Hard time

Нельзя было сказать, что Ким получает наслаждение от игры, но в какой-то степени ему доставляло удовольствие со всей дури бить по мячу и видеть, как тот падает на сторону противников, принося его команде очередное очко. А вообще, его участие в игре было скорее вынужденной мерой, не более того. Он никого из сокомандников не знал и они смотрели на него с подозрением. Но надо признаться, что был в подростке и определённый азарт, который заставлял его не просто выпускать ярость, как изначально планировалось, но и стараться заработать очки своей команде. Тэхёну всегда хотелось быть первым во всём, и юношеский максимализм неплохо подстёгивал его стремление. Игра становилась более напряженной с каждым ударом и с каждой сменой подающего. Тэ подал так себе, точнее сказать, он просто ёбнул по мячу так, что тот чуть не вылетел за металлический забор, ограждавший школьный двор, но, к счастью, этого не случилось, и игра продолжилась, несмотря на неодобрительное улюлюканье публики. Старший пристально смотрел в глаза Кима, но они выражали лишь раздирающую его душу ярость. Игра была довольно интенсивной, поэтому Ким снял свой свитер и резким движением выкинул тот за пределы игрового поля. Тело подростка было все мокрое — по плечам, груди, торсу стекали капли пота. И вот взгляд Тэхёна врезался во взгляд напротив, и Ким ехидно оскалился, давая понять, что проигрывать он явно не намерен. Был ли Юнги в порядке? Сейчас — нет. У него немного сбилось дыхание, а сердце ударами задолбило по вискам. Глаза цеплялись за крепкие мышцы, что парень, по идее, видел, благодаря обстоятельствам, но не заметил, с учётом ситуации. Юнги тут же постарался отвести взгляд, проклиная самого себя за то, что маску оставил на другом конце пыльной площадки, растоптав, ведь лицо прикрыть хотелось просто катастрофически. «Лишь бы этот дикий не заметил…» — судорожно мыслил старший, делая вид, что ещё больше, чем прежде, увлечён игрой. И это тут же окупается — одним лёгким прыжком он отправил мяч на другой конец поля и заработал долгожданное очко. Почти все в этой школе знали, что Мин Юнги — гей. Он этого не скрывал, даже не допуская мысли о том, что узнав о нём что-то вроде этого, ему могут нехило так наподдать, даже устроить тёмную. Здесь подобное было на каждом шагу, словно обыденность. Вообще, с учётом всех своих слабых мест, то, что Мин оставался здесь в живых — восьмое чудо света, не иначе. Тем не менее, нередко можно было увидеть его с соответствующей «радужной» символикой, да и на большом пальце левой руки красовалось металлическое крупное кольцо. Куда уж очевиднее, кажется. Реально бесстрашный, что ли? «Что не так с этим дистрофиком?» — эта мимолетная мысль посетила голову Тэ и почти сразу же покинула её. «Неужели уже выдохся?» — вдруг предположил он, но от размышлений его отвлёк мяч, который принёс команде противников очко. Кажется, в этот момент счёт стал равным. Буйный яростно дёрнул сетку, что разделяла игровое поле на две зоны. Проигрывать Тэхён точно не хотел, поэтому начал беситься сильнее. Почему же подросток так не хотел проигрывать? Во-первых, проигрыш, абсолютно любой проигрыш для него был показателем слабости, несовершенства. Тэ терпеть не мог выглядеть слабаком, не мог он выносить и жалость по отношению к его персоне. Сейчас может сложиться впечатление, что ему было важно мнение людей со стороны: «А что обо мне подумают?», «А не выгляжу ли я слабым в глазах других людей?», но причиной такой жизненной позиции стала совершенно иная вещь, нежели жалкое мнение толпы. Во-вторых, если в этом матче выиграет команда противника, то, как считал сам Ким, Юнги докажет этим самым своё превосходство над младшим. И буйному, который привык доминировать, это было совершено не по вкусу. По этим