***
Руки Бена Соло были горячими как огонь. Он держал ее так крепко, что на плечах точно останутся синяки... Рей вдруг вспомнила и поспешно склонила голову так, чтобы распущенные волосы и воротник пеньюара скрыли цепочку пятен, оставленных вчера на ее шее другими пальцами. — Мастер Соло, сэр, — сказала она как можно спокойнее. — Нет причин беспокоиться. Не произошло ничего предосудительного. Он смотрел на нее — разъяренный, бледный, с потусторонней тьмой в и без того темных глазах. — Какого черта?! — прошипел он сквозь зубы. — Какого черта ты вдруг стала леди Рен? Что здесь творится?! — Ваш брат был здесь, сэр, — ответила Рей, стараясь смотреть на него как можно спокойнее и отвечать без спешки, не запинаясь. — Он придумал новую игру — будто я его кузина. И велел всем называть меня леди Рен. — Всем? Кому — «всем»? — простонал хозяин, задыхаясь от ненависти, изумления и — как ей показалось — обиды. — Господину Хаксу, всей прислуге, и еще... — Рей малодушно замолчала. Ей не хватало смелости рассказать о всей той толпе народу, которая видела ее с его братом в опере, в лавке, в чайной... — Он сказал, что я больше не служанка и нанял новую. А мне приказал поселиться в маленькой спальне наверху. Рей украдкой перевела дух. Пальцы Бена все еще сжимали ее плечи так, что ноющая боль начала ей досаждать. Она замолчала, ожидая новых вопросов и понимая, что не ответила на самый главный. В дверь снова постучали. — Роуз, все... все в порядке, — вдруг сказала она громко, дрогнувшим голосом, не сводя глаз с гневного лица своего господина. — Ступай... Интересно, что подумает маленькая Роуз? Только вчера она отмывала с тела своей новой хозяйки следы семени одного господина, а сегодня утром почти буквально нашла ее в постели другого. Вот так анекдот. — Надо же, — с присвистом выдохнул Бен побелевшими, кривящимися губами, словно во рту у него было невыносимо горько, и Рей почувствовала его ногти, впивающиеся в ее кожу. — Совсем как хозяйка. Совсем как леди Рен... — Я с радостью прекращу эту игру, мой господин, — сказала Рей, поспешно облизывая пересохшие губы. — Она претит мне не меньше, чем вам... — Не похоже! — выплюнул Бен, с негодованием и — смущением? — окидывая взглядом ее пеньюар и тонкую сорочку под ним. — Это он тебе подарил? — Нет, сэр, я нашла его в шкафу в той спальне, куда мне пришлось переселиться. Я не знаю, кому он принадлежал. Я нашла в кармане... — Ты не ответила на мой вопрос... Рей, — перебил мастер Соло, не слушая. — Все остальное меня мало интересует. Он придвинулся ближе, словно пытаясь уловить на ней чужой след, чужой запах, но Рей знала — она до сих пор пахнет лилиями, как будто этот бледно-голубой аромат сгустился в жидкость и вместо крови бежит по ее жилам. Покрывало соскользнуло, и она невольно опустила взгляд вниз, туда, где темное на фоне простыней колено живописно выглянуло из-под складок ткани, где широкая грудь вздымалась от хриплого прерывистого дыхания, где мышцы твердого живота ходили ходуном под нежной кожей. — Нет, — ответила она, поднимая глаза, встречая его взгляд, — нет... — Что?.. — рассеянно переспросил Бен, беря ее за подбородок и разглядывая ее лицо, как будто и в нем ища перемены. — Ответ на ваш вопрос, сэр. Нет, — повторила Рей, не отводя взгляд. «Браво, Рей. Какая же ты лгунья, — проговорил уже знакомый вкрадчивый голос в ее голове. — Так держать, дорогая. Но ты ведь и в самом деле ни под кого не ложилась. О, кузен Кайло знает множество других способов овладеть женщиной.» — Ты никогда не будешь леди Рен, — сказал Бен, стискивая ее лицо, и она обреченно и как-то странно, насмешливо вообразила, как будет выглядеть, если еще и на щеках останутся пятна. — Ты принадлежишь мне и только мне... — Да, сэр, — прошептала она, понимая, что нужно рассказать ему обо всем остальном — о выезде в театр под именем кузины Рен, о новом гардеробе, об инспекторе Дэмероне, видевшем их вместе, о старике Сноуке в чайной, и не представляла, как это сделать, чтобы он снова не впал в ярость. — Ты моя, — повторил Бен, подбираясь ближе, и ей показалось, что он до сих пор пахнет грозовым электричеством и — жутко, пугающе, — сырой от дождя землей. — Да, сэр, — снова отозвалась она, как механическая кукла, понимая только, что должна что-то говорить, чтобы удержать хрупкое, шаткое подобие равновесия. — Моя... — шевельнулись его губы, но без звука — одного их движения было достаточно. Рей угадала, почувствовала, поняла, что будет дальше, и уже через секунду эти губы накрыли ее пересохший от волнения рот. Еще немного — и это лихорадочно горячее тело прижмется к ней сквозь ничтожно тонкий, смятый чужой пеньюар. Еще мгновение... И лихорадочно горячее тело смяло ее своим весом, губы прижались к ее рту, неловкие пальцы сгребли, сжали ее беззащитную грудь сквозь тонкие ткани, и она всхлипнула от пронзившей боли. Хозяин что-то простонал в ответ, но Рей не разобрала слов. От всего его тела веяло влажным жаром, что-то определенно было не так. — Ты моя, ты моя... — глухо и хрипло стонал Бен, как будто в бреду, и тут ее осенило. Да он же и вправду бредит. — Сэр... вы больны, — прошептала Рей, задыхаясь под его отяжелевшим телом. — Вы... у вас лихорадка... — Ты будешь моей навсегда, — ворчало у ее уха, как будто вздыхал тяжелый гром, и по крыше дома ударил град. — Навсегда... моей, а не его... моей... потому что я был первым, потому что я... моей женой... навсегда... О Господи. И этот туда же... Рей в изнеможении откинула голову и стукнулась затылком о спинку кровати. Господин Соло как в тумане приподнялся над нею и внезапно увидел на открывшейся ему белой шее череду округлых отметин, не понять природу появления которых было невозможно. Он застыл, как пораженный громом, и она поняла, что совершила очередную оплошность. Крепко обвив руками его шею, она прижалась к нему всем телом, чувствуя, как он моментально отзывается на ее прикосновение, возможно, вопреки тому, что говорил ему затуманенный жаром разум. Она поспешно раскидала полы и подолы