Cerberus

      Его голова словно раскалывалась на множество мелких частей. Пульсирующая боль где-то в глубине черепа, назойливая и непрекращающаяся ни на мгновение, причиняла ему неимоверные страдания.       — Джек!       Кто-то зовёт его. Голос обеспокоенный, как если бы некто по-настоящему волновался за его жизнь. Нет, ему определённо показалось. Это всё просто минутное головокружение, у него лихорадка, ему всё это бредится. Вот сейчас он откроет глаза и увидит собственную спальню, а рядом с собой личных врачей. Только их. И никого больше. Ни отца… ни мать… ни своих сестёр…       — Джек!!       Вскрик повторяется. Нет. Зовут его. Однако он точно уверен, что это не его имя… Имя… Его имя… а какое у него имя?       Он почувствовал, как его виски загорелись от очередной болезненной вспышки. Возникало ощущение, что в них что-то погружали. Медленно и уверенно. Как будто иголки от шприца входили в его кожу. Каждая его пора, каждое нервное окончание сигналило о невыносимых страданиях. Кто-нибудь… прекратите его муки…       — Ваше время на исходе. Это неизбежно.       Другой голос. Кто это?       — Таков непоколебимый порядок вещей. Вы не в силах ему противостоять. Ваш выбор невелик: вы можете спрятаться или смириться со своей участью. Ибо мы – ваша судьба.       Он не чувствовал угрозы в этом заявлении, то была лишь констатация факта. Неизвестный словно повторял известную всем аксиому. И именно это заставило волну мурашек пробежаться по его спине. Сердце заплеснуло волной липкого страха, животного и леденящего, он хотел закричать, но голос предал его. Он был парализован.       — Сэр, вы хотели знать моё мнение по этому поводу. Это слишком опасно.       Снова чужой голос. Кто эти люди? Почему они продолжают говорить с ним? Всё, что он хочет, чтобы боль ушла. Но тогда почему он не может просто закрыть свои уши ладонями и перекрыть этот поток речи, причиняющий ему страдания? Почему он продолжал слушать это?       — Нет. Мы уже близко. Святилище было успехом.       Мужской голос. Почему он кажется таким родным? Кто этот мужчина? Может, он его… отец? Нет.       — Мы можем управлять войсками Жнецов. Всё, ради чего мы сражались, все жертвы, которые мы принесли, – окупятся.       Сражались? Но он не помнил никаких сражений. С кем… Со… Жнецами? Кто они? И какие жертвы? Какие жертвы они принесли в борьбе с ними?       — Мы не можем потерять вас, сэр! Человечество нуждается в вашем разуме, и он нужен им невредимый.       Разум? Почему он может быть повреждён? Чем? Почему её так тревожит его состояние?       — Я понимаю опасность, Джейн. Именно поэтому я доверяю это дело тебе. До тех пор, пока ты здесь, я уверен, что ты будешь держать меня под контролем.       Под контролем? Что должно случиться, что он может перестать управлять собой?       — Ловлю вас на слове, сэр. Хорошо.       Он чувствовал ноту неуверенности в её голосе. Женщина сомневалась, но, тем не менее, послушно исполнила его волю.       — Начинайте процедуру. Без анестезии. Компьютер, прекратить запись.       С каждым сказанным словом мигрень в его голове всё нарастала и нарастала. Если бы он мог, то уже бы катался по полу и верещал от болезнетворных ощущений. Казалось, словно содержимое его черепушки резко увеличилось в объёме, будто мозг решил, что его пристанище давно осточертело ему и необходимы хоромы покрупнее.       Он ощутил, что у него возникла возможность прекратить всё это, оборвать этот поток поступающей информации и забыть обо всём, но что-то глубоко внутри него шептало, что это будет непоправимой ошибкой. Оно шептало, что боль пройдёт, что нужно ещё немного потерпеть. Но ради чего терпеть? Так ли, в действительности, ему было необходимо это знание? Он оказался в затруднении. Но нерешительность смыло в тот же миг, когда кто-то ободряюще положил ему руку на плечо. В той, обычной жизни, никто никогда не пытался воодушевить его. Он знал, что у него есть родственники там, но кровное родство не гарантировало родства духовного. Там он был сам по себе, хоть и имел семью. Там от него всегда что-то требовали и ожидали. Там он одновременно имел всё и ничего. Он не хотел, чтобы всё это продолжалось и дальше. Он жадно мечтал о том, чтобы кто-то всегда мог так просто взять и положить руку ему на плечо. Погладить по голове. Сказать, что он сильный, что он даже и не вспомнит в будущем о преградах, которые оказались на его пути сегодня. Именно поэтому, скрепя сердце, чувствуя, как где-то там по его лицу струятся слёзы вперемешку с потом, как ногти воткнулись в кожу ладоней и, не найдя должного сопротивления, погрузились вглубь, как жалобно захрустела эмаль его зубов из-за напрягаемой челюсти, он продолжил слушать. Он пообещал себе, что дотерпит до конца.       — Ты одурманен ими. Конечно же ты не можешь этого сделать.       Перед его взором появилась картинка. Двое людей напротив него. Чернокожий солдат в полевой форме офицера Альянса систем. И ещё один мужчина в изрядно покорёженном бронескафандре, производителя которого теперь не представлялось возможным узнать из-за ужасного состояния брони. Тот чернокожий мужчина в камуфлированном кепи стоял к нему спиной и слегка покачивался, в то время как мужчина в повреждённом обмундировании удерживал в руке крупнокалиберный пистолет. По нему было видно, что он держится из последних сил, видимо, та мясорубка, через которую ему пришлось пройти, окончательно его измотала.       — Как же вы этого не понимаете! Шепард, Горн – это ловушка! Эта технология никогда не принадлежала протеанам! — с яростью закричал мужчина, с помощью тела которого он наблюдал за разворачивающейся драмой, — Мы потратили всё данное нам время впустую! Они всегда были на шаг впереди нас! Их технологии одурманивания ещё более продвинутые, чем мы могли представить! Они давно управляют нами!       — Единственный, кто здесь одурманен, это ты, Призрак. Только послушай себя! Ты отказываешься применить Горн ради нашего спасения! — обернулся к нему тот, что был в униформе офицера.       Именно в этот момент он подметил неправильность. Лица обоих людей. Того чернокожего и другого в боевом костюме. Их как будто бы испачкало кляксами, облепившими скулы и щёки; словно щупальца осьминога опутали их лица, произрастая откуда-то с задней части головы. Реальность вокруг них начала подёргиваться, воздух потяжелел, он мог ощущать духоту, изображение начало расплываться как мираж в пустыне.       — Посмотри на себя, Андерсон! Это всё иллюзия! Они одурманили нас всех! — мужчина перестал целиться в повернувшегося к нему офицера и всплеснул руками.       — Хватит этого, Призрак. Ты просто слаб и эгоистичен. Из-за тебя Человечество будет страдать! — видимо, второй человек в броне, которого он ранее назвал Шепардом, устал молчать и слушать, — Ты принёс нас в жертву ради своих корыстолюбивых интересов, твоего желания управлять всем!       Он почувствовал, как в существе, от лица которого он разговаривал, вспыхнула волна неконтролируемого гнева. Искусственного гнева. Будто что-то изнутри проецировало его, подменяя реальные эмоции этой подделкой.       — Нет! НЕТ!       Шепард же тем временем продолжил.       — Ты должен был защитить нас! Но ты провалился!       — Нет! — закричал Призрак, — Я спаситель Человечества! Я… — он рванул к Шепарду, и в этот момент видение сменилось новым.       Всё те же двое людей рядом с ним. Темнота вокруг. Единственное, что мог наблюдать Призрак, это очертания «зубов дракона», механических шипов, идущих откуда-то из тёмных глубин помещения, в котором они находились, и пронзающих их тела. Джон Шепард подёргивался в судорогах, бубня себе что-то под нос. Он мог слышать, как Джон повторяет вслух «вот бы ты мог видеть её такой же, как и я». Вновь и вновь. Вновь и вновь. Как китайский болванчик. Заведённый механизм. Призрак перевёл взгляд вниз и увидел ту же картину, что и ранее. Металлическая игла пробила его живот насквозь, неимоверным образом удерживая тело где-то у навершия, не давая ему соскользнуть вниз, во тьму. Он почувствовал, как во рту пересохло. Сознание начало постепенно угасать.       Ещё немного. Он был уверен, что осталось ещё немного. Что-то ещё. Неимоверное важное. Оно должно завершить эту мозаику. Он чувствовал, как вскипела кровь в его венах.       — Джек! Джек! — ему на грудь кинулась девушка с белокурыми волосами, — Слава Богу, ты очнулся! — Призрак с нежностью прижал её к своей груди. Так же, как он будет прижимать её уже мертвую в храме на Палавене, погибшую от рук их бывшего соратника, ныне индоктринированного Бена Хислопа, который, осознав ужас того безумия, что он натворил, находясь под контролем Жнецов, остановит поток жертв, приносимых Монолит Арке, схватив брата Сарена и бросившись с ним в Артефакт. Чуть позже храм будет стёрт с лица Палавена орбитальным ударом, который погребёт под толщей земли мёртвых турианцев, детей и стариков, приведённых Десоласом на верную гибель, его товарища Бена и технологии Жнецов, угрожавшие навредить родному дому всей турианской расы. В тот день он потерял двух друзей. Единственных друзей, если сказать правильнее. В дальнейшем делая то, что от него потребуется, всё, что будет необходимо ради выживания его расы, его любимого всем сердцем Человечества, он будет вспоминать именно Бена и Еву. Бена, который влюбился в Еву Кор с того самого момента, когда увидел её светловолосую макушку и голубые глаза во время колонизации планеты. И Еву, которая, потеряв наравне с Хислопом всю семью во время оккупации Шаньси, сохранила ту силу и мужество, которые были свойственны представителю его вида. Человечества. Джеку Харперу придётся пройти через множество испытаний в будущем. Его судьба будет не из лёгких. Знать то, что другим неведомо, пытаться предотвратить неизбежное. Он будет играть наперегонки со временем. Он принесёт в жертву всё, что можно было принести и чего нельзя. Он предаст идеалы Человечества только ради того, чтобы оно смогло жить! Смогло воплотить мечту того человека, который, однажды, подняв руку в безоблачную ночь, вскинет её к звёздам, пытаясь дотянуться до них. Per aspera ad astra*.       Он вспомнил кто он. Он вспомнил клятву, данную самому себе, во время оглашения манифеста Цербера. Во что бы то ни стало помочь Человечеству занять место среди звёзд. Ведь это природа человека. Его природа. Природа нести свет туда, где царит тьма. Природа стремиться к манящим своим дружелюбием звёздам, новым знаниям, неисследованным горизонтам. И он не изменил своей мечте. Даже, несмотря на свой провал, ценой которого стала вся жизнь в Галактике. Жизнь на его родной Земле, являвшейся его альма матерой. Он встретит новый мир. Возможно, прежнего Джека Харпера нет, возможно, его место займёт Уитли Шни. Но он не будет печалиться, он не будет знать сомнений. Но будет знать, что там, в глубинах безразличного ко всему Космоса, где никто не услышит твой крик, скрывается Угроза. Он понимает, что снова грядут тёмные времена, несущие с собой серьёзные испытания, но даже так он встретит их с гордо поднятой головой, как и все предыдущие, ведь такова… природа человека.

***

      Вайсс Шни с тревогой наблюдала за младшим братом. Вот уже пятый… или, может быть, шестой день он валялся в бреду. Его то кидало в жар, то в холод. Сначала врачи постановили, что это простая лихорадка, которая должна скоро пройти. Но потом они неожиданно опомнились и заметили симптомы малярии. И вправду, накануне они вдвоём вместе с отцом посещали Мистрал, где была запланирована встреча с их торговыми партнёрами. Она не особо уделила этому внимание, предпочтя сосредоточиться на тренировке её глифов, чем вызвала у Жака очередной гневный приступ, вылившийся в рукоприкладство. Он отвесил ей пощечину. Однако сейчас Вайсс волновала не её пострадавшая щека. Одна только мысль об оплошности врачей заставляла Наследницу Праховой компании Шни со злобой стискивать зубы и хмуриться. Клайн, попытавшийся поднять ей настроение, выступил в роли игрушки для битья. Да, она спустила пар, наговорив ему много чего такого, что могло бы разозлить Винтер, любившую твердить об этикете. И да, ей было очень стыдно, возможно, она бы даже извинилась перед Клайном, признав свою вину. Но не сейчас. Единственным, что поглотило всё её внимание, был сам Уитли. С каждым днём его состояние заметно ухудшалось. Может, она и имела с младшим братом не самые лучшие отношения. Было бы правильнее сказать, что в нём она видела копию Отца. Он делал всё то, что она делать отказывалась. Возникало ощущение, что Уитли только и мог выслуживаться перед папочкой, тщетно надеясь на его одобрение. Он был абсолютным антиподом Винтер, именно из-за этого они состояли в ещё более холодных отношениях, чем она сама, Вайсс, с ним. Но вместе с тем он продолжал оставаться её братом. Независимо от всех разногласий, существующих между ними, он был и будет оставаться её младшим братом. Она может и не показывать этого, но его жизнь для неё ценна так же, как ценна жизнь Винтер.       — Ева! Ева! — он резко подскочил на постели, приняв полусидячее положение. Она сразу же пересела к нему на кровать. Он часто кричал в бреду. Иногда одно и то же. Иногда что-то новое. Но всё шло по одному сценарию.       — Ева! — Уитли схватил её и прижал к себе. Вайсс ответила на его объятия, украдкой утерев слезу. Ей было мучительно больно смотреть на это. Смотреть на то, как её младший брат страдает. — Долго я был без сознания? Где мы?       Он отпустил её. Так же как и в предыдущие разы. Однако сейчас что-то было по-другому. Он схватился за голову и повалился навзничь. Медсестра, дежурившая в его комнате, быстрым шагом подошла к Уитли, чтобы замерить пульс. Её лицо побледнело. Она резво выбежала из комнаты и что-то громко заговорила.       — Его состояние становится всё хуже и хуже! Сэр, при всём моём уважении к имени вашей семьи, мы должны транспортировать его немедленно.       — У нас есть всё необходимое обору…       — Делайте всё, что нужно, доктор, — перебил женский голос речь Жака. Вайсс могла узнать его из тысячи. Она хотела было выбежать наружу, чтобы встретить свою старшую сестру, но не смогла. Те муки, то отчаяние, которое она видела на лице Уитли, заставили её подавить этот секундный порыв. Вместо этого она взяла брата за ладонь и крепко сжала её. Винтер зашла в комнату минутой позже. Без лишних слов она села с другой стороны кровати и без особых раздумий скопировала жест Вайсс, взявшись за свободную руку брата. Вайсс знала, что Винтер недолюбливала его, ведь он, по сути, был полной противоположностью двух сестёр. Но сейчас, смотря на её взволнованность, неумело скрытую за каменным выражением лица, она видела, несмотря ни на что, Винтер всегда любила своего брата. Даже если её поступки говорили обратное. И вот сейчас она сорвалась с командировки, узнав, что состояние брата испортилось. А ведь она служила в армии. И не абы кем. Она была специалистом Атласа. Это возлагало на неё множество обязанностей. И, тем не менее, она была здесь. Ради него. На секунду Вайсс почувствовала зависть, которая тут же улетучилась, когда их брат открыл глаза. В этот раз его взгляд был более концентрированным.       Уитли с тяжестью окинул взором комнату и, в конце концов, сосредоточил своё зрение на сёстрах Шни. Он посильнее сжал их ладони и слабо улыбнулся.       — Как долго… мне осталось? — вяло… ПОШУТИЛ Уитли. Он. Пошутил. Прямо сейчас. Лицо Вайсс выражало натуральный шок. Винтер справилась с изумлением быстрее младшей сестры и щёлкнула брата свободной рукой по голове. Он картинно изобразил боль. Ну, или ему действительно было больно. Но Вайсс это слабо волновало. Она пребывала в когнитивном диссонансе. Не этого она ожидала от очнувшегося брата.       — Недолго. Особенно с такими шутками, — ей сейчас показалось или сестра ответила на его шалость? Нет. Такого точно не может быть.       — Спасибо… Вайсс, Винтер, — лицо Уитли посерьёзнело, — Вы не представляете, как мне хочется… спать… — его веки сомкнулись, но перед этим его голубые глаза словно загорелись ярче. Как будто бы… синий свет вспыхнул в них? Вайсс могла поклясться, что видела это. Либо это была утомленность, накопившаяся за последнюю неделю? Она провела рядом с братом много времени, отказавшись от всех занятий с репетиторами. Даже отец не смог изменить её решение. А уж он-то постарался это сделать.       Винтер слегка вздохнула, не зная, как реагировать на это. Она знала, как себя вести с Вайсс, но совершенно не представляла, как обращаться с дружелюбным Уитли. Она была уверена, что услышала теплоту в его голосе. И это согревало её сердце, перевесив то раздражение, которое она испытала, услышав глупую шутку. Сейчас же перед ней встала моральная дилемма. Податься на поводу эмоций и улыбнуться или попробовать сохранить невозмутимое выражение лица.       Вайсс в шоке смотрела на то, как на лице её старшей сестры расплылась нежная улыбка. Её жизнь никогда не будет прежней.