Наши в Хогвартсе

Утром Снейп почувствовал себя окончательно отдохнувшим, выспавшимся и бодрым. Первое, что он увидел, после пробуждения, был взгляд серых Алькиных глаз, смотревших на него спокойно, вопросительно-ласково, как смотрят взрослые женщины на тех мужчин, о которых им довелось позаботиться в минуты их болезни, слабости и беспомощности. По её губам бродила тихая, чуть загадочная улыбка, от которой всё в палатке, казалось, было освещено странным, умиротворяющим сиянием. — Доброе утро, господин профессор. И голос. Голос у Альки тоже был каким-то иным — по-взрослому бархатным и воркующим, без обычных бесшабашно-насмешливых интонаций. — Доброе утро, Эйлин. — Как вы себя чувствуете? Алька подошла к его постели и внимательно вглядывалась в его лицо. — Вполне. Снейп сел на кровати, прислушиваясь к себе Ему не хотелось проявлять слабость перед девчонкой. Он и так слишком долго находился под её опекой. Кажется, он в состоянии встать самостоятельно, и ей не придётся подхватывать его на ходу. Так и есть. Снейп встал. Голова не кружилась, ноги не подкашивались, он чувствовал себя бодрым и вполне здоровым. Пока он долго и с наслаждением приводил себя в порядок, Алька приготовила завтрак. Оба они поели с аппетитом, после чего Снейп вышел из палатки и проинспектировал Охранные чары, наложенные Алькой на участок. Он остался доволен — Эйлин оказалась на высоте. На улице становилось жарко — майское солнце припекало совсем по-летнему, поэтому Снейп вернулся в палатку и расположился на диване, который появился в обстановке комнаты, как только он подумал о нём. Указав Альке на место рядом с собой, он сказал: — Присаживайтесь, Эйлин. Расскажите мне всё, что с вами происходило за то время, что мы не виделись. Всё-таки, письма дают очень мало информации. — Хм. Мало информации… А что тогда мне говорить о ваших письмах? В них вообще никакой информации не было. Вернее… — Алька запнулась. — Вернее, была, но только самая необходимая. Алька уселась рядом с ним, привычно поджав под себя ноги. Снейп посмотрел на неё долгим взглядом, от которого у Альки мурашки побежали по позвоночнику. И она рассказала ему всё, умолчав только о своей неудачной попытке научиться целоваться. В продолжении всего рассказа об Алькиной мести он хмурился и кусал губы, не говоря ни слова. — Господин профессор… Вы считаете, что я не должна была..? — Я не знаю, Эйлин. Убийство отягощает душу… Но, возможно, на вашем месте я поступил бы точно так же. Что вы почувствовали, глядя на труп врага? — Что я сделала, наконец, то, что должна была сделать. И теперь свободна. Удовольствия или удовлетворения я не почувствовала, если вы об этом. Я, наконец-то, освободилась и могла отправляться в Хогвартс. И Алька продолжила свой рассказ. О битве и о том, что она чувствовала в то время. О гибели Люпина и его жены, о мёртвых и раненых в Большом зале, о том, как узнала, что он погиб… Тут у Альки сдавило горло, голос отказался слушаться её, и она замолчала, уставившись в пол и пытаясь проглотить этот чёртов комок, так некстати лишивший её возможности говорить. Снейп придвинулся к ней, взял Алькину руку и сжал её. — Эйлин. Давайте пропустим эту часть вашего рассказа. Алька энергично замотала головой, усилием воли взяла себя в руки и продолжила. Фразы её были скупы и отрывисты, но по ним он настолько ясно и отчётливо представил всё, пережитое тогда Алькой, что его сердце болезненно сжалось в приступе сострадания к этой девочке. Наконец, её рассказ подошёл к тому моменту, как она переправила его в замок. — Ну, а дальше вы всё знаете, господин профессор. Они помолчали. — Значит, я выжил только благодаря вам, — наконец произнёс он. — Скажите, я правильно подумала? У вас был план спасения? — Был. Но, как видите, он не сработал. Я рассчитывал проснуться приблизительно