Железо и бархат

      … воздух был одновременно обжигающе горячим и обмораживающе холодным. Малекит уже слышал хор демонических голосов в своей голове, догрызающих остатки его рассудка. Затем край вихря добрался и до него, затягивая в глубокую, непроницаемую тьму.       Злобный смех окружил Малекита. Воспоминания прошлого замелькали перед его глазами подобно призракам: то была память о строгом отце и жестокой, но любящей матери. В мгновение ока Малекит заново пережил каждое своё предательство, каждое своё злодеяние и каждый свой провал.       Внезапно воспоминаний не стало, как клинком отсекло. Существо, бывшее прежде Малекитом, испытало порыв ужаса, осознав, что не может вспомнить даже собственное имя. Затем смех стих, и осталась одна лишь тьма…       …и всё же даже во тьме беспорядочные обрывки мыслей и эмоций продолжали держаться друг друга, сохраняя то немногое, что оставалось от разума. От абсолютного забвения его отделяло лишь одно чувство. Чувство, которое было смыслом прежней жизни, которое определяло поражения и победы – гордыня.       Она скрепляла обломки личности, как цепь скрепляет рабов и самоцветы ожерелья. Она заставляла желать и ненавидеть, давала силу бороться за существование, каким бы никчёмным оно ни было в этой всеобъемлющей пустоте. Как камень высекает искру, чтобы разжечь огонь, так и гордыня врывалась в недра сознания, чтобы на обрывках картин прошлого вспыхнуло питающее её пламя.       Времени больше не существовало, и потому не было смысла в мерах его измерения. Неизвестно и неважно когда, но из жалкого круговорота мыслей и эмоций посреди ничто родилась неистовая буря, и начало ей дало слово. Добытое сильнейшим из стремлений в глубинах разрозненного разума, оно было именем. Его именем. Малекит.       Оно стало не светом, что развеял бы окружающую тьму, но жаром, сплавляющим куски металла в один. Что было расплывчатым, раздробленным и хрупким, обрело форму, целостность и прочность. Тлевшие угольки эмоций запылали ярче любых огней, и была их мощь такова, что обретшая себя сущность устремилась в безвестность, как устремляется к горизонту поймавший ветер корабль.        У этого корабля не было карты, не было руля и вёсел, он просто плыл по своему ветру в этом бесконечном чёрном океане в иступленной жажде достигнуть хотя бы клочка суши, какой бы она ни была. И достиг.       Во мраке, что, казалось, правил безраздельно, возник проблеск, будто солнечная брешь из-под завала. Подобно тому, как воздух в пещерах тянется наружу, так и сущность Малекита потянулась к первому и единственному выходу из ненавистной безликой бездны. И чем ближе становилась брешь, тем сумбурнее становились чувства и воспоминания, их рвало и метало, словно паруса под яростью шторма.       Предаться обуревавшей панике и отринуть путь мешала упрямая гордыня. Та самая гордыня, что соблазнила Малекита войти в Священное Пламя Азуриана. Та самая гордыня, что заставила вернуться в это проклятое пекло и свершить свою судьбу. Теперь она ведёт его в выжигающую самую душу неизвестность в третий раз. Новую боль сын Аэнариона встретил безмолвным гневным кличем, чья мощь, казалось, сотрясла саму тьму, едва его не поглотившую. И этим кличем стало одно единственное слово - его собственное имя…       Малекит рвался к бреши, как рвётся в порождающий её мир каждая живая тварь. И в конце концов он достиг своего. Но эльфийский владыка не испытывал ни радости за своё деяние, ни гнева из-за непрерывной боли, ни страха перед грядущей неизвестностью. Все чувства были ничтожны перед одним-единственным, присущим каждому, кто только что появился на свет – голоду.       Не тот телесный, что можно утолить материнским молоком или чужой плотью, нет. Его вызывала пустота. Необъяснимая, неослабевающая, до невыносимости давящая, она истачивала изнутри подобно гнили – дерево. Нечто неразделимо важное, как огонь для горнила и клинок для меча, было вырвано из Малекита. Так могли бы ощущать себя доспехи, оставшись без носителя, будь они способны на проявление чувств.       