***
Артём читает новость ещё и ещё раз. Не веря своим глазам. Бекхэм и «Интер Майами». Твою мать, другой континент! Дзюба смирился с Европой, убедив себя, что это не так далеко и возможны будут встречи. Но Америка? Он понимает только одно: Себастьян нужен Зениту, нужен неимоверно. Когда его нет, игра не клеится. Он душа команды и на поле, и на тренировках. Последний раз, когда его не было с ними, они проебали Евровесну. В раздевалке стоит гробовая тишина. Кажется, парни даже одеваются тише, чем обычно. Дзюба сидит, привалившись спиной к шкафчикам, и рассматривает ребят. На Сантосе лица нет. Он сидит давно уже одетый, опустив лоб на руки, упершись локтями в колени. Миша, что собирается рядом, гладит его по затылку в ободряющем жесте, но ничего так и не произносит. Ему тоже сегодня досталось неслабо — вся защита провалилась, а нападение оказалось беззубым. Команда сейчас, как рассыпанный на кусочки конструктор Лего, таким играют Тёмины сыновья. Если потеряешь одну или даже несколько деталек, можно собрать что-то подобающее, не такое складное, но хотя бы стоящее. Но если потеряешь инструкцию — пиши пропало. Ты это чудо конструкторской мысли не соберешь. И вот Артёму сейчас кажется — они потеряли инструкцию, как пользоваться командой. Даже Богданыч не смог её нащупать. Она куда-то пропала, а новую ещё не напечатали. И прямо сейчас Артём знет, кто та самая инструкция. Себастьян. Его не было с ними и они как будто потерялись. Разбросались по полю ненужными цветными детальками, не складываясь в игру и схему, создавая лишь видимость присутствия. Когда Ива прямо перед воротами не попадает по мячу, привозя первый гол, Артём понимает, всё — они проиграют. Он почему-то знает, отыграться не удастся. Абсолютно глупая красная Сантоса только добавляет в этом уверенности. Кажется, что это день, когда не получается ничего. И третий гол в их ворота становится лишним тому подтверждением. Уходя с поля, они ещё не знают, что Лейпциг сыграл с Лионом вничью, и Зенит вылетел из еврокубков. Из всех еврокубков, в том числе Лиги Европы. Они так хорошо стартовали и провалили все буквально парой матчей. Поэтому Дзюба не сдержался, когда прошёл мимо журналистов и высказал очевидное. Они действительно «обосрались», отвратительно опозорившись. Отняв у страны последний шанс. И не важно что другие выступили не лучше, их это совсем не оправдывает. Сейчас Тёма смотрит на понурые лица парней и пытается представить, а что если бы с ними был Себастьян. Может, у них бы получилось. Этого моторчика не хватает на поле, не хватает его футбольного интеллекта и отваги, его необычного чутья, совершенно непонятного для окружающих до сих пор, ощущения самого Артёма. Дриусси как будто чувствует, что о нём вспоминают. Артём смотрит на загоревшийся экран телефона и эмоджи разбитого сердечка, присланного Себастьяном, которое полностью характеризует его чувства. Тёма открывается сообщение, пытаясь придумать, что написать в ответ, и получает второе следом.Я виновен
Я должен с вами
Он пишет по-русски, и это заставляет сердце Артёма сжаться в тисках тоски от невозможности его обнять. Тёма понимает, что Себы не хватает не только команде. Себастьян необходим самому Артёму. Да так сильно, что он больше не пытается скрываться и набирает номер прямо перед парнями. Рядом надевает верхнюю ветровку Ива. Услышав из смартфона Артёма достаточно громкий и узнаваемый голос Себы, произносящий: «Hola!» (Привет), он мягко улыбается и, похлопав Дзю по плечу, выходит из помещения. Первое, что произносит Артём вместо приветствия: — Ты один из тех, кто вообще не виноват, даже не пытайся спорить, — он не знает, понял ли его Себастьян, но на ум не приходит ни одного подходящего испанского слова, поэтому он продолжает по-русски, — я так хочу тебя увидеть. Он слышит мягкий бархатный и немного грустный смех и тихое: — Yo también te extraño (Я тоже по тебе скучаю). Его хрипловатый низкий и тихий голос – лучшее лекарство. Больше всего на свете Артём боится потерять их связь, когда простой разговор по телефону может развеять тягостную муторную тоску, поселившуюся на душе. Когда одна фраза на испанском дарит ощущение собственной важности и необходимости. Когда сам факт присутствия в жизни человека делает тебя счастливым. И страшно, что нить, тонкая и невидимая, натянувшаяся между их сердцами, вот-вот оборвется. Возможный переезд на другой континент, обручение с Ванессой (внезапное и совершенно незапланированное), травма, которая не давала Себастьяну тренироваться и играть с ними. Всё это снова отбирает Себастьяна у Артёма.***
Миша крутит в руках пробочку от бутылки с водой, перекатывает её между пальцами — от мизинца к среднему и указательному — прокручивая над большим и снова быстрым жестом возвращая к мизинцу. Он проделывает так правой рукой несколько раз и перекидывает пробку в левую, пытаясь повторить. Где-то на указательном крышка летит на пол, закатываясь под кухонный гарнитур. Мишаня наклоняется, смотрит под мебель и, махнув рукой, поворачивается к Дзюбе, пожав плечами, берет в руки чайную ложку, пробуя провернуть фокус с ней. Получается не так ловко, но по-прежнему завораживающе. Артём смотрит на его красивые длинные ловкие пальцы, поражаясь их изяществу (он знает, Мишаня ломал их неоднократно). Руки — один из главных его инструментов. Кажется, такими пальцами можно играть на пианино, Дзюба уверен, у Миши бы получилось, будь у него хоть капля слуха. Он ухмыляется своим мыслям, немного посмеиваясь — Миша поднимает на него глаза. Такие чистые, прозрачные, как огромные голубые озёра. Такие красивые глаза. Как и весь Миша. Целиком и полностью, практически идеальный, от характера до внешности. В такого влюбиться раз плюнуть. Любить его, наверное, ещё проще, вот он рядом, руку протяни. Но Тёма давно сделал другой выбор, болезненный и сложный. Невозможно приказать чувствам, они не предупреждают, они приходят в твою жизнь вместе с южной яркой птичкой и тянут силы, и вынимают душу. Наверное, весь этот мыслительный процесс отражается на Тёмином лице, потому что улыбающийся и расслабленный Мишаня мрачнеет и произносит, не спрашивая, а утверждая: — Опять страдаешь, — он встаёт из-за стола, берет пустой стакан из шкафчика над мойкой, наливает в него воду из лишившийся крышки бутылки минералки и пустую выбрасывает в мусорку. Он подвигает стакан Артёму, тот рассматривает пузырьки газа, ползущие по стеклу вверх, лопающиеся на поверхности, и поднимает на Мишу взгляд. — Ну крепче ничего нет, — пожимает плечами тот, — ты просто выпей, представь, что это водка или коньяк, и рассказывай. Артём не знает, что сказать, он просто тянется к телефону, лежащему в боковом кармане брюк, открывает утреннюю статью и протягивает гаджет Мише. Тот пробегается глазами по тексту и отдаёт его обратно. Выдыхает, встаёт и подходит к холодильнику, открывает дверцу, изучая содержимое. Поворачивается к Теме и произносит с задором: — Давай пожрем по-нормальному, раз в год нормально ем. Тут Ирусик чё-то оставила, нужно заценить. — Они поженились с Ванессой, — произносит Артём, глядя ему в глаза. Кержаков приподнимает брови и, похохатывая, произносит: — И что? Артём не знает, что ответить. Мишаня снова отворачивается к холодильнику, достаёт какие-то контейнеры и открывает каждый, нюхает, часть ставит обратно, другие выставляет на стол. Тёма смотрит на тушёные овощи, мясо, кальмары и кучу разных сладостей, понимая, как на самом деле проголодался. Он не ел с утра, когда приехал Себастьян и они позавтракали вместе. Потом как-то не до этого было, а вечером Тёма звонит старому другу и напрашивается в гости. Вани нет в городе, а Дзюба не хочет вечером оставаться один. Миша немного озадачен, но не отказывает. Было время, когда они очень часто встречались и тусили вместе. С Кержаковым легко и весело. Когда Ванька бывал занят, Тёма ехал к Мише или брал его с собой на общие встречи. Тогда Миша ещё не обзавёлся семьёй и ребенком, всегда был готов поехать куда угодно и обсудить что угодно. Он частенько приезжал вместе с Луневым, причём они так гармонично дополняют друг друга, что на какое-то время Тёма даже забывал, что они два разных человека. Это была своеобразная командная тусовка вне клуба. Но последний год они отдалились. Вообще в жизни Тёмы слишком много поменялось — он съехал от жены, поставил карьеру на первое место и вляпался в Себастьяна. Сейчас, глядя на домашнего расслабленного Мишаню, одетого в простые серые шорты и растянутую черную майку, уплетающего какой-то явно очень сладкий калорийный тортик и рассказываеющего про сына, Тёма понимает, что соскучился по их общению. Когда Миша задаёт ему вопрос, Дзюба не сразу понимает, о чём он. Тот качает головой и повторяет: — Как давно ты его видел? Себу. Как давно? Тёма невольно улыбается вспоминая свою птичку: — Утром сегодня. Мишаня довольно смеётся и подмигивает. Тёма начинает хихикать вслед за ним, ударяя Мишу в плечо кулаком, легонько, в шутку. Ворчит тихое: «Придурок», и отпивает из стакана с минералкой. — А Луня как давно видел? — продолжает Мишаня. Он смотрит уже серьезно, и даже в глазах у него не осталось улыбки. — При чём, тут… — Тёма всматривается в голубые напряжённые глаза напротив и понимает. — На медосмотре. — Я тоже там, а раньше? Когда ты его видел до медосмотра? — Нуууу… — Артём пытается вспомнить. — Хм, наверное в раздевалке после Динамо. Да, на Динамо. Миша качает головой и произносит глухо: — И я там же, — голос его немного вздрагивает, и он добавляет, — мы пожали друг другу руки и он уехал, конечно же, меня не дождавшись. — Блять, твою мать. Артём не знает, что сказать другу. Тот сейчас смотрит в одну точку на стене, положив ладони на стол, и Артёму становится не по себе. Миша выдыхает и поворачивается голову к Артёму. Голос его хриплый, он говорит очень тихо, будто делясь тайной. Хотя, наверное, так и есть. — Знаешь как это сложно любить человека, который вроде бы рядом, но постоянно на отдалении? Вот он, всего полчаса езды и пара телефонных звонков, но он не подпускает тебя близко. Это так сложно, когда ты всё, а тебе ничего. Когда любой твой жест может быть расценен как посягательство на внутреннее, выстроенное годами пространство. Да я сейчас для него враг номер один. Я… Миша замолкает, дёргает головой и снова отворачивается. Он проводит по задней поверхности шеи рукой, выдыхает и смотрит на Артема. Он снова улыбается. Улыбка собирается лучиками в уголках его глаз, освещая его красивое лицо и озаряя глаза. — На вас с Себой посмотришь и сразу всё понимаешь. Это так очевидно, иногда вы даже глаза слепите своим влюбленным видом, — он наклоняется ближе, кладет руку Тёме на плечо и уточняет. — Знающим людям, конечно, очевидно, расслабься. Он начинает смеяться, и Тёма вместе с ним. Миша всегда смотрит на вещи проще, наверное, этому бы следовало научиться и Артёму, он старается уже много лет и по-прежнему ничего не получается. Он слушает ворчание Мишани: «Страдалец, ептить», и пытается