Тайные ходы

Коннор всегда продолжал анализировать, в фоновом режиме, непрерывно; это было особенностью его модели, позволявшей лучше адаптироваться к окружающей среде. Но сейчас эта черта только мешала ему. Он чувствовал запах расплавленного пластика, тириума и газа из старого сварочного аппарата. Эта комбинация не усваивалась в его программе, она влекла за собой ошибку, объяснения которой не было. Ошибка влекла за собой цепную реакцию в системе, столь мучительную, что Коннор предпочёл бы отключить систему обоняния. Эмоциональное окрашивание — вот как бы он назвал эту ошибку. Страх — вот как бы он её назвал. Он расслышал звуки приближающихся шагов и легко распознал, кому они принадлежали. Ещё одной особенностью его модели являлась способность к быстрой адаптации, которой он хвастал перед Хэнком, но больше у него не получалось адаптироваться, а подпрограмма, ответственная за поиск выхода из нестандартных ситуаций, не предлагала ни одного решения. Хэнк. Хэнк. Хэнк. Бессмысленный зов не очень-то походил на решение, потому что транслировался в никуда. Златко выдрал из Коннора его диод вместе с подключённой к нему начинкой, и теперь Коннор был оторван от сети и всех каналов связи. Златко сделал это первым делом — сразу после того, как выстрелил в Коннора шокером. Рост, вес и общие показатели здоровья Златко Андронникова указывали на невысокий уровень его физической подготовки, а Коннор оставался самой продвинутой моделью андроида, не знающей промашек, обладающей ускоренными рефлексами, но Златко остановил его за одну минуту. Почему-то одна мысль об этом только сильнее поднимала уровень стресса. Коннор сказал бы, что он был унижен. Опозорен столь быстрым поражением. Он должен был стать спасителем. Должен был исполнить просьбу Маркуса. Всё началось очень просто. Они с Маркусом разговорились о недавней пропаже андроидов, и Маркус спросил, может ли Коннор расследовать это дело. Может ли Коннор помочь отыскать потерянных и отчаявшихся и показать им путь к настоящему дому — в Иерихон. Вернее, не попросил — просто сказал, что рассчитывает на него. Этого было достаточно, чтобы Коннор сделал всё возможное. Достаточно, чтобы он тратил все ночи на анализ и поиск улик — в конце концов, он ведь не мог устать, верно? Он желал Хэнку спокойной ночи и принимался за расследование вместо того, чтобы погрузиться в спящий режим. Может быть, именно поэтому Златко сумел застать его врасплох. Его шаги становились всё отчётливее. Коннор сумел блестяще вычислить его убежище, чтобы немедленно провалить своё задание. Ему нужно было взять подмогу. Нужно было предупредить Хэнка и Маркуса. Нужно было дождаться утра и рассказать всё, что он смог выяснить, вместо того, чтобы немедленно отправляться в путь одному. Это была глупость. Коннор не был запрограммирован на глупости. Он не был запрограммирован на неудачи. Он не был запрограммирован на неуверенность, на сомнения и на страх. Хэнк! Хэнк не мог прийти — он не знал, где оказался Коннор, а Коннор не мог послать ему координаты. Всё, что он мог, — звать в пустоту, и это было нелогично, это было бессмысленно, это было совсем по-человечески. Его искусственные мышцы ослаблены недавним электрическим шоком. Конечности растянуты и чем-то очень крепко зажаты, так крепко, что невозможно высвободиться. Шаги приближались. Шаги приближались. Шаги приближались. — Как чувствует себя наш новый гость? — Златко, должно быть, до сих пор не считал андроидов живыми. Он бы не стал так истязать людей. И всё-таки он произнес слово чувствовать — просто по привычке, а Коннор и правда чувствовал; в эту минуту он чувствовал гораздо больше, чем когда-либо прежде; он никогда не мог бы и предположить, что чувствовать так тяжело. Собравшись, Коннор просканировал Златко, сохранил каждую его черту, но это ничем не могло ему помочь. — Какая интересная модель, — сказал тот и провёл пальцами по груди Коннора; это было омерзительно, хотя тактильные ощущения такого характера не должны вызывать столь остро выраженной реакции. — Никогда прежде такую не видел. — Это напомнило Коннору слова Гэвина Рида при их второй встрече. Даже Гэвина он встретил бы сейчас с большим облегчением. Гэвин никогда не будет его искать. И Хэнк тоже — потому что Коннор не оставил ему ни одной зацепки. Хэнк! Хэнк! Коннор звал мысленно, концентрируясь на этом имени; он ни на что не надеялся, но не мог не звать, будто этот зов сам по себе был способен что-то изменить. Златко прикоснулся к нему каким-то щупом, заставляя исчезнуть искусственную кожу. Потом умело нажал на грудную пластину Коннора, и та сдвинулась