dereal

фран смотрит на эту бесстыжую морду — прямо туда, где в теории должны располагаться обычные человеческие глаза, а на деле прячется бесовское чёрт знает что, скрытое под чёлкой, — и думает. думает, думает, думает, как же клёво и заманчиво было бы линчевать этого придурка за то, что он с ним сделал. чтобы всё по канону: повешение, разъярённая толпа и совершенно дикий, но отчётливый дурман справедливости в воздухе. чтобы тряслись колени, чтобы волосы слипались от грязи и пота, чтобы бельфегор тоже смотрел на него так — в первый и последний раз, — утопая в леденящем душу дыхании костлявой за левым плечом. чтобы ссаные метаморфозы всё-таки оказались замеченными: пусть снаружи фран сейчас почти такой же, как и пару лет назад, однако теперь он наконец-то начинает чувствовать хотя бы что-то и совсем не боится боли. фран чувствует — и это основательно разрушает его, точно взрывчатка небоскрёбы. когда тусклый свет коридора падает на тонкую линию аристократичных губ, ему отчаянно хочется то ли поцеловать, то ли уничтожить этого придурка — третьего не дано. ведь неожиданно обретённая жизнь больше походит на самоустранение, чем на желание благоухать и цвести. фран продолжает стоять на месте и пялиться, ощущая на себе такой же нездоровый, но невидимый взгляд, и чувствует чувствует чувствует. он наконец-то чувствует хотя бы что-то.