***
— Да ну нафиг, кому ты лепишь? — Миша хохочет в голос, хватается за живот и заваливается на кровать, голова его попадает Лунтику на колени, но он лишь поднимает на Андрюху взгляд и даже не пытается переместиться, только вольготнее располагается, потираясь затылком о голые колени друга, и продолжает подстёбывать Артёма, смотря уже на него, — ты такое трепло, Дзюба. Он фыркает и снова поднимает глаза вверх, смотрит на Андрея, ища в его глазах поддержки. — Да, Андрюха, вот заливает? Лунёв лишь пожимает плечами, улыбаясь краешком губ и бубнит себе под нос: — А чё я? Я то чё? Меня там не было, я чё, пасу, может и была такая рыба. Миша фыркает и продолжает доказывать, Артём не понимает зачем вообще, всем и так всё понятно, но Миша, видать, хочет поспорить. Но с кем, если всё, что он говорит, адресовано даже не Дзюбе. Он вещает Андрею, раскидывая руки в стороны и не отрывая от него взгляда. — Да если бы была щука, вся страна бы её увидела, этот показушник вывесил бы фото в инсте, и в сторис, и на странице, — Миша улыбается так умильно, как будто про ребенка рассказывает, но только этот ребенок до сих пор в комнате, и оттого, что про него говорят в третьем лице, становится как-то обидно. — Эй, харэ, парни, чё я пиздеть буду? — Ты-то? — Андрей поднимает на него взгляд и смеётся, ему тут же вторит Мишаня, они ухохатываются уже вместе. Тёма сам не может сдержать улыбку, он смотрит на парней, что лежат уже чуть ли не в обнимку — Миша упирается лбом Андрею в живот, одной рукой вытирает слезы, выступившие от смеха, второй обнимая того за талию. У Артёма что-то екает внутри. Он видел уже подобные прикосновения, он их уже испытавал. И когда Андрей, незаметно, как ему кажется, проводит большим пальцем по раковине Мишиного уха, обводя все завитки нежно и аккуратно, Артём не выдерживает, он встаёт и скомканно прощается: — Ну всё, парни, вы у меня не одни, у меня ещё куча дел до завтрака, я не всем ещё рассказал про мою большую щуку, — он говорит всё это и понимает, что его не слушают, парни явно уже заняты друг другом, — Покедова! Он разворачивается и уходит, с ним так и не прощаются. И только захлопывая дверь, краем глаза Тема замечает, как Андрей наклоняется ближе к Мише, чтобы…. Ох. Вот сейчас Артёму резко снова хочется кого-то обнять. Точнее кого-то конкретного, сладкого, гладкого и очень вкусного. Как же Тёма соскучился по своей птичке.***
Они отдыхают сегодня днём у бассейна, загорают всей командой. Артём нежится под ярким солнцем, вдыхая насыщенный горный воздух, наблюдая за своим любимым аргентинцем. Себастьян практически не загорает, он почти постоянно купается, вылезает из бассейна, обсыхает под жарким солнцем и снова прыгает в воду. Артём смотрит на его яркую улыбку, мокрые смоляные волосы, что он постоянно зачёсывает рукой назад, пропуская влажные пряди между пальцев, на смуглую кожу, по которой скатывались капельки воды, облизывая аппетитные формы – плоский живот, плавную линию бедер, круглые коленки и гладкие икры, и сам готов повторить путь этих капель, вылизав каждый сантиметр пройденного ими пути. Но вокруг слишком много глаз, и Дзюбе остаётся лишь любоваться своим мальчиком и вспоминать всё то, через что они прошли за эти пару месяцев с Себастьяном, с командой, все вместе. Чемпионство далось не просто, но это того стоило. Тёма лежит сейчас под жарким горным солнцем и вспоминает то всепоглощающее счастье на церемонии вручения. Они стали чемпионами и в воздухе (он «пролетел» мимо этого безумия в самолёте, но победа над ЦСКА того стоила), и на поле. Даже Кристина, с которой они уже пару месяцев не жили вместе, не вызывала отторжения. Он любил тогда и детей, и её, и вообще весь белый свет. Все те люди, что были рядом, казались родными и близкими, все были, как братья и сестры. Куча детей, милые жены его друзей и золото, золото на поле, золото на шее, и золото, отраженное в глазах его ангела, Себастьяна, что держал на руках свою собственную маленькую копию. Эта почти библейская картина, эти прекрасные создания, такие гармоничные и такие обожаемые. Артём не сдержался и стал сюсюкаться с маленькой принцессой. Себастьян посматривал на всё это снисходительно, как будто и Тёма, и Франческа находятся на одном уровне развития. Ну что сказать, Артём всегда умел находить контакт с детьми. Девочка мило улыбалась, а потом начала смущаться и уткнулась носиком отцу в изгиб шеи. Тёма посмотрел на Себастьяна и оказался сметён тем потоком любви, что таилась в глазах его птички. Он практически явственно ощущал его тепло, эта любовь обволакивала его всего, даря ещё больше уверенности в себе и