своего одеяния, и о Боже, как идеально он уместился между ее раздвинутых бедер. — Я твоя, Бен, — прошептала она, чувствуя, как их тела соединяются безо всякой посторонней помощи, и крепче прижимая его к себе, — только твоя... Он глухо застонал, вздрогнул, изливаясь, и обмяк, тяжело придавив ее своим пылающим телом. «Что ж, надеюсь, ты его не убила...» Когда он увидел ожерелье из синяков, так тщательно прикрываемое нежной тканью, то истина поразила его точно удар грома. Она принадлежала и ему, она была в его объятьях, млея и выстанывая проклятое имя — Кайло. Кайло — умоляла она взять ее, грубо и жестоко, как умел только он. Рей выбрала себе хозяина по душе, и взамен он одарил ее одеждами, своим вторым именем. Леди Рен... О господи, до чего же это было невыносимо. И ведь он притупил жажду крови, убийства, разделив ее изнутри. Собрав всю и отдав другой половине себя, а теперь... А теперь ловил себя на мысли, как хорошо было бы схватить Рей за ее прелестную шейку и сдавить, марая чернотой поверх старых отпечатков. И не отпускать, пока она не затихнет в его руках, пока не перестанет биться ее маленькое сердце, пока он не останется единовластным — и последним ее любовником. — Моя! — и ничья больше. Но она была быстрей него. И мигом прижалась всем телом, гибким словно у змеи, оплела руками, обхватила бедрами. Алый морок утих, сменившись пленительной жарой соединенных тел. Он не мог больше думать ни о чем кроме того, как взять ее сейчас, запятнать дыханием, поцелуями, семенем. Рот ее искривился, но не болью, а обещанием. Я твоя, сказала Рей. И тогда он смог опять впасть в забвение.***
Когда он очнулся снова, было уже около полудня, и окна золотились выбравшимся из-за молочного тумана светом солнца. Это, как и то, что Рей лежала рядом с ним, было добрым знаком. Бен потянулся к ней, вздрогнувшей от осознания, что сейчас все повторится снова — проклятья, ненависть, — и погладил по щеке. — Успокойся, Рей, я не стану обижать тебя. Довольно и того, что сделал с тобой мой... — я, хотел он сказать, и яд тайны пролился на язык, обжигая, — мой брат. Я не такой, как он. Я буду любить тебя. Ты моя и посему я буду любить тебя сильнее, чем он. Другого способа победить его не было. — Помоги мне подняться, — она была служанкой, и вот теперь помогала ему снова, не хуже дворецкого подставляя свое плечо. Ее не испугало его обнаженное тело, Рей не вздрогнула, даже когда его колено вклинилось меж складок ее тонкого подола. Все это было уже знакомо ей. Она держала в руках смоченное водой полотенце, а затем расправила свежую рубашку, поправила воротничок, сама застегнула пуговицы на манжетах. Все это было работой не служанки, но верной жены. — Я... — Бен наморщил лоб. Воистину Рен сыграл с ним адскую, блестящую в своем исполнении шутку. Никто из них двоих не решился бы отпустить ее восвояси, рассчитав. А теперь еще и новая служанка? Уволь ее Бен сегодня же, разве не поползут дурные слухи? — Я оставлю тебе твое новое имя. И покои. И одежду. Все это... — все это она заслужила, и на мгновение его чуть не вывернуло наизнанку при мысли о том, что она делала для Рена. — Но я буду твоим господином. И ты будешь принадлежать мне как прежде. А если новая служанка начнет сплетничать о развратнице из рода Скайуокеров, что ж... этот род и без того был достаточно проклят, чтобы кому-то было дело до распущенности нравов. Рей поспешно кивнула, словно боясь, будто вся эта милость растворится в воздухе подобно редкому лучу солнца. — И еще я... — Бен задумчиво закусил губу, решая. А впрочем, разве стоило думать падая на дно пропасти о том, достаточно ли сильны крылья? — И еще, Рей, — он подождал, пока она не закончит с его одеванием и не станет смирно, только тогда взяв ее за подбородок, — ты станешь моей женой. Не какой-то кузиной, леди Рен, которой не существовало. Она будет его женой перед богом и остальным светом. Рей ахнула и побледнела. — Но... господин... Я же... просто... я никто. — Ты не никто. Возле нашего семейного замка есть старая церковь, и священник, что еще служит там, почти обезумел от бедности и одиночества. За определенную сумму он впишет тебя в метрическую книгу и обвенчает нас. Мы уедем туда так скоро, как сможем. И Рену в этот раз не удастся разлучить их. Вернувшись уже леди Соло, Рей станет для него более недосягаемой. — Я смотрю, — он коснулся нежной ткани пеньюара, пропуская ее в пальцах точно воду, — он нашел деньги. Хорошо. Хоть это хорошо. Одной из причин, за что Рена можно было терпеть, так это за его ум, не только извращенный, но и блестящий, не притупленный опиумом. Должно быть... раз в доме появилась новая служанка, он получил часть гонорара сразу на руки. Отлично. Эти деньги унесут их с Рей прочь из Лондона. Совсем скоро. День, может, два он потерпит. — Ну что же, — Бен повернулся к зеркалу, оглядывая себя. За исключением все еще изможденного лихорадкой лица и блестящего воспаленного взгляда, он был прилично одет и готов выйти наружу. Позавтракать, например. — Переоденься, Рей. Мы будем есть в синей зале.***
Маленькая пухлощекая горничная, выглядевшая странно в чопорной английской одежде и с чепчиком на густых темных волосах, смотрела на них с Рей с каким-то странным выражением на лице. Будто пыталась отгадать, тот ли это человек, что был вчера. О нет, милая девушка, хотелось сказать Бену, стиснувшему вилку в кулаке. Тот человек монстр. А я... А я даже хуже него, я тот, кто его создал. Я тот, кто мучает Рей и весь остальной дом дикими выходками. Он проглотил кусок пудинга и попросил налить ему кофе. Удивительно, как встрепенулась Рей в своем новом домашнем платье, похожая на принцессу из сказок, и потянулась к кофейнику. — Леди Рей, — остановил он ее суровым взглядом. — Это работа служанки. Если вам хочется пить, попросите, и она нальет вам тоже. Когда Рей станет его женой, пути обратно не будет. Титул будет невидимой короной, которую придется нести на голове с достоинством. Или же терновым венцом, зависит от того, как она воспримет его. — Что-то еще, мисс Роуз? Раз уж вы не можете оставить нас в покое, значит, у вас есть новости. Надеюсь, добрые? Роуз поставила кофейник на стол и торопливо присела. — Вам прислали приглашения на бал, мастер Соло. Вам и... — она запнулась лишь на секунду, — и леди Рей. Я отнесла их в кабинет. Мастер Хакс, — к дворецкому она относилась с тем же уважением, что и к хозяевам, — приказал оставить их там. Вот. — Ну? — Бен взглянул на Рей, застывшую над своей тарелкой. — Что скажешь? Мы идем?***