Слепой и беспомощный, будто вырезанный из чрева недоносок, Вечный Король был жалок. Но именно осознание собственной ничтожности не давало сыну Аэнариона покориться проклятой пустоте – оно уязвляло его безраздельное самолюбие, самолюбие наполняло шаткий разум яростью, ярость выжигала боль и скармливала её прах внутренней бездне. Этого оказалось достаточно, чтобы Малекит смог отвлечься и осознать невероятную странность – он был жив.       Он вновь дышал, тяжело и жадно, и чистый пьянящий воздух наполнял его грудь до пронзительных колик. У искорёженной памяти не находилось определения для пряных запахов, что доносил до эльфийского владыки ветер – тёплый и мягкий, совершенно не такой, что продувал ненавистный обледенелый Наггарот. В глазах замаячили тусклые тени, медленно, но неумолимо обретая очертания и краски, а тишина, в которой прежде отдавался собственный мысленный голос, наполнилась пока неразличимыми, но определённо сторонними, новыми звуками. Малекит чувствовал свои руки, ноги и все остальные части тела, словно его и не раздирал на части Вихрь Хаоса!       Как ему удалось спастись от всепожирающей пасти Тёмных Богов и их бесчисленных легионов демонов? Что за сила оберегла Вечного Короля? Благословление Азуриана? Кейна? Лилит? Или сгинувшие боги не имеют к его судьбе никакого отношения, и Малекит вырвался из уничтоженного мира благодаря собственной воле и желанию выжить? А может, и не выбрался, и всё, что он испытывает, лишь иллюзия, навеянная Губительными Силами чтобы пытать его? Что если весь этот проклятый Конец Времён на деле лишь его собственный бред, порождённый чрезмерным винопитием?!       Великий воин и маг не знал, что из этого истина, его изощрённый ум был слишком истощён, чтобы размышлять, а дух – чтобы радоваться и наслаждаться. Из-за этой проклятой слабости сын Аэнариона не сразу обнаружил, что стоит самым унизительным образом на коленях, упершись руками в ровную твердь под собой, а рядом с ним есть кто-то ещё. Алариэлль? Тирион?       Малекит понял это по шуму, который глухо доносился до его ушей, словно из-за стены. Прерывистый и разнообразный, он слишком походил на осознанную речь, чтобы принадлежать животным, механизмам или местности. Незнакомец или группа незнакомцев, кем бы они ни были, разговаривали прямо перед Вечным Королём, но он не мог даже поднять головы из-за боли, сковывавшей предательское тело. И потому первым, что Малекит увидел, пока не пересилил себя, были его собственные руки на старых белокаменных плитах.       Они пребывали в изысканных латных перчатках из непроницаемо-чёрного металла с золотым орнаментом, которые эльфийский владыка не мог не узнать – то была часть Доспехов Полуночи, его персональной брони и темницы. Выкованная Хотеком, жрецом-отступником Ваула, и сплавленная с плотью Малекита, лишь она могла поддерживать жизнь в сыне Аэнариона после того, как Священное Пламя Азуриана обожгло его тело и душу.       Зачарованные ограждающими рунами гибкие пластины из метеоритного железа поглощали удары любого немагического оружия и, как утверждали трусливые враги бывшего Короля-Чародея, даже сам свет. Это был прекрасный, могучий артефакт, который, тем не менее, оставался темницей, золочёной клеткой для Малекита, вечным напоминанием о своём первом провале. И потому та его часть, что поверила в возрождение после гибели, обнаружив себя вновь в ненавистных доспехах, не смогла удержаться от неистового рёва, исполненного ярости, злобы и горечи.       - …так кричишь? Неужели я сделала тебе больно? – Когда кровь в висках перестала стучать подобно хлысту по плоти, эльфийский владыка запоздало сообразил, что начал, наконец, ясно слышать чужую речь. Более того, Малекит даже понимал её, хотя из-за усталого сознания и не мог определить, что именно это был за язык, коих он прежде знал множество. Невообразимо, но сейчас он с трудом мог отличить родной Эльфанир от гномьего Кхазалида или, того хуже, человеческого пустословия. - Прости, я не хотела! Я и не думала, что мой «Связывающий поцелуй» может навредить! В ритуале об этом ни словечка!       Кто-то приблизился к Малекиту, и в поле его зрения оказались элегантные белоснежные сапожки с необычайно высоким голенищем, принадлежащие, судя по тонкому, неокрепшему голосу подошедшей, молодой девушке. Прежде, чем бывшему Королю-Чародею удалось сломать себя изнутри и презреть боль в шее, незнакомка внезапно присела на корточки, и сын Аэнариона обрёл возможность её разглядеть.       