Кто знает.
Интересно, заметил ли Найс, услышал ли он, как сердце Арта только что оборвалось в омут новых сомнений, определений, громких и таких сладких слов? Когда их изрекает посторонний, верится в них куда проще, с лёгкой — очарованной душой. — Хочешь отомстить? — лукавый голос опять впутался в тяжёлые думы. — Мирно подойдём, и ты чмокнешь его в щеку или что-то такое. При мне он пеплом изойдёт! — По-моему, это слишком… жестоко, — Арт замялся, еле сдерживая глупую улыбочку, от которой сводило челюсти. Ему и не снилось, каким приятным может быть это чувство, как опьяняет признание, что Найс — часть его самого, что Найс принадлежит, ну хотя бы между ним и Гаске, только ему. — Здесь далеко не ты один. — Но если бы только, ты бы на это пошёл? — напарник полностью оттаял и, похоже, умилялся невысказанной чепухе, которую сам себе вообразил о юных любовниках. «Мы не любовники», вертелось на языке, но Арт это проглотил. Да это и впрямь лишь его — или их — их личное дело. — Разве что ради мести, — наконец уверенно ответил он. — Но на этот раз пощажу. По крайней мере, до дома. Гаске зашёлся смехом так, что прохожие оглядывались на него, а он только умудрялся ловить тростью складывающееся пополам тело. — Инспектор, будьте добры сдать наручники! — Ни в коем случае, вы что. Оба полицейских нырнули в толпу и пересекли дорогу, вынырнув на другой стороне. По-видимому, Найс был чересчур озадачен их исчезновением и не ощущал, как его затылок просверливали две пары придирчивых глаз. Он надел наушники и встряхнул левой рукой. — Йо, — Арт поймал друга за запястье, когда тот уже был на грани произвести щелчок. Найс спустил наушники на шею и взглянул на Гаске, возникшего справа. — Как поживает наш герой? — А, да в порядке, — он напоказ поднял футболку, хвастаясь эластичными бинтами. — Док меня подлатал так, что я готов вышибать паршивым овцам их микроскопические мозги. — Так ты в поисках паршивых овец? — Гаске подыгрывал, забавляясь беседе. — Ну не то чтобы… — Найс скользнул вниманием по профилю Арта. Друг держался свободно, философски устремив взор перед собой. — Вышел лекарств купить. — У тебя есть деньги? — тут же отозвался Арт. Лиловая строгость прошила естество Найса, Арт покровительственно изогнул уголок губ. — Они есть у тебя. — И то правда, — Гаске скрасил невидимый накал. — Арт у нас дальновидный малый! Когда ему в перестрелке становится скучно, он заседает в телефон — ну, знаешь, оплачивает всякие счета в банковских приложениях. У него к вечеру и правосудие свершено, и пончики доставлены к кабинету. Остаётся только чай заварить. — Потому я называю его инспектор Красавчик. — Тебе стоит записаться в его фан-клуб к нашим девочкам-сержанткам. Арт нарочито кашлянул, не понимая, на чьей стороне Гаске, и свернул в аптеку. Там их пути разошлись. Напарник торжественно передал своего инспектора в руки малолетнему умнику и потихоньку умчался, напоследок подмигнув. Оба в аптеке потоптались без дела и вышли, потому что их комедия подошла к концу. Арту ужасно хотелось вернуться домой, запереться на все замки и спрятаться под пледом. И поразмышлять. В кармане пиджака покоилась та самая странная записка, которую он даже Гаске не показал. Переступив порог, Найс отчитался об успешном демонтаже пяти прослушивающих устройств, в том числе и в ванной. Арт коротко поблагодарил, не находясь с чем-то большим, повесил пиджак на спинку компьютерного стула, рассеянно осмотрелся. Комната выглядела более опрятной, чем с утра. Улизнуть в душ так и не удалось: Найс перехватил в дверном проёме и настоятельно втолкнул обратно. — Присядь. Арт сел на диван, положив домашнюю одежду на колени, и стал наблюдать. От суетливости Найса, с которой он опустился на одно колено, можно было запаниковать. Он бессмысленно дёрнул руками и полностью уселся на пол. Бинты отнимали подвижность. Штормовая синева задержалась на побледневшем лице Арта. Арт напрягся, поправил