выкинуть из головы лишние мысли, настроиться на сборы и на предстоящую встречу с Себастьяном. ___ Уже дома, один, Дзюба вспоминает, как они встречались с Себой ещё летом. Они тогда пошли на полудикий пляж в Ллорет-де-Маре, городке на побережье Испании. Тёма вырвался на пару дней, прилетев к Дзиусси, который проводил там отпуск с семьёй. Дзюба тогда смотрел на сидящего на золотом песке Себастьяна, любовался своим мальчиком, его золотистой кожей и глубокими темными глазами. Он так хочет снова вернуть это время. Снова оказаться на пляже, где им мешают лишь редкие заблудшие туристы, такие же, как они сами, и забавный золотистый ретривер, который выгуливает своего хозяина. То, что объект прогулки именно человек, а не собака, можно судить по тому, как еле удерживает его на поводке худенький мальчишка лет десяти, едва успевающий за резвящимся псом. — Dame el frisbee, lo arrojaré. (Дай мне фрисби, я ему кину (исп.), — Себастьян подзывает жестом мальчишку. Тот, пытаясь удержать пса на поводке, не даёт ему его любимую игрушку, поднимая фрисби над своей головой. Мальчик смотрит на незнакомца с подозрением. Себа смеётся и снова зовёт парня, объясняя: — Necesita estar exhausto, de lo contrario no se cansará y no obedecerá. Más movimiento y juegos. Luego entrenando. Vamos, jugaré con él. Ve a nadar. (Его нужно вымотать, иначе он не устанет и не будет слушаться. Больше движения и игры. А потом дрессировка. Давай, я поиграю с ним. Иди покупайся. (исп.) Он встаёт с песка, отряхивает шорты, поправляет надетую задом наперёд бейсболку, спуская козырёк ниже на затылке, подмигивает Артёму и направляется к мальчику. Он ещё что-то тихо говорит ребенку, и тот отцепляет поводок у собаки. Пёс мгновенно ориентируется и подпрыгивает за метательной тарелкой, которая у мальчика в руках. Себастьян тут же её перехватывает и челюсти собаки проходятся прямо рядом с его пальцами. Всё происходит стремительно, Дзюба успевает вскочить на ноги, толком не успев испугаться, как Себастьян уже замахивается и отправляет игрушку метким броском вдоль кромки моря, отшвыривая подальше. Пёс срывается с места и бежит за ней. — ¡Él huirá! (Он убежит! (исп.)) — кричит мальчик, испуганно хватаясь руками за голову. — Блять, он же тебя мог укусить, ты чё делаешь! — почти одновременно с ним вскрикивает Артём. Он уже стоит рядом с расстроенным парнишкой и улыбающимся Себастьяном. Тот провожает взглядом добежавшего до игрушки пса, наблюдает, как пожевав немного тарелку, тот возвращается назад, зажав фрисби между зубами. — Не убе́жит, — говорит почему-то Артёму Себастьян на русском. Он улыбается лишь уголками губ, и Тёма не сдерживается, обнимая его при ребенке. Он обхватывает руками нагретую под солнцем спину, проводит ладонями по лопаткам и утыкается в пахнущую солью и морем шею. Себастьян льнёт близко, дышит глубоко и спокойно. Тёма прикрывает глаза и слышит тихое: — Tiene un lugar para regresar, no huirá. (Ему есть куда возвращаться, он не убежит, (исп)), — голос Себы чуть хриплый, и где-то глубоко под рёбрами у Дзюбы скребёт запрятанная тревога, но он отгоняет её прочь. В голую коленку тычется мокрый нос. Они опускают взгляд на пса, что сидит с вываленным языком перед ними. У его ног лежит пластмассовая синяя тарелка для метания. Себастьян начинает задорно смеяться и обращается к счастливому мальчику, который уже сидит рядом с собакой и обнимает его за шею. — Ve a nadar, antes de que se ponga el sol. Jugaremos. (Иди покупайся, пока солнце не начало садиться. Мы с ним поиграем (исп.). Диего, как позже выяснится его имя, быстро начинает раздеваться и бежит к морю. Артём и Себа около часа играют с собакой. Ривер (пёс), набегавшись, наконец устает, и, когда мальчик возвращается, садится у его ног. Дневная жара уже спала, пляж по-прежнему горячий, но не так сильно, как в обед. Тёма снимает обувь и зарывается ступнями в песок. Одной рукой он перебирает загривок собаки. Шерсть Ривера теплая и мягкая. В волосках запуталось множество мелких песчинок. Они все вместе жуют бутерброды, которые взял с собой Диего, делясь кусочками ветчины с Ривером, и слушают непутёвые рассказы ребенка. Точнее Себастьян слушает. Тёма почти ничего не понимает. Он пытается, но кроме имени собаки и того, что мальчик жалуется на него, толком ничего не может разобрать. Он просто сейчас поглощает всем телом этот теплый вечер. Смотрит на солнце, что приближается к горизонту, на его отблески на глади Средиземного моря, и мечтает оставаться тут вечность. Когда мальчик уходит, попрощавшись и пообещав привести пса завтра, Тёма понимает — завтра его уже здесь не будет. Он ложится на спину, ощущая спиной нагретый песок, и тянет на себя за майку сидящего рядом Себастьяна. Тот ставит ладони по бокам от его головы и медленно наклоняется. Артём смотрит в его абсолютно черные сейчас глаза и произносит в близкие губы: — Ты тоже вернёшься ко мне? — Все́гда, — мягкие губы касаются Тёминого рта, оставляя за собой сладкий вкус обещания.***
