***
Голова раскалывалась. Боль ворвалась резко и без приглашения, глаза непроизвольно расширились, и появилась отдышка. Сон. Это всего лишь сон. Уже неделю снилось одно и тоже. Итачи почти не спал — постоянно ему мерещились убитые им люди. Везде. И во сне, и наяву Учихе не было покоя. Воспоминания не хотели отпускать и разрывали на части. Надо было бы забыть, смириться, отпустить, принять, но это трудно. Сложнее, чем казалось раньше. Раньше Итачи даже и не задавался вопросом, какого это — быть ненавистным отступником, а теперь испытал на себе, что значит быть отверженным всеми. Воспоминания о детстве грели душу, лишь благодаря им он всё ещё не сошёл с ума. Благодаря им и двум родным людям, которые сейчас жили в деревне и ненавидели его. Потерять рассудок — это страшно, особенно, когда ещё ничего не сделано, брат не вооружён, а клан не отомщён. Да, такой стресс в тринадцать лет — это очень тяжело даже для такого гения, как Итачи. Такое не пожелал бы даже врагу, но Итачи не жалел себя. К себе гений испытывал лишь сильнейшее отвращение. Он жалел младшего брата, который не заслужил стать сиротой в восемь лет, и Изуми, слишком добрую и мягкую для этого мира шиноби. Возможно, было даже к лучшему, что ему, Итачи, пришлось уйти. Такому чудовищу, как он, в деревне не место. Но, всё же, жаль, что не удалось поспать, пока напарник отсутствовал. При Орочимару спать было слишком опасно — можно получить удар в спину. Снова пришлось бы глотать пищевые пилюли, которые и так было сложно раздобыть отступнику, за чью голову назначили огромную награду. Итачи вздохнул и, поднявшись на ноги, запрыгнул на дерево. Огонь разводить было нельзя — это тоже самое, что крикнуть на весь континент: «Я тут, смело нападайте!» Сразу вспомнились тренировки с Шисуи, редкие завтраки с отцом, чтение книг перед сном с матерью, игры с Саске, скучные уроки в академии, прогулки с Изуми, миссии с Какаши и «командой Ро». Глаза затуманились. Перед взором стремительно проносились картинки прошлого. То время, когда всё ещё было хорошо. Когда была жива семья, которую он убил своими же руками; Шисуи, которого Итачи не успел спасти; счастливый брат, погружённый теперь во тьму ненависти; улыбающаяся Изуми, глаза которой в ту ночь навсегда потеряли тот самый блеск, когда-то так полюбившийся Итачи. Теперь всё было иначе. Всё это улетело в пропасть, было разорвано и растоптано. Теперь его ничего не связывало с деревней, но Итачи всё равно скучал. Прикладывая огромные усилия, чтобы не заплакать, он достал книгу. Чтение его всегда отвлекало, помогало забыть о проблемах и тревогах. Так было в детстве и осталось сейчас. Книги всегда были его друзьями, сейчас лишь они и остались у него.***
— Итачи-кун. Названный шиноби посмотрел на змеиного саннина и приподнял тонкую бровь в вопросительном жесте. — Поторапливайся. Итачи чуть заметно нахмурился и ещё раз посмотрел на свою жертву: молодой на вид, черноволосый паренёк с аккуратными чертами и грязно-зелёными глазами, в которых читался животный ужас. Увы, в мире шиноби выживали самые сильные, а не красивые или богатые. Иначе, у этого парня были бы очень высокие шансы, ведь при нём было и то, и другое. — В нашем мире правит лишь сила… — прошептал Итачи, держа катану у горла несчастного, но смотря при этом сквозь него. — Чег… — Боль, кровь, смерть… — затуманенный взгляд равнодушно прошёлся по мёртвому, успевшему истечь ещё горячей кровью, телу. — Вечные страдания… Итачи отвернулся от черноволосого паренька, который прожил не больше пятнадцати лет, и просто пошёл, оставляя на траве кровавые следы. Теперь он — ненавистный всеми преступник. Его никто не любил и не ждал. Впереди было лишь одиночество, а биосоциальные существа не протягивали долго одни. Ради Саске и Изуми он был обязан терпеть долгие годы презрения, но Итачи был готов. Он давно смирился со своей судьбой, ведь он — обречённый.