восторга. Артём не знал, как при людях выразить ответные чувства. Он подмигнул, пройдясь по лопаткам Себы ладонью, и одними губами шепнул «Tе amo», надеясь, что никто этого не заметит. Вся их жизнь, вся их любовь это сплошная конспирация. Слишком много человек уже догадывается, благо это друзья, и Артём не чувствует опасности. Но каждый раз, каждый чёртов раз, когда можно просто обнять и поцеловать в висок, обнять так, как хочется, крепко, прижимаясь телом к телу и не отпуская несколько десятков минут, а может и пару часов (кто знает, что бы делал Тёма, если бы это было позволено), приходится делать вид, что это просто дружба, ничего больше. Что уж говорить, Артём вообще стал реже общаться с Себой вне их квартиры, он стал замечать слишком много косых взглядов. Они как шпионы, живут неполной жизнью, прячась под масками тех, кем они не являются. Тёма не привык так жить. Он всегда выражал все чувства прямо, но если это касается Себастьяна, это практически невозможно, это… — Колхоз! – Артём чувствует болезненный шлепок мокрым полотенцем по груди, и хохочущий Азмун уже убегает в сторону бассейна, крича и периодически разворачиваясь в его сторону со своим смешным акцентом, — Зюба колхоз, Себа твой дурак! Тёма тут же срывается с лежанки и мчится вприпрыжку его догонять. Они носятся вокруг бассейна, Тёма пытается выловить безбашенного иранца, успевая только пару раз зарядить подзатыльник и поджопник. Этот туркменский балбес ловко уворачивается и, когда всё-таки оказывается зажат в тиски крепкой хватки Артёма, пока тот лохматит его длинную челку, приговаривая «Мелкий засранец! Чё сказал, а ну повтори?», с криками «Колхоз» отталкиватся ногами от дощатого настила и прыгает в голубую прохладную воду, затаскивая с собой Артёма. Сердар, взвизгнув, уходит под воду, а Тёма, успев сообразить, отцепляет свои руки от его плеч, выныривает на поверхность, отфыркиваясь от обжигающей закатившейся в глотку воды. Когда голова Сердара показывается из воды, Тёма даёт ему пару минут отдышаться и запрыгивает на плечи, снова окуная его в воду, смеётся и приговаривает: «Туркменское чучело, так тебе». Иранца спасает лишь горячее тело, что запрыгивает на спину Артёма и давит грузом, погружая их под воду. Тёма рефлекторно отпускает руки, и Азмун ужом выскальзывает из его рук и поля зрения. Провозившись, чтобы освободиться, Дзюба всплывает на поверхность, скинув с себя коварного захватчика, поворачивается к нему и натыкается на довольного собой Себастьяна. Тот лукаво улыбается и безмятежно плавает в нескольких метрах от Артёма. Этот его довольный вид и кошачья улыбка вызывает волну тепла, что поднимается изнутри, угрожая затопить с головой. Тёма, не долго думая, рывком подплывает к нему и крикнув «Ах, значит так!», обхватив под грудью, набирает полную грудную клетку воздуха, тянет его вниз, на самое дно. Тёма держит крепко, но Себастьян не сопротивляется. Согнув колени и погрузившись под воду, они смотрят друг на друга сквозь толщу прозрачной воды. Под руками у Тёмы гладкие бока, что кажутся обжигающими, Себастьян похож на диковинную русалку, желанную и такую сейчас близкую. Себа, выпустив пару пузырьков воздуха, подаётся вперед и прикасается губами к Тёминым (это как клевок, короткое прикосновение) и тут же отстраняется. Артём от неожиданности открывает рот, глотая воду, он отталкивается ото дна и тут же оказывается на поверхности, пытаясь отдышаться и отплеваться. Дриусси уже нет рядом, Тёма поднимает взгляд наверх - тот стоит на краю бортика бассейна, вытирая волосы полотенцем и смотрит сверху вниз на Тёму, заметив на себе взгляд, подмигивает и отворачивается, направляется ко своей Аргентинской компании. Его круглая аппетитная задница, обтянутая темной тканью, покачивается от каждого его шага. Тёма проходится взглядом по крепким ногам, гладкой спине с чернильным львом, темному ёжику на затылке и кричит вдогонку: — Ну, Симпатико, получишь ещё от меня, — он улыбается сам себе, представляя эти круглые персики под своими ладонями, и снова выпрыгивает из своих фантазий из-за брызг воды и бухнувшегося в воду тела: — Я же говорю, дурак Себа, ревнует, дурак, — Азмун плещется рядом, периодически брызгая в сторону Артёма. Тот, хищно улыбаясь, шипит сквозь зубы. — Ну всё, допрыгался, гадёныш, — теперь от расплаты иранца никто уже не спасёт. — Ива! Ива, убивают, помоооги! — а нет, похоже таки спасёт.***