— Я хочу знать правду, мне это необходимо, я… — Артём запинается, он смотрит в глаза Семака, в которых понимание и лёгкая печаль, и осознает, что объяснения не нужны. Артём находит тренера в холле перед столовой. Семак разговаривает с медиками и, распрощавшись, пожимает им руки, а потом оказывается перехвачен Артёмом и уведён в сторону кожаных диванов в зоне отдыха. Вокруг ходит персонал отеля, другие футболисты, но всем особенно нет до них дела. Диванчики, обставленные кадками с пальмами, примыкают к витражным окнам, это создает иллюзию уединения. В этом уголке можно любоваться городом и оставаться практически незамеченным. Семак, сидящий всё это время в кресле, которое стоит чуть наискосок от Артёма, поняв, что продолжения не последует, встаёт, проходит вперёд и смотрит на закат. Артём сам невольно переводит взгляд на город, распростёртый перед ними как на ладони из окон их навороченного отеля. Затянутые лёгкой дымкой небоскрёбы освещаются ярко-алым полукругом солнца. Оно дожигает небо, окрашивая облака, касающиеся вершин этих причудливых зданий, в розовые, малиновые и все оттенки фиолетового цвета. Яркая палитра подсвечивает и воды залива, превращая их в розовый кисель, как из старых сказок. Сергей любуется закатом, расставляет руки в стороны, словно желая обхватить весь пейзаж, и резко опускает их вниз, хлопая ладонями по бедрам. Разворачивается обратно к Артёму, подходит и садится уже рядом. Тёма снова начинает выспрашивать: — Богданыч, я… Я ж с ума схожу, не могу понять, что происходит, а этот молчит, зараза, ничего не говорит, и руководство как всегда мутки мутит… — Успокойся уже, — голос Семака ледяной и холодный. Только что он смотрел с теплом и какой-то отеческой заботой, но вмиг меняются интонации голоса, и даже в сторону Артёма больше не глядит. Сергей, обращаясь к закатному солнцу, говорит достаточно громко, чтобы Тёма услышал: — Это не в твоей компетенции. Не тебе решать и не тебе знать то, чего не знаю даже я. Это не игрушки, Тёма, и не ваши эти шашни. На кону стоят большие деньги, судьба прекрасного футболиста и человека. Как только решение будет принято, об этом узнает вся команда, — Семак замолкает и поворачивает лицо к Артёму. Голос его снова смягчается и он добавляет. — Я хотел бы, чтоб Себа остался. Я как тренер безмерно рад такому футболисту в своей команде, но не всегда всё зависит лишь от нашего желания. Он хлопает Артёма по коленке, встаёт, ещё на несколько секунд задерживается, чтобы посмотреть на закатный город, и уходит по лестнице в сторону номеров. Дзюба остаётся один. Позади него в холле постоянно снуёт народ, но он ощущает себя словно в вакууме, без возможности дышать и мыслить. Ему кажется, он потерялся где-то в розовом палящем мареве, которое обволакивает сказочный, словно сшитый из восточных тканей город. И так хочется, чтобы кто-то… КТО-ТО. Кое-кто определённый пришёл, достал его из этой магической, обманчиво красивой ловушки и помог наконец снова сделать вдох.***
Второй день оказывается не таким насыщенным, как ожидал Дзюба, всего две тренировки. По сути, им дают втянуться, акклиматизироваться и почувствовать свои успевшие отвыкнуть от тренировок тела. Тёма не ощущает физически особой разницы между своим состоянием до отпуска и после. Ему кажется, он не сильно устал за этот достаточно тяжёлый период из череды игр и тренировок. Но психологически они все вымотаны. Артём всё-таки переключается на какое-то время, спасибо Ване и его супер-фантазии. Друг устроил для всей семьи отличный праздник, с различными костюмированными вечеринками, конкурсами и играми. Груз чувства вины за проваленную еврокампанию немного спадает с Артёмовых плеч. Он отвлекается на короткий период, пока не получает новости про Себастьяна. После их последней встречи с Себой, кажется, ничего не изменилось, всё по-прежнему. Но чувство чего-то ускользающего не покидает Артёма. Вчерашний разговор с Семаком лишь добавляет ещё больше сомнений. Дзюба смотрит весь день на Себу и не может понять. Они давно договорились не держаться слишком близко друг к другу на тренировках и вообще прилюдно, чтобы не выдавать себя. Но сейчас Тёма видит, что отстранённость Дриусси не наигранная, как обычно, а настоящая. Улыбчивый яркий мальчик как будто потух. Нет, он по-прежнему смеётся, болтает со всеми, и вроде ничего не изменилось. Но улыбка не касается его глаз. Где-то на дне карей радужки притаилась тревога, и Тёма хочет понять, в чём причина её появления. Если дело в контракте, который Себа собирается подписать с Бекхэмом, то Дзюба имеет полное право знать об этом. Артём видит, как Себастьян несколько раз на утренней тренировке подходит к Оливейре разговаривать. Вильям сначала долго хмурится, а потом зовёт Семака. Они обсуждают что-то, отойдя в сторону, Себастьян эмоционально машет руками и явно уговаривает тренеров. Непонятно только, чего конкретно он добивается. Когда Артём, обеспокоенный поведением аргентинца, направляется в их сторону, те уже расходятся. Сергей даже смеётся и даёт несильный подзатыльник Себастьяну. Всю остальную часть тренировки Себа ведёт себя практически как обычно. Кроме слегка поджатых губ и странных взглядов в сторону Артёма, в нём, кажется, ничего не меняется. Тёма решает — им явно нужно поговорить. Когда вечером после тренировки Дзюба сворачивает в сторону номера Дриусси, по пути ему попадается Вильям, который прихватывает его за шею и с силой разворачивает в обратную сторону, обнимая за плечи и приговаривая на ухо: — Куда по́шэл? — в голосе его лёгкая насмешка. — В гости! Мы ходит в гости по… — запинается Артём и продолжает, — вечерам и поступаем мудро. Он хихикает в конце, сам слыша в этом смехе нервозность. — Что? — Оливейра явно не в курсе отсылки к классическому советскому мультику. Он лишь смеётся, уводя Тему ещё дальше от номера Себастьяна. — Спат. Отдых. Тем более, Дриусси се́йчас там нет. — Как нет? — Артём останавливается и смотрит на тренера, только по хитрой улыбке Вильяма