был в строгий черный костюм с накинутой сверху классической мантией. — Ты своей тушей мне весь проход заграждаешь. — Вот как, — огрызнулась Гермиона, вставая с пола и забирая туфли. — Тогда не смею Вас задерживать, мистер Слизняк. — Я видел, как буквально пару минут назад, Виктор Крам танцевал с одной симпатичной белокурой француженкой, — усмехнулся Малфой, с удовольствием наблюдая, как меняется выражение лица Грейнджер. — О, он наконец-то понял, какую глупость совершил, пригласив на бал грязнокровку вроде тебя. — Заткнись, Малфой, — злобно проговорила девушка, ощутив, как больно кольнули слова юноши в самую душу. Как можно так ненавидеть весь мир и окружение? — Я просто представляю эту картину: ты вешаешься ему на шею, предлагаешь уединиться в одном из классов, а он говорит, что не хочет марать о тебя руки. - Малфой закатил глаза от удовольствия. - Признайся, ведь так и было. — О чем ты? — О, я о том, что даже морщерогий кизляк отказался бы спать с тобой, Грейнджер. Не говоря уже о популярном чистокровном маге. Гермиону слова Малфоя вывели из себя. Чувство боли сменилось на праведный гнев. Она подбежала к парню и замахнулась, чтобы дать ему пощечину. Но Драко быстрым движением перехватил ее руку, когда та была в нескольких сантиметрах от лица блондина. — Не смей ко мне прикасаться, ты, мерзкая грязнокровка, — прошипел слизеринец ей в лицо со всей ненавистью, на которую был только способен.       Малфой откинул руку девушки в сторону так, что Грейнджер с трудом устояла на ногах, развернулся и отправился вниз по лестнице, в сторону гостиной Слизерина. Гермиона, до конца не осознавая, что произошло, продолжала стоять, не двигаясь, и смотреть на то место, где еще несколько секунд назад был блондин.       Вскоре брюнетка услышала приближающиеся к ней голоса, стремглав метнулась в противоположную от них сторону и побежала.       Забежав в спальню для девочек, Гермиона рухнула на свою постель, даже не переодевшись. Силы покинули ее. В комнате было темно, не горело ни одной свечи. Вверх, от ледяных стоп, прошлась мелкая дрожь. Ничто не могло согреть её изнутри, там разрасталась холодная пустота. Казалось, её сердце медленно и уверенно замерзало, превращаясь в лед. Мысли перемешались. Ее беспокоил теперь не только Рон со своими нападками, но и перепалка с Малфоем, а также его слова о Краме.       Слишком много навалилось на нее за один вечер.       Вдруг Гермиона почувствовала, как ее запястье начало нестерпимо жечь. Девушка взметнула поврежденной рукой, словно отдергивая ее от огня. Свободной ладонью она схватила волшебную палочку с прикроватной тумбочки, в спешке прошептав «Люмос». Комнату осветил небольшой белый огонек. Брюнетка поднесла руку ближе к свету. Ожога не было, вместо него на запястье начали появляться буквы. Жжение перешло на вторую руку. Гермиона перехватила палочку и посмотрела на новое послание. В ее голове сразу вспыхнуло далекое воспоминание из детства.       Маленькая девочка сидела на кровати в объятиях своей мамы, певшей ей колыбельную. Гермионе было около семи лет, не больше. Женщина закончила свою песенку и поцеловала малышку в лоб. — Мам, а расскажи про имена, — проговорила Гермиона тоненьким голоском. — Дорогая, — улыбнулась миссис Грейнджер, укутывая малышку одеялом, — ты ведь слышала эту историю много раз. — Я хочу еще. Ну, пожалуйста, — взмолилась девчушка, похлопав в ладоши. — Ладно, — нежно сказала женщина и начала свою историю. — Каждому человеку с рождения предписан один человек, с которым он проживет всю жизнь. Даже если твоя вторая половинка живет за много миль от тебя, ты все равно обязательно его встретишь. Однако, если ты будешь противиться и не захочешь быть с ним, тебя будет ждать грустная одинокая жизнь. Чтобы понять, какой человек предначертан тебе судьбой, на руках появляются два имени. На одной — имя любимого, а на другой — имя недруга или предателя. Появляются они после четырнадцатого дня рождения. И только тогда, когда у тебя возникают сильные чувства по отношению к одному из людей, чье имя находится на руке. Чувства могут быть разные: от сочувствия и симпатии до злости и ненависти. Редко кому удается сразу понять, кто есть кто. Но мне, например, повезло. На моей руке было имя твоего папы, так что я сразу знала, с кем мне суждено быть…       Гермиона улыбнулась теплым воспоминаниям из детства. Она на мгновение захотела вернуться в то время, когда из волшебства существовал только мамин черничный пирог со сливками и горячий шоколад с корицей. Девушка помнила, как они с мамой и папой сидели на веранде на заднем дворе их дома с чашками, наполненными ароматным чаем с калганом и анисом, и обсуждали маггловские сказки. Эти истории были интересными и, даже, в некоторой степени, захватывающими. Но уже в юном возрасте Гермиона понимала, что это были выдумки. Несмотря на это, в один из таких вечеров девочка пожелала встретиться с магическими мирами, узнать, как живут маги, принцессы, принцы и короли с королевами. Были ли у них такие же вечера, как у Грейнджер с родителями?       