через сорок-шестьдесят минут и убраться в какое-нибудь укромное местечко. Но проснуться мне не удалось. — Это из-за яда Нагайны? — Думаю, да. Снова пауза. Алька подтянула коленки и теперь сидела, обняв их руками, сжавшись в комок и тщетно пытаясь унять лёгкую дрожь, время от времени пробегавшую по телу, от которой она чувствовала жар и какую-то неприятную слабость. — Господин профессор… — Да. — Я… Я должна вам признаться. — В чём? — Пока вы лежали без сознания, я сделала одну вещь, которая вам бы не понравилась. У Альки перехватило дыхание, как перед прыжком в ледяную воду. Снейп уставился на неё с интересом. Что же она ещё натворила такого, что ему не понравится? — И что вы сотворили, мисс? — приподнятая бровь, кривая усмешка, лёгкий наклон головы, ироничный интерес в глазах. — Я…- взгляд исподлобья, руки до судороги сжимают колени. — Я… поцеловала вас. И снова пауза. Снейп, к своему стыду, почувствовал, что краснеет. «Ну, что ты молчишь, болван, — некстати возмутился внутренний голос. — Давай, ответь ей, и побольше сарказма, как ты умеешь!» — Почему вы думаете, что мне бы это не понравилось? - назло внутреннему голосу абсолютно спокойно произнёс Снейп. — Потому что я сделала это против вашей воли. — Я не могу судить, понравилось мне это или нет. Я ведь был без сознания. В Алькиных глазах отразилась крайняя степень удивления. Но в них уже несмело поднимали головы маленькие беспокойные бесенята. Как? Он не убьёт её? И, кажется, он подначивает её? Алька чуть ослабила хватку, с которой она вцепилась в собственные колени и приподняла голову. А он смотрел на Альку откровенно-насмешливым взглядом, который дразнил и пугал одновременно. — Тогда… Может быть… Я покажу вам, как это было? Чтобы вы могли понять, как вам к этому относиться? — черти в Алькиных глазах откровенно отплясывали тарантеллу. — Попробуйте. Снейп сам себя не узнавал. Да что же это с ним происходит? Впервые в жизни он был настолько раскован и бесшабашно, бездумно весел. Как будто сбросил с плеч весь груз прожитых лет, всю тяжесть прошлой, мрачной и безрадостной жизни. Он, взрослый, рассудительный человек, провоцировал девчонку на поцелуй! «Эй, ты чего расходился? — забеспокоился внутренний голос. — Притормози!» Но Алька уже поднялась на ноги, села рядом с ним, близко-близко, взяла его лицо в свои ладони и коснулась его сухих твёрдых губ своими горячими мягкими губами. Прикосновение это было робким и недолгим, но эффект от него оказался потрясающим. Снейпа обдало жаром, лавиной разлившимся по всему телу. Пытаясь скрыть от Альки своё состояние, он сделал серьёзное лицо и невозмутимо произнёс: — Очень невнятно, мисс. Я не смог разобраться в своих ощущениях. Не могли бы вы повторить? Алька закусила губу, встала перед Снейпом, опершись одним коленом о диван, встретилась взглядом с его бездонными глазами-пропастями и, не отводя глаз, склонилась над ним. Она впивалась губами в его губы неумело, но страстно, вкладывая в поцелуй всю душу, всю силу своей любви. Её трясло от того, как отзывались его губы на её страстный призыв, как нежно и властно он брал на себя инициативу, как медленно, но уверенно проникал к ней в рот… Его длинные тонкие пальцы запутались в Алькиных волосах. Он всё сильнее прижимал её к себе, и Алькино тело отзывалось сладкой дрожью на каждое его прикосновение. Ей хотелось только одного — чтобы этот поцелуй не закончился никогда. Но он всё-таки закончился, и Алька без сил опустилась на диван рядом со Снейпом. — А теперь… Теперь разобрались? — тихонько поинтересовалась она. — Теперь разобрался. — И как? Прощаете меня? — Только при одном условии. — При каком же? — При условии регулярного повторения. Алька молча повернулась к нему, обвила руками его шею и вновь впилась в эти губы, которые теперь не были такими жёсткими