Артём тщательно высчитывает балконы. Перила между ними низкие, и они выстроены в сплошной ряд. Перейти с одного на другой для любого человека не составит труда. Тем более для спортсмена, да ещё и с такими длинными ногами, как у Артёма. Он вдыхает разреженный, наконец-то прохладный воздух, бросает взгляд в сторону прекрасного вида на горы и звёздное небо и начинает перепрыгивать через деревянные перегородки. Один, два, тут живёт Лунь, а чуть дальше Мишаня, нужно прошмыгнуть мимо максимально быстро, заткнув уши, просто, чтобы не травмировать свою психику. Прыжок через невысокие поперечные перила, ещё один — три, четыре, Шат и Смольников. Стопудово сидят рубятся в карты, его приглашали к себе, но Тёма сослался на усталость и отказался от такого заманчивого предложения. Хотелось, конечно, поиздеваться над Шатовым и как всегда выиграв, заставить того сделать что-то эдакое, Тёма ещё не придумал, но он обязательно бы извернулся и организовал максимально унизительное наказание. Но нет. У него сегодня другие планы. Пять, прыжок, шесть, ох, чуть не навернулся. Тёма спешит, хотя казалось бы куда. Перила деревянные, и он садит себе занозу на внутреннюю сторону бедра. Черт, противно и мерзко, щиплет слегка ободранную кожу. Артём останавливается, потирая задетое место, и понимает что сбился. На чём он остановился? Пять? Ах да, пять. Тут живёт Нобоа, он наверное спит как сурок, он вообще соня ещё тот. Тёма как-то пытался его на прошлых сборах вытянуть ночью поиграть с парнями, но тот уже в девять заваливался спать. Хотя у него тогда была травма. Сейчас вообще уже все должны спать — двенадцать ночи, Тёма ждал максимально долго, чтобы не спалиться. Дневные и вечерние тренировки у них максимально насыщенные, им не дают спуска. Время старта чемпионата России сместили, и теперь им придется начинать играть раньше. Да ещё и Суперкубок через неделю. Сегодня им дали немного отдохнуть, но завтра всё начнется снова. Артём и так был в отпуске всего неделю (чем-то нужно жертвовать ради сборной) и всё время он потратил на семью. Он думал, может сможет вырваться на встречу с Себастьяном, но тот укатил в Италию с Ванессой. И вот, с Тёмой они увиделись только на сборах. Опять работа и украденные часы, если не минуты для них двоих. Вот после балкона Нобоа начинаются комнаты Аргов. Тёма считает тщательно и внимательно. Краневитер, Ригони, Дриусси. Себа. Тёма вспоминает, как зажал его сегодня после ужина под лестницей. Они выходили самыми последними, и Себа как будто специально тянул время, косо посматривая на Тёму, горя лукавыми искрами в глазах. Смеялся открыто и задорно, запрокидывал голову, оголяя шею, выставляя напоказ соблазнительный кадык и острый подбородок. Пару раз даже подмигнул Тёме. Когда Дзюба дёрнул его за руку, проходящего мимо лестницы на второй этаж, тот даже не пискнул. Лишь прижался близко-близко, и поцеловал. Их почти не волновало, что снаружи остались люди. Под лестницей было темно, домики, в которых они жили и в которых была столовая, сделаны все в ретро стиле из темного дерева. Эта мрачность дарила уют и скрытность, свет утопал в лакированном дереве, скрывая лишнее от любопытных глаз, а сумерки накрывали их своей мглой. Тёма хватался за Себастьяна, надавливая на лопатки, прижимая его всё ближе. Он целовал бархатные губы, кусал подбородок, облизывал маленькую татуировку за ухом, он не видел, но так хорошо помнил где она, что был уверен — он совершенно точно не промахнулся. Себа шипел, вжимаясь в него всем телом и шептал. — Вечер, mi amor, — Тёма оторвался от гладкой кожи его шеи и посмотрел в глаза, Себа произнёс прямо в его губы, — balcon. И снова поцеловал. Он мягко облизал кромку Тёминых верхних зубов и отстранился, прижимая того к стенке, надавливая на грудь ладонью. Они смотрели друг на друга, тяжело и загнанно дыша, некоторое время, а потом Себастьян развернулся и ушёл, оставив Артёма в предвкушении сегодняшней ночи. Целый остаток вечера казался пыткой. Но сейчас он здесь, напротив балконной двери в номер его сладкого мальчика. Тёма тяжело выдыхает. Наконец-то он тут. Он подкрадывается к двери, аккуратно её толкает и входит внутрь. В комнате темно, нигде не горит освещение, странно, Тёма надеялся, что Себа будет его ждать. Но судя по всему, тот уже уснул. Тёма, мягко ступая, боясь разбудить, подходит к кровати, на которой под белой простынёй лежит Себастьян. Дзюба аккуратно садится на краешек кровати, стараясь это сделать так, чтобы матрац как можно меньше прогибался. Уйти? Если его птичка так устала, что не дождавшись его и была сморена сном? А может… Артём поднимается, тихонько снимает с себя футболку и шорты, откидывает их в сторону. Он ставит колено на край матраца — Себастьян не шевелится, второе, тишина, лишь слабое сопение под легкой простынёй. Тёма, осмелев, ставит руку с двух сторон от предполагаемых