Als war's das letzte Mal

— Тебе нужно будет остаться до вечера, а потом я тебя познакомлю кое с кем, идет? — с плохо скрытым торжеством сказал я Рене. Тот подозрительно сверлил меня взглядом из-под чуть опущенных век. — Ты что опять задумал? — Ну вот вечером и узнаешь! — Вообще-то я не планировал оставаться. — Ну пожалуйста! Ты что, не доверяешь мне? Бахман оценивающе взглянул на меня и ответил не сразу. — Доверяю, но когда у тебя чуть менее хитрое лицо. В остальных случаях я бы поостерегся, если честно. — Ну дава-а-а-й, — я состроил мордаху кота из Шрека. Получилось не очень, но Рене, тем не менее, сдался. — Ладно, уговорил. Но у меня, вообще-то, еще дела есть. Я могу уйти, а потом вечером вернуться? — Спрошу у Штефа, но вообще-то я уверен, что он не будет против. — Тогда договорились. Мы поговорили друг с другом еще немного, после чего Рене начал потихоньку собираться. Мы вышли в коридор и огляделись, пытаясь найти глазами Штефа. Тот все еще сидел в кухне, но уже не на столе, а на подоконнике. Все окружающие его предметы были небрежно сдвинуты в сторону или переставлены на стол, оставляя небольшое пространство, в которое альфа и поместился. Я залип на него, чувствуя желание запомнить каждую деталь его тела, каждое положение, но длилось это всего пару секунд. Бахман окликнул Музиоля, тот мгновенно поднял голову и ловко, будто кот, спрыгнул с подоконника и приблизился к нам. — Уже уходишь? Может, еще чаю? — Нет, спасибо, мне пора идти, — вежливо отказался Рене. — Да, ему по делам надо, но слушай: можно он вечерком еще зайдет? Я тебе потом расскажу, в чем дело, пока не хочу говорить — сюрпризом будет. — Заинтриговал, — хмыкнул альфа. — Ну да, я ничего против не имею. Чем больше народу, тем веселее, а я, признаться, порой скучаю по обществу вне работы. — Отлично, — обрадовался я. Теперь мой план точно должен был осуществиться. — Пойдем, Рене, я тебя провожу до остановки. Бахман направился в коридор, я — за ним, но мне не дали и двух шагов сделать. Штефан подскочил ко мне, схватил поперек груди, одновременно не давая поднять руки, и прикусил мочку уха. Я недовольно зашипел, но тут же усмехнулся, потому что его дыхание щекотно коснулось чувствительной кожи. — И куда это ты собрался, м? — с шутливым негодованием поинтересовался он. — Как куда? Друга проводить. — На улицу? Больным? Никуда ты не пойдешь, у тебя постельный режим. Ну или хотя бы домашне-квартирный, если лежать совсем неохота. — Перестань, от пяти минут на улице ничего не будет, — взбунтовался я. — Будет, я врач, мне лучше знать. Рене, ты не возражаешь, если я попрошу тебя дойти в одиночестве? — Да-да, конечно, — поспешно отозвался он. — Я и сам хотел попросить Томаса остаться дома. — Предатели, — обиделся я и ушел. Гордо. На кухню. Заедать горе остатками шарлотки. За спиной я услышал смешки, но оборачиваться не стал, хотелось поиграть в оскорбленного. Тот факт, что я и сам едва удержался от того, чтобы не фыркнуть, на ситуацию влиял мало. Штеф и Рене перекинулись парой слов, затем раздался звук захлопнувшейся двери и тихий перезвон ключей. Музиоль вышел из прихожей и остановился в дверном проеме, оперевшись плечом на косяк. Я мимолетно скользнул по нему взглядом и вновь уставился в окно. Погода стояла просто замечательная, впервые за неделю выглянуло солнце, снег заманчиво блестел. Зима наступила незаметно, буквально за пару ночей одержав решительную победу над осенью. Хотелось, конечно, тешить себя надеждой на то, что такая сказка будет длиться еще три или четыре месяца, но приходилось смотреть правде в глаза — пройдет всего пара недель и