причинам подросток не придал особого значения слегка странному виду Мина. Игра продолжилась. Следующее очко перешло команде Тэ. Юнги окончательно отвлёкся от Кима, замечая, что игра, медленно, но верно, начинает набирать обороты, держа в напряжении обе команды. Со всех сторон лились ругательства, то здесь, то там падали элементы одежды, становящиеся ненужными, а жар разгорячённых юношеских тел чуть ли не витал паром в осеннем воздухе. Вокруг площадки начала собираться публика, то и дело улюлюканьем и криками подбадривая ту команду, которая им больше приглянулась. Кто-то даже придумывал импровизированные кричалки, а некоторые просто лениво наблюдали за происходящим одним глазком, изредка проходя мимо бушующей толпы ребят, интересуясь актуальным на данный момент счётом. После ещё двадцати минут ожесточённой борьбы двух почти равносильно азартных и равносильно импровизированных команд, «сборище» Тэхёна одержало победу, от чего в толпе поднялся бурный рёв, перекликающийся со свистом, что лился на все лады будто отовсюду. Громкий гомон был неотъемлемой частью школы, абсолютно неважно, чем он был вызван, дракой в туалете, победой в игре, окончанием занятий или ещё чем похлеще. Уши Юнги буквально заложило от этого вездесущего крика, он будто обволакивал его, позорил перед самим собой, перед всей школой. Не сказать, что после этого его станут меньше уважать, ведь партии проиграны по вине другого игрока (которому ещё прилично достанется от парочки амбалов в околоподвальном закутке), но для самого Мина это было сродни какой-то катастрофе, что обрушилась на его голову со страшной силой. — Уверенность + Позор + Отчаяние + Желание поскорее вонзить в себя лезвие, лишь бы избавиться от этого ебучего кома в горле. Юнги быстро натянул на себя капюшон и, словно последний трус, срывающимся голосом на все вопросы отвечал: «Надо отлить, отъебитесь…», сбежал с места поражения, скоро шоркая кедами по пыльной грязной земле. Когда было забито победное очко, Тэхён начал орать во всё горло вместе с его командой и их «болельщиками». Юного парня переполняло чувство восторга, превосходства и радости, даже тот всепоглощающий гнев, что привёл его сюда, отступил на второй план и дал дорогу другим эмоциям. В момент радостного ликования на широкую и потную спину Кима запрыгнул какой-то левый парень, которого он не знал, но буйный, как ни странно, не обратил на это своего внимания. Однако чувство восторга и сладостной победы держалось не так долго, и уже через пару минут он вёл себя как обычно. Вспомнив о Юнги, он огляделся вокруг, но худощавого старшего нигде не было. Чувствуя главенство над Мином в связи с выигрышем своей команды, он был немного раздосадован тем, что его не оказалось поблизости. В момент, когда Тэ уже начинало подташнивать от воплей школьников, он решил вернуться в здание школы, ведь на улице находиться было просто невозможно. Буйный поднял свой свитер с земли, на котором потоптался, по меньшей мере, десяток человек, завязал его на своих бёдрах, размеренным шагом отправился в свою комнату. Если вести разговор об ориентации Тэхёна, то тут особо говорить нечего. Подросток никогда не был в серьёзных отношениях, а те, в которых был, сложно даже назвать отношениями. Так, чисто интимная связь. Но говоря об интимной связи нужно заметить, что у него никогда не было секса ни с девушкой, ни с парнем, всё, что пробовал в своей жизни Ким это был минет. В том обществе, в котором тусовался буйный, почти не было девушек, а те, которые были, спали со всеми подряд, поэтому подростку было противно заниматься с ними сексом, но от хорошего минета он никогда не отказывался. Исходя из всего этого, сложно сказать, какой ориентации был Тэ, но сам себя он позиционировал как уверенного гетеросексуала.