и холодными. Его руки сжимали и гладили её тело. Они были такими сильными и нежными… Её губы немели от поцелуев, а голова кружилась, как от хорошего бокала шампанского. И так же, как от шампанского, Альке было весело и легко. Так вот в чём смысл поцелуев! Чтобы они приносили удовольствие, надо целоваться с любимым человеком! Обязательно с любимым, иначе всё теряет смысл. И Алька целовалась, целовалась без перерыва, забыв обо всём на свете, счастливая от того, что может подарить радость тому, чью любовь она не надеялась завоевать. Внезапно Алька замерла, прервала поцелуй и нахмурилась. Усевшись рядом со Снейпом на диван и не глядя на него, она произнесла: — Господин профессор… Я должна вам кое-в чём признаться. Снейп какое-то время медленно приходил в себя. Ощущения, которые навалились на него от Алькиных поцелуев, он испытывал впервые в жизни. Он ни с кем не целовался, будучи подростком. Тогда он мечтал о поцелуях с Лили, но не смел перейти границу, за которой заканчивалась дружба и начиналось нечто большее. А те редкие женщины, которые скрашивали его одиночество уже во взрослой жизни в моменты, когда становилось совсем невмоготу, никогда не вызывали в нём ничего подобного. Поэтому сейчас Снейп был буквально ошеломлён лавиной чувств и тактильных ощущений, которая грозила накрыть его с головой и навечно похоронить под своей горячей тяжестью. Ему пришлось приложить немалые усилия, чтобы вынырнуть на поверхность и вновь осознать, где он находится. «Взрослый мужчина, а потерялся, как мальчишка, — упрекнул себя Снейп. — Где твой самоконтроль и умение дисциплинировать разум?» — О, Мерлин! Опять? Что ещё? — он, наконец, сумел взять себя в руки и отреагировать на Алькины слова. — Я… — Алька поникла, опустила голову и сгорбилась, будто ожидая удара. — Я… Там, в Москве я целовалась с одним парнем. — Та-а-ак… — голос Снейпа был грозным. Алька не видела его лица, поэтому сжалась ещё сильнее. — Вы любили его? — Нет. Просто я решила, что стыдно дожить до восемнадцати с половиной лет и ни разу не поцеловаться. Вот я и решила попробовать. — Алька вздохнула. — И как? Попробовали? — его голос оставался таким же недовольным. — Угу. — Понравилось? — Нет, — мотнула головой Алька. — Я его не любила, и мне стало противно. Алька услышала, как Снейп вздохнул: — Вот глупая девчонка, — голос его был совсем другим — вовсе не грозным и не угрюмым. Он притянул Альку к себе и запустил пальцы в её растрепавшиеся волосы. — Ну, целовалась и целовалась. А то и правда, такая старенькая, а всё ещё нецелованная. Алька приподняла голову и удивлённо взглянула на Снейпа. Что это? Он смеётся над ней? И вовсе не сердится? — Я тебе по секрету скажу, — Снейп снисходительно смотрел на Альку сверху вниз, — я тоже поздно начал. Гораздо позже тебя. Он говорил легко и непринуждённо. Ничто не сковывало его, не заставляло обдумывать свои слова. В присутствии этой девочки не нужно было носить маску, притворяться и играть роли. Можно было позволить себе быть самим собой. Впервые в жизни. Странное ощущение. Он чувствовал себя одновременно совершенно отвязным мальчишкой и абсолютно уверенным в себе мужчиной. Мерлин, что же это с ним происходит? — Так вы…ты… не сердишься? — Алька продолжала пытливо вглядываться в его лицо. — На тебя — нет. А того щенка убью. Говори, кто он?! — Снейп сделал самое строгое лицо, на какое был способен. — Не надо, господин профессор, — улыбнулась Алька. — Я ему память стёрла. — Что-то в последнее время ты только этим и занимаешься, — заметил он. — И не говорите… Пора мне сменить занятие. И Алька вновь потянулась к Снейпу, который охотно прижал её к себе и впился губами в её полуоткрытые, мягкие, жадные губы. Когда и этот поцелуй подошёл к концу, Алька тихонько произнесла: — Я раньше думала, что когда говорят «опьянеть