белый ковер на дороге превратиться в серое месиво. А пока что хотелось вырваться на улицу, вдохнуть свежий морозный воздух и запустить в кого-нибудь парочку снежков, чем я и собирался заняться, но не смог убедить Штефана в важности этого занятия. Альфа, убедившись, что внимания на него я демонстративно не обращаю, подошел сам и положил подбородок мне на макушку. Я продолжал его игнорировать. — Обиделся что ль? — Ты меня на улицу не пустил. — Так ты болеешь. Это называется забота. — Я уже понял, но легче от этого не стало. — Ладно, не злись. Надо придумать, чем заняться. Ты читать любишь? — Да, очень. — У меня есть довольно большой книжный шкаф, можешь выбрать себе книгу и почитать. Или, если хочешь, я могу делать это вслух. Друзья говорят, у меня неплохо получается. — Правда? Ура, ну тогда ты прощен! — воскликнул я. Я не собирался оттягивать приятный момент, а потому сразу же поднялся и устремился в комнату Музиоля, где стоял огромный книжный шкаф. Он и до этого был хорошо заметен, но я ни разу не заглядывал внутрь и не пытался разглядывать книги через стекло, воспринимая все это лишь как предмет интерьера. Однако теперь я, не мало заинтригованный, смог распахнуть дверцы и начать изучать корешки. Мой отец всегда говорил, что если у кого-то телевизор больше книжной полки, то общаться с ним не стоило, так как почти всегда этот человек оказывался глупым и не способным поддержать нормальный разговор. Это изречение было явно не о Штефане — от изобилия разбегались глаза, книги были поставлены настолько близко друг к другу, что даже достать их было сложно. Некоторые лежали даже в промежутке сверху, между корешками и полкой. Судя по всему, Штеф был не особенно привередлив: немецкая классика соседствовала с детективами, а книги по психологии и научные энциклопедии — с фэнтези и романами. «Фауст» Гёте, к примеру, был вставлен между Властелином колец и целой серией книг о Шерлоке Холмсе. Несколько раз я протягивал руку к разным корешкам, но каждый раз в сомнениях останавливался, заметив другую, не менее интересную книгу. Простояв у шкафа достаточно долгое время, я сдался. — Штеееф! — жалобно протянул я. — Я выбрать не могу, помоги мне, а? Музиоль появился из соседней комнаты и, почти не задумываясь, взял в руки довольно старую потрепанную книгу. Ее явно читали не один раз, передавая из рук в руки. Уголки обложки были загнуты, а внизу красовалось небольшое пятно, но альфа держал ее с такой любовью, что отношение к ней определялось сразу. — Четыреста пятьдесят один градус по Фаренгейту, Рей Брэдберри, — тепло произнес он. — Моя любимая, хоть и немного тяжелая. Всегда помогает, когда я чувствую, что меня затягивает быт и жизнь второпях, когда нет времени даже на то, чтобы полюбоваться небом. Да и желание залипнуть в телефон или телевизор надолго пропадает. Читал? Я качнул головой. — Нет, но много слышал. Почитай мне. — Как скажешь. Мы устроились на его кровати. Штеф опирался спиной на изголовье, подложив подушку, а я устроился под его рукой. Прежде, чем начать чтение, альфа убедился, что мне удобно, подоткнул везде одеяло, повозился сам. Только после этого прозвучали первые строки. Я закрыл глаза и стал слушать. — Жечь было наслаждением. Какое-то особое наслаждение видеть, как огонь пожирает вещи, как они чернеют и меняются… Штефан читал с таким выражением и чувственностью, что каждое слово вызывало какую-то дрожь внутри. Картины легко вставали перед закрытыми веками. Вот из брандспойта вырывается струя керосина, и вверх вздымаются языки пламени. Вот ухмыляющийся Монтэг перебирает пальцами оставшийся от книг пепел. А