воротник. — Арт. — Да. — Твой миксер сгорел. А ещё, — взгляд исподлобья исказил естественность линий, — нас не только прослушивали, но и снимали. Оттуда. Следуя за перебинтованным пальцем, Арт покорно уставился на южную стену, в угол под потолком. Так и знал. — Теперь нас не снимают, не слышат? — Уже нет. — А пароварка не сгорела? — Паро-варка… — Найс ожил, но за руку Арта схватил, стоило тому подняться. — Постой. Тебе плевать, что на нас пялился какой-то мудак? Ничего не скажешь? Присядь. Арт не стал сопротивляться и в этот раз, но потеснился рядом с Найсом на ковре. Плевать ли ему? Что он вообще чувствует? Голова начинала раскалываться вновь. Чувствовал он слишком много. Так много, что на адекватные выводы сил не оставалось. Ему бы побыть часок наедине с собой, чтобы подышать спокойно, не бояться выдать собой нечто, чего Найсу лучше не знать. Как так получилось, что они становятся ближе, но секреты неумолимо растут? Он вот-вот что-то скажет, Найс. И Арт тоже, он хочет высказаться прямо сейчас. — Тебя заботит лишь пароварка? — Я устал, — признался Арт. Ему понадобилось упереться лбом в мягкий подлокотник: так и голове легче, и Найс не мелькал. — Как никогда. Это похоже на сон настолько, что я перестаю в это верить. Каждое утро просыпаюсь в новом дурацком сюжете. Потому что во сне любая чушь — к месту, и ты принимаешь её и катишься фишкой по игровому полю. Это я. — Ты?.. Арт отлепился от подлокотника и бесцветно растянул сухие губы: — Это я качусь. — Куда? — Не знаю. Может быть, в пропасть? — под сердцем кольнуло. Наконец Арт встал. — Шучу. Надеюсь, пароварка цела, иначе будем питаться сырыми овощами. Пустотой мутных глаз полоснуло по терпению Найса. Порыв выпалить что-то вроде «ты меня бесишь» подкатил к горлу, но он его обуздал. Всё-таки Арт мог в любой момент выдворить его из квартиры, жизни и собственной воспалённой души. Этот выжатый, посеревший, но всё ещё самый близкий друг рьяно оберегал особую тайну. Касалась ли она расследования или лишь его самого — Найса не интересовало. Но эта тайна терзала Арта так, как ни одна болезнь изнутри не сжигает. Шум воды разбудил. Да, Найс должен что-нибудь сделать. Совершенно не похоже на него — затягивать с целью. Другое дело, что в точности он не представлял, какова она. После всего, что случилось пережить и узнать, что ему теперь надо? Правда? Правда об Арте? Его доверие, близость, любовь?Он весь без остатка?
Два бокала с вином золотом просвечивались в лучах закатного солнца. Это было первым, что Арт заметил после душа, лениво развешивая костюм. «Прости, я не хочу», так он ответил другу, подхватившему бокалы и воззрившемуся с детским ожиданием. Отказ словно ранил Найса: поза искривилась, он переступил с ноги на ногу, а затем… А затем Арт не видел, слышал только, как бокалы цокнули ножками об стол. Он развернулся на стуле к ноутбуку и принялся за работу. Чтобы не говорить о деле и тем более уж о немыслимых находках в служебной машине, следовало создать видимость занятого человека. Найс больше не приставал. Обложился подушками на футоне, надел наушники и через экран телефона ушёл во всемирную сеть. Во всяком случае, так Арт подумал, несколько раз бегая на кухню за пирожными. С сумерками пришла и прохлада. Бело-голубой отсвет ноутбука разгонял тени вокруг Арта, давил на глаза. Он поднял взгляд на дизайнерскую доску, поморгал. Стало легче. Чихнул и даже тихо ругнулся, понимая, что совсем забыл о простуде. Едва уловимо на плечи легло тонкое одеяло, выданное им Найсу. Арт успел оглянуться и заметить, как тот молча отступил в темноту и вскоре опять возник на футоне. Потеплело от заботы, а от одеяла, возможно, и нет. Арт решил напоследок проштудировать новостные сайты, но новости оказались скучными настолько, что даже шайка подростков, гогочущая на всю улицу, не отвадила сонливость. Самочувствие Арта возвращалось в прежнее русло, заставляя его выдыхаться на полпути. Этот