понимая, что сдал сейчас себя с потрохами, но отступать уже некуда. — Так у нас ещё не объявляли комендантский час. Я хочу… — Себа ушел сегодня, его нет в отеле, не ищи, — Вильям лишь пожимает плечами и уходит в сторону ресепшна. Артём возвращается к номеру, дёргает ручку, стучит. Тишина за дверями. Он не дожидается, выйдет ли Себастьян. Он почему-то верит Оливейре. А вот теперь очень хочется выяснить причину отсутствия Себастьяна, который явно днём отпрашивался на вечер. ____ Дзюба так и не находит Оливейру, объектом его допроса становится Тимощук, стоящий внизу в холле: — Так, где Себа, куда делся? У нас сборы или как? На второй день у нас футболисты шляются чёрт зна… — Ты охренел, Дзюба? — хохоча, прерывает его Тимощук. И тут Артём осекается. Чувство внутренней субординации отключилось полностью. Артём возмущен тем, что от него что-то скрывают, причём Себастьяна прикрывает и тренерский штаб. — Много будешь знать… — Тимо прищуривается, рассматривая его, качает головой и, похохатывая, добавляет, — хотя ты уже. Артём стоит совершенно растерянный, смеяться не хочется, хотя раньше бы он заценил шутку. Тимо добавляет: — Иди в номер, Тём, отдохни, и включи обогреватель. В номерах дубак. Нам не нужно, чтобы вы простыли тут все. Дзюба смотрит ему вслед и чувствует себя футбольным мячиком, которым уже вторые сутки играют в квадрат истинные профессионалы своего дела. Профессионалы вранья и притворства.***
Утром они занимаются в зале. Артём, едва раскачавшийся с утра, чувствует себя разбитым и вымотанным. Тимощук вчера оказался прав, следовало включить обогреватель. Вечером Дзюба принял горячий душ, лег сразу спать и его сморило мгновенно. Проснулся он среди ночи от холода, дрожа и стуча зубами, закутанный с головой в одеяло, которое не особо помогало. Он подорвался включить нагреватель, еле нашел розетку в полутьме, но сильно лучше не стало. Воздух нагревался медленно и полночи Тёма крутился, пытаясь согреться. Он мечтал о теплом Себастьяне рядом, но не решился красться впотёмках к нему через весь отель, тем более их номера на разных этажах. Задремал он, по ощущениям, только под утро, буквально закрыв глаза и сразу распахнув их от звонка будильника. Сейчас он делает обход тренажеров, выполняет инструкции тренеров и наблюдает за Себой. Тот сегодня выглядит намного лучше, ведёт себя беззаботно и ничего в нём не выдаёт вчерашнего беспокойства. Именно это и вчерашняя его вечерняя отлучка в город наводят на неприятные мысли. Катар — страна для бизнес-встреч и выгодных соглашений. Тёма боится. Боится, что у него заберут его птичку. — Говорят, Рибалта уже здесь, — приглушённый голос Кержакова рядом выдергивает Артёма из потока мыслей. — Что, так рано? — Его видели вчера в отеле. Вечером. Поздно. Миша смотрит на Дзюбу, слегка приподняв брови, всем своим видом призывая подумать. — Блять, — Тёма поворачивается в сторону общего зала и выискивает глазами Себу. Тот, заметив Артема, подмигивает и улыбается. Рядом с ним стоит Семак, что-то ему рассказывая. Дриусси рассеяно кивает, не отрывая от Тёмы взгляда. Прерывает их переглядывание Миша, спрашивая: — Что думаешь? Дзюба смотрит на серьёзное выражение его лица и тихо произносит: — Они готовят сделку, — он снова следит за Дриусси, который уже прыгает на мини-лестнице, зависая на несколько секунд в воздухе, меняя ногу и снова опускаясь на полотно снаряда, подпрыгивая ввысь. Он сейчас как живое воплощение своего ласкательного прозвища. Птичка. Настоящая Зенитовская птичка, которая, кажется, скоро упорхнет из холодного стылого Питера и из жизни Артёма. Тёма смотрит на Мишу и произносит тихо, почти одними губами: — Вопрос только, для кого эта сделка. ____ Рибалта появляется к концу утренней тренировки. Он всегда приезжает на сборы с ними, но позже, ближе к середине. Сейчас его присутствие напрягает. Хотя умом Тёма понимает, что у них сейчас как минимум у трёх футболистов контракт на подходе и работа рекрута может быть сосредоточена на них. Но странное поведение Себастьяна вчера и то, что, спустя столько лет совместной жизни с Ванессой, они решили заключить с ней брак. И вообще… Что «вообще», Дзюба не может сам себе объяснить. Единственное, что он понимает, им нужно наконец поговорить. Нормально. Наедине. После вечерней двухсторонки он собирается найти Себастьяна в столовой, но там его не обнаруживает. Ужин проходит без него, и лёгкое беспокойство внутри Дзюбы нарастает, как снежный ком, превращаясь в панику. Когда, кое-как запихав в себя ужин, Артём подсаживается за столик к Семаку, в кармане его брюк звенит сигнал входящего сообщения. Он рассеянно смотрит на экран, потом на Семака, удивлённо поднявшего брови, и снова на экран. Слышит на периферии сознания слегка ироничный голос Богданыча: «Это первый и последний раз, чтобы утром на тренировке, как штык. Никакого алкоголя. С завтрашнего дня никаких свиданий с ночными вылазками и, Артём…». Дзюба снова и снова перечитывает сообщение, не веря своим глазам. — Артём, слышишь меня? — Семак говорит уже громче. — Что? — Тёма смотрит на него во все глаза, только сейчас понимая, что происходит. — Я сказал Себастьяну, повторю сейчас и тебе. Если это отразится на тренировочном процессе, я приму меры. Дзюба судорожно кивает головой, подтверждая, что полностью на всё согласен, и вскакивает с места, срываясь на бег, добирается в свой номер. Карман спортивных штанов будто обжигает айфон с прочитанным несколько раз сообщением.22.00
Я жду вниз
Мы пойдем в город.
