***
Стив помнит первые прикосновения — лёгкие, невесомые, словно ни один из них не был уверен в своем праве касаться друг друга. Помнит, как долго они не решались перейти от исключительно целомудренных поцелуев к более глубоким, но зато когда перешли — будто кто-то переключил рычаг, и им обоим просто снесло крышу. Помнит, как они не могли оторваться друг от друга и поэтому потратили на небольшое расстояние от сада до спальни Стива (потому что она была ближе) целую вечность. Помнит, как он усилием воли спросил что-то вроде: «Ты точно хочешь?» — но Тони проигнорировал вопрос и велел ему заткнуться, и он подчинился. Помнит, как он покрывал поцелуями каждый шрам на теле Тони — тот поначалу стеснялся их, а потом, закрыв глаза, наслаждался, и ему всё было мало. Помнит, как он держал в своих ладонях загрубевшие от постоянной работы в мастерской ладони Тони, пока тот не переплёл их пальцы. Помнит, как Тони прижимался губами к его бороде, а сам он гладил его спину. Помнит, как он был осторожен в каждом прикосновении, пытаясь по возможности не тревожить заживающую рану Тони, но сам Тони плевал на неё с колокольни и утверждал, что он не хрустальный. Помнит волнение и собственную неуверенность в себе, словно он превратился обратно в тощего астматика. Помнит, как в какой-то момент Тони отвернулся, но он развернул его обратно, потому что хотел всё время видеть его лицо. Помнит запах крема для рук, заменившего им смазку, помнит пот, лившийся градом с обоих, помнит, как он целовал плечи и ключицы Тони, — а потом, видимо, уснул. Стив помнит — но лучше бы забыл, потому что утром он проснулся один. Нет, он знал, конечно, что раньше, ещё до Афганистана, Тони совершенно не утруждал себя объяснениями с теми, к кем провел ночь, и поручал выпроваживать их Пеппер, но он и предположить не мог, что сам окажется на их месте. Никто из бывших Тони Старка не питал иллюзий, с самого начала понимая, что это просто секс (единственным исключением являлась Пеппер, с которой у него были серьезные отношения), но Стив, хотя и не претендовал на место Пеппер, всё же надеялся, что ночь с ним хоть что-то значила. Тони сбежал явно не потому, что Стив оказался плохим любовником: хотя мужчин у Стива раньше не было (да и женщин немного, весь его сексуальный опыт — это пара стыдных перепихов с девушками из подтанцовки во время войны и несколько свиданий с Шэрон уже в двадцать первом веке), он может положа руку на сердце сказать, что не облажался. Можно предположить, конечно, что Тони, когда у него прояснилась голова, испугался того, что они оба мужчины, но это если уж совсем притянуть за уши: во-первых, Тони как футурист и экспериментатор был бы определённо не против попробовать что-то новое, особенно теперь, когда он не связан обязательствами с Пеппер, а во-вторых — Стив точно знает, что у Тони были связи с мужчинами и раньше. Это выяснилось, когда они где-то за год до Альтрона играли тогдашним составом команды в «Правду или действие»; Стив не горел желанием присоединяться к игре, но всё же принял в ней участие, потому что на него и Тора, как на способных захмелеть только с дефицитного на Земле асгардского эля, легла обязанность следить, чтобы остальные по пьяни не наделали глупостей. И когда изрядно выпивший Тони выбрал правду и получил вопрос: «Ну про девушек мы все знаем, ты известный бабник, а с парнями-то было?» — он без предисловий велел ДЖАРВИСу включить видеозапись с какой-то вечеринки пятнадцатилетней давности, на которой он и какой-то манекенщик не просто целовались, а буквально вылизывали друг друга. После этого вопросы у всех отпали — за исключением Клинта, конечно. — И откуда нам знать, что вы не просто друг друга лапали? — скептически поинтересовался тот. — А даже если и трахались, то один раз не считается. Давай, засоси любого мужика здесь, докажи, что это была не разовая акция. — Я выбрал не действие, а правду, Бартон, так что не дождёшься. И если ты таким образом намекаешь, чтобы я засосал и потом трахнул тебя, то тебе не светит, сладкий, — парировал Тони, поиграв бровями. Клинт изобразил вселенскую скорбь, но быстро вернул лицу привычное