Жестокое сердце великого воина и мага не смогло не отдать должное красоте и изящности девушки, напоминавших о единорогах Атель Лорена, столь же хрупких на вид, сколь и опасных. Несмотря на поджарые ноги и руки, проклюнувшиеся мышцы которых были заметны даже сквозь достигавшие плеч белые рукавицы, у неё было совсем не воинское сложение.       Прежде всего впечатление портила непомерная для такого утончённого создания, едва умещающаяся в зелёной тунике с вырезом грудь, словно у извращённых чародеек из Культа Удовольствий. Из-за неё Малекит даже не сразу увидел лица! Гладкое, упругое, чуть ли не до сияния светлое - оно было слишком совершенным, чтобы принадлежать смертным расам. Это была эльфийка.       Вечный Король так решил отнюдь не из-за выступавших острых ушей, куда более длинных, чем у его народа. Округлый подбородок, широкие скулы, большие губы под маленьким заострённым носом и высокий лоб, спрятанный под чёлкой пышных, золотистых, как увядающая осень, волос - незнакомка обладала наружными чертами, роднившими её больше с дикарями-азраями, чем с асурами и друхиями.       Но прежде всего на близость к лесным эльфам указывали необыкновенно большие глаза девушки – хоть и наполненные небесной синевой, редкой для обитателей сгинувшего древнего леса, в них не было и тени надменности, присущей высшим и тёмным эльфам, лишь страх, любопытство и… жалость?       Малекиту захотелось рассмеяться, мрачно, невесело, осознавая всю нелепую иронию происходящего, но из-за боли его едва хватило на кривую усмешку. На него взирали по-всякому: с уважением и раболепством, с презрением и безразличием, с ужасом и ненавистью. Но за всю его жизнь лишь двое удостоили эльфийского владыку жалостью - его треклятая мать Морати и Алариэлль, ставшая супругой Вечного Короля ради объединения их народов.       Нет, трое – однако имя третьей искалеченная память не могла вытянуть из своих обвалившихся недр, как и лица. Но отчего-то Малекит представилось, что оно должно быть схожим с тем, что принадлежало этой незнакомке.       - Осторожнее, тетеря, его подчинил не твой «поцелуй», а мой! Он опасен и может на тебя напасть, особенно если ты и вправду причинила ему боль своим глупым вмешательством! – из-за спины эльфийки донёсся новый голос, сухой и твёрдый, чьё приятное для слуха звучание, тем не менее, выдавало женскую натуру. Тихо рыча от будто рвавшихся мышц, Малекит повернул голову и узрел вдалеке фигуру говорившей.       По словам Морати, когда Малекит очнулся от ожогов в Доспехах Полуночи, то на лицевой маске шлема, выражавшей прежде гордое пренебрежение, навечно запечатлелась вся клокотавшая в униженном сыне Аэнариона ненависть. Сейчас бы на ней могло проявиться изрядное недоумение – одна из редчайших эмоций, которые бывший Король-Чародей себе позволял на протяжении семи тысяч лет. Ибо ни одно из подобных существ убийце демонов, орков, скавенов, ящеролюдов и прочих зверообразных тварей ещё не казалось настолько… миловидным.       Издали её можно было принять за девчонку-подростка, лишённую как эльфийской красоты, так и человеческой неказистости. Маленькое худое лицо с заостренными чертами само по себе не притягивало внимания, чего нельзя было сказать о выражении на нём: поджатые тонкие губы, горделиво вздёрнутый нос и пристальный кошачий взгляд свысока. Сравнению с кошкой способствовали не только глаза девчонки, блестяще-зелёные, с неестественно большой радужкой, но и иные, в буквальном смысле кошачьи признаки.       Первое, за что цеплялся взор, были пробивавшиеся из буйной копны чёрных волос чуть ли не на макушку уши, широкие, острые, покрытые густым черно-белым мехом. Их, равно как и проглядывавшийся за спиной длинный хвост, можно было бы принять за искусственные, подобные тем, что напяливали на себя иные терзаемые скукой друхии в своих похотливых играх. Однако уши заметно подёргивались, реагируя на звуки окружения, а хвост размеренно ходил из стороны в сторону, демонстрируя волнение странной хозяйки.       