Всю ночь ты моя, любовь моя
***
Воздух в помещении такой влажный, что кажется, стекает мелкими капельками по задней стенке глотки. Тёма вдыхает аромат каких-то пряных благовоний, наполняющих помещение парилки хаммама, проводит руками по мокрым от пота коленям, слегка приподнимая полотенце, и косится на заинтересованного его действиями Себастьяна, который сидит в паре метров. Тот коротким движением языка облизывает губы и сглатывает. Дзюба, видя его реакцию, ещё выше задирает полотенце, наблюдая за тем, как затягивает знакомой и любимой масляной дымкой почти черную сейчас радужку. В круглом мраморном зале всего несколько мужчин. Тёма старается на них не смотреть, но их присутствие мешает сделать то, что так хочется. Себастьян обещал кроме бани ещё что-то, и Артём догадывается, что именно. Он в предвкушении рассматривает блестящее от влаги тело Дзиусси. Наблюдает, как капелька воды стекает с влажных волос по смуглой шее, прокатываясь по груди Себы, минуя татуировку его маленькой дочурки, и зависает на темном соске. Тёма вспоминает, как впервые увидел это. В голове четко всплывает картина встревоженного Себастьяна, влажного после душа, стоящего перед ним на коленях в общественной душевой старого стадиона Динамо. Это их первый раз. Тот молящий взгляд так перекликается с тем, что Тёма видит сейчас в глазах Себы. Уверенное тепло глаз Себастьяна сменило страх быть отвергнутым, а мольбу в карих радужках полностью поглотило спокойное и ровное желанием. Себа знает — он получит то, что хочет, и в пору Дзюбе стоять перед ним на коленях. Потому что этот негодник вместо того, чтобы прекратить сладкую пытку, подзывает банщика и говорит что-то ему на английском. Тёма подсаживается ближе и зовёт его тихо: — Себа, пошли отсюда, пошли, а. Go. Дриусси наклоняется к его уху и шепчет, в его голосе обещание: — Все будэ́т. Todo lo será. Quiero que disfrutes. (Я хочу чтобы ты получил удовольствие (исп)). Он отстраняется как раз, когда подходит араб с тазиком пенной воды и странным куском белой ткани. Артём прикрывает глаза, пытаясь прогнать навязчивые мысли и желания, и тяжело выдыхает. ___ Пена повсюду. На плечах и спине, на икрах и даже покрывает пятки. Тёма лежит в благоухающем белоснежном коконе и уплывает куда-то за грань воздушного блаженства. Он привык к массажу, это часть его работы. Но тут другое. Твердые руки массажиста и скользящая пена — это не о здоровом мышечном тонусе, это о расслаблении и покое. Он ощущает мягкое надавливание между лопаток и открывает глаза. Араб что-то бормочет на ломаном английском, продолжая массировать ему спину, но Тёма слышит лишь тихое «todo para ti» (всё для тебя), и смотрит в любимое лицо лежащего напротив Себастьяна, шепчущего что-то ещё. Тот протягивает руку к нему, раскрывая ладонь. Артём берёт его пальцы в свои, зажимая крепко-крепко, и прикрывает глаза. Он чувствует, наконец, как тело, вымотанное бессонной ночью и тяжёлым тренировочным днём, расслабляется. Тяжёлые мысли, не прекращающие мучать его, растворяются, разум отключается, погружаясь в спокойный глубокий сон. ___ Себа в руках ощущается как что-то драгоценное и дорогое. Тёма касается гладкой кожи его боков, слегка надавливая, гладит медленно и нежно, будто боясь раздавить, как хрустальную вазу. Он проводит руками вверх по спине, обводя лопатки мягким движением ладоней, тянет Себастьяна на себя, опускаясь на кровать и усаживая его себе на колени. Птичка колется отросшей щетиной и целует, не прекращая. Он стонет в поцелуй и трётся стоящим членом о живот Артёма, тот едва успевает отвечать, пытаясь перевести страсть Себастьяна в нечто более тягучее и медленное. Тёме хочется нежности, показать всю свою любовь и заботу. Но Себа напирает, давит своим желанием, срывая с них обоих полотенца, и берется за член Артёма горячей рукой. — Стой, — Дзюба перехватывает его ладонь, — Себ, подожди. Артём знает, чем обычно это заканчивается — после секса все мысли и сомнения улетучиваются, а он ещё не спросил самое важное: — Ты улетаешь, да? Дриусси замирает, приоткрывает рот, облизывает нервно губы, сползает с коленей Тёмы и садится рядом, касаясь бедром его колена. — Я нэ знаю́. Negociaciones en curso, pero aún no he tomado una decisión. (Ведутся переговоры, но я ещё не принимал решение (исп)), — он поворачивает голову в сторону Артёма и добавляет, — я нэ хочу. If only in summer (только если летом) y solo a Europa (и только Европу). Брови его приподняты в страдании, он смотрит в лицо Артёма, ища в нём понимание и поддержку. Дзюба чувствует — любое решение своей птички он примет, несмотря на внутренние боль и противоречия. Осознание безысходности накрывает его с головой. Он внутренне уже начинает отсчитывать месяцы, которые им остаются вместе. Если бы он мог сосчитать в уме, то умножил бы месяцы на сутки, сутки на минуты, а минуты на секунды. Чем больше цифра, тем кажется дольше они будут рядом. Тёма кивает и произносит одними губами: «Я понимаю». Себастьян качает головой из стороны в сторону, как будто не верит и встаёт, уходя куда-то в глубь номера. Там лежат вещи, которые они сняли прежде, чем идти в хаммам. Этот замечательный комплекс состоит не только из бассейна и парилки, в нём также бар, ресторан и комнаты отдыха. Уединенные комнаты отдыха, больше похожие на номера отелей. Предусмотрительные арабы знают, чем порадовать гостей сказочного города. Себа что-то ищет в своей маленькой сумочке и возвращается к Артёму. Он начинает говорить, стоя прямо напротив Дзюбы. Он снова обернулся полотенцем и крутит в руках что-то маленькое, перекидывая