вот он старается выследить невидимку, которого чувствует каждый день, возвращаясь домой. Я слушал, затаив дыхания. До этого дня я не думал, что люблю подобные книги, но эта по неизвестной причине сильно зацепила меня. Музиоль дочитал до седьмой главы, отложил «градус» и потер двумя пальцами глаза. — Прости, уже в горле пересохло, да и глазам больно. Я давно кому-то не читал. Продолжим позже, ладно? — Угум, — невнятно отозвался я. Нормально отвечать было лень. — Хорошо себя чувствуешь? Надо бы температуру померить. — Давай потом, я поваляться хочу. С близким альфой, а не врачом. — Как скажешь, — ответил он. По его голосу было слышно, что Штефан действительно доволен происходящим. Он прижал меня к себе и стал перебирать пальцами пряди моих волос, слегка массируя голову. Я полностью расслабился, с удовольствием отдаваясь нежности. Руки Музиоля прошлись по затылку и ненавязчиво спустились к плечу, большим пальцем лаская тонкую в маленьких точках кожу ключиц. Уделив внимание каждому миллиметру, Штеф осторожно провел по моему боку и, не встретив ни малейшего сопротивления, залез под футболку. Я затаил дыхание, стараясь не шевелиться и не упустить ни единого ощущения. Он огладил ладонью живот, исследовал ребра, поднялся к груди, слегка подразнил соски и помял пальцами кожу, после чего снова начал спускаться ниже, проводя по линии резинки штанов. Я уже готов был сдаться и хотел сам направить его руку, но тут Штефан и вовсе ее убрал. Я разочарованно заскулил. — Теперь я точно знаю, что ты не спишь, — с некоторой насмешкой произнес альфа. — Вставай, тебе пора горло полоскать. И температуру померим. — Так ты это специально? Обломал меня по полной. — Я тебе уже говорил, что я врач и поэтому прекрасно знаю, как доставить удовольствие. А еще знаю, что мне делать, чтобы тебя вылечить, так что не спорь. Возможно я даже смогу чем-нибудь тебя вознаградить, но только если ты будешь слушать мои указания. — Ладно, — пробурчал я, выбрался из-под одеяла и сел на кровати. Пружина, затянувшаяся где-то в животе во время ласки, постепенно расслаблялась. Это чувство было абсолютно новым для меня, но при этом чем-то невероятно приятным. В голове невесть откуда появилось четкое осознание того, что если бы этой пружине позволили выстрелить, это принесло бы огромное количество наслаждения. Штефан ушел на кухню, чтобы заварить мне ромашку, а я остался сидеть и собирать мысли в кучу. Только сейчас я осознал, что действительно хотел отдаться альфе, полностью довериться ему, но не знал, как сказать ему об этом. Оставалось надеяться на то, что все сложится само собой. Кружка с незамысловатым рисунком в виде маленьких треугольничков уже стояла на столе между каплями от насморка и таблетками от кашля. Я машинально прополоскал горло и закинул в рот пару леденцов со вкусом апельсина. Все это время Штефан что-то печатал в телефоне. — Не заботишься ты о родителях, — упрекнул меня он, тыкая в экран. — Они, между прочим, переживают. Хоть бы написал, где ты и как ты. Они думали, я тебя в больницу повез. Решил написать им сам, отчитаться о твоем самочувствии, а они, оказывается, вообще не в курсе происходящего. Я ощутил себя крайне неловко. Упрек был вполне оправданным, но родителей обижать я не хотел. Папа всегда просил меня писать, где я и все ли хорошо, напоминал о себе сам, а тут мы не общались вообще, вот я и забыл о них. Надеюсь, они с отцом не сильно переживали — я все же был со Штефаном, а он быстро заслужил доверие и расположение родителей. — Прости, — пожал я плечами. — Но в последние дни я о них почти не думаю, мне других забот и переживаний