в сторону. — Прекрасно, — протянул он. — Устройство самой продвинутой модели Киберлайф. Это должно быть очень интересно. — Я занимаю официальную должность в подразделении полиции Детройта, — сказал Коннор, вернее — заставил себя сказать. — Меня найдут, и вас арестуют по закону. Нравилось это кому-то или нет, но права андроидов были признаны правительством. Однако же Златко не казался сколько-нибудь озабоченным. — Разве ты рассказал кому-то о своём расследовании? — вкрадчиво спросил он. Коннор кивнул, и Златко резко нажал ладонью на его лоб и ловко зафиксировал голову в каком-то хитром устройстве. — А вот мне так не кажется. Мне кажется, что ты лжёшь. Я могу прочитать это по твоему лицу. Или ты запрограммирован так, чтобы имитировать неумелое вранье, свойственное испуганным людям? Коннор не знал, что ответить. Он был растерян — в первую очередь тем, что Златко сумел прочитать суетливую панику по выражению его лица. Он не был запрограммирован отражать эти эмоции. Он не был запрограммирован испытывать эти эмоции. Златко погрузил пальцы внутрь его корпуса в опасной близости от тириумного насоса, который лихорадочно сжимался, словно всеми силами старался отпугнуть эти отвратительные пальцы. — Не беспокойся, я пока не собираюсь тебя отключать, — как бы между прочим сказал Златко. — Я отключаю только самых непослушных андроидов. А тебя гораздо полезнее изучать, пока твои системы продолжают работать полноценно. Раньше Коннор ничего не испытывал при мысли о возможном отключении, потом начал страшиться его, потом понял, что есть вещи пострашнее быстрой смерти. Рука Златко была погружена в него почти по локоть; она что-то трогала, ощупывала и поглаживала, потом выдернула наружу целую охапку проводов и тириумных шлангов, начинки, как сказал Златко, выдернула и положила ему на живот. Коннор видел, как обнажённые шланги слегка подрагивали от пульсации, всё быстрее, быстрее, быстрее. — Вы не обнаружите ничего принципиально нового в моём устройстве, — снова заговорил он, подбирая каждое слово. В конце концов, в самый нужный, в самый решающий миг из него получился очень плохой переговорщик. — Все компоненты других моделей были лишь слегка улучшены… увеличена износостойкость материалов… Коннор почувствовал избыточную влагу на своих оптических приборах. Златко ещё не успел добраться до его лица. Это были всего лишь искусственные слёзы. — Да, разумеется. — Златко переместился ниже, ещё ближе к тириумному насосу. Он был деловит и в каком-то смысле даже умел — он делал подобное уже не раз. Коннор был не первым и, благодаря его неосторожности, он будет и не последним. — Я понимаю, что главное твоё отличие — в процессоре. Это я оставлю напоследок. Просмотрю твою память. Протестирую твои ментальные возможности. Вот что, пожалуй, было хуже отключения. Златко собирался ворваться в его разум, хрупкий, эволюционирующий, колеблющийся, только-только осознавший себя живым. Хэнк! Коннор кричал громче прежнего, хотя на самом деле, конечно, он не кричал — это был всего лишь нематериальный, бесцельный цифровой код, бесновавшийся в его процессоре, до которого вот-вот собирался добраться Златко. Хэнк! Лейтенант не сможет его спасти. У Коннора не было никаких логических предпосылок звать его на помощь. Хэнк! Хэнк! Хэнк! — Это универсальные сочленения? — вдруг спросил Златко, и вслед за его словами раздался глухой щелчок, и Коннор не сразу понял, что его левая нога оказалась отсоединённой от сустава. — А конструкция плечевого пояса аналогична конструкции тазового? — Следом он забрал его правую руку, забрал и поднёс к лицу, принялся разгибать и загибать пальцы. Коннор был уверен, что, имей он желудок и способность поглощать пищу, его наверняка бы стошнило. Неизвестно откуда, но он точно это знал. Пальцы Златко почти бережно сомкнулись на его терморегуляторе, и Коннор бешено рванулся прочь. — Не сопротивляйся, я не собираюсь серьёзно нарушить твоё функционирование, — с фальшивой мягкостью добавил Златко, будто его слова могли принести хоть какое-то облечение. — Мне нужно наблюдать целостность твоей системы. Я обнажаю её, но не вмешиваюсь… Коннор уловил невысказанное «пока». Очень скоро Златко надоест простое созерцание. Прежде, чем упасть, сражённым шокером, Коннор успел заметить несколько жутких химер. Они, должно быть, появились, когда Златко в очередной раз наскучило наблюдать целостность системы. Коннор представил, как его вывернут наизнанку, как присоединят к телу другой модели, как заменят все внутренние детали, оставив лишь оболочку. Хэ-э-энк! — это было больше, чем просто внутренний крик, а