Доказательство превосходства

**** Азарт раздирает его на куски. Бросает с крыши на крышу, от одного громоотвода к другому. Кровь зовёт, когти ноют, из глубины души рвётся вой! ОХОТА! Наконец-то он свободен! Наконец-то не прикован к той металлической штуке! В человеческой памяти хранится множество бесполезных названий, но для зверя всё это лишь мусор! Какая разница, как называются вещи, если имеет значение только сладкий запах страха и вкус свежего мяса, сочащегося горячей кровью? Только вокруг столько нелепо яркого света и шума, а ещё резких запахов, сбивающих с толка, что зверь то порывается броситься на проносящиеся внизу машины, то замирает, пытаясь уловить хотя бы отдалённо знакомые запахи. Наконец он находит относительно тёмное пятно посреди этих шумных каменных джунглей. Здесь есть деревья и трава. И здесь пахнет людьми. А ещё алкоголем, возбуждением и весельем. Зверь прячется в тени и выбирает добычу. Ему не подойдёт абы кто: охотиться на слабака будет слишком скучно. Это всякие кошки предпочитают убивать из засады, а ему нужен бег, преследование, травля, чтобы добыча сопротивлялась и надеялась на спасение до самого конца. А когда сердце напитает мышцы кровью, а в жилах её поселится отчаянье – вот тогда он настигнет её. Погрузит клыки в живую плоть. И сделает её своей трапезой. Но пока вместо достойного загона буйвола ему попадаются лишь серые мыши. Они пищат что-то на своём нелепом языке, флиртуют, делают вид, что дерутся, или осыпают друг друга бранью, словно трусы. Нет, всё не то. Должна же быть другая добыча… И тогда зверь вспоминает давно приглянувшуюся жертву – ту самую, с сильным запахом никотина от волос и от кожи. Оставленную этим утром в развалинах. Зверь тогда ещё не выиграл сражение за это тело, и человеческий разум погнал его в знакомое мрачное место, чтобы как всегда запереть и оставить подыхать от ярости и голода в железных оковах. Но в этот раз он успел первым – а ведь луна ещё даже не взошла, но разум человека поддался необычно легко, треснул, будто сухая кора под ударами крепких когтей… А потом зверю осталось лишь дождаться темноты. И всё-равно до сих пор где-то там, за гранью, продолжает биться проигравшая половина его существа. Упрямо не желая признать поражение и оставить всё, как есть. Пытаясь что-то втолковать, объяснить… но зверь слышит только бесполезный шум, который лишь раздражает. Но ничего, он вот-вот наполнит горло обжигающей алой кровью – и тогда человек замолчит. Ведь так уже было. И будет снова! Хотя, возможно, из человеческой памяти получится извлечь немного пользы. А именно узнать, где найти этого «Хейваджиму Шизуо». Имя – пустой звук, но за ним стоит образ, и запах, и адрес. Обозначения для зверя не имеют смысла, но та, другая, половина его существа приведёт, куда нужно. И тогда начнётся ОХОТА! Крыши. Прыжки. Переулки. Снова крыши. Каменные постройки стоят иногда так близко друг к другу, что достаточно сделать шаг. А иногда зверю приходится спускаться вниз или разбегаться и прыгать, отправляя тело в длинный полёт, а потом вгрызаться в каменные стены когтями и бросать себя наверх, снова на крышу. И вот, наконец-то! Порывы ветра доносят остаточный запах той самой жертвы! Не тратя времени, зверь спускается прямо по стене, принюхиваясь к окнам и щелям кондиционеров. Он уже готовится завыть в предвкушении, а за гранью сознания нарастает ужас – и ещё больше возбуждает его. А вот и окно. Тонкая прозрачная граница, которую так легко разбить. А за ней «Хейваджима». От человека всё ещё пахнет кровью. И чем-то… лекарства? Верхняя треть окна приоткрыта, и зверь отчётливо чувствует запах болезни. Той самой. Развернувшись, оставляя