хватает. — Ты не передо мной извиняться должен, а перед ними. Ладно, пока можешь забить. Я им все объяснил и сказал, что сейчас ты спишь, поэтому не можешь им позвонить или написать. — Ладно, спасибо. Чем займемся? — А тебе бы все куда-то бежать и что-то делать, — фыркнул Музиоль. — Сейчас я буду разгребать хронический кухонный беспорядок, а ты или пойдешь обратно в кровать, или будешь развлекать меня разговорами, это уж сам выбирай. Альфа огляделся по сторонам и приступил к уборке. Я хотел было помочь, но под строгим взглядом Штефана уселся на подоконник. За попытку прислониться спиной к холодному стеклу, расписанному морозным узором, Музиоль слегка ударил меня по плечу и заставил пересесть на стул в углу. Убедившись в том, что я не простужусь от окна и не буду мешаться под ногами, он смело занялся посудой в раковине, которую почему-то не помыл за то время, что я болтал с Рене. Параллельно он разговаривал в режиме монолога, перескакивая с темы на тему, то объясняя мне суть «хронического беспорядка» и строя теории причин его возникновения, то уходя в дремучие леса медицины, в которых я ничего не понимал… В общем, суть разговора я постоянно терял, а в итоге и вообще отключился и стал только наблюдать за альфой, все также стремясь сохранить в памяти все его характерные движения. Пока что я заметил, что он постоянно касается двумя пальцами ямочки по середине ключицы, когда испытывает эмоциональное возбуждение или, например, нервничает, но это было лишь предположением. — А, кстати, я совсем забыл тебе рассказать. Пришли результаты анализа крови. У тебя все в порядке, делать ничего не нужно. — Ура! — искренне воскликнул я. Мне и без того в последнее время хватает контакта с медициной, если бы еще и анализ подвел, то было бы совсем грустно. — Рано радуешься, — хмыкнул альфа. — Ты еще болен, а значит мне возможно еще придется делать неприятные для тебя вещи. — Ой, да перестань. Я уже почти поправился. — Ну-ну. Мы продолжили разговор на отвлеченные темы, пока нас не прервал звук открывающейся входной двери. — Не ждали, сволочи? — жизнерадостно раздалось из коридора. — Слушай, а ты хоть раз можешь прийти спокойно, не объявляя о своем прибытии воплями и оскорблениями? — проворчал Штеф, встречаясь взглядом с Гаредом, как только он появился на кухне. — Не-а, из меня постоянно прет сарказм и я не могу его в себе удержать. Если бы его можно было продать или подарить, то я бы добровольно жертвовал во все организации подряд. Ну там, помощь немым или жертвам абьюза, чтобы они знали, как отвечать, если на них кто-то наседает. Но пока такой возможности нет, я буду кидаться сарказмом во все стороны. — Болтун. — Зануда. — Вам не надоело? — влез я в разговор. За то короткое время, что мы были знакомы, я уже понял, что с Гаредом можно не церемониться, а Штефан мне и так простит если не все, то большую часть моих косяков точно. — Мы так двадцать восемь лет живем и до сих пор не перестали. Уже вошло в привычку, — пожал плечами Гаред. В то время, как братья суетились, пытаясь сделать хоть что-то организованно, я молча за ними наблюдал и пытался найти хоть какие-то отличия между ними. Если бы оба альфы не были по-разному одеты и не отличались манерой речи, различить их было бы весьма проблематично. Разве что Штеф был немного более высоким и накаченным, а у Гареда в левое ухо было вставлено небольшое колечко. В остальном же они были как две капли воды. Не удивительно, что в первую встречу я принял Гареда за Штефана, когда впервые его увидел. Трель домофона ненадолго прервала бурный спор Гареда и Штефа. Они на секунду