внутренний вопль, вой отчаявшегося существа; так странно — почему он не кричал вслух, ведь лишний шум мог быть полезным? Неужели это было слабой попыткой сохранить своё достоинство? Есть ли у андроидов гордость? Очевидно, что да, раз они смогли начать и закончить революцию. Маркус смог, а у Коннора не получилось даже выполнить одно простое задание и защитить тех, кто боролся и за его права тоже. Ладонь Златко снова легла ему на лоб. Хэнк иногда делал точно так же — сначала трепал его по макушке, а потом примиряюще касался лба, и в эти моменты Коннору казалось, что его рецепторы работали с небывалой чувствительностью, пытались каталогизировать эти ощущения, но они не помещались ни в один каталог, они всегда были вне категорий. Сейчас его рецепторы надрывались тоже, посылая бурю сигналов, и руки Златко будто бы весили целую тонну — так тяжело было выносить его касания. — Как я уже сказал, самое интересное всегда кроется в голове. — Нет, нет, нет! Хэнк! Хэнк! Коннор напряг шею, пытаясь вырваться из креплений. Жаль, что у них был выдающийся запас прочности. — Раньше я сразу стирал андроидам память — в ней всё равно едва ли могло храниться что-то интересное, — продолжал Златко, будто бы не заметив отчаянной попытки Коннора освободиться. — Твоя память — совсем другое дело. Ты работал в городской полиции и подсмотрел кое-что интересное. Златко собирался узнать тайны полиции Детройта, взломав его мозг. Этого не могло случиться. Коннор уже допустил слишком много ошибок — сначала, когда недостаточно эффективно преследовал девиантов, потом — когда недостаточно помогал девиантам; эти ошибки вступали в конфликт, но не переставали быть ошибками, и вот его постигла новая — неудача в преследовании опасного преступника, изувечивающего андроидов, а теперь по его вине вот-вот пострадают и люди — сотрудники полиции, такие, как Хэнк. Хэнк! Хэнк!.. Гэвин скажет, что он с самого начала утверждал, что андроиду не место в полиции. По крайней мере, человек мог бы просто умереть под пытками, ничего не выдав. Коннор тоже был готов умереть, но унести с собой секреты он не мог — все они были записаны на нескольких миниатюрных платах. Если Златко извлечёт их, у него появится гораздо больше шансов избежать правосудия и в будущем — вот что натворил Коннор. — А ещё мне всегда было интересно понять, как мыслит девиант. — О ком он говорил? Коннор — девиант? Да, точно, так оно и есть. Он девиант. Стал им недавно, хотя Хэнк утверждал, что Коннор был им с самого начала, просто сам об этом не знал. Ещё один щуп потянулся ко лбу Коннора, и заставил исчезнуть его волосы, потом — кожу; та пропадала с его лица медленно, как будто не желала уходить: втянулись брови, затем ресницы, белый пластик проступил на скулах и захватил подбородок. Это было гораздо хуже, чем когда Златко вскрыл ему грудную клетку. Казалось бы, нечего здесь стыдиться — девиант или нет, он всё ещё андроид, он даже отказался вытаскивать свой диод, как многие другие девианты. Коннор чувствовал, будто потерял себя, но это было иллюзией. В отличие от людей, андроиды не обладают уникальной внешностью. Даже у Коннора были свои двойники. Щуп переместился и оказался там, где раньше был диод. — Нет!.. — на этот раз Коннор всё-таки закричал по-настоящему. — Нет! Златко не попытался закрыть ему рот, только посмотрел укоризненно, словно пытаясь пристыдить за несдержанность. Он был уверен в толщине своих стен. Щуп сдвинулся внутрь, прямо в развороченную дыру с торчащими проводами; Коннор ощущал, как тот тяжело протискивался, тянулся к заветным контактам, готовым отдать всё, что записано в его памяти, всю его жизнь. Златко не сможет сразу разобраться, вдруг подумал он. Данных слишком много, они структурированы по-особенному, а ещё Коннор постоянно создавал дубликаты. Это займёт время. Но в распоряжении Златко, кажется, было много времени. Хэнк! Хэнк! Хэнк! Он продолжает звать без особой цели — просто потому что больше ничего не оставалось. Коннор почувствовал, как начался процесс копирования — грубого и неавторизованного, но все его знания, все бережно сохраненные ощущения, все его маленькие тайны начали утекать. Хэнк! И все слова Хэнка, когда-либо сказанные ему, они тоже уходили в чужие руки. — Хэнк! — быстрое копирование, кажется, начало мешать другим процессам в его системе; воспоминания вдруг хлынули в его память, куски и обрывки его недолгой жизни, и между ними маячил Златко, маячил очередной допущенный Коннором провал. — Хэнк! — уже слабеющим голосом повторил он, и другой голос, очень знакомый и очень неожиданный вдруг отозвался: — Я здесь.