Фальшивое солнце

      — Ухты, это что?       — Заявление, — деловито ответил Найс и отвернулся от Гаске. Его внимание было приковано к Арту и тому, как тот неспешно вчитывался, словно хотел выискать что-нибудь между строк.       — Что ж, пожалуй, я пойду. Соблюдайте конфиденциальность — закройтесь изнутри.       Найс в пару шагов пересёк кабинет до порога и быстро повернул замок, как только полицейский вышел. Жест получился импульсивным, неточным. И зачем только Гаске о таком попросил? Найс оглянулся на дверь и недоверчиво просверлил взглядом.       Оставшись наедине, они повременили со словами: Найс занял место Гаске и постукивал пальцем по деревянному столу, изображая скуку, Арт отстранённо изучал неразборчивый почерк. Наконец поднял глаза.       — Ты хочешь принимать участие в… приостановлении?       — Что? Где? — Найс взял лист поверх руки Арта и повернул к себе. — А, в расследовании!       — Вот как. «Расследование» пишется по-другому, смотри.       — Э-эй, погодь, не надо! — Найс схватил чужое запястье. Часть иероглифа чернела на полях, напоминая заметку учителя. — Это же документ…       Арт размеренным движением освободился. Короткая улыбка появилась и исчезла с его губ. Ведь он должен быть серьёзным.       — Во-первых, в таком виде он не имеет силы. Во-вторых, даже если бы имел, то никакое «приостановление» мы не ведём, это ошибка.       — Что значит не имеет? А какой будет иметь? Разве недостаточно моего волеизъявления? Я ведь хочу следствию помочь!       Пока Найс причитал, Арт — с тем же оттенком улыбки — запустил печать на принтере. Через мгновение чёрно-белая форма заявления опустилась на стол перед сознательным гражданином, неусидчивым, как на иголках.       Неудовлетворённость Найса больше подошла бы мелкому хулигану, которого насильно затянули сюда, а не тому, кто сам решился сдаться. Разве что дотошному инспектору прямо в объятия. Найс представил, что у Арта на лбу отблеском божественного света сияет иероглиф «приостановление», и подавился смехом.       — Заполни эту форму и отнеси в триста пятый кабинет. В течение трёх дней заявление рассмотрят и, вероятно, свяжутся со мной. А потом, если я решу подписать, нужно будет утверждение комиссара полиции. Ну, а потом мы тебя вызовем прямо сюда, и тебе придётся таскаться с нами повсюду. И не ныть.       — Не… что? Когда это я вообще ныл…       Найс всем своим существом исторгал негодование, боясь, что инспектор распознает: ничто так не угнетает, как факт, что минимум не сокрушит бюрократию. Всегда непобедимый — почти всегда, — он неспособен что-либо поделать с формальностями, ни обогнать их, ни перепрыгнуть. Странное напряжение, похожее на мощное биополе, давило на стены, окна и предметы в кабинете. И, конечно же, на самого Найса, на его умение ловить ритмы. Излучение от этого человека за столом, в идеальном костюме и с ясностью в глазах, абсорбировало бунтарский дух, обезвреживало его. Скрипнув зубами, Найс признал, что в этом мире он пускай и не слеп, но неопытен и зависим. Особенно когда дело касается правописания.       Арт, как зависшая голограмма, неизменно пялился в экран и печатал. Найс, не скрывая раздражения, заполнял документ. Некоторые пункты ставили в тупик, и он охотно пропускал их, понимая, что фокус не удастся. Впрочем, отмахиваться от подсказок разума ему удавалось куда лучше. Наконец он не выдержал:       — Вот, — подвинул заявление по столу.       Арт с тёплой, натренированной улыбкой посмотрел на Найса, не утруждая себя чтением во второй раз.       — Все поля заполнены? Дата стоит?       Найс закатил глаза.       — Ты же прекрасно знаешь, что нет. Я не умею заполнять такие штуки. Это обязательно?       — А ты думаешь, для такого решения достаточно спать со мной в одной кровати?       Лицо Найса вытянулось, но тут же приняло задумчивый вид, такой для него характерный. Он вздохнул и ушёл к окну, почёсывая нос сквозь пластырь.       Как по нотам.       