Покорись, Рей, покорись. Представь себе, что он чувствует. Разве между ними недостаточно ненависти? А теперь еще и ты. Какая-то безродная девчонка встала между двумя братьями, словно клин, окончательно раскалывающий самый крепкий гранит. Она покорно служила ему, одевала, застегивала пуговицы — все под его пристальным, неусыпным взглядом, который искал в ней новый грех. Сможет ли он ее простить? Рей вся дрожала, не до конца, впрочем, понимая, зачем ей так до смерти необходимо, чтобы он ее простил. Бен терпеливо ждал, пока она, уняв дрожь в руках, закончит его одевать, и поднял ее лицо к своему. Видимо, он считал, что достаточно твердо держится на ногах и достаточно окреп разумом. Рей тоже так думала, пока он не начал снова говорить о женитьбе... Неужели они это серьезно, оба? Ну хорошо, Кайло еще можно поверить — он большой мастак на любые безумства. Но Бен? Или, может быть, он думает, что ее нужно таким образом спасти от бесчестья? Взяв в жены, дав свою фамилию, призвав в свидетели людей и Бога?.. Но какой смысл в этих обетах, если все, что они должны освятить, уже свершилось? И что сделает брат, узнав, что другой брат первым женился на той, которую он приметил для себя? Рей прикусила губы от одной только мысли о таком исходе. А потом вдруг ей стало не по себе от того, что каждый из них вдруг решил, что может распоряжаться ею и ее жизнью, как будто она — бесчувственная кукла! И если один надумал брать ее в жены для своего развлечения и удовольствия, то второй — из жалости, из сочувствия к опороченной его братом бедняжке... и, наверное, предполагается, что она должна быть благодарна в любом случае? Это было очень обидно. Она изо всех сил старалась удержать слезы. И тем обиднее было, что она сама понимала, что влюблена — впервые в жизни, и в кого? В одного из этих двоих... или в другого... Проклятье, если бы только они не были так похожи, если бы только они не были такими разными... И вот — он ставит ей условия, отдает указания, и она должна слушаться, потому что — будущая жена. «Я бы с радостью делала это для вас, господин, только потому, что вы мне дороги... а не ради ваших обещаний.» Слова замерли на ее языке. Сейчас нужно пойти в новую спальню, нарядиться в новое платье и продолжать эту безумную игру... На какой-то миг Рей представила себе, что там уже ждет Кайло. И что сейчас они все сядут за стол, как будто ничего не произошло. Как будто так и должно быть. И Роуз принесет им чаю, улыбаясь, почтительно приседая. А они будут звать ее кузиной, улыбаться ей и друг другу... И картинка растаяла вместе с улыбкой на ее губах. Рей поспешно пробежала по коридору, ворвалась в свою спальню и закрыла дверь на ключ изнутри. Первым ее побуждением было скрутить веревку из простыней и выбраться из окна. Потом — ввиду того, что под окнами все заросло жимолостью и бирючиной — спрыгнуть просто так, прямо на кусты, и сбежать куда глаза глядят. А потом она взяла себя в руки. Лиловое домашнее платье, самое закрытое из всех, все равно не скрывало пятен на шее. Боясь и терзаясь сомнениями, Рей открыла большую шкатулку, так и оставшуюся стоять на дне шкафа, нашла там скромную черную бархотку и прикрыла ею постыдные следы. Что ж, теперь нужно вернуть на место маску сдержанной любезности, стараться не вскакивать с места, когда хозяин обращается не к тебе и просит что-нибудь ему подать. Теперь для этого есть Роуз. Ты — будущая леди, моя дорогая. Учись быть сдержанной и хладнокровной... даже когда тебе говорят, что ты приглашена на бал теми самыми людьми, которые видели тебя стонущей от бесстыдного удовольствия на коленях другого мужчины. — О, господин, как пожелаете, — почти шепотом произнесла она. — Но сначала я бы хотела с вами поговорить. Бархатка вдруг стала страшно тугой, и в висках заломило. — Я слушаю тебя, Рей, — спокойно сказал Бен, поднося к губам чашку ослепительно горячего чаю. Роуз, уловив смену тона, поспешно удалилась. Хакс отступил к самой двери. — Господин... ваш брат, он пожелал посетить оперу однажды, — начала Рей и запнулась. Что за дурацкое «однажды»? — И приказал мне его сопровождать. И говорил всем, что я его кузина, леди Рен. — Вот как, — все так же спокойно отозвался Бен. — Приятно, что хоть что-то заставило тебя поделиться со мной этими сведениями. Не люблю узнавать обо всем последним. Рей стало совсем худо от этого непрошибаемого сарказма. — Это не было бы так важно, уверяю вас, господин, — совсем тихо сказала она и посмотрела ему в глаза, — если бы там ему не встретился инспектор Дэмерон. Они о чем-то говорили, а после ваш брат выглядел расстроенным. Вот это мне показалось важным, сэр. — А тебе понравилась опера? — вдруг спросил мастер Соло. — О да! — невольно улыбнулась Рей. — Я никогда ничего подобного не слыхала, это было прекрасно. — О чем пели? — зачем-то осведомился хозяин, но Рей уже поняла, зачем. Он просто хочет знать, слушала ли она, или... Стараясь скрыть смущение восхищенной улыбкой, Рей пересказала сюжет, и он, кажется, остался доволен. — Ну, что ж. Надеюсь, бал понравится тебе не меньше, — заметил Бен. Она кивнула и выдохнула с облегчением. Осталось рассказать о встрече со Сноуком, упуская обстоятельства этой встречи, и... как много всего нужно скрыть... Рей невольно сжала руки на коленях и вдруг заметила, что блестящие черные глаза очень внимательно за нею следят. О чем она думала, вспоминая об опере? Рен повел ее туда, ослепив мишурой и сказочностью другого, ирреального мира, где все было фальшью. Наряды и драгоценности