запнулись, а после продолжили наседать друг на друга под аккомпанемент звонка. — Произведения Ремарка потрясающие! Они столько всего рассказывают о жизни людей в девятнадцатом веке, а какой язык, какая атмосфера! — вдохновленно вещал Штеф. — Пф, нашел чему восторгаться. У него книга зря написана, если ни один из персонажей не умер от туберкулеза или еще чего-то подобного, — небрежно возражал Гаред. — Как ты можешь так говорить? Ты хоть одну его книгу читал, а? Классика немецкой литературы, между прочим! Тема была, конечно, крайне интересной, но это только Музиоли увлеклись спором настолько, что не замечали ничего вокруг. Я же хотел все-таки впустить Рене и начать знакомство. — Эм, ребят? Там вообще-то гости пришли. — осторожно начал я. — Талант, гений! — Да что ты в нем нашел, понять не могу! — Ау, Штеф, Гаред! — Открой дверь сам! — в один голос рявкнули близнецы. — Да, вы точно братья. Я впустил Рене и выскользнул в подъезд, чтобы встретить его. Уже через пару минут Бахман стоял рядом со мной. — Я все закончил, получилось даже немного пораньше. Что ты хотел показать? — Пошли, надо в квартиру зайти. Только предупреждаю: это будет очень неожиданно, так что морально подготовься. — Я уже передумал туда идти, если честно, — с опаской признался Рене. — Ты не пожалеешь. Идем. Мы прокрались обратно в квартиру, где уже стало подозрительно тихо. Оставалось только надеяться, что это не означало преждевременную смерть одного из участников спора. Аккуратно заглянув в кухню, я с облегчением убедился, что за те пару минут, что альфы были вдвоем, они успели закончить спор и начать мирно переговариваться на какие-то отвлеченные темы. Первым Рене заметил Гаред. — Оп, а это что? — Не что, а кто, это невежливо. — поправил его Штеф. — Уговорил, противный. Что это за кто? — Это Рене, мой близкий друг, — представил я Бахмана. — Отлично, омежек в нашем полку прибыло. Ну привет. Гаред приветственно махнул рукой. Рене не отреагировал — он пока пребывал в глубоком удивлении. — Это у меня в глазах двоится? — прошептал он. — Нет. Они братья-близнецы. Тот, что в джинсах и толстовке — Гаред, а Штеф не переодевался, так в майке и остался. Я их сам плохо различаю, честно говоря, в основном только по одежде и тому, как они разговаривают. Ну ты и сам скоро поймешь. — признался я. — Это кто это нас не различает? Сейчас я буду громко возмущаться, а ты картинно дрожать и падать в обморок от страха! И побледнеть не забудь. Начинать мелко трястись можешь уже сейчас. — Гаред, от тебя шума, как от целой толпы, успокойся, бога ради, — поморщился Штефан. — Не затыкайте пальцем мой вербальный фонтан, бяки! Бредил, бредю и буду бредить, вам назло. — Будешь доставать, я тебе банки поставлю. Трехлитровые. Гаред, кажется, хотел еще что-то сказать, но посмотрел в глаза Штефана и подозрительно притих, решив на всякий случай взять смысловую паузу. Я воспользовался этим и кратенько обрисовал Рене ситуацию, пока никто не решил меня снова перебить. Бахман, хоть и по прежнему немного стеснялся, явно начинал проявлять интерес к Гареду. Он внимательно выслушал то, что я рассказал и, судя по всему, прекрасно все понял, хоть мои объяснения предельной ясностью и не отличались. Младший Музиоль, для которого помолчать дольше двух минут было просто невыносимой пыткой, тоже иногда вставлял свои пять копеек, причем чаще, чем мне того хотелось. Постепенно между ним и Рене завязался разговор. Мой друг освоился на удивление быстро и начинал изящно отбивать словесные выпады Гареда. Поначалу я с интересом слушал их словесные баталии, но потом на меня навалилась слабость. Стоять, даже