глумливое выражение. — Трахнул меня? А, то есть с мужиками ты сверху? — Нечестно, Бартон, это уже второй вопрос! — Тони пьяно хихикнул. — Но тебе, пупсик, так и быть, отвечу: я по-всякому. Я же мастер многозадачности. — А с Роуди ты трахался? — спросил Клинт. Получив отрицательный ответ, протянул с какой-то надеждой: — Ну, хотя бы дрочили друг другу? — Мимо, Леголас! — засмеялся Тони. — Знаменитый Соколиный Глаз снова промазал! Теряешь форму, старик. Брюс во время этой пикировки краснел и затыкал уши, Наташа молча слушала и усмехалась, Тор торжественно вещал, что у них в Асгарде однополые связи в порядке вещей и что он не понимает, почему мидгардцы сами усложняют себе жизнь, а Стив… Стив скрипел зубами и удивлялся самому себе. Гомофобом он никогда не был — уж кому как не ему знать, каково быть изгоем из-за своей инаковости, — так что собственная злоба стала для него большим сюрпризом. И только сейчас, несколько лет спустя, он наконец понимает: дело было в ревности. В каждой перепалке с Тони — флирт. В каждом «Как же ты меня бесишь» — подавленное влечение. В каждом агрессивном разборе полетов после миссий, где один из них как-то пострадал, — замаскированный страх потерять. Стив берёт в руки ту самую раскладушку — он знает, что Брюс вернул Тони парную, — и набирает номер, но Старк не отвечает. После еще двух неотвеченных вызовов он сжимает кулаки и выходит из комнаты, решительно настроенный найти Старка и потребовать объяснений. Даже если из них двоих Стив единственный, для кого эта ночь что-то значит, — пусть ему скажут это в лицо. Дверь в спальню Старка оказывается незапертой, и самого Старка там нет — в отличие от телефона-раскладушки (что ж, теперь, по крайней мере, ясно, почему он не отвечал на звонки). Рассудив, что бегать в поисках по дворцу и близлежащей территории бессмысленно, Стив решает дождаться здесь и, силой воли купировав беспорядочные мысли, ложится на кровать. Учитывая, что Старк даже не потрудился запереть дверь, — он определенно скоро вернётся. Прогноз сбывается: Тони действительно возвращается буквально минут через пять, с чашкой кофе в руках. Увидев Стива, он изгибает бровь, ставит кофе рядом с кроватью, скрещивает руки на груди и враждебно интересуется: — Какого хера, Кэп? Двойняшки-убивашки Бартон и Романова научили тебя взламывать здешние замки? — Дверь была открыта. — Я что, забыл ее закрыть? — Кажется, Тони действительно удивлён этим. Он резко моргает и щёлкает пальцами, будто бы приводя себя в чувство. — Ладно, неважно. Это в любом случае не повод вламываться ко мне. Так какого хера? — Этот вопрос я тебе хотел бы задать, — огрызается Стив, рывком садясь и скидывая ноги на пол. — Ничего объяснить не хочешь? — А что, нужно? Лицо Тони не выражает ни единой эмоции. Стив смотрит на него и замечает синяки под глазами — ясно, значит, ночью он так и не поспал. Может, потому так и рассеян. — Представь себе, — отвечает Стив сквозь зубы. Затем встаёт и в два счета подходит к Тони практически вплотную. Тони устало вздыхает. — И что же ты хочешь услышать? Тебе нужен разбор полётов часа на два, как после миссий? Что ж, было классно — вот и весь разбор. Не вижу смысла рассусоливать дальше и устраивать драму. У Стива начинают дрожать руки, он прячет их за спину и отводит взгляд в сторону. Слов для ответа нет — только опустошение и разочарование. Значит, Тони поступил с ним ровно так, как и с остальными своими бывшими, плейбоя исправит только могила. Тони тем временем продолжает спокойно, даже дружелюбно: — Не усложняй, Кэп. И давай без сожалений, это ничего не изменит. В конце концов, мы оба кончили, так что жалеть не о чем. Не знаю, учитывая творящийся вокруг пиздец, придётся ли нам еще с тобой вместе работать, но обещаю, что, если вдруг что, проблем не будет, ты можешь не… испытывать неловкости или вроде того. Стив на секунду прикрывает глаза и находит в себе силы снова посмотреть на Тони. Тот на первый взгляд держится уверенно, но напряжённая поза и какая-то непонятная эмоция в глазах выдают его нервозность. — Я сожалею, — Стив горько усмехается, — но не о том, что между нами было, а о