Последние дни до

      Пятница, 24 декабря 2156 год.       С самого утра я хожу с чувством тяжести внутри, возможно, потому что не выспался. Всё из-за этого дурацкого сна; хорошо, что никто пока не додумался расшифровывать деятельность мозга в ночной период и узнавать тем самым, что кому наснилось.       Сегодня пожалел, что при распределении выбрал себе утреннюю смену с семи до одиннадцати; тогда опрометчиво решил, что я жаворонок и мне всё равно нечего было делать в такую рань. Впрочем, я вряд ли смог бы доспать в другом случае.       Юлиуш, мой напарник по дежурству, спросил, всё ли у меня хорошо, и сказал, что отпросит меня от работы, если что. Ответил ему, что не надо. Лишние подозрения ни к чему.       Юлиуш Беднарек старательный, но не очень умный парень; при взгляде на него сразу кажется, что именно он первым сдаст кого-то подозрительного высшим по званию, но если он это и делал, то, наверное, очень тайно, потому что парень сидел во младших чинах уже почти вдвое дольше обычного, и его не спешили повышать.       Ему было двадцать восемь, а он жил в одной казарме со вчерашними курсантами.       После смены я зашёл в библиотеку, но не в виде «клона», а по-настоящему.       Во-первых, я ещё недостаточно обдумал вчерашнее, чтобы возвращаться на земли маргов.       Во-вторых, если в деревне Лесной тупик так долго идти от одного дома к другому, а если идти несколько часов, то увидишь только сплошной лес и бескрайние степа, то к ближайшему хоть к более крупному поселению может уйти целый день.       Быть может, Ева подумает, что я струсил, а может и забыла обо мне; в любом случае негативные последствия от второй вылазки перевешивают позитивные.       Я о ней слишком много думаю в последнее время. Не знаю, понравилась она мне или просто я её жалею. Подумал, каким бы я был, родись мне на землях маргов. Пришлось бы убегать от тупых головорезов из-за, как мне казалось бы, пустяковой ерунды?       Строение помещений для ссбшников и рабочих было примерно таким: одним большим блоком все казармы, выстроенные, как когда-то существовавшая Большая Китайская Стена, прямо возле них с каждой стороны диспечерская, в которую ходят узнавать задания, потом технические помещения — столовая, химчистка, душевые и туалеты, и уже потом библиотека и медиатека; то есть, всё в порядке убывания важности.       Те библиотеки, которые были раньше, мне совсем не нравятся: громоздкие, со стеллажами-лабиринтами, в которых легко заблудиться. С пыльными книгами, ради которых вырубались многолетние деревья (почему я об этом не думал, когда смотрел на высокий деревянный забор вокруг Леополиса?) или даже снимали кожу с животных (если они пергаментные); которые приходилось защищать от влаги, огня и вандалов; которые занимали довольно много места и портились от чтения. Книги часто существовали только в одном-двух экземплярах, а дабы лишь прикоснуться к ним надо было родиться в правильной семье... И много-много других минусов, и, как говорят историки, всё ради того, чтобы... «Понюхать запах книг».       Нет, у нас библиотеки нормальные.       При входе каждому дают очки виртуальной реальности и наушники, человек с ними садится в сенсорное кресло и выбирает, что хочет прочесть. Это можно сделать разными способами: просто слушать в наушниках, можно настроить, чтобы напротив сидел виртуальный человечек и как бы читал для тебя; видеть сюжет, как фильм (хотя такая функция не была доступна для некоторых научных книг и книг со стихами); и, собственно, читать.       Но даже тогда буквы были, будто существовавшие в реальности, их можно было даже менять местами, правда, только на время одного сеанса, не сохраняя. Это породило много разношерстых писателей-постпостметаметамодернистов. Несмотря на то, что они, как выразилась бы наверняка Ева, если бы умела читать, писали откровенное говно, их почему-то любили.       Правило не беспокоить сидящих здесь произошло именно от способа получения информации. Мало кому бы понравилось, если бы они слушали, к примеру, пение птицы, а оно прервалось на середине звука и оказалось, что кто-то хочет спросить его о чем-то неважном, например, «а какой сегодня день?». Или если из-за внешнего раздражителя они остановились прямо перед нападением монстра, потом продолжили с этого момента, не зная о нём, и испугались — так и инфаркт легко получить.       Ситуация затруднялась тем, что можно было узнать, что читает человек, но полностью показывать, как именно и на каком он этапе, пока не было технически воспроизводимо. Поэтому априори считалось, что на период чтения человек как бы полностью выпадал из реальности до тех пор, когда сам не захочет в неё вернуться, и он же брал ответственность за всё произходящее с его организмом за это время.       