облокачиваясь на столешницу, стало тяжело. Я подошел к Штефу и шепнул ему, что хочу немного полежать у себя. Он обеспокоенно посмотрел на меня и потянул за руку в спальню, закрыв за собой дверь. Ни Гаред, ни Рене не обратили внимание на то, что мы куда-то пошли. В комнате было абсолютно тихо. Разговоры и смех с кухни мгновенно исчезли. В убаюкивающей тишине мне еще больше захотелось вырубиться. Самочувствие портилось. — Рассказывай, вижу, что плохо. Что болит? — Голова, глаза, холодно, слабость. — Опять температура поднимается. Залезай под одеяло, градусник я сейчас принесу. Я расстроился. Мало того, что плохо себя чувствую, так еще и любимый альфа превращается в стремного врача прямо на глазах. Едва я закутался в одеяло и устроился поудобнее, пришел Штеф и раскрыл меня, аргументируя это тем, что так может стать еще хуже. Он засунул градусник мне под мышку и сел рядом, перебирая мои пальцы. Через пять минут альфа забрал термометр и глянул на столбик ртути. — Тридцать восемь и два. Тебе все еще холодно? Прошу только, не ври мне. — Ну да, — поежился я, накрываясь все же одеялом. — Ждем сорок минут и меряем еще раз. Сразу говорю, скорее всего придется сбивать. — Опять колоть будешь? — Ну может и нет, есть еще одна вещь, но не знаю, согласишься ты или нет. В любом случае, обсудим это потом. Пока отдыхай. Чай хочешь? — Нет. Посидишь со мной? — Если хочешь. Штеф улегся рядом и позволил мне забраться под его руку. Я быстро задремал, но не достаточно глубоко, чтобы упустить момент, когда Музиоль встал. Он старался сделать это как можно аккуратнее, но я все равно почувствовал, когда исчез главный источник тепла. Когда он начал меня будить, я и сам уже почти проснулся. — Давай, нужно ещё раз тебя проверить. — Может, не надо? — Не нарывайся. Убедившись, что мне не отвертеться, я печально вздохнул и принял термометр. Через положенное время он бессовестно меня сдал — ртуть остановилась у отметки в тридцать девять градусов. Я сдался и приготовился к плохим новостям. — Ну смотри, — осторожно начал Штеф. — Я не хочу пичкать тебя таблетками, потому что они тебе не помогают, нужно что-то более действенное. На укол ты не согласен, я правильно понимаю? Я даже отвечать ничего не стал. Альфа и сам все легко понял. — Что ж, ладно, я верю, что когда-нибудь ты сможешь это побороть, но пока попробуем по-другому. Ты меня сильно стесняешься? — Да нет вроде, а что? — слегка растерялся я. Уж слишком неожиданным был этот вопрос. — Тогда сейчас ещё одну штуку сделаем. Переворачивайся на бок. — Я не буду ничего делать, пока ты не объяснишь, что хочешь. — уперся я. — Свечи. Давай, ничего страшного. В худшем случае небольшой дискомфорт, — максимально непринуждённо отозвался Штефан. Я все же смутился. Вроде бы как и работает аргумент «чего он там не видел», но все-таки настолько раскрываться я не очень-то хотел. — Ну так чего ты, давай, выбирай. Ты все ещё можешь на укол согласиться, я не заставляю. — Нет-нет, я все решил, — поспешно сказал я и перевернулся. Штефан откинул одеяло и попросил меня притянуть колени к груди. Немного повозившись, он стянул с меня одежду. Холодный крем заставил меня вздрогнуть. Как и на самом первом осмотре, альфа умудрился доставить мне хоть и небольшое, но все же удовольствие. Плавных движений и растягиваний было достаточно, чтобы я расслабился. Момент, когда вместо одного пальца вошла свеча, я даже не заметил. Запах выпечки из почти незаметного превратился в навязчивый. — Ну вот и все, молодец, — похвалил меня Штефан, вытирая руки влажной салфеткой. — Буквально через пять минут почувствуешь себя