плеч своего мальчика и мягко ложится на него придавливая грудью к матрацу. Тело под ним шевелится, барахтается, скидывает простыню, и огромные черные глаза, обрамлённые густыми ресницами, смотрят сначала с удивлением потом с испугом и возмущением, за распахнутыми глазами открывается и не менее большой рот. Орут оба, орут в голос, громкое «ААААА» со стороны Эмилиано заглушается «Бляяяяя, пиздец, нахуй» Дзюбы. Он матерится, но так и продолжает лежать на визжащем Ригони. Тот с силой сталкивает его с себя, (Тёма скатывается на пол) и продолжает орать, но уже что-то осмысленное, сидя на скомканных простынях и хлопая ладонями по кровати: — Seba, maldito pervertido (Себа, чёртов извращенец), toma tu animal (забери своё животное), – он вскакивает с кровати и в одних трусах подбегает к балконной двери, распахивает ее и кричит ещё раз, громко и внятно, — Seeeebaaa. Снаружи слышен шорох и видны тени, и судя по всему, там не один человек. Тёма в панике пытается найти на полу свои вещи, но то ли шорты попали под кровать, то ли ещё куда, но кроме футболки он больше ничего не находит, он судорожно пытается её натянуть, но все что ему удается, это застрять в вороте. Так и не справившись с одеждой, он снова срывает с себя футболку и старается слиться с местностью, прислонившись к самой дальней стене. Вот так в трусах, он точно не пойдет ни в коридор, ни на балкон, где судя по голосам собрались любопытствующие аргентинцы, и о ужас, Кержаков. Какой кошмар, если он увидит его здесь, точно подъебов Тёма не огребётся. Дзюба чувствует, как краснеют щеки и уши, что в принципе, всегда казалось, ему несвойственно. Он тот ещё эксбиционист, он спокойно может раздеваться при команде, но данная пикантная ситуация потребует слишком много пояснений, которые он совершенно не хочет давать. И что он скажет? Шёл ночью к любовнику, ошибся балконом, разделся до трусов? Хорошо хоть только до трусов. Какого хрена он вообще пошёл через балкон, почему просто не пошёл через нормальный человеческий вход в номер? Там хотя бы были номера! Ах да, Себастьян, им захотелось романтики. Ну вот, огребайтесь теперь. Оба. Дзюба начинает хохотать от нелепости ситуации. Он хихикает в свой кулак, пока на балконе судя по всему народ расходится и остаются всего лишь двое. Слышны голоса Риго и Себастьяна, они тихо переговариваются и хихикают. Когда внутрь заходят Себа и Эми, закрывая за собой дверь, Тёма облегченно выдыхает, а Дриусси начинает смеяться. Он задорно хохочет, загибается от смеха и держится за живот. Отсмеявшись, разгибается, смотрит на Тёму счастливым взглядом, тот переминается с ноги на ногу. Риго здесь, и судя по всему они пока никуда не идут, по крайней мере в ближайшее время. Он смотрит на своего улыбающегося мальчика, понимая, что всё хорошо, и никто не зол на него. Но когда тот произносит «Tengo que enviar esto a Vanessa (Я должен это отправить Ванессе)», достает из кармана своих шорт сотовый и сделав пару снимков, отправляет сообщение, судя всего жене, Артём прямо чувствует, как меняется в лице. Он только что смеялся и умилялся своему мальчику, но сейчас злость и обида накрывают с головой. — Кому? Кому ты это хочешь отправить? — Тёма понимает, что на снимках он стоит в одних трусах, в чужой спальне ночью, и самое интересное, это то, как именно Себастьян собрался это комментировать своей жене и матери своего ребенка. — Ванесса. Это сме́шно. — Себастьян совершенно не понимает,почему Артём так расстраивается этим фактом, и продолжает, — I told her that you mixed up the bedrooms and got to Rigo. (Я сказал ей, что ты перепутал спальни и залез к Риго). Он смотрит на Артёма недоуменно и хлопает глазами, а тот кое-что для себя понимает. — А должен был к кому попасть в спальню, поясни? – Артём говорит всё это и медленно подходит к нему, когда он произносит последнюю фразу, он уже стоит практически вплотную к Себастьяну, — к тебе, да? Чтобы трахнуть, правильно? Себастьян отводит взгляд, он смотрит Тёме за спину, где судя по всему стоит Эми, он тяжело вздыхает и снова смотрит в глаза Артёму, прямо и открыто. Во взгляде его нет ни капли хитрости или лукавства, он ничего больше не скрывает, этот маленький хитрый лисёнок похоже готов сказать правду. Поэтому Дзюба спрашивает. — How much does she know? (Как много она знает). Сколько, Себастьян, скажи? Ну? — Всё. Она знает всё. Себа произносит это по-русски, так чисто, что Тёме кажется, он не раз уже тренировался, как это сказать, и похоже им всё-таки нужно объясниться. — Eso es todo (так всё), — Риго всовывает Теме в руки его вещи (вот и шорты нашлись) и толкает его и Себу в сторону