Желание ее сбылось. Уже в одиннадцать лет, когда девочка попала в Школу Волшебства и Чародейства, она осознала, что магический мир сильно отличается от сказок. А ситуация, которая случилась на Святочном Балу, окончательно поставила точку между её мечтами и явью.       Девушка встала с кровати и направилась в сторону шкафа, чтобы переодеться ко сну. Конечно, она была удивлена именам, которые возникли на ее руках. Но забивать себе голову вечером не в ее правилах, так что со всеми проблемами можно разобраться и поутру.       Она переоделась, с помощью магии разделалась со своей испортившейся прической и легла в постель. Ее голову заполнили мысли о том, что она очень хотела бы снова, как в детстве, оказаться в маминых объятьях.       Девушка не заметила, как уснула. Она погрузилась в глубокий, но тревожный сон. И все-таки Гермиона не сумела отделаться от мыслей об именах, которые тонкими красивыми линиями были выведены на ее запястьях.       «Виктор» и «Драко».       Пока в спальне для девочек Гриффиндора девушка предавалась сну, в спальне для мальчиков Слизерина один юноша устроил настоящий бардак.       Повсюду на полу валялись предметы, которые еще пару минут назад спокойно стояли на тумбочке. Напольные канделябры, находившиеся возле кроватей с темно-зелеными балдахинами, теперь были опрокинуты на ковер. Да и сами балдахины были сорваны и отправлены к остальным вещам, которые и создавали бардак в спальне. Перед разбитым вдребезги зеркалом в углу комнаты с окровавленной рукой стоял блондин и шумно дышал. Казалось, он не чувствовал боли в руке. Не ощущал ничего. Но каждая частичка его тела кричала только от одной мысли, которую Драко прокручивал в своей голове, словно пластинку — снова и снова.       «Почему, черт возьми, она?»       В мире миллиарды людей. Но из всех, из всех возможных вариантов, Мерлин предоставил ему самый ужасный и безысходный. Ледяная ладонь коснулась и без того взъерошенных светлых волос, оставляя на некоторых прядях легкие мазки крови. Глаза, словно стёкла, блеснули пустотой, когда он взглянул на своё отражение. Его душа всё стремительнее падала с неба, сгорая от гнева. И виной тому была она.       Такой расклад был ожидаем. Все было до глупости просто и понятно. Но в глубине души Малфой-младший надеялся, что все будет по-другому. Да, он делал, как ему велели, совершал то, что было ему не по душе, но все-таки Драко ждал момента и надеялся все изменить. С каждым разом его характер и душа становились всё черствее, пропитываясь той ненавистью и злобой, что окружали его. Боль всё больше и больше превращалась во взрослую — тягучую, нестерпимую, удушающую, но уже такую привычную.       Глубоко в себе Драко надеялся, что однажды в его жизни все изменится. Эта мысль, словно фитиль свечи, загоралась и тут же потухала, как от дуновения ветра, в его голове.       И, как бы ему не было страшно, маленький огонек грел его. Драко верил, что девушка, начертанная ему судьбой, сумеет вдохнуть в него веру в лучшую жизнь и, просто на мгновение, даст ему понять, что что-то светлое в этом мире существует, оставив от прошлого лишь шрамы в сердце, как напоминание о том, что было.       Устало прикрыв глаза, он вспомнил её образ, и мягкая дрожь пробежалась по его спине. Драко желал прижать её к себе, когда видел её слёзы, но не сумел. По инерции, его тон и слова окунулись в яд и презрение. А с языка слетели совершенно не те слова, что были в его мыслях.       В горле образовался ком, напоминающий камень. В сердце намертво отпечаталась злость и глупость того мира, который рисовал ему Люциус. Наяву он встречался с кровью, которая лилась тягучей и багровой рекой из магглорожденных, обреченных на муки и смерть. А во сне он встречался с лаской и любовью, которую Драко никогда не чувствовал.       Ему было легче промолчать, когда она плакала. Но, видя то зло, что причиняли другие по отношению к ней, он хотел кричать. День за днем в его памяти сохранялись обрывки её фраз, звон смеха, взгляд. Это становилось его прошлым. Он надеялся, что когда-нибудь все пройдет, эти ощущения исчезнут из его головы и сердца. От неё останутся лишь пустота и тёплые воспоминания. Что отступит та тупая и режущая боль, когда он встречался с ней глазами.       «Проще все забыть, как кошмарный сон», — подсказало ему сознание, когда он опустил голову и слегка дернул рукой, чтобы капли крови больше не щекотали его кожу. Кровь. Она была в каждом человеке, но только его казалась отравленной цинизмом и жестокостью.       Он надеялся, что придет время, и он забудет её слезы, яркие, полные тепла глаза, густые волосы, падающие на плечи, и образ вовсе. Что новая жизнь развеет в пух и прах его тоску и желание прикоснуться к той, что намертво завладела его сердцем. Малфою было легче не иметь того, что он получил всего несколько минут назад. Он желал сразу все отдать, ведь всё равно потеряет её. Та самая кровь, что текла в его жилах и обжигала изнутри, не позволит случиться тому, что было предначертано.       Он уже начал падать в глубокую пропасть под названием «судьба». Точка отсчёта стремительно начала двигаться именно в тот момент, когда на одном из его запястий тонкими красивыми буквами появилось ее имя.       Врага, предателя, недруга.       «Гермиона»