том, что для тебя это ничего не значит. И мне очень жаль, потому что у меня… действительно чувства к тебе, Тони. Я знаю, это не то, что ты хочешь слышать сейчас, раз сбежал от меня, но… Пока Стив пытается поймать мысль, Тони расцепляет скрещённые на груди руки и кладёт их в карманы. После небольшой паузы он смотрит на Стива с каким-то отчаянием и нарушает возникшую тишину: — Ну нет, Стиви, нет же, себя только не обманывай. Ты просто чувствуешь себя виноватым передо мной и конвертируешь вину в романтику. Слушай, серьёзно, ты мне ничего не должен. Я всё ещё немного злюсь на тебя, но это пройдёт, можешь не беспокоиться. Стив подходит к Тони ещё ближе и решительно берёт его за запястья. — Ладно, — говорит он на рваном выдохе и слышит, как дрожит голос, — я тебя понял, и если ты хочешь сделать вид, что ничего не было, я подыграю тебе, но… Пожалуйста, — Стив перемещает ладони с запястий Тони на его щёки и прислоняется лбом к его лбу, — просто будь рядом. Я провёл два года без тебя и безумно скучал, и если сейчас ты снова исчезнешь из моей жизни, я реально сойду с ума. Хочешь остаться просто друзьями — хорошо. Кем угодно. Но только не сбегай от меня, умоляю. — И зачем тебе это? — еле слышно бормочет Тони, и его голос тоже дрожит. — Зачем тебе нужно, чтобы я был рядом? Стив чуть отстраняется — так, чтобы видеть глаза, — и приподнимает уголки губ в улыбке. — Я люблю тебя, вот и всё, — отвечает он — так легко, как будто говорил это ему уже тысячу раз, — и улыбается ещё шире. Тони отшатывается и ошарашенно смотрит на Стива — прямо как вчера, после первого поцелуя. — Т-ты дебил, Роджерс? — запинаясь, спрашивает он. — Или, может, мазохист? Я мудак и эгоцентрик, я много лет был известен как Торговец Смертью и в прошлом я та ещё блядь, не чета грёбаному символу американской нации. И вообще, с чего вдруг тебя на мужиков-то потянуло? Ты раньше трахал Барнса, а теперь ищешь ему замену? Упоминание Баки отдает глухой болью, но Стив игнорирует её. — Нет, Тони, мы с Баки были друг другу братьями, между нами никогда не было ни романтических чувств, ни секса. И нет, я не мазохист — наоборот, я хочу избежать боли, а больно мне будет, если в моей жизни не будет тебя. Тони, я не знаю, как тебе, но мне всё это время было очень плохо без тебя, и я так больше не хочу. Повторюсь, если ты… не чувствуешь ко мне того же, я не буду настаивать и даже сделаю вид, что этой ночи не было, но сам буду помнить все и скучать по ней каждый день. Тони резко застывает, будто кто-то выбил из него воздух, и Стиву на мгновение даже кажется, что тот забыл, как дышать. Наконец он отмирает, опускается, игнорируя кровать, на пол, прислоняется к стене и откидывает голову назад; Стив садится напротив и не отводит от него внимательного взгляда. — Я тоже буду помнить, — глухо говорит Тони. — Эта ночь... была для меня всем, но продолжать — не лучший вариант, серьёзно. Стива накрывает волна облегчения: чувства взаимны, они оба друг другу небезразличны, и это главное, всё остальное решаемо. Однако нужно, очевидно, прояснить детали. — Почему? — Мне почти пятьдесят, Стив. — А мне сто. Что дальше? — То, что ты хренов суперсолдат с ускоренной регенерацией! — рявкает Тони. — И семьдесят лет во льдах не считаются! Может, ты и родился сто лет назад, но ты всё равно намного моложе меня и в ближайшие десятилетия явно не планируешь стареть, а я уже чувствую возраст, хотя знаю, что по мне не скажешь. И это даже не говоря о том, что я сердечник, — Стив, чтоб ты знал, с инфарктом обычно долго не живут, особенно при моём образе жизни. Так что лучше не привязывайся ко мне, пока не поздно. Стив понимает, что из-за сыворотки суперсолдата он действительно может пережить не обладающего крепким здоровьем Тони, но всё же искренне уверен, что это маловероятно. Во-первых, несмотря на то, что Стива регулярно называют ископаемым, раритетом и прочими подобными словами, годы в двадцать первом веке, годы рядом с теми, кто двигал прогресс, подарили ему более чем оправданную веру в новые технологии и новые возможности для людей — и для Тони тоже. А во-вторых — они оба Мстители (и совершенно