***

«Любимое» здание Мина снова встречало его угловатыми сводами и серым, до боли противным мрамором, от которого в глазах двоилось, а лестницу было трудно разобрать под ногами, которые шли как-то с трудом. Рукава толстовки съехали вниз, полностью покрывая чужие ладони, подниматься становилось невыносимо тяжело из-за отдышки. Спасибо, курение. И вот, наконец, Мин ворвался в свою комнату, нервно начиная метаться по комнате. На пол полетели многочисленные слои одежды, ящик тумбочки чуть ли не вырван из несчастного корпуса, когда Юнги дёргает дешёвую мебель со всей силы. Дышать стало тяжело, в ушах стучало. Бинты на руках тоже уже не жильцы, когда их грубо разрезали ножницами, задевая старые раны, но не обращая на это ни малейшего внимания в каком-то помутнении рассудка. Ножницы с лязгом опустиоись на пол, весь пол покрыли окровавленные бинты и белёсые нитки, распавшиеся паутиной по паркету. Новое лезвие из пачки. Вскрытие старых порезов. Кровь. Словно наркотик, наслаждение от боли перекрыло все мысли Юнги. Пару десятков порезов на каждой руке обеспечили жгучую боль, что вызвана этим прохладным металлом и глупостью (как кажется Мину — потребностью). Жидкость горячая, алая, текла по рукам вниз, пачкая пол и подоконник, до которого дотягивался парень. В трясущихся руках оказалась сигарета, несколько раз щёлкнуло огниво зажигалки. По комнате начинал расползаться сладковатый дым. Около окна уже лужа из крови, но Мину будто бы всё равно — его бледные потрескавшиеся губы впились в свёрток с никотином так, будто это противоядие от всех мучений, что терзают его изнутри, а глаза были затуманены поволокой. Глухие шаги Тэ нарушали тишину и покой коридора жилого этажа. Разгорячённое юношеское тело стремительно двигалось вперёд, рассекая свежий ветер, что дул из открытого окна. Последние лучи уже почти скрывшегося из виду солнца вяло освещали старый коридор. Потянув ручку двери на себя, перед Тэхёном развернулась мрачная картина. Кроваво-алые лужи крови были прямо под ногами дистрофика, который, опираясь на подоконник, потягивал сигарету. Ядовитый дым наполнил комнату и лёгкие Кима, что просто стоял в дверном проёме и наблюдал за тем, как стекает кровь по тонким бледным рукам старшего. «Убогое зрелище…» — подумал Тэ, медленно удаляясь в глубь комнаты. Он подошёл сзади к Юнги и нежно положил ему руку на плечо:  — Ты знаешь, что ты выглядишь жалко… — тихим басом, с лёгким отвращением в голосе, почти прошептал буйный, наклонившись к уху Мина. Тэхён считал попытки суицида понурыми потугами привлечь к себе внимание. Он не был в состоянии понять, что бывают и другие причины для этого серьёзного шага, который в силах совершить далеко не каждый. Возможно, такое отношение было обусловлено юным возрастом, а возможно и просто характером. Глаза Юнги, кажется, закатились настолько, что старший мог увидеть собственный мозг. Из лёгких донесся то ли вздох, то ли глухой хриплый смех, а бледные губы растянулись в усмешке. Парень устало стряхнул пепел с сигареты, слегка поворачиваясь лицом к Тэхёну. — Дорогой мистер, Вы, я извиняюсь, какого хуя здесь делаете?.. — его тонкие пальцы легли на подбородок Тэхёна, чуть пачкая его в крови, — До окончания ебучей прогулки ещё час… — рука двигалась чуть ниже, ближе к шее, — Так какого хрена ты имел совесть соваться ко мне сейчас, а?! Какого хрена имеешь право высказывать своё жалкое мнение о моём блядском состоянии?! — его пальцы начали сжиматься вокруг чужой шеи, — Прибереги всю свою ебучую жалость для кого-нибудь другого, гадёныш… — хватка у Юнги была сильнее, чем можно было ожидать, — И всю эту свою залупную поеботу про то, что мне «нужно заканчивать», «выглядишь жалко, убого» засунь себе поглубже, Ким Тэхён… Мне твоё суперблагородное мнение в задницу не упёрлось… — пальцы уже плотным кольцом сжимали горло Тэхёна, но, наконец, отпустили, как только старший сквозь зубы выплёвывает последнюю фразу. На шее Тэ остались кровавые разводы, а может останется след и от чужой тонкой кисти. Ким внимательно слушал каждое слово старшего, и чем сильнее его костлявая рука сжимала его горло, тем сильнее зверский оскал проявлялся на его лице, клыки начинали выпирать наружу, и он слегка приоткрыл рот от сильного давления. Когда Юнги отпустил подростка, тот облизнул сухие губы и расправил плечи.