от поцелуя» — это просто образное выражение такое. Придумали люди сравнение, чтобы красиво описать свои ощущения. А выходит, что нет… Я же сейчас совершенно пьяная. Снейп был с ней полностью согласен. Голова у него слегка кружилась, на душе было так светло, как никогда раньше не бывало. Хотелось взлететь вместе с этой невероятной девчонкой, способной вызвать в нём, в мрачном, угрюмом, холодном и расчётливом монстре, такие чувства. Его руки чутко реагировали на каждую выпуклость, каждую впадинку, каждый изгиб этого трепетного, горячего, податливого тела. Он постепенно освобождал его от одежды, чувствуя, как тает Эйлин от его прикосновений. Её дрожащие руки, лихорадочно преодолевающие все препятствия на пути к его телу, приводили его в жаркий трепет. Им обоим хотелось прижаться как можно ближе друг к другу, слиться воедино, чтобы чувствовать друг друга каждой клеточкой своего тела, чтобы стать одним целым с самым нужным и родным человеком на Земле, как слились воедино их патронусы, объединённые одним счастливым воспоминанием на двоих. Алька изнемогала от его ласк. Могла ли она подумать, что это будет так восхитительно? Как могла она ожидать такого блаженства от чужих, посторонних рук и губ? Только бы и он чувствовал то же, что чувствует сейчас она. Только бы доставить ему не меньшее удовольствие, чтобы он понял, как она любит его… Для Альки сейчас не существовало ничего на свете, кроме этих рук и этих губ. Кроме этого тела, которое она неумело, но жадно и исступлённо ласкала в ответ на его ласки. Но и для Северуса весь мир сейчас сосредоточился исключительно на ней, на этой девочке, не только открывшей ему новые, доселе неведомые ему грани этого мира, но и подарившей ему самого себя — такого, о существовании которого он раньше не догадывался. Когда они оба поняли, что больше не выдержат этого накала ласк, в момент, когда желание обоих стало невыносимым, Алька тихонько простонала: — Северус… Не будь со мной осторожным… Пожалуйста… Но он, несмотря на владевшее им возбуждение, туманившее разум, всё же не послушался её. Он был сильным и нежным, настойчивым и осторожным одновременно. Он сумел, исходя страстью, держать всё под контролем, чтобы не навредить, не испугать и не оттолкнуть от себя эту самоотверженную, преданную и до боли любимую девочку, не вызвать у неё ни страха, ни отвращения от их первой, такой важной близости. Алька слышала, что в первый раз должно быть больно. Но она вовсе не почувствовала боли. Она так хотела впустить его в себя, почувствовать его в себе, и ей было так хорошо от того, что она смогла доставить ему удовольствие, что боль, если она и была, воспринималась ею, как часть огромного, невероятного, бесконечного всепоглощающего счастья. Всё, что у Альки было — её мысли, чувства, желания — всё это принадлежало Северусу. Теперь она отдала ему ещё и своё тело и это было головокружительно хорошо. Они лежали рядом, медленно приходя в себя и возвращаясь в действительность. Они продолжали обнимать друг друга, как будто боялись, что стоит лишь убрать руку с любимого тела, как оно исчезнет неизвестно куда. Снейп повернулся на бок, подпёр голову рукой и откровенно любовался Алькой. Она повернулась на спину и теперь лежала, запрокинув голову и прикрыв глаза. Он заметил слезинку, медленно стекающую из уголка её глаза по виску и теряющуюся в нежных завитках пепельных волос. — Эйлин…. Ты плачешь? — он поймал губами эту слезинку и тревожно посмотрел на девушку. — Тебе больно? Я… я обидел тебя? Алька порывисто повернулась, энергично замотала головой, прижалась к нему и спрятала лицо у него на груди. — Нет, Северус, что ты… Нет… Это я от счастья. Я такая дура….