на дамах, напыщенность и важность стариков, потрясающих орденами, врученными королевой, даже любовь, о которой пели на сцене — она тоже была — увы, ненастоящей. Как позолота на дешевой короне, но Рей, не знавшей об этом, она, должно быть, показалась истинным сокровищем. Рен открыл ей другой мир, втолкнул туда, связав по рукам и ногам, а затем ушел, и теперь Бену предстояло разбираться с этим. Она будет хорошей невестой и примерной женой. Она — в отличие от них всех — будет настоящей. Один бал, а затем он увезет ее прочь, в проклятый дом, и там, в разрушенной часовне они обвенчаются, не под бой колоколов и шепотки родни, их свидетелем будет ветер, птицы, свившие гнезда в витражных окнах. Обезумевший от одиночества и нищеты священник. Она, верно, мечтала о другом. О свадьбе в аббатстве, под взглядами восхищенной ее красотой толпы — вот, что должен был пообещать ей Рен. Это могло быть в его вкусе. Поманить всей этой роскошью, а затем бросить в грязь, истоптать, истерзать, уничтожить... Не этого ли он так хотел все это время? Убить ее и надругаться так же, как и над остальными девушками. Усыпать лилиями мертвое тело и взять его в последний раз, запятнав поцелуями, стонами и семенем. Бен вздрогнул, чувствуя, как по пальцам бегут обжигающе-горячие капли. Он не заметил, как опрокинул чашку, погруженный в свои мысли. — Мастер Соло... — ахнула Рей, а возле двери зашевелился Хакс, явно готовый прийти на помощь. — Все хорошо, — он почти не почувствовал боли, потому что не думал о ней. — Все будет хорошо. Рей, — он взглянул на нее, встревоженную его поведением. — Я должен рассказать тебе кое-что, я должен... Должен ли? Как она посмотрит на него, поведай он ей историю о чудовищном двойнике, существующем лишь ради ублажения своей черной натуры. О монстре, что убивает женщин, наслаждаясь их болью. О том, что этот демон живет внутри него. — И я расскажу, — о, как слаба была его натура, тут же вообразившая убитое горем ее лицо, залитое слезами, и глаза, что будут смотреть на него с отвращением. — Но не сегодня. Сегодня ты будешь веселиться. Хакс? Дворецкий тут же засеменил к столу, раболепно кивая. — Есть ли сегодня что-нибудь интересное, что развлекло бы леди Рен? — да, это была жалкая ревность, ведь с ним, с Реном Рей веселилась, а Бен должен был казаться ей угрюмым ничтожным затворником, неспособным заговорить с кем-то без издевки. Будь она истинной леди, они бы могли взять пару лошадей, чтобы покататься верхом, но увы, Рей вряд ли была обучена держаться в седле. Какая досада, а ведь он с удовольствием посмотрел бы на нее, раскрасневшуюся от свежего воздуха и быстрой скачки наперегонки, с выбившимися из прически волосами. — Сэр... — Хакс совершенно растерялся, сжимая руки в безукоризненно белых перчатках. — Я право даже не знаю... В мои обязанности входит следить за домом, а не развлекаться. Я не могу позволить себе подобных вольностей, я лишь... — с каждой секундой он заливался краской еще сильнее, пока не стал похож на перезрелую ягоду. Сама мысль о том, что ему дозволено отвлечься от труда и дать себе небольшую передышку, могла довести беднягу до апоплексического удара. — Будет вам, Хакс, я же не собираюсь отчитывать вас, трудитесь на здоровье, — Бен раздраженно закатил глаза. — Возможно какая-нибудь выставка бабочек либо редких зверей, нет? Дворецкий еще больше покраснел и был недалек от того, чтобы грохнуться в обморок, но его спасла маленькая горничная, подавшая голос со своего места. — Может... — ее голос с довольно странным акцентом был резким и тут же привлек всеобщее внимание. — Может, маскарад? Сэр, — тут же добавила она, спохватившись. — Маскарад... — Бен тут же отставил чашку на стол. Хакс снова ахнул: — Мисс Роуз, это для простого люда, благородные джентльмены и дамы не посещают подобные места! О, он был неправ. Сколько благороднейших графов оставили свое семя в не менее благороднейших дамах, разодетых как шлюхи в укромных уголках Воксхолл-гарден, и через девять месяцев имели возможность полюбоваться на своих бастардов, носящих чужие имена. — Ничего, мы тоже оденем костюмы. Не так ли, леди Рен? — Бен протянул руку, укладывая ладонь на ее локоть, видневшийся из-под лиловых кружев, лаская нежную кожу. — В этом доме полно всякого барахла, и в шкафу моей... — ему пришлось перевести дух, чтобы выговорить, — матери должно найтись хоть что-то достаточно древнее, чтобы сойти за маскарадный костюм. Он покажет Рей, что лучше Рена во всем. И также умеет веселиться. Да, так и будет. Она поймет, что выбрала достойнейшего. Бен промокнул рот салфеткой и отложил на стол, встал и ожидающе посмотрел на Рей. В своем новом платье она выглядела истинным ангелом с картины, но лицо выдавало какое-то нервное напряжение, будто вся его задумка была для нее своего рода пыткой. — Ну-ну, что с вами, моя прекраснейшая кузина, — спросил Бен, и она безотчетно вздрогнула, точно не ожидала подобного обращения. — Я только хочу, чтобы вам было хорошо. Уверен, этот дом, да и я сам навеваем на вас тоску. Хотите, я стану вашим бессмертным принцем Ночи сегодня? Или же Синей Бородой — сходящим с ума от ревности из-за одного дурацкого ключа? — Я должен тебе кое-что рассказать... — сказал хозяин, но смотрел так, как будто не совсем понимал, что говорит. Рей зачарованно следила за его бледными пальцами, только слегка порозовевшими от пролившейся на них горячей жидкости. Ей вдруг стало жутковато, но сердце встрепенулось и забилось совсем не так, как оно бьется от страха. Он вернулся другим. Совсем другим, неузнаваемым. Что-то огромное, черное сидело в его душе как заноза, воспаляясь все сильнее с каждым часом. Весь окружающий мир исчез, все исчезло. Были только его блуждающие глаза и губы, все еще говорящие, но тихо, немо. «Я должен тебе рассказать...» Рей вдруг вздрогнула. Она так засмотрелась на Бена, что ей показалось, будто перед нею сидит Кайло — и пытается сделать вид, что он Бен, как тогда в опере, перед Дэмероном. Если бы она не знала, что Кайло здесь точно нет, она решила бы, что это какая-то шутка. Но лицо Кайло снова проросло на лице Бена и пропало через ослепительно краткий миг. Бен тем временем о чем-то спрашивал своего дворецкого, тот отвечал, и вдруг послышался голос Роуз: «Маскарад?» Маскарад? Колдовское наваждение понемногу спало, но Рей почувствовала, что все ее тело дрожит от напряжения. Маскарад — это хорошо. Возможно, она даже не встретит там никого из тех, кто мог видеть ее в опере... впрочем, ее спутника узнают сразу, и тогда... Она молча прикусила губу — словно лошадь, закусывающая удила. Все равно пути назад нет, как ни старайся. Так почему «В шкафу моей матери... маскарадный костюм...» — это все говорил Бен, а она почти не слышала. Он так старается, что по лицу видно, как ему тяжело от этих попыток. И он все время оглядывает ее, как будто ища на ней какие-то следы перемен, измен... — ...