Удивило, что количество сидевших было намного меньше, чем вчера видел на камерах. Либо вчера в связи с первым днём работы все сорвались изучать местный библиотечный фонд, несуществующий, к тому же, ведь книги были доступны с любого сферополиса планеты, либо не я один такой умный смог додуматься о таком алиби. Пересчёт реальных посетителей и виртуальных дал в результате пять «клонов».       Надо спросить Юлиуша, так как он общительнее, чем я, вероятно, он знает, зачем все эти люди прикидываются, будто ходят читать. Запомнить: на вопросы о «откуда ты узнал?» и «а тебе зачем?» не отвечать ничего конкретного.       Почитав (или перечитав, наверное) «Реконструкцию общества» Букчина, наконец начал изучать то, что интересовало меня именно в этот момент.       Почему с такой любовью прививая цивилам любовь к природе и заботу об экологичности жизни в сферополисах, общество настолько беспринципно относится к остальной планете. Что на самом деле значат три основы принципа «от каждого по способностям — каждому по потребностям», а может и он сам.       Сначала немного напишу общепринятый вариант истории от Третьей мировой и до сегодня, который мы учили в школах и в который я верю, возможно, это прояснит в моей голове, что же происходит. Как сказал один человек, имени которого не помню*, кто управляет прошлым, тот управляет будущим; кто управляет настоящим, тот управляет прошлым.       Из того, что я знаю, Третья мировая война — некоторые оптимисты называют её Последней — началась в 2034 году.       В отличии от Первой и Второй она была общенациональной, страны боролись не против друга, защищая интересы национальных элит.Она была вызвана критическими настроями среди обедневшего населения, которое не видело никакого пути, кроме как свержение богачей и установка своего, справедливого и честного общества.       К тому же тогда некий Тадеуш Ковальски, икона либертарианской мысли, обещавший полёты на другие планеты, объявил банкрутство, так и не отдав накопленные долги перед государством и приватными спонсорами.       Намечался большой экономический кризис: тысячи работников заводов «Икар» Тадеуша Ковальски остались без работы, его акции обесценились, а поклонники объявили всеобщую забастовку, думая, что во всём виновато государство, которое лезет, куда не надо, и душит таланты гениев регулировкой рынка.       Долго назревавший конфликт между пролетариатом и буржуазией вылился в вооружённые стычки в крупных городах Европы и Северной Америки, центрами театров военных действий стали Афины, Париж и Нью-Йорк.       Одним из самых крупных терактов начала Третьей мировой войны стали события девятого июня, когда был тайно захвачен главный аэропорт во Франкфурте. Это призвело к потери контроля над самолётами с посадками в нём, их взрывам, а также смерти всех делегатов G7, заседание которого тогда было назначено в этом городе.       Далее следовало много операций большего и меньшего масштаба потерь как со стороны протестующих, так и со стороны мировых правительств, достойных войти в учебники с новейшей всемирной истории, но которые слишком долго здесь описывать.       Главное же заключалось в том, что к 2050-му году результатом борьбы на всех театрах военных действий стало почти полное уничтожения человеческого вида. Если в начале XXI века учёные прогнозировали, что через полвека людей станет десять миллиардов, шестнадцать лет несомненно самой жестокой и кровавой войны из всех когда-либо происходивших призвело к тому, что их насчитывалось едва ли четыреста миллионов.       А война не прекращалась. Наконец-то использовали атомное оружие, которое до этого из-за запрета его испытаний служило только в качестве мерила мощности конкретной страны. «Бумажный тигр»** наконец-то ожил.       Полностью исчезли народы Азии, Африки, Южной Америки и Австралии, большей частью из-за усилий бушевавших в то время неонацистов, воспользовавшихся ситуацией.       В конце-концов, где-то в 2060-ых, точное время установить невозможно, когда счётчик населения доходил до 120-и миллионов, оставшиеся в живых поняли, что этим надо что-то делать.       Вот тут-то и подкралось первое противоречие, которое я увидел, изучив сегодня библиотеку. Не знаю, заметил ли его кто-то ещё, что с ним или ей случилось после, да и вообще откуда взялась такая информация и почему её не удалили.       По официальной версии мир раскололся на двух противников: тех, кто устал от войны и хотел жить спокойно, и тех, вся сознательная жизнь которых прошла среди взрывов и мародёрства, которые научились держать оружие быстрее, чем начинали соображать, зачем им его дали, которые вошли во вкус полной безнаказанности и не хотели её терять.       