за собой осыпающуюся бетонную крошку, зверь в несколько прыжков поднимается обратно на крышу. Зверь злится, мотает головой, скалится в звёздное небо и еле слышно рычит. Ему нужна ОХОТА! Ему нужна ЭТА ДОБЫЧА! И НИКАКАЯ ДРУГАЯ! Но жертва слишком слаба, чтобы он смог насладиться погоней и схваткой. Невыносимо! Колени подгибаются, по позвоночнику проходит болезненная волна трансформации, и вот зверь уже встаёт на четыре ноги. Вытянутая волчья морда поднимается к недостижимой Луне – яркой, светящейся и всегда одинокой. Тоска поселяется в сердце, изливается под кожу, начинает грызть кости и рвать на части душу. В этой полной форме зверь всегда намного спокойнее. Несмотря на то, что сейчас он ближе к животному, чем был только что, человеческий и звериный разум наконец-то получают равные права и способность вести диалог. «Он – не добыча», – появляется мысль, словно всплывший со дна болота пахучий пузырь. – «Мы – стая». «Нам не нужна стая!» Зверь отказывается признавать жертву кем-то равным себе. «Всем нужна стая! И он очень силён!» «Тогда я желаю помериться силой! Но сейчас он даже на закуску не сгодится!» «Не обязательно драться сегодня…» «Нет! Сегодня! Сейчас!» Для зверя не существует прошлого и будущего, зверь не строит планов дальше, чем необходимо, и не вспоминает об ушедшем, если в нём нет ничего важного для сегодня. Но зверь согласен, что эта добыча уникальна, и не способен думать и желать никакую другую, словно прямо перед носом маячит свежее розовое мясо, перевитое ароматными прожилками, а всё прочее – лишь залежалые куски склизкой тухлятины. Но лёжа в свете луны, волк постепенно приходит к условному согласию с самим собой. А потом поднимается и подходит к двери, ведущей с крыши на лестницу. Дверь заперта. Однако, он видел открытое окно… Вернувшись в двуногий облик, зверь вновь спускается по стене, протискивается в широкую форточку, оставляя на раме клочья шерсти, а потом находит нужную лестничную площадку. Нажимает чёрным когтем на таблетку звонка. А когда через некоторое время из глубины квартиры доносятся шаги, оседает на пол. И открывший дверь человек видит на своём пороге лишь волка, обернувшего передние лапы серым хвостом с белым кончиком. Но волк не даёт себя рассмотреть и толкается мордой в щель между проемом двери и голой ногой человека. Тяжёлый запах никотина бьёт прямо в мозг. Но это только в коридоре. В комнате посвежее. – Эй? – раздаётся запоздалое, когда волк уже добирается до кровати с влажным от пота покрывалом и парой подушек. – Ты кто? Человек показывается в проёме двери, держась за косяк. Его губы покрыты белой шелушащейся коркой, веки воспалены – и от того кажется, что глаза обведены красной краской. – Ты чей? Заблудился? Волк спрыгивает обратно на пол, подходит ближе и наклоняет голову на бок, начиная сомневаться в мыслительных способностях этого «Хейваджимы». Или его мозги уже сварились от температуры? Лекарственные запахи притупляют нюх, и чтобы убедиться в своих догадках, волк отрывает от пола передние лапы и впечатывает в грудь человека, совсем не ожидая, что тот рухнет на пол. В шерсть на шее вгрызаются слабые пальцы. Но прежде чем его морду отодвигают подальше, волк успевает лизнуть человека в лицо. Жар есть, но не сильный. Наверное, помогли лекарства. Но волк знает, что толка от них будет немного. От них никогда нет особого толка, когда речь заходит о ране, нанесённой оборотнем. Но человек слишком взбудоражен, чтобы приступить к лечению прямо сейчас. А волк решил, что не выдаст себя. Поэтому он игнорирует дальнейшие слова человека. Но слезает с него, отбегает к стене и укладывается, накрыв задние лапы хвостом. Человек долго