неважно, что команда распалась), воины, солдаты, и, скорее всего, для них обоих смерть от болезни или старости — непозволительная роскошь. Однако он понимает, что Тони не это сейчас хочет услышать. — Поздно. Я давно уже привязался, и чтобы осознать это, мне нужно было потерять тебя на долгих два года. И если ненадолго допустить — хотя я не верю в это — тот вариант событий, о котором ты говоришь… Что ж, тогда мне нужно для нас всё время мира, которое только возможно. И давай не будем тратить его зря. Стив двигается таким образом, чтобы прислониться к Тони боком, и привлекает его к себе, оплетая вокруг него кольцо рук. Тот после небольшой паузы шумно выдыхает, тоже пододвигается ближе (хотя куда уж ближе: между ними, кажется, даже воздуху негде пройти) и неуверенно кладет голову Стиву на плечо. — Когда ты уснул, я просто смотрел, как ты спишь, — признаётся Тони. — А потом подумал, что утром ты, когда увидишь, с кем проснулся, не обрадуешься, потому что ты всегда считал меня воплощением всех пороков, так что я… просто решил не мозолить тебе глаза и не заставлять тебя чувствовать себя неловко. А ещё я боялся увидеть в твоих глазах сожаление, и когда я понял, что просто не смогу этого вынести, свалил на хер от греха подальше и понадеялся, что тебе хватит ума сделать вид, что ничего не было. А потом ты заявился ко мне в спальню, я увидел, как ты злишься, и решил, что это за то, что я… совратил тебя. Стив чуть отстраняется, целомудренно целует Тони в уголок рта и снова обнимает его. — Это ещё как посмотреть — кто из нас кого совратил. Знаешь, для гения ты бываешь порой на удивление туп.***
Спустя некоторое время они перебираются с пола на кровать, и Стив гладит спину Тони, пока тот лежит у него на груди. Давно остывший недопитый кофе дарит чудесный аромат, тишина уютная и нарушать её не хочется, однако Стив делает это уже неоднократно, потому что уверен: он должен сказать всё, что чувствует, просто обязан это сделать прямо сейчас. — Я не считаю тебя воплощением пороков, — говорит он, и уже в третий раз задремавший Тони снова просыпается. — Ты не Торговец Смертью, потому что свернул производство оружия сразу же, как осознал последствия. И ты не эгоист, потому что ни один эгоист не вынес бы в космос ядерную ракету, будучи уверен, что это полёт в один конец, ни один эгоист не ломал бы голову в поисках средства для непробиваемой защиты Земли и ни один эгоист не мучился бы годами чувством вины из-за того, что иногда совершал ошибки. Ты ведь поэтому подписал Зоковианский договор? Из-за Альтрона? — Да, Альтрон был одной из причин, — невнятно отвечает Тони. — Я создал массового убийцу, и прежде, чем мы остановили его, он унёс десятки жизней. Стив, я не рассказывал тебе, но меня Ванда тоже успела загипнотизоровать — раньше, чем вас, ещё когда мы искали скипетр Локи. Я видел, как на Землю хлынули инопланетные твари, а вы, Мстители, были мертвы, все вы. А ты перед тем, как умереть, сказал, что я мог вас спасти, но ничего не сделал. Впечатляющая была картинка. После неё мне как будто башню снесло. — То есть ты создал Альтрона потому, что увидел умирающего меня? — поражённо выдыхает Стив. Тони не отвечает, но Стив и без того знает ответ. Господи боже, с тех пор ведь прошел уже не один год, а он только сейчас понял истинные мотивы Тони и глубину его чувств к себе... — Ты тоже был в моих кошмарах, — признаётся Стив. — Мне они почти не снятся, но в половине тех, что снились, ты умирал, а я не мог тебя спасти. Какие тебе ещё нужны доказательства, что я действительно люблю тебя? — Никаких. Я тоже люблю тебя, Кэпскимо, и тоже по тебе скучал. А теперь заткнись и дай мне поспать. Стив невесомо целует Тони в макушку и замолкает, и тот вскоре засыпает, но ненадолго: он просыпается буквально минут через десять-пятнадцать — резко, будто кто-то окатил его водой, — и тихо вскрикивает, вцепившись пальцами в рубашку Стива. Стив с мягким нажимом проводит рукой по его позвоночнику, и это нехитрое движение окончательно сбрасывает с Тони сон. — В чём дело? — мягко, но требовательно спрашивает Стив. — Ты вымотан, но всё равно не можешь спать. Давай, поделись