двери, — salid de aquí (уходите от сюда), Habéis organizado aquí drama homosexual (организовали здесь гей-драму). Артёму бы посмеяться, но ему совершенно не смешно. Они тихонько перебираются через балкон в комнату к Себестьяну. Тёма, как был в трусах, садится на кресло, которое стоит в дальнем углу комнаты, а вещи кидает комком на пол. Он смотрит на ходящего из стороны в сторону Дриусси. Артём глядит на его напряжённую спину и то, как Себа не может найти покой своим рукам, он то трогает своё лицо, то затылок, то поправляет чёлку. Тёма решает прервать его метания и произносит: — Рассказывай. Ты обещал. Go. Себа поворачивается к нему, смотрит каким-то странным взглядом, как будто сквозь, будто Тёмы уже нет рядом, откидывается на спину на кровати, лежит такой милой красивой звёздочкой. В его комнате включены все три ночника, и мягкий свет освещает его кожу и яркие рисунки на теле, придавая всему его образу золотистый цвет. Себастьян начинает говорить, смотря в потолок. Он мешает три языка — английский, русский и испанский. Но Артём как всегда его понимает. Он может не понять кого угодно, но всё, что произносит Себастьян, понятно на интуитивном уровне. Тёма слушает и осознаёт, куда они себя впутали. И уже сейчас знает, что не откажется от этого ни за что на свете. Себастьян гладит бархатную кожу на животике Ванессы, кончиками пальцев проходят от пупка вверх, под ребрами, очерчивая полукружия груди, поднимается вверх к ключицам и снова спускаясь уже костяшками вниз, обводит лунку пупка и кладёт ладонь чашечкой на уже явственную округлость живота. Там сейчас их ребенок. Он ещё маленький, но совершенно точно живой. Себа прислоняется ухом к горячей коже рядом со своей ладонью и слышит звонкий смех Ванессы. Он поднимает голову и смотрит на свою женщину. На свою единственную и неповторимую женщину. — Что ты хочешь там услышать, у неё сердечко ещё такое маленькое, ты ничего не услышишь без специальных приборов, и она сейчас спит, она тебя даже не толкнет. — Несси пофыркивает в собственную ладонь, он смотрит на неё, такую сейчас красивую, такую любимую и желанную, и его просто снедает изнутри чувство вины. Они только что занимались потрясающим сексом, нежная, чувственная и открытая Ванесса дарила тепло, наслаждение и любовь, такую любовь ему не дарил ещё никто. Почти никто. Сейчас всё изменилось. Когда-то давно он обещал ей рассказывать о себе всё, он так и делал до недавнего времени, он сначала полюбил её открытое сердце, а потом уже тело. Она знала всё, даже о первой «несчастной» любви, которую они вспоминали теперь только со смехом. Тот парень был до неё, она успокаивала Себастьяна и утешала. Он нашёл утешение в ней. Она была сначала просто другом, а стала настоящей любовью. После были лишь мимолётные романы, на которые она смотрела сквозь пальцы, зная, что он всё равно всегда вернётся к ней. Он и не уходил, лишь рассказывал о некоторых наиболее «выдающихся» личностях. Да и было их не так много. За всё время проведенное в России, до этого года, Себастьян понял для себя, что он больше не хочет всего этого, он хотел быть только с ней, он хотел семью и ребенка. Он хотел быть по настоящему счастливым, и он был, до появления Артёма в его жизни. Дзюба просто смёл собой всё, перевернув вверх тормашками, он как настоящий ураган, разрушил под основание его спокойствие и тот фундамент, что Себа строил всю свою не такую уж долгую жизнь. Уверенность в себе, в своих чувствах и своих желаниях, она просто растаяла, как мираж. Каждая их встреча была как взрыв, яркий и всепоглощающий. Себастьян был одновременно и на небе от счастья рядом с ним, и сгорал в геенне огненной от чувства вины перед Ванессой. Он понимает, что должен наконец обо всем рассказать. Кому, как не ей, он может довериться? — Несси, я влюбился, — он лежит щекой на её животике, смотря вверх, на её лицо, стараясь не давить, просто чтобы чувствовать её и ребенка, чтобы ощущать их близость. Ванесса приподнимает бровь и ласково улыбается. Она опускает руку на его голову, поглаживая по волосам, это приятно и очень успокаивающее. — Я знаю, мой воробушек, кто он? — её голос такой мелодичный и красивый, он не знает стоит ли говорить, ему кажется то, что Тёма русский, может всё испортить, но Ванесса воспринимает его молчание по своему, — Или это она? Теперь в её голосе слышны нотки злости и беспокойства, она приподнимается на локтях и хочет продолжить, лицо её принимает хмурый вид. Себастьян успокаивает её одним только словом. — Дзюба, — он притягивает её к себе, обнимая и поглаживает по гладкой коже спины, — это Дзюба, и я не знаю что делать. Напряжение