Несмотря на эти атрибуты, Малекит не мог с уверенностью отнести эту незнакомку к зверолюдам, коих он безжалостно истреблял как в Старом Свете, так и в Новом. Убогие, искажённые Хаосом выродки были грубыми и гротескными тварями, в них чудовищная натура всегда преобладала над разумом и красотой. Даже ракшасы, люди-тигры из Королевств Инда, по своему описанию воплощали в себе худшие черты зверя и человека в сравнении с обликом этой девчонки. Но без вмешательства магии эти уши и хвост точно не появились.       Когда Морати утвердила в Наггароте Культ Удовольствий, чьи члены прежде преследовались Невестами Кейна, многие из истосковавшихся друхиев дали волю своим самым извращённым желаниям. Особенно отличились на этом нечестивом поприще некоторые колдуньи Школы Зверя из Клар Каронда, Башни Рока.       Посвящая себя Тёмному Принцу, они стали менять свою плоть силой Гура, Коричневого Ветра Магии, и превращаться в монстроподобных тварей ради забавы и безумных утех, кои видели в совокуплении с прирученными чудищами. В конечном итоге, почти все они лишились разума и, оказавшись совершенно неуправляемыми, угодили под клинки палачей Хар Ганета, к вящей радости Невест Кейна, ненавидевших последователей Слаанеша всей своей кровожадной душой.       Малекит вспомнил о Культе Удовольствий, сумасшедших колдуньях и служительницах Бога Убийств не только из-за звериных частей тела девчонки. Весь её скромный наряд напоминал броские обмотки развратных особ из благородных семейств друхиев, Тёмного Конвента и эльфийских ведьм. Наиболее прикрытыми местами оказались стройные ноги и руки, упрятанные в обитые металлом сапоги до колен и укороченный пурпурный жакет с длинными рукавами.       Маленькую девичью грудь стягивали две полосы плотной ткани, с явным, но безуспешным намерением придать той форму и объём. Бёдрам в этом смысле повезло больше – они не нуждались в приукрашивании, и их обладательница это определённо понимала, ограничившись смехотворно короткой юбкой цвета распустившейся сирени. Что до талии, тонкой и подтянутой, то она и вовсе была горделиво выставлена напоказ подобно тому, как это делали властительницы Города Палачей и Башни Пророчеств. Хотя до их идеала ей было далеко.       - Что значит «может»? Призванный Фамильяр на призывателя никогда не нападёт, так в книге написано, а призвала его я! – по-детски обиженно заявила эльфийка, поворачиваясь через плечо к своей хвостатой спутнице. Обычно неокрепшие голоса подростков изрядно раздражали Малекита, даже если то были их предсмертные вопли боли и ужаса. Сейчас же, однако, ему было неожиданно приятно слышать эту девушку. - Мне он нужнее!       - Не знаю, как выбить из твоей лесной головы эту глупость, но свои проблемы ты с помощью Фамильяра не решишь, - спокойно и твёрдо заявила дева-кошка, отведя взгляд от Малекита, столкнувшись с его взором. В её словах не хватало ни льда, ни железа, и всё же эльфийский владыка чувствовал, что дух недомерки не так хрупок, как тело. - Мне даже страшно представить, каких бед бы он натворил, окажись в самом деле твоим.       - И ничего бы он не натворил, я не такая! Мне только и всего нужен тот, кто станет верно оберегать от посягательств на мой выбор! – шустро вскочив, возмущённо взвилась полногрудая девица, вступая в невразумительную перепалку, из которой Вечному Королю становилось всё тяжелее вылавливать смысл. Во многом из-за попытки, наконец, подняться и ожидаемо нахлынувшей волны боли.       Бывший Король-Чародей будто вновь в одиночку пробирался через Пустоши Хаоса, чья проклятая земля обратилась в искореженный металл, а леденящий ветер пронизывал глубже любых стрел и копий. Как каждый шаг тогда давался Малекиту ценой убийственных страданий, так и сейчас все его мышцы и кости бунтовали против воли своего хозяина.       Особенно надрывалось сердце, сходя с ума от соседства с наконечником стрелы, которой «одарил» своего вековечного врага Алит Анар, самозваный Король Теней. Но сын Аэнариона не добился бы власти над умами и сердцами, если бы оказался не способен подчинять себе собственное тело.       