смотрит на него, прежде чем обречённо вздохнуть и подняться. От него пахнет недовольством и раздражением. Такой запах располагает к началу драки, и хвост волка сам собой рассекает воздух. Он не против, совсем не против, но сейчас важнее другое. Наконец, человек ложится на кровать. Повязка на его плече белеет и почти сливается цветом с кожей. Он кажется спящим, но дыхание недостаточно глубокое, а мышцы расслаблены лишь поверхностно. Сейчас человек похож чем-то на настороженного волка. Но постепенно болезнь берёт своё. Запах пота усиливается. На бледной коже выступает испарина, а вдохи и выдохи становятся всё более рваными и тяжёлыми. Такими темпами человек не доживёт до утра. Решив, что пора, волк поднимается на все четыре лапы и запрыгивает на кровать. Его зубы смыкаются на приклеенной повязке, срывая с воспалённой раны вместе кусочками кожи и мяса. Дёрнувшееся под лапами тело издаёт громкое шипение и даже порывается подняться, но крепкие челюсти щёлкают возле уха человека, а в глотке волка рождается предупреждающее рычание. «Лежи!» Но человек упрямо заваливается на бок, рассекая воздух рукой. И сила этого взмаха даже заставляет на время усомниться – действительно человек ослаб? Отпрыгнув в сторону, волк быстро проходится языком по открывшейся шее. – Если голодный, так бы и сказал… дрянная псина, в холодильнике есть позавчерашняя пицца… Впервые от него пытаются откупиться, да ещё и так неубедительно. Волк смотрит в оказавшиеся напротив глаза и вновь проходится языком по горячему носу и губам человеческого лица. И человек тут же утыкается этим самым лицом в подушку, что-то бурча и, видимо, вытирая. А волк во второй раз упирается лапами в его спину, но теперь язык касается самой воспалённой из трёх полос: две остальные не настолько глубокие. Но зализать надо все. Конечно, шрамы останутся. Если повезёт. Волк надеется, что его слюна сможет помочь. Ведь оборотни только так и залечивают свои раны. Но сейчас речь о человеке… – Знаешь… это не очень-то приятно… Звонко сомкнув челюсти в воздухе и тем самым выразив своё негодование чужими капризами, волк продолжает лизать, очищая рану от скверной заразы. Конечно, она всё равно уже курсирует в крови человека, но теория не имеет для зверя особого смысла, ведь им движет инстинкт. Он просто знает, что должен делать. Постепенно кровь становится чище. Вновь и вновь попадая на язык, она начинает отвлекать. Зверь вспоминает, что голоден. И что его жертва сейчас прямо под ним. «Он – не жертва!» Верно, и об этом зверь тоже вспоминает. И решает, что действительно не против принять в стаю этого человека. Но раз он не может сейчас убедиться в его боевых навыках, то остаётся другая роль, которую занимают новички в стае. Задние лапы начинают двигаться, будто копая. Они сдвигают трусы, цепляясь за резинку. На человеке ничего больше нет, так что волку нужно избавиться от единственной преграды. Его челюсть сдвигается к шее, зубы захватывают как можно больше и сжимают. – Сдурел?! Взбрыкнув, человек сбрасывает его, оставив в волчьей пасти свежие лоскуты кожи. По его шее стекает кровь, смешиваясь с другой – из зализанной и растревоженной раны. Зверь вжимается спиной в стену, человек же замирает, поджав колено к груди. Его длинные руки кажутся неприятной помехой. И тогда волк решает, что ему нужно сменить форму. Он подомнёт этого слабака и сделает частью своей стаи. И тогда никаких вопросов о главенстве не возникнет. К тому же… вторая половина его существа не очень-то возражает. Они связаны – эти две части одной души. Они не могут друг другу врать или притворяться. Поэтому зверь уверен, что человек в нём тоже хочет показать свою силу и власть.