моя прекраснейшая кузина... — И снова странное дежа-вю ударило ее как таран. Если бы не этот вздрагивающий как от сильной боли рот, если бы не непонятное страдание в глазах — это был бы Кайло. Нельзя, нельзя быть настолько похожим на своего брата и одновременно так сильно от него отличаться. И так с ним воевать. — Вы поможете мне... выбрать платье?.. — вдруг спросила она — так робко и нежно, что сама удивилась. — Боюсь, я не слишком хорошо понимаю в нарядах... — О... — только и выговорил Бен. Похоже, вопрос застал его врасплох и поразил, но отнюдь не неприятно. — Хм... конечно... Он замялся, не зная, что еще сказать, а Рей, пытаясь угомонить скачущее сердце, положила пальцы на его рукав. — Я не знаю, кто такой Синяя Борода, — сказала она, глядя на него снизу вверх, чувствуя его взволнованное дыхание на своей шее и щеках. — Расскажете, кто это? И кто такой Принц Ночи... Бен и сам, наверное, не заметил, как ее пальчики проскользнули под его локоть. Рей пыталась во что бы то ни стало отвлечь его мысли от всего того, что заставляло его лицо так жутко меняться на глазах, и применить к нему все то нехитрое кокетство, которое было у нее в запасе. Она не была уверена, что делает все как надо, поэтому единственным, на что ей оставалось полагаться, была интуиция. Она легонько подтолкнула его к выходу из комнаты. Какое-то чутье подсказывало ей, что чем больше времени от проведет наедине с ней, подальше от чужих глаз, рассказывая ей сказки о Синей Бороде, которые она, конечно же, знала и помнила от приютских подруг, тем лучше будет для всех. Они медленно брели по полутемному коридору, Бен вполголоса пересказывал ей сказку, все больше увлекаясь. Кажется, его настроение начало улучшаться, и Рей легонько выдохнула. По крайней мере, прямо сейчас он ее не убьет. Может быть, выбор платья сделает его еще веселее. По крайней мере, его брат не отказался бы поучаствовать и в выборе, и в примерке... Главное — не выбрать зеленое. Ее пальцы сами собой сжались на его руке, и Бен накрыл их своими. — Нет-нет, она осталась жива, — успокаивающе проговорил он, и Рей поняла, что он принял это движение за испуг, причиненный сюжетом. — Сказки всегда счастливо заканчиваются. — Почти всегда, — автоматически возразила Рей и сама струсила. Однако, Бену неожиданно понравилось ее возражение. Он бросил на нее заинтересованный взгляд из-под пряди волос, упавшей на глаза. — Почему почти, моя милая кузина? — Потому что в сказках всегда кто-то умирает, сэр. — Но если погибает зло? Если эта смерть во благо? Чтобы спасти главных героев? — горячо ответил Бен, сжимая ее пальцы так, что что-то хрустнуло, но он и не заметил. — Всякая жизнь ценна, сэр, — тихо сказала Рей, разглядывая свой рукав в полутьме. — Согрешивший пусть получит прощение и живет дальше, избегая новых грехов. — А если... а если это невозможно? Ведь зло должно исчезнуть из этого мира, Рей! — воскликнул Бен, вдруг прижимая ее к себе. — Все зло должно исчезнуть навсегда. И я... я сделаю все, чтобы ты была в безопасности... До Рей вдруг дошло, что они говорят о совершенно разных вещах. Разных и странных. Она подняла к нему лицо, пытаясь разглядеть его глаза. Снова сжать ладонь. Снова ощутить остроту серебра. — Спасибо, Бен, — прошептала она и в ту же секунду почувствовала, как его горячие мягкие губы прижались к ее рту. Воистину она была тем самым лучом, что выведет его из мрака. Не безжалостным снопом света, выставляющим все, как оно есть, уродливое, лишенное теней и мягкости загадки, будто скелетированные останки, но нежным сиянием. Рассветным лучом. Бен прижался к ее губам, отбирая поцелуй вместе с робким дыханием, и тиски, обхватившие голову, окончательно спали. Он будет свободен. Совсем скоро. — Нам сюда. Входите, милая кузина, — он галантно замер у распахнутой двери и, пропустив вперед Рей, шагнул следом в ее покои. Комната, прежде бывшая чистилищем, в котором он запирал себя для раскаяния и самобичевания, преобразилась, когда в ней поселилась Рей, и тени, прятавшиеся по углам ушли. Даже портрет матери, висевший на стене, более не имел над ним власти, и он прошел мимо него, не взглянув. Рей — вот, чем он хотел любоваться, вот, что заставляло его сердце биться так часто, и не от страха или ярости, жажда владеть ею была сильнее. Жажда обладать словно бесценным сокровищем, держать в своих руках будто маленькую пташку, ловить тихое дыхание из груди, стесненной корсетом. Бен закрыл дверь изнутри и повернул ключ на два оборота, чтобы никто не посмел потревожить их. Горничная возможно и разбиралась в моде, но они ведь не собирались следовать капризам высшего света. Сегодня ночью они могут быть сами собой. В два быстрых шага он настиг Рей, застывшую на середине комнаты, и, обхватив за плечи, прижал к себе. Ткань ее платья громко зашуршала, став преградой между ними. О, с каким удовольствием он лишит ее этой оболочки, снимет слой за слоем, чтобы оставить в первозданной наготе. Кроме матери, он больше никогда не видел женщин, занимающихся своими нарядами, и то, следил украдкой, прячась в тени, потому что знал, если она узнает, то накажет его. — Рей, — прошептал