Арт мысленно поставил галочку напротив миссии «не дать Найсу ввязаться в дело» и вернулся к экрану. Не то чтобы он нарочно вставлял палки в колёса, ведь процедура допуска посторонних лиц, а тем более гражданских, сложнее того, что он озвучил. Но и то оказалось неудобоваримым для нахального друга. И всё-таки, находясь в родной стихии, Арт мог вертеть правилами в своих интересах, как мастер кэндо владеет мечом.       — Но ведь и ты не думаешь, что я так просто спасую?       — Вовсе нет.       Чувство всеобъемлющей власти пошатнулось. Найс с просветлённым ликом прошёлся по кабинету и упал на диван. Арт всё ещё был сосредоточен на переписке, но в эту секунду покосился на друга. Тот расселся, закинув ногу на ногу, положил руку на спинку дивана и словно был горд собой. Дневной свет обличал такую знакомую категоричность, и от этого внутри неприятно сжалось: лучше бы Найс по обыкновению ляпнул что-то вроде «бесит», вместо того, чтобы размахивать своей уверенностью. В чём? Такие вещи не предвещали Арту добра.       — Я хочу заключить с тобой пари.       Арт, склонившись за монитором, тяжело вздохнул. Но этого для ответа было мало, потому он выпрямил спину. Если бы Найс нервничал или буянил, Арт бы играл роль психотерапевта со своим фальшивым выражением всепрощения. Но сейчас, скорее, он был пациентом, а Найс — не доктором, а очеловеченной болезнью.       — Твоя простуда прошла, раз ты на работе. Мои раны тоже почти зажили. Значит, мне пора съезжать.       Глухой отклик сердца в груди. В этой фразе нет ничего поддевающего или страшного, но Арту стало грустно. А из-за того, что Найс выглядел всё таким же нетронутым — вдвойне. Но они и впрямь не могут вечность оставаться вместе, вот так просто, будто они действительно влюблённая пара. А именно такие толки вскоре о них поползут. С этим решением — явно верным — нужно смириться. Арт встал и обошёл стол, присев на край, и несколько меланхолично выдал:       — Если тебе в тягость проводить столько времени со мной, то, конечно, с этим лучше покончить.       — Я не договорил, — качнул Найс головой. — Мне не в тягость, ты прекрасно знаешь. А ещё ты знаешь, что я хотел вести расследование с тобой. Но тебе такая идея не по вкусу, мой весь-из-себя-правильный инспектор Красавчик.       — Пожалуйста, не называй меня так. Говори по делу.       — Но я ведь правда считаю тебя красивым. Тебе и это не по душе? — Найс понизил голос, кивнув на место рядом с собой: — Иди ко мне.       Арт предпочёл не замечать дурашливый жест: это слишком не вязалось с тем, что обуревало его внутри. Некоторым словам Найса сердце желало верить без остатка, чтобы не нашлось больше ни одного губительного чувства, которое бы поселилось в каком-нибудь затемнённом уголке и подтачивало здравый смысл по миллиметру. Но чудеса, изрекаемые другом, вьются в тандеме с мукой, обезображивающей ту красоту, которой Арт мог обладать. Если боль не уродовала его внешность, то точно испещряла естество.       — В чём суть пари?       — Какой ты скучный, когда надеваешь пиджак, — Найс расслабленно откинул голову и посмотрел сквозь потолок. — Я проведу расследование независимо от тебя, а ты веди своё. Вмешиваться не буду. Но преступник один, а нас двое. Потому, если я первым его поймаю, я кое-что хочу от тебя взамен.       Арт, сглотнув, сузил глаза, но продолжил молчать. Найс поднял голову, хлопнув ресницами.       — Даже не спросишь? Окей. Я хочу, чтобы у нас был секс.       — И почему я обманывался раньше… — тем не менее зеркальная гладь эмоций не всколыхнулась, Арт лишь опустил взгляд.       — Намекаешь на меня?       — Не намекаю — так оно и есть. Ты есть озабоченный подросток. Так опрометчиво вплести секс в серийные убийства. Надо же.       — Ты не прав, — отразил Найс нападки, которым к тому же верил не больше, чем напускному безразличию друга. — Я совместил влечение к тебе с интересом к сексу. А убийства — случайный повод втянуть тебя в это. Ну как, достаточно откровенно, чтобы заслужить твою искренность в ответ?       Арт замялся, помассировал висок. Звучало слишком обольстительно и наверняка было правдой, потому и подкупало. И это только сильнее сбивало с толку. Он упустил момент, когда неуклюжему в ласках Найсу вдруг стало мало поцелуев в темноте, а сам он стал хорош и в речах, и в близости, которую они испытали прошлой ночью. Почти так же хорош, как и в спорах.       — А если первым буду я?       — Придумай что угодно, — твёрдо произнёс Найс.       — И ты безусловно это исполнишь?       — Само собой. Все условия мы установим здесь и сейчас. Если надо, заполню соответствующую форму. У тебя есть такая?       Арт невольно усмехнулся строгости тона, и Найс тоже слегка оттаял. Казалось, самое время сказать друг другу: «Да брось, давай просто будем вместе, и расследовать, и распутствовать, и что-нибудь ещё». Но этого никто не сказал. Кому из двоих такое пришло в голову? Они встретились взорами, но не решились нарушить тишину.       За стеной зазвонил телефон. Найс очнулся и всё-таки осведомился, впившись глазами в неестественно сжатую фигуру:       — Так чего ты от меня хочешь?       — Возможно… — Арт подождал, пока голос в соседнем кабинете утихнет. Ослабил галстук. Если это покажется лживым, так тому и быть. — Хотелось бы не творить глупостей и остаться друзьями.       — То есть вычеркнуть всё, что с нами случилось за эти дни?       — Не вычёркивай, если не хочешь. Или вычеркни. Как тебе удобно. Но пообещай, что больше не будешь подходить ко мне настолько близко и делать то, что всё равно ни к чему не приведёт, кроме разочарования и боли.       — А, то есть моё настоящее отношение к тебе приносит только разочарование и боль? Я правильно понимаю?       — Это потому, что я такой, — Арт плотно закрыл глаза, боясь оговориться, пока созерцает щемяще нужного человека в готовности разбить цепи его самоконтроля. Это окончательно сведёт с ума. Найс, который всенепременно сканирует его, способен найти нужную точку и надавить так, что последняя сила Арта переломится, как пришло в негодность и всё остальное, типа веры в справедливость и в собственную честь. Осталась только фальшь в качестве самозащиты. — Прошу тебя, не задавай больше вопросов. Ты хотел пари, ты его имеешь. Я принимаю твоё условие, прими и ты моё.       — Тебе больно потому, что ты сам себя наказываешь. Арт? Посмотри на меня. Не смотри.

Ни за что.

Не смей смотреть.

      Арт сомкнул веки крепче, будто опасаясь, что кто-то насильно их разожмёт.       Ещё немного, и он сделает то, что сделал тем дождливым вечером, когда это безобразие началось. Может, если всё опять повторится, но он не только не станет обниматься со стеной, но и вообще не пойдёт в душ, а ещё закроет входную дверь, и дверь в спальню, и окно, и заберётся под плед, а может, даже под кровать — тогда всё само исправится, эти несколько дней сотрутся и из его памяти, и из истории человечества? И всё вернётся на круги своя. Как было всегда. И он закончит тем, что будет вновь звать втихомолку Найса, уткнувшись в подушку, получать оргазм от робких касаний во сне и умирать от стыда утром. Ничего необычного, ничего, что могло бы испортить им двоим жизнь так, как… как она испорчена уже.       — Я тоже тебе нравлюсь. Я не сам себе это придумал, так же? Посмотри на меня.       — Разве это мешает дружбе, — уклончивое согласие. Арт, вопреки просьбе, прикрыл глаза ладонью, словно его утомила беседа. Вероятно, так оно и было, Арт точно не мог определить. Единственное, что он ощущал — всепоглощающее желание сбежать от реальности. И от Найса. Он сделал это, вернувшись в рабочий кабинет. Но Найс зачем-то и здесь его настиг. Чтобы вскрыть ещё не затянувшиеся после ночи раны?       — Я, конечно, не спец в этих делах и до сих пор девственник, но думаю, что да, мешает. Как можно отказываться от того, чего хочешь?       — Мы с тобой разные, Найс. Это ответ на все твои вопросы.       — Ты опять об этом? — вскипел Найс и подался вперёд на диване. — Ты заставляешь меня проклинать то, с чем я родился! Ты этого хотел? Чтобы я ненавидел свой минимум за то, что он делает меня недостойным тебя любить?! Да посмотри же ты на меня!       Он, подобно утру, подскочил к поникшему Арту и убрал его руку, силой поднял его лицо, взяв за подбородок. Неужели так трудно посмотреть на того, кого считаешь другом, на того, кто только что так ребячливо едва не признался, что втрескался в тебя? Или всё-таки признался?       