день пошатнул и без того нестабильную стойкость. — «Корабль уносится в небо…» Судорожный вдох, будто не дышал всё это время. — «Следи за этим пятном. Пока мать не углядела…» Клавиатура скрипнула под онемевшей щекой. — «Взберись на старый клён…» — пение прекратилось. — Не соизволите прилечь, господин инспектор? Арт выпрямился, убирая волосы с лица. Зевнул. Попытка потянуться закончилась больно хрустнувшими позвонками. Он опять согнулся, Найс спрыгнул с подоконника и подал руку. Не то чтобы Арт изумился, принимая жест, но плед на кровати был приглашающе откинут, на тумбочке горел ночник, который он почти никогда не включал. Поёрзав, этим он будто вынудил Найса ещё и подушку подбить. Упёршись спиной, проводил взглядом странного парня прочь из комнаты. Тот полавировал беззвучно и через мгновение явился опять. Чашка чая картинно украшала поднос. — С белым вином прогадал. Белый чай — лучше. Найс пристроился рядом на кровати, подперев голову рукой и не спуская глаз с Арта. В этих глазах, как Арту привиделось в тусклом сиянии ночника, штиль смешался с непоколебимостью тёмных глубин. Беспорядочные завитки, упавшие на лоб, отдавали влагой, а ещё свежие пластыри на переносице и скуле... — Всё нормально? — Арт переместил поднос на колени и втянул аромат. Засматриваться на вызывающий лик нельзя. Ночью это может быть опасно. — Ну… да? — Ты подсыпал сюда что-то? — Кроме чая и сахара ничего. — Прости. Я хотел сказать «спасибо». — «Так не флиртуют, дурак», Арт посмеялся про себя. — Оговорился слегка. Он провёл подушечками пальцев по гладкой поверхности чашки и отпил немного. Недостаточно сладко, но достаточно впечатляет, чтобы дар речи отняло. Комфорт обволакивал мерной волной, уют и чувство безопасности возрождались. В этих стенах они теперь точно одни. — Я просто ухаживаю за тобой, — вдруг ровно ответил Найс на незаданный вопрос. — Я почти здоров, — качнул Арт головой. — Ты мне нравишься и здоровым. Наверное, так поступают, когда хотят проявить чувства. Когда Найс переступает через себя, нужно его поощрять. Слабая улыбка сползла, Арт сделал глоток, ещё один, ещё и ещё. Горло обжигал великолепный цветочный вкус. Под покровом звёздного неба Найс становился другим, потрясающим своевольное громкое сердце Арта. Не это ли его тактика, что расшибёт щит правильности и тайны? Найс слушает его, Найс его читает, он слишком близко, он переливается по капле за его личные края, этот Найс. — Можно, я кое-что скажу? Арт вздрогнул и кивнул, стушевавшись от собственных переживаний. Он ведь и впрямь как на ладони сейчас. — В тот вечер… — Найс в задумчивости потёр пластырь, но взор опять скосил на Арта, словно пытая его. — Как бы ты сказал, когда я незаконно проник в твою квартиру. Точно не помню, но… «Один щелчок пальцами — и он был бы здесь, если бы хотел», так? И я ведь был. Потому, что хотел. — Это не всё, что ты видел и слышал, Найс. И потому ты ушёл. Я бы на твоём месте ушёл тоже. Только, — он сжал плед в кулаках и отвернулся к окну, — не пришёл бы и на следующий день. Может, никогда. Если бы узнал, что… мой друг — извращённый завистник. — Я — не ты, Арт. Я ушёл потому, что ты откровенностью сорвал покров с моих глаз. С самого себя. — Как поэтично. Я был голым, только и всего. — Я ушёл, — Найс положил перебинтованную руку поверх напряжённого кулака, — потому что мне нужно было идти. Или к тебе, или от тебя. Возможно, тогда я сделал неправильный выбор. Но сейчас я здесь. И если бы я мог выбрать ещё раз, я бы остался. Так было бы честнее. Извини, что я сбежал. Я испугался себя. Не подозревал, что меня привлекает в тебе не только твоя личность. Арт, так и не взглянув, встал и высунулся в окно. Найс, естественно, контролировал его пульс, вслушивался в ритм дыхания и сердца, но чужие мысли всё ещё не были ему доступны. И вряд ли когда-то будут. Потому он тоже встал, остановился позади, стремясь прикоснуться, но боясь сделать что-нибудь не так. Не видя мимики, трудно его предугадать. — Как заканчивается та песня, которую ты напевал? — наконец Арт подал голос. Он, казалось, набрался смелости, насытился безмятежностью ночи. Найс усмехнулся.И кроны в пожаре трепещут, Словил мир новый твой взор. Послушай, что скажет здешний Владелец лживых снов: Коль ты рискнёшь сомневаться, И если поскользнёшься чуть-чуть, Сожжёт фальшивое солнце Твою настоящую суть.