Бен, склонившись к ее плечу, чтобы оставить поцелуй и там. Он оттянул тонкое кружево, наслаждаясь теплом кожи под жадными губами. — Я знаю, знаю, кем ты будешь... — не только светом, но и ядом. Ее присутствие дурманило его сильнее опиума, которым он заглушал боль. Но только она и ее взгляд смогли избавить его от страданий. — Ты всегда была ею... — желание подхватить ее на руки, вместе с ворохом шелестящих юбок-лепестков и бросить на постель было нестерпимым, но он сдержался. Не сейчас. Сперва он покажет ей костюм, что достоин ее. С тоской он отпустил ее и подошел к шкафу, распахивая дверцы, собрал в охапку все наряды, заботливо развешанные служанкой, и сдвинул к краю, совершенно не заботясь, помнутся они или нет. Нет, вся эта одежда была сейчас ненужной, бархат и атлас, кружево... Ловко Бен поддел пальцами чуть обломанный уголок внутренней стенки — о, этот секрет его мать хранила тщательнее остальных, лишь однажды он видел, как она доставала из тайника свое самое особенное платье, — и потянул на себя. Тонкая дощечка отошла легко, обнажив потайное отделение, где в небольшом полотняном мешке хранилось одеяние принцессы. — Вот оно, то, что ты должна носить сегодня, — Бен аккуратно вытащил мешок и дернул за тесемки, связанные замысловатым узлом. Узел любви, так она его называла? Что ж, он не нарушит традицию. — Смотри, — из полотняного мешка появилось легкое, точно перышко, прозрачное покрывало, расшитое крошечными искорками, следом шаровары и лиф. Наряд гетеры, наложницы или... сейчас, когда ткань, спрятанная на долгие годы в тайник, развернулась, засияв блестящей, точно крылышко стрекозы, зеленью — абсинтовой феи. В нем она будет одновременно обнаженной и недоступной. Святой и порочной. Лекарством и ядом, впрочем... разве это не было одним и тем же. — Я хочу, чтобы ты надела его. Последними он вытащил из мешочка бархатные туфельки, украшенные зелеными каменьями, маску, что должна была закрывать нос и рот, оставляя видимыми лишь глаза под покрывалом, и длинную тяжелую цепь. Эта цепь надежно прикует ее к нему. От тонкого горла и к браслету на запястье — Рей станет его личной феей. Невесомые ткани легли на ее покорно протянутые ладони как неподъемный валун. Рей не очень понимала в господских нарядах, но успела увидеть, что в этом костюме одежды не слишком много. Она недоумевающе, неверяще подняла взгляд, но господин Соло только зачарованно глядел на искристую кисею — точно сказочное покрывало фей. Рей вдруг почувствовала странное желание завернуться в эту ткань и стать невидимой. На миг ей показалось, что одеяние хранит не запах духов и пудры, не аромат лаванды, сухие соцветия которой раскатились по полу, выпав из мешочка, — нет, ей почудился аромат чужого тела, чужой горячей кожи, тот, что принадлежал истинной хозяйке этого причудливого убранства. — Оно твое на сегодня, — сказал Бен, с усилием отрывая взгляд от переливчатых тканей. — Твое. Рей вопросительно взглянула на него, но он не замечал. И не собирался выходить из комнаты. Тогда она не спеша перенесла одеяния принцессы на постель, разложила мягкие складки и обернулась к нему лицом. Это он чего-то не понимает или она? Мастер Соло стоял перед нею неподвижный как изваяние, и только глаза жили на его бледном лице — жили и пылали. — Мне переодеться прямо сейчас, сэр? — наконец спросила она, понимая, что первым он не начнет говорить. — О... да, — ответил Бен и остался стоять посреди комнаты. Рей усилием воли подавила рвущийся из груди вздох и принялась расстегивать крючки у ворота платья. Рен бы уже давно взялся за это дело сам. Разорвал бы или... или зубами разгрыз. Она еще раз бросила взгляд на ошейник — причудливо изукрашенное ожерелье, усыпанное разновеликими самоцветами всех оттенков зеленого — оно казалось ей символом рабства, ее вольной-невольной привязанности к этому дому... к этим хозяевам. Чувствуя себя до крайности странно, она продолжила возиться с пуговками на лифе. Затем расстегнула манжеты, развязала потайную ленточку, державшую полочки под застежкой. Она была уверена, что господин Соло еще никогда не присутствовал при таком зрелище. Что ж... Рей полностью расстегнула и сняла верхнюю часть платья. Затем распустила тесемки, державшие на талии верхнюю юбку. Тяжелая ткань со вздохом упала на пол. По обнаженной коже рук и плеч поползли мурашки. Все так же стараясь держать себя в руках, она сняла тонкую нижнюю кофточку, которая защищала платье от жесткости корсета. Надо же — подумалось ей вдруг — у меня ведь никогда раньше не было таких вещей. Чувствуя себя голой уже сейчас, Рей дернула за очередной шнурок, и выскользнула из нижней юбки. Кринолин сложился в концентрические кольца у ее ног, и ей показалось, что она стоит, очерченная меловым кругом, чтобы защититься от некой темной силы. Глаза мастера Соло были прикованы к ней — он пожирал глазами каждый дюйм ее тела, не прикрытого бельем, каждую складочку и ленточку на ее новехоньком исподнем. Его лицо не изменилось, он все так же стоял перед нею, как будто собственная затея превратила его в соляной столб. Рей сбросила туфли, наклонилась и развязала ленточку над коленом. Господин судорожно вздохнул, и под аккомпанемент этого звука она стянула с ноги белый шелковый чулок с вышитой стрелкой. Затем второй. В комнате вдруг стало ужасно жарко, и Рей почувствовала, что неудержимо краснеет. Настал черед корсета. Ловко распутав узелок, Рей ослабила шнуровку и, как могла быстро и проворно освободилась от тугого, но такого безопасного плена. Поколебавшись несколько секунд, краснея до слез, она вытащила из-под последней нижней сорочки панталоны и осталась в ней, чувствуя себя такой обнаженной, какой не был никогда в жизни. Однако, разложенный на постели костюм намекал на то, что даже эта тонкая, невесомая, полупрозрачная сорочка в нем — лишняя. И Рей, прикусив губу, поспешно стащила ее через голову. Последний бастион пал. Стараясь не смотреть на своего хозяина, она, неловко повернувшись полубоком, схватила с постели шаровары. Они