Семнадцатого марта 2067-ого года, как только растаял снег, в качестве защиты от вторых, которых назвали «маргиналами», мирные, которые считали себя «цивилизованное человечество», начали строить первый сферополис. Он находился на территории бывшего Франкфурта — в память о девятом июня.       Назвали его Новая Филадельфия, но не в честь города с похожим названием, а потому что таковым было кодовое название того теракта.       Двенадцатого октября того же года создали Ассоциацию Человечества. Того же дня на её собрании в Новой Филадельфии главным принципом огласили «от каждого по способностям — каждому по потребностям».       Тремя основами его стали общеизвестные стерильность, обеспечивающая экологичность жизни, роботизация, с помощью которой создали возможность к четырёхчасовому рабочему дню, и наблюдение, призванное в теории заботиться о безопасности и комфорте людей.       Население росло, строились новые сферополисы, самой масштабной стройкой в новой истории была стройка Форпоста на месте бывшего Нью-Йорка, известная тем, кто к нему шла самая длинная ветка метро.       Другую версию событий я нашёл в странной книге «Жизнь и смерть протеста» после нескольких часов поисков. Та, которая разместила её среди других, наверное, думала что лучший способ что-то спрятать — поставить на самое видное место. Впрочем, со мной же это работало целых девятнадцать лет. «Та» — потому что неизвестный автор подписался именем Катажины Свёртек.       Если это именно та, о которой я думаю, то странно, почему она вообще что-то написала.       Такое имя было у моей первой учительницы математики, которую потом, когда я переходил в шестой класс, перевели в другой сферополис; она нас обожала, хотя и ставила самые строгие требования по своему предмету. Больше я о ней ничего не знал.       Она написала, что в детстве жила в одном марговском поселении прямо над веткой метро. Когда ей было восемь лет, на ветке случилась крупная авария. То ли случился обвал, то ли что-то взорвалось, неважно. Тогда многие погибли, многие пропали без вести, Катажина случайно оказалась рядом с местом катастрофы и её перепутали с дочкой каких-то цивилов с фамилией Свёртек. У них была общая внешность и общее имя. Та девочка, наверное, умерла, но её тело так и не нашли.       Внезапную перемену характера и что Катажина забыла почти всё, что её учили до этого, списали на посттравматическое стрессовое расстройство. Её рассказы, что она это не она — на обычную детскую фантазию.       Всё со временем стихло, она выучилась в школе, университете, и там, и там пытаясь получить как можно больше знаний. Это ещё сильнее убедило семейство Свёртек, что она их дочь, и они больше в этом не сомневались. После окончания учёбы Катажина начала преподавать математику детям. Всю жизнь она завидовала им, ведь они по праву рождения имеют возможность учиться, а они не понимали, как им повезло.       Через некоторое время она бросила профессию учительницы и ушла в исследовательский институт в другом сферополисе, где и написала эту книгу.       В книге, если кратко, она рассказывает о том, как удачно те, против которых боролись в начале Третьей мировой войны, — буржуи, капиталисты, крупные предприниматели, называйте, как хотите, — в конце всё обратили всё на свою пользу, руководствуясь, как ни странно, давно существовавшими принципами.       Итак, что же происходило на самом деле — протестующие и революционеры разных мастей не учли, что те, кто по-настоящему управлял миром, уже давно сидели в глубоком подполье и достать их существующими методами было невозможно достать.       Ещё в начале Третьей мировой войны они, учуяв неладное, улетели на острова, закрытые от посторонних глаз. Следили за происходящим, возможно, даже брали участие через своих людей и проталкивали некоторые идеи, постепенно забирая себе влияние. Возможно, они же и протолкнули мысль об атомном оружии, ведь, имея столько денег, не хотелось делиться ним со слишком многими людьми; в тоже время богачи недооценивали масштаб катастрофы, наступившей после, считая, что всё можно купить за деньги.       Более или менее открыто они вступили в войну примерно в середине 50-ых. Их первое враньё — люди, желавшие мир, и желавшие войну. Не было никаких двух лагерей. Спокойная и тихая жизнь была обещанием богачей для своих агентов, чтобы те имели стимул слушаться и исполнять приказы, не раздумывая.       Как только «толстым кошелькам» надоела война и они подсчитали, что полное содержание агентов и их семей выгоднее, чем абсолютное уничтожение мира, а так же увидев, какие возможности им даёт разрушенный мир с полуграмотным населением, они создали Ассоциацию Человечества. Они же потом выделили деньги на строительство первого сферополиса и на поддержание имиджа утопического общества.       В каком же мире мы живём?       Для этого я перескажу «Жизнь и смерть протеста» Катажины Свёртек, потому что сам я вряд ли так точно опишу.       