лучше. Кстати, пока я за градусником ходил, услышал, что Рене с Гаредом по домам собираются. Думаю, ещё немного посидят, поболтают и пойдут. — Ага. А о чем говорят, не обратил внимания? — Нет, но они явно сдружились. Давай приоткроем дверь и послушаем. Альфа сделал так, чтобы звуки с кухни проникали в спальню и притих. Какое-то время мы слышали только невнятно бормотание, и я уже испугался, что Рене каким-то образом приструнил постоянно орущего Гареда, но не тут-то было. — Козёл! — Упрямый баран! — Так ты говоришь, они сдружились? — скептически покосился я на Штефана. — Поверь, я знаю своего брата с самого рождения и это именно тот способ общения с друзьями, который он для себя выбирает. Вот если бы он был вежлив, говорил «спасибо» и «пожалуйста», не орал и пояснял свою точку зрения, то да, тут уж пиши пропало. Никогда другому человеку его другом не стать. А тут они сто процентов нашли общий язык. Рене, как я понимаю, тоже не пальцем делан. — Он не такой болтливый, но да, подколы любит. Немного странно, что он так быстро перестал стесняться, но это и хорошо. Пререкания на кухне довольно скоро притихли. Послышался звук отодвигаемых стульев. В комнату после короткого стука заглянул Рене. — Мы домой пойдём, ладно? Гаред меня до остановки проводит. — Ну вы только вдвоём в один дом не уезжайте, события не торопите, а так хорошо, — не упустил я возможности подстебнуть друга. Тот молча показал мне фак и вышел. — Я провожу их, а ты лежи тут и не вставай. Лучше становится? — Вроде бы да. Спасибо. В комнате снова стало пусто и тихо. Голоса из прихожей сюда не долетали, с улицы тоже ничего не было слышно. Солнце давно уже село, отдавая пространство зимнему вечеру, заботливо укутывающему город тёплым одеялом ночного уюта. Я повернулся лицом к окну. Темно-синее небо лишь слегка золотилось светом уличных фонарей. Когда вернулся Штеф, я набирал сообщение родителям. Все же нужно было сказать им, что все в порядке. Я и без того поступил как последняя свинья, заставив их волноваться и успокаиваться только благодаря отчётам моего ответственного альфы. — Завтра третий день твоей болезни. Обычно как раз столько температура и держится. Ещё один-два дня у меня посидишь и сможешь ехать домой. — А если я не хочу? — вырвалось у меня до того, как я успел сообразить, что вообще несу. — Ну значит я найду способ сделать так, чтобы не отпускать тебя никуда, — нежно улыбнулся Штеф. — Завтра вечером осмотрю тебя и проконтролирую состояние. Если все будет в порядке, то один день ещё побудешь и отпущу тебя. А то в колледже, наверное, обыскались уже. — У меня уважительная причина, ничего не знаю. — Зато в голове знаний никаких. Напомни, ты на кого учишься? — Экономист. — Черт, я в этом совсем не разбираюсь. Ну могу тебе что-нибудь другое рассказать, что касается химии или биологии. Например, что-нибудь про течку, тебя как раз напрямую должен интересовать этот вопрос. Мало ли, когда накроет. Нужно быть готовым ко всему. — Ладно, давай, только не совсем тоскливо. Иначе я усну и ты будешь разговаривать со стеной. — Договорились. Так вот, слушай… Лекция была довольно интересной, но меня так расслабляли темнота и тишина, что сконцентрироваться на чем-либо было крайне сложно. Выхватывал я только отдельные фразы: особый случай, как у тебя, из ряда вон, определённые обстоятельства, истинный, метка… В общем, если я что-то и запомнил, то из рук вон плохо и пока не мог составить эти детали в единое целое. Но судя по тому, как Штеф расставлял акценты и делал интонационные ударения на определённые слова, что-то мне придётся узнать, причём совсем скоро.