Хорватский сыр, испанское вино

Ракель совсем не похожа на Ваню. А они — идиоты, раз спалились второй раз. Лука, не вставая, лениво смотрит на беспомощное лицо Ивана, который пытается успокоить жену, на разгневанную Ракель, выкрикивающую оскорбления, среди которых «гребаные педрилы» — самое мягкое. Наконец, осознав, что истерика набирает обороты, а Иван категорически не может ничего сделать, Лука сползает с кровати, подходит и обнимает Ракель, плотно прижимая её руки к телу, давая возможность уткнуться в плечо, благо она маленького роста. Чувствуя, как слезы стекают по его голой коже, он поглаживает спину, обтянутую леопардовой тканью, кладет руку на затылок, перебирая волосы, и машинально бормочет какие-то успокаивающие бессмысленные слова, называя Ракель крошкой, деткой, милой, краем глаза наблюдая за Иваном, лицо которого выражает очень сложную гамму чувств. Лука вспоминает то, что было на кухне в их с Ваней доме, и посылает Ивану многообещающую улыбку, снимая с Ракель пиджак и целуя в шею. Она, похоже, ещё не отошла от истерики, не понимает, что рядом не тот мужчина: не открывая глаз, она тянется губами к его губам. Глубокий чувственный поцелуй, его ладони, задирающие крохотную маечку и находящие грудь, не прикрытую бюстгальтером — Лука действует на автомате, его не возбуждает Ракель. Но Иван, чье почти испуганное и даже возмущенное лицо дисгармонирует со снова вставшим членом и рукой, неосознанно ложащейся на напряжённый ствол, возбуждает, да ещё как! Пальцы Луки нежно сжимают соски, губы целуют ямку между ключицами, он подталкивает Ракель к кровати и мягко опускается на нее, прижимая своим телом. Затуманенные вожделением большие глаза наконец смотрят прямо на него, в них вспыхивает понимание, но его рука уже расстегнула ей брюки, проникла под резинку кружевных трусиков, и Ракель обречённо опускает ресницы, тихо вздыхая. Лука смотрит на нее и не чувствует ничего. Тогда он представляет, как руки Ивана ласкают ее грудь, сжимают талию, как он целует ее живот, спускаясь все ниже, — Лука стонет от этой воображаемой картины, стягивает с Ракель остатки одежды и разводит ее ноги, взглянув на Ивана, прежде чем погрузиться во влажную и горячую темноту.