— И что это значит? — Не знаю. Может, — Найс осторожно обнял спереди, приложив ладонь к сердцу во вздымающейся груди, — что нужно принимать себя? Даже если жизнь похожа на кошмар. Ты в ней не марионетка, не пешка, не катящаяся фишка, Арт. Арт ничему не возражал. Его волосы на затылке щекотали нос, и Найс приподнял их, принюхался к коже, с трепетом сомкнул губы на шее. Горячность бледного, идеального тела, пока что ещё смирённого, возбуждала сильнее, чем образы того вечера. Ладонь, будто сама по себе, съехала ниже на живот, ещё не зажившие кончики пальцев застыли под пупком. Найс засомневался, что Арт пустит дальше. Прелюдии — то, что Арту нужно. Нужно ли больше, Найс не знал. Арт сам обернулся в тесноте между подоконником и напирающим Найсом. — А что, если нас из воздуха снимают? — Да пошли они, мудаки. Широко распахнутые глаза одобрительно блестели. Уголок приоткрытого рта дёрнулся, пробилась игривая улыбка. Первой Найс поцеловал затягивающуюся рану на правой щеке. Арт только выдохнул, опустил веки, и Найсу почудилось, что это от удовольствия. Впервые сдержанный инспектор позволил реакции скупо просочиться, диким резонансом ощущений сбить Найса с толку. Деликатность сменилась энергией, Найс убрал медную прядь за ухо, придержал улыбчивое лицо, что и не отвертеться, без запинки поцеловал, нетерпеливо кусая, толкаясь языком в чужой язык, прильнул весь, вжался бёдрами так недвусмысленно и сильно, что сам застонал. Так много раз он это воображал, проигрывал в разной обстановке, что мог бы повторять опять и опять, отбрасывать пахнущие волосы, ограничивать движения, чувственно трогать, с жаром сбивать дыхание. Но Арт упёрся в его плечо. — Чего ты хочешь? — спрашивал Найс в покрасневшие губы. — Скажи. Я сделаю, как ты любишь. — Хочу, чтобы ты от меня отошёл. Голос в шёпоте дрожал, но Найс повиновался. Всего лишь шаг. Всполошенный Арт с беспорядком на голове поправил задравшуюся футболку, вытер губы тыльной стороной руки и поглядел так по-менторски, будто готов был сжечь до тла. Найс понимал, что перегнул, но рухнувший барьер теперь раскалённого инспектора того стоил. Эхо его дыхания раздавалось в голове, бешеная сексуальность цепляла на расстоянии. Наконец представилось ясно, как бы Арт себя вёл, как бы отвечал, брал и отдавал, как бы наводил свои порядки. — Кровать? — не надеясь на снисходительность спросил Найс. — Для тебя — футон, — сожаление пробралось на лицо. Арт почувствовал себя виноватым, что допустил так много. Особенно в себе самом. — Почему? Я сделал что-то против твоей воли? — Нет, но дальше нельзя, — и в интонации забрезжила досада. — Мы не на тусовке, не разойдёмся утром, не вычеркнем из памяти эту ночь. Что бы мы ни сделали, нам с этим жить и смотреть в глаза друг другу. — Значит, это и есть причина, по которой твоей первой девушки нет с тобой? — съехидничал Найс. — Потому что ты не можешь смотреть в глаза после секса? — Ты прекрасно понял, что я имел в виду. Пожалуйста, давай спать. — Не усложняй, Арт. Это бесит. Если не хочешь, достаточно сказать. Без попыток найти глубокомысленные фразы. Возмущение сковало, апатия напала и остудила пыл. Найс, зло разминая костяшки и нарочно причиняя боль кистям, побрёл к противоположной стене. В спину врезалось жёсткое «не делай из меня дурака», и он притормозил. Чего? Арт стоял, скрестив руки. Его притягательность никуда не делась, но сейчас норовила превратить всё вокруг в лёд. Тёплый желтоватый зайчик ночника, пляшущий на нежной коже, странно