Что такое капитализм? Для удобства будем рассматривать «чистый», как его ещё называют, «дикий капитализм», свободный от ограничений государства и социалистов. Впервые был описан ещё Адамом Смитом, но с тех пор многое поменялось и многого он не знал.       Он рассказывал о стандартных рыночных понятиях: есть «спрос», есть «предложение»; они, вступая во взаимодействие, взаиморегулируют себя. При достаточном количестве того и другого возникает такая вещь как «конкуренция». Цены на вещи должны быть конкурентоспособными, иначе покупатели уйдут к продавцу с более приемлемым предложением.       Адам Смит не застал монополизацию экономики и постепенное угасание Священной Конкуренции, поэтому может сколько угодно верить в неё и в невидимую руку рынка***, теорию о которой он же и придумал, и которой объяснял, почему рынок это хорошо. Но мы об этом уже знаем, как и о кризах перепроизводства; также читали в школе о Большой американской депрессии, погубившей экономики многих стран. Поэтому рассмотрим вопрос с другой стороны.       Основной проблемой «дикого капитализма» является то, что товары не берутся из ниоткуда. Цена это всегда смесь факторов таких как стоимость ресурсов, сколько времени тратится на его изготовление и стоимость трудовых ресурсов, необходимых для него.       Капиталистам понадобилось достаточно много времени, чтобы понять, что трудовые ресурсы так же скончаемы, как и другие, и что, чтобы те восстанавливались, недостаточно давать людям зарплату уровня «на еду, одежду и жильё хватает». Даже больше — потом, если рабочий подозревал, что ему мало платят, то начинал протестовать.       Долго не утихали споры между буржуазией и социалистами о сокращении рабочей смены с 12-часовой хотя бы до 11-ти****. С высоты XXII века их аргументы кажутся безумными: то молодёжь «испортится» из-за лишнего свободного времени; то именно этот последний час приносит прибыль, а не покрывает траты на производство, и без него заводы станут невыгодными вообще закроются.       В 1914 году капиталист Генри Форд уделывает социалистов и впервые в мире вводит восьмичасовой рабочий день. Потом он же написал антисемитскую книжку и получил высший орден Третьего Рейха за укрепление военной экономики нацистской Германии. И профсоюза на его заводе долгое время не было. И позже установлен памятник жертвам расстрелов во время забастовок на заводах дяди Генри, с надписью «Они пришли за хлебом, а Форд накормил их пулями». Но это уже совершенно другая история.       Ещё через сто лет все крупные предприниматели пустились в своеобразную погоню за как можно большим количеством социальных гарантий для своих работников, отчасти из-за увеличивающихся правил в трудовом законодавстве, отчасти от осознания, что забота о сотрудниках действительно идёт на пользу конечному продукту.       Так мы столкнулись с понятием внутреннего социализма в капиталистической рыночной экономике, который делает существование «дикого капитализма» невозможным.       Если всё равно не понятно, показываю ещё один пример. Человек смертен. Его богатство: накопленные ресурсы, денежные сбережения и его собственность продолжают существовать и после его смерти. Соответственно, их кто-то должен наследовать.       Институт наследования родился задолго до капитализма и, если подумать, полностью ему противоречит. В мире, где всё продается, не может существовать что-то, что даёт одному человеку просто отдать вещь, не создавая прибыли. Даже больше — родственные связи тоже совсем не рыночная вещь, особенно та часть, где нужно безвозмездно заботиться о маленьких детях и больных стариках.       Но при этом, если человек хотел, чтобы его завод процветал и после того, как он уйдёт в лучший мир, то не может руководствоваться со своими наследниками теми же принципами, что с остальными людьми. Надо их бесплатно обучить, надо оформить на них завещание (или дарственную, чтобы не платить налоги). Опять же бесплатно, бесплатно, бесплатно.       Семья, которая занимается общим, «семейным», бизнесом, при должном уровне доверия может вообще не делить счёт между собой и не оплачивать каждому его труд, ибо все знают, что никого в итоге не обделят.       Само собой, альтруизм во имя обездоленных: бедных, бездомных, переживших горе, — всячески поддерживается. В замен бесплатному служению семье, человек получает уверенность, что его дело передастся в надёжные руки, а не постороннему человеку. Что это, если не социализм в действии?       Здесь мотивация — увеличение товарооборота. У некого человека нет денег для покупки вещи, у другого есть, но покупает её только для себя. Выход: сделать, чтобы второй человек чувствовал себя обязанным обеспечить этой вещью первого, то есть, пропагандировать бескорыстность и взаимопомощь, как бы они не противоречили «конкуренции».       