со мной. Что ты видел сейчас? Таноса? Тони невесело усмехается, поднимает голову и подтягивается на локтях к спинке кровати. — И Таноса тоже. Но дело не столько в нём, сколько в самом факте того, что я выжил. Последние несколько лет я больше всего боялся увидеть, как остальные умирают, а я остаюсь в живых, и когда Танос использовал Перчатку, этот кошмар стал реальностью. И... это всё из-за меня. — Ну вот, опять ты винишь себя во всех грехах. В каком смысле из-за тебя? — Да в прямом, Стив. Я должен был умереть на Титане. Танос после того, как проткнул меня, собирался уже меня добить, но вмешался Стрэндж и обменял Камень времени на мою жизнь. Так что если бы не я, у Клинта сейчас была бы семья, а у тебя были бы Барнс и Уилсон. Теперь ты возненавидишь меня? Это признание шокирует Стива, но совсем не так, как Тони ожидал. Снова крепко обняв его, Стив прижимается губами к его виску и утыкается носом в волосы. — Нет, — говорит он. — Теперь я буду благодарен Стрэнджу за то, что он сохранил мне тебя. — Стив, ты лучший, — облегчённо выдыхает Тони. — Но остальным, пожалуйста, не рассказывай, я никому этого не говорил, даже Роуди: я и так чувствую себя последней сволочью, хотя это был даже не мой выбор, и я не хочу ощущать на себе ещё и укоризненные взгляды других. Мне и Небулы хватает, которая как будто караулит меня и напоминает, как именно Танос получил Камень времени. Можно подумать, я и без неё, блядь, не помню… — Небула? — перебивает Стив. — То есть она не покинула Ваканду ради того, чтобы напоминать тебе… об обмене, устроенном Стрэнджем? — Видимо, так, — фыркает Тони. — А сам Стрэндж как объяснил это? Ты ведь не мог не спросить его. — В том и дело, что никак. Сначала нёс что-то про финальный раунд, будто смотрел на своих магических волнах хренову онлайн-трансляцию сражения в Ваканде, а буквально перед тем, как рассыпаться, позвал меня и сказал, что по-другому быть не мо… Тони осекается на полуслове, рывком садится, скрещивает ноги, чуть опускает голову, буквально через мгновение снова подняв её, и с радостным изумлением смотрит на Стива. — Это победный вариант, — негромко и потрясённо произносит он. Стив тоже садится и касается его плеча. — Что значит «победный вариант», Тони? Поясни для тех, кто не так гениален, как ты. — Я уже говорил тебе, что перед тем, как Танос явился на Титан, Стрэндж просмотрел четырнадцать с лишним миллионов вариантов развития событий, и во всех, кроме одного, мы проиграли, — помнишь? — Стив кивает. — «По-другому не могло быть» — вот что он мне сказал. Он отдал Таносу Камень Времени, потому что следовал единственному варианту, в котором победили мы, потому что по-другому нам Таноса не одолеть. — Но ведь… Танос уже сделал что хотел, — возражает Стив. — Щёлкнул пальцами в Перчатке со всеми шестью Камнями, испепелил половину вселенной… Значит, если это действительно победный вариант и Стрэндж действовал в его пользу, исчезнувшая половина может каким-то образом вернуться? Тони лихорадочно потирает виски. — Получается, так. Я пока даже представить не могу, как это возможно, но очевидно, что победа над Таносом каким-то образом завязана на мне: как Железный Человек или как Тони Старк я должен сделать что-то, что позволит нам одолеть Таноса и откатить всё назад. Стрэндж ведь сначала говорил мне и Паучку, что если ему придется выбирать между нами и Камнем, то он без сомнений пожертвует любым из нас, но в итоге он жертвует Камнем — и не в чью-то пользу, а в мою! Вот чего хочет от меня Небула. Чтобы я наконец-то вытащил голову из задницы и начал думать, как все исправить. Тони прыжком встаёт на ноги; Стив тоже поднимается, берёт Тони за руку и севшим голосом говорит: — Мы должны рассказать остальным. Они должны знать, что у нас есть надежда. — И мы расскажем, — обещает Тони. — Сегодня же. Но сначала я всё-таки посплю. Или трахнусь с тобой. Пожалуй, второй вариант мне больше нравится. А тебе?***
Этим вечером Тони впервые приходит вместе со Стивом в гостиную, чтобы встретиться с остальными, и нарушает традиционное молчание такой когда-то привычной и родной фразой: — Мстители, общий сбор.