из её плеч тут же исчезает, она обмякает в его руках, и шепчет, целуя в шею: — Любить, и будь что будет. — Я люблю тебя, — он отстраняется и смотрит в её прекрасные бездонные черные глаза, — и его. Ты же меня не бросишь? Она качает головой, берет его ладонь и кладёт себе на живот. — О нет, милый, теперь ты от меня не отделаешься, даже если захочешь. Они смеются вместе, на душе у Себы теперь легко и спокойно. И он, наконец, решается сделать первый шаг. — Хм, во как, — Тёма смотрит на всё так и лежащего на кровати Дриусси, тот молчит уже где-то минут пять. Рассказ его был обрывочным и запутанным. То он вспоминал их знакомство с Ванессой, то, как впервые прилетев в Питер, был впечатлён видами и разочарован погодой. Как привыкал к этой странной большой стране. И как впервые увидел Артёма. Он описывал свои эмоции, как мог, как позволял их до сих пор существующий языковой барьер. Тёма понимает, что Себа впервые рассказывает о том, что у него внутри, так долго и так основательно. Он хочет, чтобы его поняли, он раскрывается до конца, и для него это важно. Дзюба не может понять только одного. Он встаёт из кресла, подходит к Себастьяну, смотрит на него сверху вниз. В глазах у того сейчас всё спокойствие вселенной. Он слегка улыбается и смотрит на Тёму своим бархатным мягким взглядом. - Кто тогда я для тебя? Себа садится на край кровати, берет ладонь Артёма в свою, перебирая костяшки пальцев, и крепко обхватив запястье тянет на себя, Дзюбе ничего не остаётся, как встать на колени напротив него и посмотреть в глаза. Себастьян внимательно проходится взглядом по его лицу, высматривая одному ему ведомые детали, и произносит: — Mi amor (моя любовь). Артём качает головой из стороны в сторону, поджимает губы и, немного помолчав, пытаясь понять насколько эти слова, уже не раз произнесённые Дриусси, соответствуют тому, что он на самом деле чувствует, уточняет: — А она? Себа улыбается открыто и искренне, ямочки на его лице придают ему хитрое выражение. — Mi mitad, My half, (моя половина), част ме́ня, — он по прежнему держит Тёмину ладонь в своей, как якорь, как гарантию, что его услышат и никуда не уйдут. — Но это невозможно, нельзя любить двоих сразу, это неправильно, я не верю, — Тёма произносит это и видит, как выражение лица Себастьяна мгновенно меняется, он страдальчески приподнимает брови, в глазах его обида и упрямство, он ещё крепче сжимает Тёмину руку и тщательно произносит слова: — Я мо́гу, я умею, я лу́блу. Артём смотрит на своего мальчика, на его слегка вздернутый подбородок и упрямо сжатые губы и понимает, да, во вселенной Себастьяна это возможно. Его пташка настолько искренний и открытый, что полюбить для него проще простого. Другое дело, чего Артём больше всего боится, как просто Себастьян может влюбиться, так же просто и забыть. Артём не уверен, что он сам так сможет, что, когда им придется-таки проститься, Тёма сможет это пережить без потерь для собственной психики и сердца. Дзюба чувствует ладонь, которая уже до боли сжимает его пальцы, смотрит на прекрасное лицо своего мальчика, и даёт себе разрешение на всё. Если судьба дала их друг другу, на этот короткий миг, если это чудо, сладкое прекрасное создание, выбрало сейчас его, кто он такой, чтобы сопротивляться этому. Тёма поднимает руку, которую держит Себастьян, и с силой разъединяет его пальцы. По одному, тот даже пытается сопротивляться, но когда Тёма целует костяшку каждого разогнутого пальчика, хватка его слабнет. Тёма смотрит на крепкую смуглую ладонь, на надпись на испанском от большого до указательного пальца, наклоняется и целует выбитое чернилами «Driussi» на ребре ладони. Себастьян вообще любит все эти татушки. Для него они почти ничего не значат, набить имя племянницы - запросто, захотел корону за ухом - почему бы нет. Себа отражал на своём теле все аспекты своей жизни, он пишет холст своей судьбы, каждая деталь может отразиться на его теле. Артём втайне надеется, что он когда-то тоже оставит на этой смуглой коже свой след, и ему посвятят кусочек тела, кусочек души, он оставит свою метку несмываемой краской. Тёма выцеловывает маленькие буковки, поднимаясь губами вверх по внутренней стороне запястья к локтевому сгибу. Себа сидит, замерев и едва дыша. Когда Тёма отрывается от своего занятия, чтобы посмотреть на свою птичку, выражение лица его настолько настороженное, что Дзюбе становится смешно. Он хохочет, рассматривая своего парня, который сидит хлопая глазами и приоткрывая рот, пытаясь что-то сказать. Тёма не даёт, Тёма подаётся вперёд и целует пухлый рот. Он не углубляет поцелуй, он всего-то проходится языком по