- и Алька принялась покрывать поцелуями его впалую грудь. — Не дура, а дурочка, — поправил её Северус. — Самая лучшая дурочка на свете. Самая любимая… - едва слышно выдохнул он, запуская пальцы в Алькины волосы и прижимая её голову к себе. Алька, не спавшая всю ночь, вскоре счастливо уснула у него на груди. А Снейп долго лежал, обнимая это тёплое маленькое чудо и с удивлением прислушиваясь к тому, что происходит у него внутри, там, где раньше зияла глубокая, незаживающая рана. Там, где не было ничего кроме мрака и боли. Там, где помещалась его тёмная, злобная, циничная, вдруг оказавшаяся такой нежной и мягкой, душа. *** Алька спала долго. Снейп сидел недалеко от неё с книгой на коленях и пытался читать. Но это ему не удавалось. Он то смотрел на Альку, и тогда его заливало острой щемящей нежностью от вида этих невыносимо трогательных, припухших от поцелуев, губ, от пушистых ресниц, от лёгких завитков волос, разметавшихся по подушке… То начинал напряжённо размышлять о том, что же ему делать дальше. Постоянно скрываться от людей, изменив внешность и время от времени меняя убежища? А как же Эйлин? Ей быстро наскучит такая жизнь. Это ему одиночество не в тягость. Особенно такое «одиночество» — рядом с ней. Но она — совсем другое дело. Она молодая, красивая девушка. Она не должна хоронить себя, скитаясь с ним по тайным убежищам. К тому же… не попытавшись реабилитировать себя в глазах всего магического мира, он рискует навсегда остаться негодяем, убийцей, мерзким преступником… А, значит, его тень падёт и на Эйлин. Снейп понимал, что никто кроме него самого не станет пытаться оправдать его. Поттер? Смешно. Зачем ему это нужно? А больше никто и не знает о его «заслугах». Бывшие соратники — Пожиратели, пользуясь его отсутствием, постараются всю вину свалить на него. Разумеется, кто отсутствует, тот и неправ. Значит ли это, что ему стоит лично предстать пред ясные очи всех ярых борцов с Волан-де-Мортом, которые, несомненно, сейчас вылезут изо всех щелей, чтобы оповестить весь мир о своих несуществующих заслугах? Предстать, и лично доказывать свою невиновность. А если в результате ему всё же не удастся обелить себя? Если его приговорят к поцелую дементора? Что будет с ней, с этой девочкой, которая, как это ни странно, любит его? Любит всей душой, всем сердцем и до безумия боится потерять его? Мерлин, как такое возможно — он до сих пор не мог понять. Он едва сумел заставить себя поверить, что это правда. Снейп снова смотрел на спящую Альку и никак не мог принять решение, такое важное для их дальнейшей судьбы. Будь он один, его судьба не особенно беспокоила бы его. Ему, по большому счёту, было всё равно, скрываться и жить в полной неизвестности или же лезть на рожон, доказывая свою невиновность. Присутствие рядом с ним Эйлин диаметрально меняло его отношение к этому вопросу. Ему было абсолютно не всё равно. Ответственность за чужую жизнь снова легла на его плечи, и теперь Снейп тщательно анализировал все «за» и «против», пытаясь не ошибиться в принятии решения. «Драккл всё это подери, — мысленно выругался Снейп. — Хоть бери, да монету бросай!» Алька заворочалась во сне, и он снова взглянул на неё. Она обняла подушку, погладила её и крепко прижалась к ней, тихонько простонав: — Се-е-еверу-у-ус… Его сердце сжалось от нежности. Снейп подошёл к ней, сел рядом на кровать, коснулся губами её плеча и стал поглаживать её волосы. Алька улыбалась во сне, а он думал о том, что должен сделать всё возможное и даже невозможное, чтобы эта девочка была счастлива. И он сделает это, чего бы это ему ни стоило. *** Алька проснулась ближе к вечеру и, едва разлепив глаза, почувствовала, что умирает от голода. — Северус, — позвала она. Он вошёл в палатку, слегка улыбаясь Альке. Такую улыбку на его губах она видела впервые. Алька не сводила глаз с его лица, привыкая к этому новому для неё выражению. Что это? Неужели.? Ей кажется, или оно действительно