были такими... в высоком зеркале у окна Рей увидела, что еще немного — и они бы просвещались насквозь. Еще немного — и был бы виден яркий, темный, манящий треугольник внизу ее живота. Она зажмурилась от этой мысли и поспешно схватила лиф... одно название! Пара каких-то чашечек, сделанных из кожи и металла, соединенных между собой цепочками... Рей с трудом догадалась, что это и как оно должно надеваться. Руки, плечи, живот и спина — все голое, бесстыдно голое, невозможное! И она из последних сил собрала в кулак все свое хладнокровие и продолжила одевание. Кое-как прикрепила вуаль, которая закрывала... ровным счетом ничего, только нижнюю половину лица, и в последнюю очередь, с трудом мирясь с ощущением, сама, собственноручно застегнула на шее тяжелый ошейник. Цепь брякнула и сразу потянула ее к земле. Рей застыла на месте, неловко опустив глаза, пока мастер Соло, тяжело дыша, пожирал ее взглядом. Ковер казался поляной иголок под ее босыми ступнями. Ошейник обнимал шею так... властно, словно это была человеческая рука. Тонкая вуаль трепетала от частого дыхания. Очень скоро ей стало не хватать воздуха, и голова слегка закружилась. Господин медленно, растягивая каждый шаг, обошел ее вокруг, очень близко, на расстоянии дыхания. Только сейчас Рей услышала, как цепь позвякивает при каждом ее судорожном вздохе. Почему он решил нарядить ее как шлюху? Почему выбрал именно это одеяние? Да потому, что он обо всем знает. Он знает. Вот сейчас он набросит эту цепь тебе на шею и задушит. Рей страшно захотелось, чтобы он так и сделал. Но, конечно же, этого не произошло. Мастер Бен внимательно оглядел ее со всех сторон, на миг остановился перед нею, принуждая поднять взгляд и посмотреть себе в глаза. А они были такие... темные, бездонные, такие горящие и печальные одновременно. Какой-то странный инстинкт заговорил в ней. Ей необыкновенно сильно захотелось прижать его голову к груди и исступленно разглаживать его темные кудри и шептать слова утешения, пока он не обретет покой. Лицо Бена вдруг странно искривилось, как будто во рту у него была какая-то горечь, и он, не говоря ни слова, развернулся на месте и бросился прочь из комнаты. Рей осталась стоять на месте, тяжело и сумбурно дыша как загнанный заяц, и даже когда он ушел, не посмела снять с себя странное одеяние. Она неловко присела на край кровати и так и осталась сидеть, невидяще глядя в пространство, безотчетно перебирая звенья цепи и вздрагивая всякий раз, когда металл касался ее кожи. Словно прошлое оживало перед ним — и снова прекрасная женщина с печальным взглядом стояла в центре комнаты, сражаясь с собственным платьем, а затем принялась снимать его, слой за слоем, лепесток за лепестком, чтобы оставить лишь мягкую, драгоценную сердцевину. Нежную кожу, блестящую волну волос, низринувшуюся вниз по лопаткам будто пенный водопад, тонкую талию, такую узкую, несмотря на рождение двоих сыновей, что ее можно было обхватить ладонями, и обнаженные ноги, длинные и стройные. Она смотрела не на Бена, а куда-то в себя, напевая колыбельную без слов, а затем, покружившись по комнате в этом безумно-прекрасном костюме Евы, начала ласкать себя. Он вспомнил это, как и то странное чувство, охватившее его дьявольским пламенем, и вздрогнул. Не мать, Рей стояла перед ним, облаченная в зеленое облако, и смотрела так же. Будто видела, что он тоже тут, не мужчина, охваченный похотью, а маленький мальчик, не знавший любви. Он отшатнулся от нее, налетел на дверь, дергая за ручку и, победив ключ в замке, выбежал наружу. Его жгла боль. Не страх за свою жизнь, подчиненную прихотям безумного двойника, не ненависть к брату, лишившему его всего. Он ненавидел себя сейчас. За то, что не мог быть таким, как Рен. Он не мог — вместо этого позорного бегства — подхватить Рей на руки, разодетую будто принцесса в гареме арабского султана, и распять на постели, целуя кожу, что пахла лилиями, сквозь прозрачную ткань. О нет, только опиум, проклятый наркотик, делал его таким же сильным. Будь на его месте Рен, он бы не медлил и секунды. В памяти возникли темные пятна синяков на шее — вот, что тот бы сделал с нею. Бен заметался по коридору, натыкаясь на выставленные вдоль стены сундуки и комоды, чувствуя себя жалким и ничтожным. О да, он мог бы найти проклятый опиум, не в своей спальне, так у дворецкого, опустошить весь пузырек до дна, а затем вернуться к Рей и взять ее, взять тело, что уже принадлежало ему, и уничтожить свет в душе. Нет, он так не поступит. Он не Рен. Он успокоится и сменит наряд на более подходящий для маскарада. И больше не станет думать о прошлом. Маленький мальчик умер.***
За кэбом Хакс отправил Роуз, а сам помог Бену облачиться в старинный фрак, тесноватый в плечах. Эта маскарадная одежда — Темного Принца — принадлежала не отцу, так что неудивительно, что Бен чувствовал себя в ней неуютно. Пожалуй, только Рен мог бы нести ее с щеголеватым достоинством. Но не Бен. — Мастер Соло, я должен напомнить вам, — суетился рядом дворецкий, подавая перчатки, — вы только выздоровели. Боюсь, ночные прогулки не пойдут вам на пользу. — Меня это не волнует, — отмахнулся от него Бен. Пожалуй, холодный воздух остудит голову и даст собраться. К тому же, он ведь пообещал Рей вечер, полный радости и удовольствий, а вместо этого повел себя как последний... трус. — Трость? Трость Рена, как и его излюбленная шляпа ужасно подходили к этому костюму. Под черной маской из бархата нельзя было понять, кто из них двоих находится здесь в данный момент. Сейчас — глядя на свое отражение в зеркале — Бен видел, насколько они были похожи. И различны. Кайло Рен брал все, что хотел. С самого детства он делал это. Любовь родителей, прислуги, друзей. Прекрасных женщин. И ничего не осталось Бену. Ровным счетом ничего, кроме воспоминаний. Так, может, пришла пора покончить с этим? Он ведь уже решил, предложив Рей выйти за него замуж и стать леди Соло. Но примет ли она его самого, не титул, не обещания заботиться о ней до самой смерти? Стиснув