из ладони в ладонь. Когда он становится на одно колено и протягивает предмет Артёму, тому кажется — он не здесь, не в этом помещении. Он будто повис где-то в воздухе и вот-вот взлетит от переполняющих его эмоций. Тёма не верит своим глазам, кажется — это происходит не с ним, но восторг заполняет всё его существо с головой. Тёма слышит словно сквозь вату сбивчивую речь: — Tu me preguntaste sobre los anillos, quería hacerlo antes, pero no sabía cómo tu reaccionarías. Esto no es aceptado, pero para mí es importante. Cuando nos casamos con Vanessa, le dije que quiero que tu tambien eras mio. Ella me llevó a la joyería y elegimos anillos. (Ты спрашивал меня про кольца, я хотел сделать это раньше, но не знал, как ты отреагируешь. Это не принято, но для меня это важно. Когда мы поженились с Ванессой, я сказал ей, что хочу, чтобы ты тоже был моим. Она тогда отвела меня в ювелирный и мы выбрали кольца (исп.)). Он говорит так быстро, что Тёма понимает через слово, но самое главное сейчас для него не слова, а глаза Себастьяна и два кольца из красного золота с простой белой полоской эмали посередине* в черной бархатной коробочке, лежащей на ладони Дриусси. — No sé por qué, pero tenía miedo de que me rechazaras. Tenía miedo… (Я не знаю почему, но я боялся, что ты отвергнешь меня. Я боялся… (исп.)), — Себа запинается и замолкает, сглатывая. Артём смотрит на его протянутую руку, на горящие ярким румянцем щеки, на блестящие от волнения глаза и забирает кольца аккуратным жестом. Он встаёт с кровати, поднимает подмышки Себастьяна на ноги, обнимает, прижимаясь всем телом, и шепчет: — Разве я могу тебе отказать, mi amor (моя любовь), — он отстраняет парня от себя, берёт его правую руку и надевает одно из колец, то что с эмалевой полосой поуже, на его безымянный палец. Артём протягивает свою правую ладонь Дриусси — посередине её лежит второе кольцо. Себа смотрит на Артёма с сомнением в глазах, потом на кольцо, снова на Артёма и начинает улыбаться, как маленькое солнышко. Он поднимает правую руку, разглядывая её, целует свой палец с кольцом и берёт парное с ладони Артёма, аккуратно повторяя его жест — кольцо точно впору. На безымянном пальце Дзюбы теперь красуется знак их связи, которую уже не оборвать. Никакие контракты, разлука и расстояние не сотрут из памяти этот момент. Да, они не могут заключить брак, да, они не могут жить вместе, любить друг друга открыто, но… — Тепэр ты мой, — произносит Себа, словно продолжая мысли Артёма, и целует его. Рот его горячий, он как расплавленный шоколад, тягучий и нежный, и такой сладкий. Тёма целует губы, вылизывает нёбо и не может насытиться своим прекрасным мальчиком. Дзюба сжимает его в руках, гладя бархатную кожу, вдыхая аромат трав и неповторимый запах самого Себастьяна, и чувствует переполняющую его нежность. Она вырывается наружу горячечным шёпотом: — Самый лучший. Hermosa (красивый), нежный, mi amado (мой любимый), — он целует щеки, шею, глаза и губы, опускаясь поцелуями вниз, помечая ими свою любовь, свою страсть и желание. Тёма становится на колени перед тяжело дышащим Себастьяном, целует его в солнечное сплетение и поднимает взгляд. В глазах его половинки, его частички, обожание и нежность. Себа проводит пальцами по его затылку и Тёма произносит: — Теперь ты мой, моя любовь, — он вторит словам Себастьяна, они звучат, как клятва. Артём утыкается носом в живот своему мальчику, касается ртом гладкой кожи и ведёт, едва касаясь, вниз, проводя губами по ямочке пупка, ловя подрагивание пресса, слыша задушенный стон. Он выцеловывает чернильные крылья татуировки, которая раскинулась над косточками таза Себастьяна. Они как олицетворение всей сути Дриусси — он птица, вольная и свободолюбивая. Но пока Тёмина птичка с ним, они будут вместе. Артём лижет косточку таза, спускается вниз, прикусывает чувствительную кожу внутренней части бедра и утыкается носом в ложбинку паховой складочки. Он слышит протяжный стон и чувствует мягкие поглаживания по затылку. Себу хочется вылизать. Всего. Он так редко это делает, но каждый раз Себастьян для него открытие, его вкус, его запах, его чувствительное тело. Они всегда куда-то торопятся. Но сегодня у них есть вся вечность этой бездонной ночи. Артём на руках относит его на кровать и ложится сверху. Себастьян под ним вздыхает судорожно. Он шепчет что-то приглушённо, пытается поцеловать, но Тёма лишь продолжает свою ласковую пытку. Он вылизывает шею, от кадыка вверх к подбородку, клюёт в губы и снова опускается ниже, уже посасывая и выцеловывая ключицы. Он трётся членом о ногу Себы, низ живота почти болит от желания, но он не хочет торопиться. Тёма гладит плечи и перехватывают руки Себы, пытающегося взяться за его член, прижимает к кровати и начинает покусывать твердый маленький сосок, периодически пропуская его между губами, посасывая и снова кусая. Пройтись кончиком языка по гладкому боку и получить вздох удовольствия. Прикусить около пупка и нырнуть языком в его ямочку, вылизывая до донышка, слышать, как божественную музыку, стоны Себастьяна. Облизать яички, перекатывая каждое между губами, и, чуть погодя, поглядев в глаза своего мальчика, взять в рот головку члена. Всё это доставляет не меньшее удовольствие, чем обладание Дриусси. Хочется дарить удовольствие и дарить себя. Тёма сосет тщательно, погружая член Себы как можно глубже в рот, касаясь головкой нёба, сглатывает, увеличивая стимуляцию и чувствует бурный отклик — тело Себастьяна натянуто как струна. Он стонет в голос и подкидывает бедра вверх, изгибается и бормочет: «Болше, хо́чу