В лиловой мутности, в подрагивающих расширенных зрачках проглядывалось ужасающее ничто. Оно норовило засосать в воронку топкой боли. О ней ли Арт говорил? Найсу стало страшно, что это он поднял её на поверхность, встревожил глубокие тихие воды.       — Я меняю условия, — прошептал Найс, сменив хватку на поглаживания. Арт не сопротивлялся, но и не реагировал на это.       — Хватит уже…       — Если я буду первым, ты сделаешь со мной то, чего сам искренне хочешь, отбросив предрассудки и прочую чушь. Что бы это ни было. Ладно?       — Я сказал, хватит, Найс. Слышишь…       — Это усложняет дело, я знаю, — теперь Найс пропускал истерзанные просьбы инспектора мимо ушей, зарывшись в его волосы на затылке и склонив его голову к себе на плечо. — Но это то, что излечит тебя позже. Согласиться на секс и оставаться отчуждённым — это ты бы запросто смог. А поддаться притяжению, как я? Тебе придётся на время выпустить своих демонов из клетки. Я бы хотел увидеть их.       — Пожалуйста, не надо, я так устал, хватит с меня, — апатично струился ручей, перебивая, сливаясь с шёпотом Найса, как заевшая пластинка на фоне. — Я не хочу. Правда. Уходи. Оставь меня в покое… Надоело. Я устал.       — Ты честный, Арт. Я уверен, что, проиграв, ты действительно всё исполнишь. Я хочу тебя, а не секса. Твоё сердце. Твоих подлинных чувств и желаний. Даже если это желание уничтожить меня.       — Что ты несёшь, дурак, — Арт внезапно для самого себя двинул непослушной рукой и слабо обнял Найса, будто держался, чтобы не упасть. — Ты что-то неправильное говоришь… Ни писать, ни говорить тебя в Академии не научили, только приставать к друзьям. Швырять слова…       — Извини меня. Дурака.       — Даже просить прощения не умеешь. Бестактный, бестолковый…       — Извини. Я так хочу, чтобы ты мне проиграл… Чтобы ты отчитывал меня, воспитывал, подчинял. Что угодно, только не «друзья».       — Я тебя выброшу из окна.       — Ладно.       — Своей квартиры.       — Как скажешь.       — Долго лететь будешь…       — Что ж.       — Не лги мне о любви, я… — Арт отступил на полушаг, дотронувшись до пластыря на щеке Найса, ведя ниже, завершая невидимую дорожку на его губах, мягких и немного сухих. Они сложились для поцелуя и упёрлись в дрожащий палец. Найс не моргал. Арт тоже. — Клянусь, я выброшу тебя из окна, если ты ещё раз скажешь это.       «Скажу» — губы раскрылись беззвучно под давлением.       «Заткнись» — горячие бескровные губы парировали поцелуем.       Непослушные губы дурака увлажнились. Так-то лучше, подумал Арт, впитывая звучание пространства, лишённого бессмысленных фраз и слов. Только отяжелевшее дыхание, только стук в висках, только шелест его пиджака, почему-то упавшего на пол, только стон от одичалого натиска, только треск разрядов по линии намагниченных тел, только…       Вибрация телефона?       Найс раздосадованно замычал, по-детски недовольно, и вытащил аппарат.       Попытка Арта разглядеть имя звонившего ничем не увенчалась: Найс расторопно зажал телефон между ухом и плечом, всё ещё держа руку на спине Арта и не отпуская.       — Йо, док. Да, на месте. Отлично, ждём.       Когда Найс спрятал телефон и, как ни в чём не бывало, помог надеть пиджак, Арт на всякий случай уточнил, смирно приняв ухаживание:       — Док? Ты с Ратио говорил?       Ответом был ещё один чудной жест: друг поправил его галстук и всей пятернёй «расчесал» взлохмаченные платиновые пряди. Арт стоял как манекен. Потому, наверное, Найс соблазнился и напоследок очертил большим пальцем затянувшийся порез.       — Ты в порядке?       — В полном, — нахмурился Арт. Что за манеру увиливаний они практикуют сегодня?       — Не злишься?       — Нет.       Он внимательно посмотрел в потемневшие глаза, напирающие бесстыдно, бессовестно, бестактно. Озабоченный подросток перед ним был и возбуждён, и напуган. Арт и сам не ожидал, что выдержка даст сбой на работе, — там, где Найс уж точно не мог им помыкать. Помыкать не помыкал, но магией с пари и любовью вызвал стихийное бедствие у Арта в голове. Даже если совершенно не рассчитывал на это.       — Но по поводу окна я не шутил.       В дверь постучали, ручка опустилась. И ничего. Они вдвоём наблюдали, войдёт ли кто-нибудь, а потом Найс чертыхнулся и бросился открывать.       На пороге и впрямь вырос Ратио, как всегда сдержанный, поприветствовав их лишь наклоном головы. В оперативных движениях чувствовалась слаженность и некая цель: устроился на краю дивана, открыл свой таинственный кейс, полный врачебных принадлежностей, но достал лишь ручку и блокнот, после чего устремил взгляд на Арта. Тот переступил с ноги на ногу, оставаясь на прежнем месте, где парой минут назад он ещё, кажется, был кем-то другим. От молчания стало неуютно.       Наконец Арт решился дать пинок застывшему времени, потому что ситуация приобрела оттенок нелепой комичности:       — Что-то случилось?       — Случилось? — вдруг переспросил Ратио.       Удивительно, как скоро на его лице отразилось ехидство, заставив Арта сомневаться в происходящем.       — Найс? Ты же присягал мне на гамбургерах, что Арт всё знает.       — Знаю что?       — Ну-у, а я это…       Арт метнул глазами на Найса, притаившегося позади Ратио, так, будто пристыжал его. Тот состроил абсолютную невинность. Приступ усталости дополнился раздражением, но Арт этого не показал. Хотелось оборвать спектакль, прекратить интриги и запретить кому-либо вторгаться в его кабинет. Хотя бы кабинет, раз уж квартира и душа стали проходным двором.       — Под каким предлогом тебя пустили?       — Вызов врача по страховке.       — И кто же вызвал? — скептично уточнил Арт, располагаясь опять за своим столом. — Я? Это его идея?       — Найс, объяснись.       Ратио опёрся на спинку дивана и скрестил руки, явно демонстрируя отказ распинаться. Найс уже было раскрыл рот.       Предложение что надо, подумалось Арту, но себе он приказал не вестись и не встревать, что бы этот конспиратор с ослепительно глупой улыбкой ни вещал. Ведь всё это зрелище с заявлением, пари и мимолётной страстью — не что иное, как тактический ход, только бы не дать Арту смыться по делам. Мини-иконка на нижней панели задач сообщала о двух непрочитанных письмах. Арт кликнул мышкой, абстрагируясь от потока бессвязной — лишь для него в этот момент — речи.       — В общем, если быть честным, меня кое-что беспокоит, Арт. Я попросил Ратио помочь и…       — А до этого, значит, честным ты не был, — буркнул Арт и тут же стиснул зубы.

Молчать.

      Чем больше он говорил, тем больше поводов давал Найсу зацепить его за живое, найти лазейку в его патологически деформированных чувствах. Так нельзя. И чем дальше, тем сложнее бороться со всем подряд: с несправедливостью, с Найсом, с собственными отклонениями и чем-то неизвестным, ранее не присущим ему.       Найс заикнулся, чтобы оправдаться, пошутить, но его никто не слушал. Арт больше не смотрел на него, находился далековато, словно мираж, словно тот, кем он казался ещё неделю назад. Такой недостижимый. Правда, не внушает доброты и принятия, как тогда. Найсу почудилось, что это он всё испоганил, разрушил добродушный образ, подтолкнул чистое сердце к превратному ритму, который полз по нервам тошнотворными импульсами, делал того, кого Найс мог бы боготворить, помешанным на тихой ненависти к себе. Всё шло из рук вон плохо.       Найс проглотил язвительную фразу и закончил:       — Меня беспокоит твоя память, Арт. Я хочу, чтобы док осмотрел тебя. Можно?       Арт прокрутил колёсиком мышки и дочитал второе письмо. Последние слова на экране заставили его взяться за телефон внутренней связи и набрать короткий номер напарника. Тот ответил сразу.       — Гаске, пожалуйста, подготовь машину. Мы едем в Токио. Да, сейчас. Спасибо.       Опустив трубку, Арт всё-таки посмотрел на Найса. Тому, конечно же, не понравился разговор инспектора с Гаске — это было написано у него на чуть схмуренном лбу. Но других просьб он не обронил, требовать немедленного согласия не собирался и всё ждал, что Арт скажет сам. Если не скажет, так тому и быть. Но…       Но Арт улыбнулся.       