мягким губам и отстраняется. — Пташка моя, мой мальчик, — Тёма трогает колючий подбородок, проходится большим пальцем по скулам и линии челюсти и кладёт руку на заднюю поверхность шеи, приближает лицо Себастьяна к своему, говорит прямо в губы, — мой любвеобильный птенчик. И наконец целует, как хотел с самого прилёта сюда, с момента, как они расстались в последний раз. Себастьян стонет в поцелуй, его рот пряный, с привкусом травяного чая и мяты. Тёма теряется в ощущениях. Он изнывает от желания и внутренней тоски, что никак не хочет его покидать. Но Себастьян здесь, он рядом, и Тёма пытается забыться в жарких объятиях. Ему хочется верить, что его любят чуть больше, чуть сильнее и немного жарче. Дзюбу несёт потоком всепоглощающего желания обладать, движения его порывисты и резки. Он срывает с Себы футболку и шорты вместе с трусами. Пока он это делает, одежда несколько раз трещит по швам, но Артёму сейчас совершенно всё равно, и судя по пьяному плывущему взгляду Себастьяна, тому тоже совершенно наплевать. Тёма поднимается на ноги, привлекая к себе Себастьяна, берется ладонями за его круглую задницу, он мнёт половинки, наслаждаясь гладкостью кожи и упругостью мышц. Покрывает поцелуями-укусами плечи и шею, добирается до раковины уха, вгрызаясь в мочку. Себастьян стонет и шепчет что-то на испанском. Тёма не слушает, Тёма так сильно поглощён ощущением горько-соленой кожи на языке, он посасывает мочку уха своего мальчика, периодически цепляя колечко в ухе, и тянет на себя зубами, от чего Себа ещё более сладко стонет. Артём крепко подхватывает его под задницу, поднимая над полом, его сообразительный мальчик запрыгивает к нему на руки, обхватывая коленями бока и прижимаясь горячим членом к животу. Себа отстраняется, чтобы посмотреть Артёму в глаза, его взгляд мутный и полный похоти и нетерпения, он выдыхает жаркое «тавай» и целует, буквально трахая Тёмин рот своим языком, проталкивая его вглубь и заставляя чуть ли не задыхаться. Тёма сам не хочет тянуть время, он открывается от поцелуя, смотря по сторонам, так и не отпуская из рук Себастьяна, смотрит на большую, но явно слишком мягкую кровать, разворачивается и доносит его до кресла, скидывая с себя. Дриусси вскрикивает от неожиданности, но осознавая, где он, начинает задорно смеяться. Артём быстро избавляется от так мешающих до сих пор шорт и встаёт между его ног, складывая его икры себе на плечи и наклоняясь к так манящей звёздочке ануса. Он не церемонится, он просто размашисто, как собака, лижет снизу вверх, от копчика до яичек. Себастьян пыхтит и стонет на каждый мазок языка, тянется рукой к члену, но Тёма перехватывает его запястье и не даёт себя коснуться. Он смотрит в затянутые мутной пеленой темные омуты и произносит короткое «нет» одними губами. Себа аж всхлипывает, его член дёргается от возбуждения, показывая, как всё это сильно ему нравится. Тёма ещё пару секунд смотрит на едва заметный румянец на скулах Себастьяна и его влажные слегка приоткрытые губы, возвращается к прерванному занятию. Он тщательно смачивает вход слюной, вылизывает вокруг, поднимаясь языком к яичкам и основанию члена, но больше наверх не поднимается. Себа пару раз дёргает бедрами, шепча невнятные просьбы «прошу, tómalо (возьми)», но Тёма его не слушает, у него совершенно другие планы. Он отрывается от своего безусловно увлекательного занятия, утирая мокрый от слюны подбородок. Его собственный член, который стоит так сильно, что его можно использовать вместо вешалки, требует определенного внимания. Дзюба слишком долго ждал. Он проталкивает палец внутрь Себастьяна, всего на фалангу пальца, тот запрокидывает голову и протяжно стонет, и тут же убирает. Сплевывает на свою ладонь, размазывает слюну по головке члена, и наклоняясь к Себастьяну, шепчет: — Прости, дорогой, я не могу больше терпеть, — он целует Себу и одновременно толкается головкой в узкий вход, отрывается и добавляет — и не хочуууу, ааах. Они стонут одновременно, Артём от безумного наслаждения, узости и жара внутри, а Себа от боли. Он жмуриться на каждый небольшой толчок, когда Тёма проталкивается внутрь и тихо болезненно стонет. Он кусает губы, член его начинает опадать, а в уголках его глаз собирается влага. Тёма видит всё это, наклоняется и сцеловывает эти маленькие прозрачные драгоценности, что дарит ему его мальчик, он ловит их губами и подхватывает Себу под бедра, поднимает их выше, меняя угол. Толчок (он входит уже полностью), Себа запрокидывает голову и стонет уже явно не от боли, ещё один, вверх и вперёд – Себастьян приоткрывает рот, выстанывая «sííííí(да)» протяжно и сладко. Дзюба фиксирует