освещено изнутри каким-то непривычным, загадочным чувством, похожим… похожим… на счастье? — Что ты на меня так смотришь? — Снейп заметил Алькино удивление. — Северус… — Алькин голос был тихим и мягко-бархатистым от странного волнения, охватившего её, — Северус, ты такой… такой красивый! — Мисс, вам не говорили, что врать нехорошо? А так грубо льстить — тем более. Его обычный саркастический тон ничуть не сбил Альку с лирического настроя. — Я не вру, — её глаза так сияли ему навстречу, что перехотелось шутить. — Ты бы видел сейчас своё лицо. Оно такое… такое… — Алька задохнулась, встала с постели, не замечая своей наготы, подошла к нему, не отрывая взгляд от его лица и осторожно взяла его в свои ладони. — Северус, ты прекрасен! — Она коснулась губами его губ и прижалась к нему всем телом. У него перехватило дыхание. Он гладил её, путаясь в волосах и приходя в восторг от её нежной шелковистой кожи, от её близости, податливости, от того, что он был любим и нужен ей. Подумать только! «Ты прекрасен». Это она ему — уроду с огромным носом и сальными волосами! — Это ты прекрасна. Ты чудо. Ты самое лучшее, что есть на свете, — шептал он ей, снова надолго выпадая из действительности вместе со своей маленькой ведьмой, так легко превращавшей чудовище в прекрасного принца. *** А потом, утомлённые и проголодавшиеся, они ужинали, сидя у палатки под быстро темнеющим и заполняющимся звёздами небом. Алька, казавшаяся внешне лёгким эфемерным облачком, обладала, несмотря на это, вполне земным аппетитом. Снейпу доставляло истинное наслаждение наблюдать, с каким удовольствием она уплетает свою любимую жареную картошку. Она ела не жадно, но так «вкусно», что сразу было видно — человек умеет наслаждаться радостями жизни и не стыдится в этом признаваться. Когда с ужином было покончено, они, обнявшись, отправились к морю. Уже совсем стемнело, но высоко в небе светила полная луна. Дорожка от неё подступала почти к самому берегу, плескалась тысячами бликов и вскипала расплавленным серебром на слегка колышущейся тёмной поверхности моря. Алька, как завороженная, не сводила с этой дорожки глаз, а после порывисто повернулась к Северусу и восхищённо прошептала: — Как красиво, правда? — Очень, — согласился он, глядя не на море, а на отражение луны в Алькиных глазах. — Давай искупаемся в лунной дорожке? Я всегда об этом мечтала, — Алька сжала его руку, с надеждой глядя в глаза. — Вода холодная. Не лето ещё! — вернул её на землю Снейп. — А согревающие на что? — задорно крикнула Алька, сбрасывая с себя одежду. — Волшебники мы, или кто? Раздевайтесь, господин профессор! Ну, смелее! Снейп качнул головой, но стал послушно стаскивать одежду. Алька наложила на него и на себя Согревающие чары и, дождавшись, пока он снимет с себя всё, взяла его за руку и медленно повела в воду. Им было тепло. Вода вокруг них плескалась и вспыхивала серебряными всполохами, постепенно поглощая их тела, будто кипящая лава. Зайдя в воду по грудь, Алька нырнула, обняла под водой Северуса и, пока хватило дыхания, гладила и покрывала поцелуями его тело. Вынырнув, Алька тряхнула головой так, что её мокрые волосы обдали его фонтаном серебристых брызг. Он притянул её к себе и впился в её губы долгим поцелуем. Алька запрыгнула на него и обвила его руками и ногами. Они целовались долго и самозабвенно, их мокрые тела сверкали под луной, будто облитые расплавленным серебром, а вода казалась тёплой, как в жаркие августовские ночи. Их снова покинуло чувство времени. Не было никого и ничего на свете, кроме их двоих, этого безумного лунного кипения вокруг и этой огромной, бездонной, чёрной сияющей бездны у них над головами. Они выходили из воды, обнявшись и тесно прижавшись друг к другу, благодарные друг другу за эту сказочную ночь, навсегда сделавшую их единым целым.