В отличии от «чёрного рынка», который всегда обозначают на схемах плановой экономики, такие островки социализма не обозначает никто и нигде. Их вообще вывели из области экономики в область человеческих отношений, хотя они не могут существовать друг без друга, так как обе изучают использование людьми ресурсов и разделение их между собой.       Когда мы говорим об отношениях в среде самых богатых людей мира, отрицать капиталистический социализм глупо. Таких людей буквально несколько десятков, включая членов их семейств; не имея других достойных себе собеседников, они перезнакомились между собой и вели деятельность в более-менее одном направлении.       Вторая вещь, которую следует объяснить, это то, что капитализм может существовать без денег и без рыночных отношений вообще.       Как, если он и есть рынок?       Всё из-за монополизации. Само собой понятно, что крупное предприятие со временем поглощает своих конкурентов, имея больше ресурсов и предлагая более привлекательные условия для покупателей. А проглотив конкурентов, начинает забирать себе вообще все существующие ресурсы.       В идеальном результате имеем одну гигантскую корпорацию, которая владеет всем существующим имуществом и которой нет смысла платить своим рабочим зарплату — всё равно все вещи те будут покупать у неё же.       Главным отличием капитализма от других экономических систем всегда были и будут не деньги, а именно неравенство и власть одних людей над другими. Это стало проблемой для первых строителей коммунизма, когда люди, не имея возможности устраивать классическую рыночную иэрархию, начали злоупотреблять властью в других аспектах жизни и организовывать иэрархии там.       Конечно, было одно «но» — речь шла о мирном времени. Если в мирное время у людей не хватит ресурсов на покупку чего-то, то обычный кризис перепроизводства начнётся до того, как компания установит влияние хотя бы над семьдесятью процентами всех богатств планеты.       Но тем временем в 2034 году началась Третья мировая война. Из-за неработающих системах наказания в буквальном смысле легализировали мародёрство, кражи и открытые грабежи. Это позволило настоящему правительству мира присвоить большую часть ресурсов.       Потом наступил 2067-ой год и создание Ассоциации человечества. Под видом «всеобщего блага» всё имущество «мирные жители» передали как бы в руки общины, на самом деле — в руки богачей.       Оставались марги, возможно, ожидалось, что те через некоторое время перебьют друг друга, так как пользы от них всё равно не было. Или они исполняют роль мальчиков и девочек «для битья», чего нельзя делать с крайне ограниченным количеством цивилов.       Можно ли считать, учитывая вышеперечисленное, что человечество, после долгой и кровавой борьбы с капитализмом, снова пришло к нему же? Определённо да.       Цивилы уверены, что живут в справедливом коммунистическом мире, так как им всего хватает, их никто не угнетает и они радуются жизни.       На самом деле иллюзия этого достигается малым количеством цивилов, коих едва ли наберётся больше нескольких тысяч, на большое количество ресурсов; отсутствием связи с остальным миром, что могло бы раскрыть глаза на происходящее; и, конечно же, псевдосвободе жизни — да, за нами следит множество камер, но зато нет цензуры, никто не диктует тебе, что делать и как себя вести. Всё нам же во благо. Разве можно всерьёз думать, что это всё ложь и нас используют?       «Наверное, в этом и заключается секрет целостности режима. Он заставляет всех несогласных кончать самоубийством от осознания безысходности попыток что-то сделать.» — последние слова, которые написала Катажина в «Жизни и смерти». Не могу пока с ней согласиться. В конце-концов, я должен спасти Еву.       Пока читал книгу Свёртек, опять пропустил обед и полдник, но сегодня хотелось кушать меньше, чем вчера. Возможно, из-за увлеченности в неё, а может начинаю привыкать к недоеданию.       После ужина спросил Юлиуша, читал ли он «Жизнь и смерть протеста». Тот ответил, что да, хорошая книга, посмеялся из-за описанных там теорий заговора.       — Ты же не думаешь, что где-то сидит тайное правительство, которое на самом деле владеет всем вся, исподтишка устраивает козни над несогласными и лжёт нам, чтобы мы не догадались? — поинтересовался напарник.       — Нет, конечно, — сказал я.       Это была полуправда.       — Раньше вот тоже верили во всяких там масонов, иллюминатов, ZOG, помню, выдумали, а сейчас люди на это не ведутся, приходится новое изобретать. Надеюсь, ты мне не соврал, иначе я не знаю, что в рядах ССБ делает человек с подобными мыслями. — подытожил Юлиуш.       А я подумал, что Катажина Свёртек, если это реальное имя, скорее всего была права, хотя бы в последнем.