искажался в форме, убегал от Арта на полки со всякими мелочами. Комната померещилась чужой, отдельной от них двоих, которые внезапно очутились по разные стороны одной игровой доски. — Думаешь, я не понимаю, зачем ты делаешь это? — Затем, что хочу. Всё просто. — Хочешь, влезая мне в душу и под одежду, докопаться до сути дела. Разве что так. — Это три разных желания. И дело не относится к первым двум. — Ты ничего от меня не узнаешь. Смирись с этим, договорились? — Арт пытался выровнять приказной тон. Противный тремор конечностей превратил его тело в ужасную обузу, с которой толком и не постоишь. В висках застучало, он явственно ощутил свой ноющий мозг. — Да не вопрос! — Найс вскинул руки. — Но ты же отдаёшь себе отчёт, инспектор, что это чучело, устроившее цирк со слежкой, нацелилось на меня. И как только информация, которой ты владеешь, будет использована против меня, ты себя изведёшь. Погубишь и себя, и меня заодно. — Повторюсь… — Да, чёрт возьми, да! Я хотел расследовать это дерьмо с тобой вместе! — Найс сорвался на крик, агрессивно жестикулируя, еле удерживаясь, чтобы не ринуться вперёд и не разбить каменную маску укоризны. — И припёрся к тебе! А потом ты был такой измотанный и печальный, а потом этот душ и опять ты, эти дети, прослушки! — Гражданских это не касается, Найс. Это закон! — Я подставил тебя под удар, как ты не понимаешь? И мы упираемся, как два идиота, а враг у нас один! И пока мы не объединимся, мы рискуем оба проиграть, потерять всё, и ты, и я! — Потише, сейчас ночь, — процедил Арт сквозь зубы, но разъярённый Найс всё ещё чертыхался. — Никто не упирается. Ты меня слушаешь? У меня есть долг. Пожалуйста, послушай, Найс. Я буду исполнять свой долг, даже если знаю, что шансов у меня противостоять минимуму нет. Иначе я не имею права носить звание инспектора. Я сделаю всё, на что способен. А уж если я проиграю… — Я всё понял, — измождённо перебил Найс и приставил палец к губам. Арт набрал воздух, но замолчал. — Воспринимаешь меня как угрозу чести инспектора? Академия научила тебя кое-чему плохому, Арт. Я ненавидел это. То, что они вбивали нам в маленькие глупые головы, будто минимум — это метка избранности или что-то типа того. Но обычные люди не слабы, не второсортны или что ты там себе надумал. Отними у меня минимум, и я останусь тем, кто я есть. Отними всё, кроме минимума — я превращусь в ничто. Арт старался внимать стоя, но ноги не держали. Он присел на кровать, избегая зрительного контакта, испытывая сумасшедшее чувство ничтожности. Потому что Найс опять жалеет его, спасает, чему-то учит, что никогда не станет правдивым для него. — Я серьёзно, не отвергай мои слова. Когда минимум в работе, эффект выглядит величественно и замысловато. Но стоит нарушить ритуал, и ничего не сработает. Если ты откроешь его исходный код, то поймёшь, что он умеет делать лишь то и так, что и как ему сказали делать. Он прямолинеен и потому уязвим. Люди — они другие. И без этого, без человечества, не было бы и всего остального. Запомни это, Арт, и гордись тем, кто ты есть. Быть крутым с минимумом — это как данность. А ты попробуй стать крутым без него. Знаешь, сколько боли и силы воли для этого нужно? Да, инспектор Арт, ты это знаешь. И потому ты крут. Лишь одна уставшая, серая слеза стекла, огибая родинку. Пускай это было из-за давления. Или потому что моргать нужно чаще, спать больше, нервничать меньше. Не более того. А так ведь все знают, что крутые инспекторы не плачут. — И именно потому, что ты крут, я ухожу на футон. Был бы ты не ты, чёрта с два ты бы мной командовал. Найс тяжко завалился в своём углу, ещё и охнув. Что-то глухо треснуло под весом полуночного умника-философа, и Арт было погрешил на телефон. «Класс, этого мне не хватало», — пробубнил Найс и в следующее мгновенье швырнул по полу наушники. Те шумно проехались, наткнувшись на ковёр. Арт, наблюдая внутри себя только давящий вакуум, потушил ночник.