Найс ведь так боялся, что Арт откажет. Будто у Арта есть какой-то секрет и Ратио обязательно его обнаружит. Но секреты выпускника Академии не так легко распотрошить на составные части, даже если слышать, видеть его насквозь. Арт понимал, что два человека напротив него, точно фигуры противника на той стороне игрового поля, способны обратить в ничто его неприкосновенность, надругаться над личным пространством. Так не безопаснее ли добровольно их впустить? Он встал, не выходя из-за стола.       — Простите, вы, наверное, слышали, у меня сейчас выезд. Так что времени мало. Мне раздеться?       — Не нужно, — спохватился Ратио и сам подошёл к столу, поднимая повязку. — Можешь сесть.       Найс стоял как опущенный в воду и наблюдал, поджав губы.       Арт положил руки на подлокотники и глубоко вдохнул. Ратио бы заметил, если бы Арт был напряжён, но ничего подобного он не ощущал, а потому держался естественно, как на обычном приёме у врача. Но стоило ему увидеть, как глаза Ратио расширились, Арт свои закрыл. Он догадывался, на что этот доктор рисковал наткнуться, обследуя его мозг со всех сторон. Это было неизбежно.       Ратио протиснулся между офисным стулом и стеной, чтобы взглянуть с другого ракурса. Найс же издал странный звук, но голос подвёл. Он откашлялся и просипел настолько судорожно, что Арту стало его жаль:       — Док, что с ним?.. Что ты видишь? Говори.       — Я не уверен в том, что вижу, — тем не менее, спокойно ответил Ратио.       — Но что-то не так, верно?       — Не исключено.       — Чёрт, я так и знал! Чёрт, чёрт, чёрт, вот дерьмо!       Арт поднял веки и вместо того, чтобы обратить внимание на сорвавшегося Найса, посмотрел Ратио в глаза. Контакт получился несколько долгим, они будто договорились о чём-то без слов. Ратио читать мысли не умел, но оказался более проницательным и благоразумным.       — Выпишу направление на МРТ, — Ратио взял блокнот. — Я бы хотел взглянуть на результат и не делать поспешных выводов сейчас. Тем более, если понадобится лечение, без точного диагноза я не смогу тебе его назначить. Вот.       — Спасибо, — Арт спрятал бумажный прямоугольник в кошелёк, испытывая облегчение от того, что этот минимум принадлежит не Найсу.       — В любое время я буду ждать, — кивнул Ратио и стал собирать свой кейс, по всей видимости готовясь покинуть их с Найсом.       К большой удаче, в кабинет заглянул Гаске.       — Арт? О, Ратио, привет! — Он неподдельно радостно обнажил зубы и обратился к своему боссу: — Я подожду тебя внизу.       Ратио бесследно исчез за Гаске. Арт выключил компьютер, проверил заряд и телефона, и пистолета, поправил галстук, прошёл мимо Найса и закрыл окно, ещё раз окинул кабинет взором, убедившись, что ничего не забыл. Затем указал рукой на дверь:       — Прошу.       — Арт? Погоди. Секунду.       Арт повертел в пальцах ключ от кабинета и нехотя обернулся, словно делая одолжение. Найс выглядел неважно, с беспорядком на голове, с лихорадочно блестящим взглядом, с, кажется, искусанной нижней губой. Напоминал несчастного, обманутого мальчишку, брови сдвинулись на переносице так, что можно было принять его за плаксивое дитя.       — Скажи, ты… сделаешь МРТ?       — Пожалуй. Ты ведь этого хотел?       — Я хотел услышать, что с тобой всё в порядке.       — Очевидно, не всё. Но это мы узнаем позже. А сейчас…       — Умоляю, — Найс повысил тон, — ты должен сказать мне правду, когда узнаешь. Договорились?       Дыхание перехватило. Арт сжал кулак в кармане брюк. Найс вот-вот учует, как забилось сердце под рёбрами, распирая изнутри. Но не от страха или благодарности к участию, к заботе друга. Совсем не от того. Он облизал пересохшие губы и безотрадно усмехнулся:       — Ты тоже должен был мне сказать правду о том, что выставишь мою слабость напоказ, а не пускать пыль в глаза всё это время.       — Так, постой. Не додумывай, я просто…       — Нет, — отрезал Арт, становясь в лице строже. — Надеюсь, уговор всё ещё в силе? Потому что я знаю, что сделаю с тобой.