болше, внутр, Артом», и Тёма понимает. Да, он хочет внутрь. Он поднимает на Дриусси взгляд, отпускает его руки и кивает несколько раз, произнося: — Да, внутрь. Ты. Внутри. Меня. Себастьян приподнимается на локтях. На его лице удивление, но на дне радужки предвкушении. Он переспрашивает: — Are you sure? (Ты уверен?) Дзюба молча кивает. Себа садится, берет его лицо в свои руки и ещё раз спрашивает: — Артём? — Давай, — упрямо кивает головой Дзюба. ___ Это больно. Не так больно, как он преполагал, но и не то чтобы особенно приятно. Жжение не прекращается, а Себастьян всё двигается и двигается внутри. Он целует Тёмины щеки, шепчет: «Лублу», куда-то в ухо и двигается, как раскаленный поршень. Всё возбуждение схлынуло, Тёма просто хочет потерпеть, но Себастьян останавливается, замечая опавший член. Он поднимает на Дзюбу глаза, в них смятение и поволока страсти. Он весь раскраснелся, капельки пота стекают по виску и шее, по телу пробегает дрожь, он явно хочет продолжить. Себа тянет бедра лежащего под ним Артёма чуть выше, садится на свои пятки и начинает двигаться вновь, но уже медленнее и как-то немного иначе, с меньшей амплитудой и глубже, касаясь Артёма руками, гладя его плечи и торс. Внутри, будто поднимаясь из глубины, разливается снова возбуждение. Оно совсем другое. Тягучее, вязкое, болезненно-острое. Тёма, рассматривающий всё это время Себастьяна, зажмуривает глаза, пытаясь понять и прочувствовать тепло, которое поднимается от копчика вверх, охватывая низ живота, и ползёт всё выше и выше. У него снова стоит. Он опускает руку на член, но её убирают, заменяя своей. Артём распахивает глаза на Себу. Тот весь блестит от пота, смуглая кожа щек окрашена яркими пятнами румянца, он резко подаётся бедрами вперёд и двигает рукой на члене Артёма. Он сейчас сосредоточение всего самого красивого, что видел когда-либо Артём. Прекрасные его глаза блестят возбуждением, отросшие волосы падают на лоб, завиваясь мелкими волнами на висках. Пухлые губы приобрели пурпурный цвет, Себа постоянно прикусывает нижнюю, делая её ещё более яркой. Он то прикрывает глаза, то снова смотрит на Артёма. Покатые плечи, вычерненные татуировками, двигаются в такт движением его руки на члене Тёмы, а грудь вздымается от тяжёлых вздохов. — Моя птичка, моя прекрасная птичка, — Тёма тянет его на себя, целуя любимые губы и разделяя их общее на двоих судорожное дыхание. Он чувствует, что предвестники оргазма маячат где-то отдалённо. Артём подаётся бедрами вперёд и закидывает ноги на поясницу своего мальчика. Он двигает тазом, принимая член всё глубже и глубже, ощущая, как удовольствие горячим потоком поднимается к основанию члена. Себа начинает двигаться хаотично и опять слишком быстро, он перестаёт ласкать Артема, громко вскрикивает, прижимается лбом к Тёме и протяжно стонет. Дзюба ловит ускользающую волну удовольствия и разочарованно выдыхает. Себа кончает внутри него, несколько раз ещё толкаясь вперёд, и замирает. Он глубоко и судорожно выдыхает и поднимает глаза на Артёма, начиная повторять: — Про́сти, Тёма, про́сти. Yo quería hacerlo hace mucho tiempo… realmente quería esto, simplemente no pude resistirme. (Я хотел сделать это очень давно… Я действительно хотел этого, я просто не смог удержаться (исп.)). Дзюба хочет сказать, что ничего страшного, но Себа уже опускается между его ног и берёт член в рот, начиная быстро двигать головой. Волна отступившего удовольствия снова накрывает с головой. Оргазм взрывается перед глазами красочным калейдоскопом, растекаясь по всему телу и захватывает каждый нерв, проходясь электрическим зарядом, и кажется, что сознание сейчас оторвётся от тела. Артём протяжно стонет и кончает в горячий рот. Вместе с одолевающей тело негой приходит и понимание — он так легко пошёл на то, что раньше казалось табу. Вообще всё, что происходит у них Себастьяном, случается в жизни Артема впервые. Тот влетел в его жизнь красочной волной, подарив невиданные доселе эмоции и ощущения. Он отдавал всего себя, даря радость простым осознанием, что такой солнечный и прекрасный человек может быть рядом с Артёмом. Он ничего не просил взамен, он дарил свою любовь, а Тёма сам захотел отдать ему душу. Тёма обнимает Себу за плечи, укладывает его голову себе на грудь, поглаживает по волосам и поднимает их руки, сцепив замком, перед глазами. Он рассматривает два парных, так похожих друг на друга кольца, и спрашивает: — Что скажет Ванесса? Почему-то именно сейчас Тёма осознает что их обручение сказка, которую они себе придумали, а брак с Ванессой совершенно настоящий. Не какая-нибудь фикция ради детей, как у Артёма с Крис. Это настоящая любовь. А он как тот пёс с ошейником на побережье Испании, только на Дзюбу надели кольцо, и он теперь всегда будет привязан невидимым поводком к своему хозяину. И всегда, и отовсюду будет возвращаться к нему. — Vanessa? Ella estsrá muy felis de nasotros. (Ванесса? О, она будет очень рада за нас (исп.)). Нappy, — в глазах его такая нежность, что Тёма даже не пытается спорить. — Мой славный наивный мальчик. Te quiero mucho (я так тебя люблю (исп.). Тёма целует Себу в лоб и прикрывает их обоих краешком сбившегося покрывала. Конечно, Ванесса будет рада, думает про себя Артём, ведь у нас осталось от силы полгода вместе, моя птичка. А может, лишь несколько недель. «Рибалта не дремлет, Хавьер придет к вам и продаст даже вашу маму», — шепчет, усмехаясь Тёма. Он сжимает в руках пальцы задремавшего Себастьяна, целует поочередно его и своё кольцо. И снова тихо смеётся своей несмешной шутке. И смех его наполнен тоской.