Праздничный вред

— Олли, нельзя так вкусно готовить! — грустно заныл Марко, разглядывая себя в зеркале. Увиденное в отражении не радовало. За праздники у него округлились щеки, а живот с боками стали свисать еще больше, и это, мать вашу, было вообще не весело! С раздраженным цоканьем он потыкал себя в ненавистные складки жира, от которых так отчаянно желал избавиться. Но их ритм жизни совершенно не предполагал регулярного посещения спортзала, прыжков по сцене было мало для того, чтобы скинуть вес, а после возвращения из тура так сильно хотелось поесть домашней, нормальной еды, что Марко несколько дней подряд без устали трескал всевозможные разносолы, которыми его баловал Олли, благополучно забывая о последствиях. Чтобы после стоять в ванной и плакаться о том, что он опять поправился. Схема была проверенной и отработанной, Олли давно привык, но все равно с усталым вздохом появился на пороге, разглядывая любовника укоризненно-нежным взглядом. — Милый, ты ведь понимаешь, что дело не в моей готовке, а в том, что ты не можешь себя контролировать? — Как тут себя проконтролируешь, когда ты готовишь именно то, что я люблю?! — Марко уставился на партнера возмущенным взглядом и даже прекратил зло сжимать складки на своем животе. — Будто издеваешься! Нет, чтобы помочь! У меня нет никакой силы воли, чтобы противиться запахам твоей стряпни! — Ну-у-у, Марко… Олли даже слегка смутился от похвалы, но Марко, если честно, было не до этого, ведь он как раз щипал себя за бока, нависшие над резинкой любимых трусов. Уже становившихся маловатыми, между прочим! — Я много раз ведь предлагал вместо запеченной картошки со стейком и огромного торта приготовить легкий салат и какую-нибудь ры… — Олли запнулся от выражения лица Марко, а затем торопливо продолжил: — Ладно, ладно, отварное мясо хотя бы, а не жареное. Но ты каждый раз делаешь самое скорбное лицо в мире и заявляешь, что хочешь всего и побольше. А я не могу тебе отказать. — Хочешь сказать, что у нас обоих проблемы с силой воли? — вздохнув, Марко вновь повернулся к зеркалу, в очередной раз сжимая свой живот в ладони. Нет, ну фу же! — Похоже на то, — Олли рассмеялся, и Марко почувствовал кожей его нежный взгляд. По мнению самого Марко он такого точно не заслужил: из отражения смотрел какой-то жирный, заплывший боров, и он не понимал, как такого можно любить и хотеть трахаться с ним по нескольку раз за неделю. — Только ты не можешь противостоять еде, а я — твоему очарованию. Олли подошел ближе, обвивая любовника руками и кладя подбородок на плечо. Маленький и худой, он почти полностью спрятался за ним, даже был вынужден встать на носочки, и это было уже слишком — подобной картины душа эстета выдержать не могла, и новоявленный «толстяк» почувствовал себя совсем уж ужасно. — Мне сорок восемь и я толстый! — патетически провозгласил Марко, закрывая лицо руками и ожидая реакции — Олли всегда сердился от подобных заявлений. Послышался тяжелый вздох, но теплые руки никуда не исчезли, лишь обвили еще плотнее и нежнее, а за ухо ткнулись горячие, сухие губы. — Ты не жирный. Ты мягенький, — Олли счастливо потрепал Марко за мягкий живот, явно довольный, а не раздосадованный, заставив любовника страдальчески шмыгнуть. — И мы оба знаем, что к возобновлению тура ты вернешься в форму. — Просто чуть менее жирную, а не идеальную. Марко все никак не мог успокоиться: принимать себя таким, какой есть, он за долгие годы жизни так и не научился. Вечно пытался стать лучше, сделать больше, прыгнуть выше головы и перекроить самого себя в угоду каким-то мифическим идеалам. Олли с этим боролся. Боролся долгие годы и боролся вполне успешно, но даже ему было сложно вытравить настолько древних и давно обжившихся тараканов из гениальной головы друга, любовника и по совместительству предводителя их музыкальной шайки. — Тебе не нужно быть идеальным, чтобы нравиться другим или мне, — тяжело начал Олли, веско припечатывая каждое слово. Чтобы до Марко точно дошло: тот даже открыл глаза от такого тона. — И ты знаешь, что особо не можешь тягать железки в зале, — огрубевшие от частой игры на гитаре подушечки пальцев скользнули по старому шраму на левом боку, и Марко мимолетно нахмурился. — И еще ты знаешь, что тебе не нужно быть идеальным, чтобы нравиться самому себе, — ласковые губы коснулись плеча, посылая по коже слабую волну электричества. — В тебе хватает положительных качеств, чтобы с легкостью прожить без шести кубиков пресса, — Олли в зеркале был серьезен, и в какой-то момент Марко просто напросто развернули, скрывая от взгляда мерзкий, обвисший живот и свисающие бока. Вместо этого он теперь смотрел на Олли: на замечательного, такого красивого и любимого Олли, глядевшего в ответ так серьезно и в то же время так умоляюще, пока тонкие пальцы в это же самое время мягко и заботливо поглаживали Марко спину. Это поневоле расслабляло, и уже спустя мгновение он доверчиво прильнул ближе, смыкая веки и позволяя касаться себя везде, не думая о том, что любовнику это может быть неприятно. Да и ласковые руки явно не испытывали стеснения и брезгливости, пока пощипывали мягкие бока и гладили поджимаюшийся, но все равно выпирающий живот. Раз за разом, нежно и деликатно, так, что все плохие мысли из головы буквально улетучивались, и Марко был в силах только сдерживать довольную, как у кота, улыбку — да и то недолго. Было спокойно, умиротворенно, было важно лишь одно — руки Олли, его теплое дыхание на голой коже, его мягкие волосы, завившиеся в кудряшки и щекочущиеся. Весь он — такой родной, настоящий, близкий и понимающий. — К тому же мне нравится, как ты сейчас выглядишь. Просто безумно нравится. И мне кажется, что я хочу тебя сильнее, чем когда-либо прежде, — наконец натискавшись, доверительно шепнул Олли прямо Марко в губы, отстраняясь и поглядывая снизу вверх своими сияющими глазами. В этих глазах было слишком много обещания, и Марко просто не мог больше хандрить. Только не тогда, когда руки будто бы без участия мозга притянули Олли ближе, жестко сжимая за ягодицы и бедра, а губы впечатались в довольную улыбку, желая заменить ее ожиданием и вожделением… Спустя какое-то время они лежали в постели, наслаждаясь «Красавицей и чудовищем». Мигала гирлянда, одурманивающе пахла рождественская ель, а за окном даже сыпал снег, принося с собой из детства ностальгическое ощущение сказки. Олли расслабленно жался к Марко, перед этим заверив с довольным лицом, что «мягкий и теплый», а сам Марко отрешенно думал о том, что силу воли все же нужно тренировать. Только еще один кекс — и все…