его бедра руками и начинает двигаться резче и жёстче. Он трахает наотмашь, каждый раз попадая по простате, он видит это по реакции, видит по гордо стоящему члену его птички. Что удивительно, Дриусси так больше и не касается себя. Он упирается затылком в спинку кресла, то жмурясь, то приоткрывая глаза, чтобы посмотреть на Тёму и снова прикрыть веки, дрожа ресницами, а руками крепко держится за подлокотники кресла, впиваясь пальцами так, что костяшки его пальцев белеют. Дзюба толкается внутрь жаркого тела, любуясь прекрасной картиной перед собой — Себастьян,весь покрытый испариной, поблескивает при свете ночника золотистым оттенком кожи, татуировки как будто сильнее проступают и черными провалами рисунков поглощают свет, рот Себы приоткрыт и красный язычок то и дело показывается наружу, чтобы облизать сохнущие от частого и глубокого дыхания губы. Он прогибается в спине и толкается навстречу, по его виску ползет капелька пота, Тёма протягивает руку и снимает её пальцем, отправляя в рот, пробуя соль и мускус на вкус. Артём чувствует,что долго так не протянет, Себастьян узкий и горячий, и Тёма слишком долго его хотел. Дзюба наклоняется вперёд, закидывает голени Дриусси себе на плечи, сгибает его почти пополам, прикасается к его губам и начинает двигаться максимально быстро и глубоко. Они уже не целуются, они дышат в открытые рты друг друга, горячим воздухом желания и любви. Тёма смотрит в упор в приоткрытые глаза, в которых дикий огонь обещает спалить его всего полностью. И именно так Артём себя сейчас и чувствует — он сгорает в этой лаве страсти, он рассыпается в пепел. Каждый стон, каждый вдох и вскрик его мальчика, каждое сокращение его горячего тела, обхватывающего жаром удовольствия его член, дарит несравнимое ни с чем блаженство, которое пожирает его изнутри, захватывая всё тело и мысли, поглощая душу, отдавая её этому прекрасному существу, что стонет сейчас под ним, сокращается в спазмах оргазма и выплёскивается жемчужным семенем им на кожу. Тёма чувствует теплые капли на груди, животе и подбородке, ощущает сжатие и следует за ним, осыпаясь безвольным телом, ловя затмевающий сознание оргазм, что отражается яркими вспышками в члене, в яйцах и на обратной стороне радужки. Тёма обмякает, придавливая Себастьяна своим телом, тот по прежнему согнут в три погибели, но даже не сопротивляется. Он пыхтит в ухо Артёму и что-то бубнит. Это так неразборчиво, Тёма улавливает лишь «Te extraño (я скучаю)» и «Te deseaba mucho (я так сильно хотел тебя)», всё остальное невнятная какафония звуков. Но Артёму сейчас не до лингвистических изысканий, да и Себастьян скорее всего говорит всё это для себя, выплескивая накопившиеся за время их разлуки эмоции. Тёма понимает, Тёма сам бы хотел сказать многое, но он почему-то молчит. Он с неохотой отрывается от своего мальчика, неловко встаёт, понимая, что натер колени о ворс ковра, и протягивает Себе руку, ведёт его в сторону душа. Комнатка маленькая, но они помещаются в кабине оба, толкаясь коленями и локтями, больше просто мокнут под струями воды, чем моются. Позже, лёжа на кровати, обнимая и прижимая к себе Себастьяна, Дзюба позволяет себе немного пофантазировать. — Вот представляешь, вот перейду я в АПЛ, а на следующий год тебя после блестящей твоей игры в Лиге Чемпионов, а я уверен, ты обязательно покажешь себя, — Себастьян фыркает ему в грудь, его спина дёргается от смеха, но Тёма продолжает, он машет руками, рисуя эту картинку в воздухе, — тебя обязательно заметят и тоже пригласят в Англию. Представляешь? Он поднимает голову, пытаясь заглянуть Себе в глаза. Тот переворачивается на живот, кладёт подбородок Тёме на грудь, подпирая его руками и умильно смотрит на Артёма. Дзюба смотрит в его светящееся от радости лицо и продолжает. — Так вот, будем мы играть в одной стране, в одной лиге, а может и одной команде. В Европе! Тёма надеется, что его поняли. Себа подрывается с места, подходит к своим вещам, которые они собрали и положили на то самое многострадальное кресло, и достает из кармана шорт свой телефон. Он какое-то время копается в гаджете, а потом подходит и показывает его Артёму. В переводчике одно слово — «мечтатель». Тёма смотрит на него и начинает смеяться, он хохочет, откладывает телефон в сторону и разводит руки, приглашая Себастьяна в объятия. Тот ложится рядом, кладёт свою руку Тёме на грудь, а голову на плечо. Дзюба смотрит на темные потолочные доски и тихо, чуть слышно, произносит, даже не надеясь, что его поймут и услышат: — Давай мечтать вместе. Но его понимают, потому что Тёма слышит в ответ: — Ok, estoy de acuerdo (хорошо, я согласен).