пальцами череп набалдашника, он решительно вздохнул и отвернулся от зеркала. — Плащ для леди Рей, он готов? Хакс молча кивнул, но лицо его выражало всю бездну негодования — как безродная девушка из ниоткуда стала такой важной птицей. Хакс не знал, что не кровь в жилах делает человека благородным. Взять того же Кайло, была ли в нем хоть капля благородства и чести? Нет, лишь безумие, темное и безбрежное. А Энакин Скайуокер и остальные предки? Нет, Рей была лучше их всех вместе взятых. — Тогда мы отправляемся веселиться, — Бен взял предложенный ему плащ и понес наверх. Там, на маскараде, она быстро забудет о том, что практически обнажена, но здесь, в доме ей будет больно выставлять себя в таком виде. — Леди Рей? — Бен постучался в дверь и, выждав положенные десять ударов сердца, вошел. Она все еще сидела на кушетке, совсем потерянная в облаке пышной искрящейся ткани. Маленькая ядовитая фея, не догадывающаяся, какое губительное влияние оказывает один ее взгляд. Бен прикрыл за собой дверь и приподнял край цилиндра. — Я принес ваш плащ, милая кузина. Но сперва... Сперва он обошел ее и поднял с пола конец цепочки, заканчивавшийся браслетом, и застегнул его на своем запястье. Теперь они были скованы. Едины. Но Рей по-прежнему выглядела печальной. Отчего? Из-за его бегства? Потому что он был идиотом, недостойным ее? Рен повел бы себя по-другому, но сейчас... он и был Реном. Больше, чем обычно, прячась под его маской. — Я так жалел, что дал обещание свозить тебя на маскарад... — Бен не лгал, он просто позволил себе немного безумства. Без опиума это все же было возможно. — В этом наряде, который мне стоило сорвать с тебя зубами, и запереться тут, чтобы ты никуда не могла сбежать. А теперь мне остается лишь молча вожделеть. И считать бесконечные часы до нашего возвращения домой. Поцелуй меня, моя милая Рей, и пойдем, — он протянул ей руку.***
Рей нерешительно потянулась губами вверх, чтобы исполнить его пожелание и встретилась взглядом с его глазами в прорезях черной маски. Вылитый Рен, точная копия. Не просто брат-близнец, не похожее лицо, а как две капли воды. Неподвижные губы, мерцающие глаза, страшная трость — все при нем. А может, они снова поменялись местами, пока она не видела? Поспешно вспомнив, что ее губы укрыты вуалью, Рей приподняла ее и коснулась уголка его рта. Цепочка зазвенела. Рей вложила пальцы в его протянутую ладонь. Ей показалось, что она снова переживает какой-то тягостный момент из прошлого, что-то гнетущее, неприятное. — Сэр? — вдруг спросила она, не поднимая взгляда. — Да, — поспешно откликнулся господин. — Кто там будет? Там... куда мы едем?.. — Ммм... Многие... — отозвался хозяин, призадумавшись. А затем весьма проницательно добавил: — Ты навряд ли кого-то узнаешь. Они будут в масках, как и мы. Рей медленно кивнула, почувствовав себя еще более обнаженной. Она не узнает никого, а ее узнают все. Вряд ли «мастер Соло» так уж часто появлялся в свете, а тем более, с дамой. Однако, куда ей было деваться? Поэтому она покорно пошла туда, куда он ее повел, держа за руку чуть подрагивающими горячими пальцами, и цепь позвякивала при каждом шаге. Она молча села в кэб, провожаемая осуждающими взглядами Хакса и вездесущей Маз, запахнула плащ поплотнее, чтобы скрыть свой бесстыдный наряд. Хозяин молча наблюдал за нею и, кажется, давным-давно понял, что никакого удовольствия эта затея ей пока не доставляет. Краем глаза, неразличимая в полутьме, она то и дело ловила на себе его взгляд — испытующий и ни капли не сочувственный. Впрочем, сочувствия она и не ждала. В сероватом мглистом тумане мелькали желтые фонари, смутные очертания деревьев. Как быстро пролетел день. Рей не привыкла к такому. Ей нужно было рано вставать и проводить весь день в труде, чтобы к вечеру падать замертво от усталости. Праздная жизнь ее не радовала, а тяготила. А еще работой можно было бы отгородиться от всех этих чувств... Ей было тяжело и печально. И страшно.***
Хозяин молчал всю бесконечно долгую дорогу, сжимая ее пальцы в ладони. Видимо, его так же глодали какие-то свои мысли. Рей как будто проснулась и завертела головой. Местность вокруг стала какой-то совсем уж необычной. — Где мы? — спросила она, позабыв прибавить уважительное «сэр». Господин Соло медленно поднял голову, как будто не понимая, и сверкнул глазами сквозь маску. — Что? — отрывисто переспросил он. — А! Ах да... Мы скоро приедем. Не стоит волноваться, это всего лишь парк. Рей показалось, что он вложил в свои слова какой-то ядовитый сарказм. Как будто хотел сказать, у ТОГО небось не спрашивала, ехала туда, куда везут. Ей страстно захотелось, чтобы это было только ее воображение. Холодный туман пробрался внутрь, и по ее спине пробежали мурашки. Босым ногам без чулок было даже слишком прохладно в легких открытых туфлях без задников. Рей с изумлением подумала о том, что же будет, когда ей придется — а ведь наверняка придется — сбросить плащ и разгуливать по этому волглому мраку в одной только искристой кисее. Что-то в глубине ее души запротестовало. Кэб остановился, скрипнули рессоры, и лошадь громко фыркнула. — Вот мы и на месте, дорогая кузина. Да что же такое, почему ей слышится такая издевка в его словах? — Прошу, — господин Соло ловко выскочил наружу и подал ей руку. И как будто проломилась невидимая стена. Отовсюду послышались голоса, смех, крики, звон, музыка — целое море разнообразных звуков. Туман полз рваными клочьями. Луна светила ярче, чем оставшиеся позади фонари, и ближняя поляна казалась опрокинутым зеркалом в оправе темных деревьев. Где-то неподалеку блистали огни, как от факелов. — Пойдем, — сказал Бен, увлекая ее за руку туда, в это первобытное веселье, которое уже коснулось ее впечатлительной души, и Рей задрожала. Странное возбуждение, словно в ожидании чего-то радостного, начало зарождаться в ее душе. Он принадлежал этому миру — не всегдашний затворник, отшельник Бен Соло, нет. Безликий, темный, зловещий и такой притягательный. Незнакомый, но властный. Звякнула цепь.