Одним из последних ярких воспоминаний Малекита перед поглощением Вихрем Хаоса был его опрометчивый и необдуманный рывок, спасший Алариэлль от рухнувшего свода пещеры. Тот обломок скалы завалил эльфийского владыку и раздробил ему ноги, однако сейчас те, вопреки случившемуся, были целы, хоть и горели изнутри, словно их сдавливали тисками. И всё же, хрипло рыча в спасительной ярости, Малекит встал в полный рост, разбитый, но не сломленный, совсем как в тот день, когда переродился в Короля-Чародея.       Если спорщицы и заметили действия сына Аэнариона, то не сочли их причиной прекратить свои препирательства. Малекит не знал, на чём зиждилась их уверенность в своей безопасности, весьма вероятно, что сковывавшая его боль и истачивающая пустота в душе были их рук делом. Привыкший ждать худшего, он предпочёл осмотреться, прежде чем действовать дальше.       Их было только трое, и находились они на вершине башни, о чём свидетельствовал открывавшийся за остроконечными зубцами вид. Раскинувшаяся до самого гористого горизонта зелень полей и лесов, на которой кроме башни лишь мощёные дороги свидетельствовали о приходе цивилизации в этот край. Залитый полуденным солнцем пейзаж был приятен глазу, но не завораживал, как в княжестве Авелорн. Больше всего он напоминал земли вокруг владений азраев, присвоенные людским королевством Бретонния.       Человеческий след ощущался в самой башне, чья грубая кладка хоть и казалась приличной, сильно уступала шедеврам эльфийского зодчества. Однако стоявшие вокруг Малекита четыре колонны и продолговатый алтарь такого впечатления уже не производили. Эти сооружения не просто выглядели изящнее, они будто застыли во времени, тогда как плиты башни покрывали трещины и растительность. Что важнее, так это то, что от этого места веяло силой. Непознанной, подозрительной, интригующей.       - … и вообще – я первая поднялась на Башню Метеоров! А значит, Алтарь Призыва настроился на меня! – От пронзительного, уже не столь приятного восклицанья эльфийки, размахивавшей руками с ретивостью взлетавшей птицы, Малекит скривился и инстинктивно потянулся к ножнам. Их на поясе не оказалось, равно как чего-либо ещё.       Ни Азуриата, ни Разрушителя, никакого другого оружия на площадке не лежало, из всего былого имущества у Малекита оказались лишь Доспехи Полуночи, четырёхрогий Железный Венец поверх конического шлема с личиной и исписанный чаропоглощающими рунами амулет Колдовского щита. Впрочем, даже не будь сын Аэнариона искуснейшим магом, этих вещей ему хватит, чтобы выстоять против любого заурядного оружия смертных.       Обе незнакомки казались не опаснее луговых цветов, посаженных заботливой рукой в декоративные горшки. Но даже самый невинный на вид цветок может оказаться ядовитым и едким, способным погубить наивного глупца одним лишь касанием и даже ароматом. Бывший Король-Чародей совершал ошибки, но глупцом не был, потому и выживал до сих пор. И будет выживать.       Оружия при девицах Малекит не приметил, однако упоминания о ритуале, «подчиняющем поцелуе» и «призванном Фамильяре» были достаточным намёком для эльфийского владыки, чтобы понять, что они обе владеют магией. А магия была оружием куда более смертоносным и опасным, чем любой клинок или коготь, в том числе для его обладателя. Ибо энергия Эфира, гонимая Ветрами Магии из Пустошей Хаоса, властна над материей и духом; она дика, неистова, уступить ей – уступить себя прихоти демонов и их Тёмных Богов.       В это мгновение мрачное озарение снизошло на бывшего Короля-Чародея. Малекит понял, отчего чувствовал себя голодным, как Кровавый Котёл накануне Ночи Смерти – он не ощущал знакомого дуновения Ветров Магии. Сила, исходившая от алтаря, напоминала влажный воздух, подобный тому, что царит в сырых подземельях или в душных джунглях. Однако она не насыщала дух, и эльфийский владыка не понимал, как черпать из неё мощь.       В Чёрной Башне Наггаронда хранились старинные свитки с полулегендарными сказаниями о цивилизации Древних, прибывших в ныне уничтоженный мир на заре его существования откуда-то извне. На их наследии вырос эльфийский народ, их же наследие – Небесные Врата, ставшие после своего разрушения пропастью в Царство Хаоса – всё и погубило. Мог ли этот «Алтарь Призыва» быть подобием тех Врат, целым и неосквернённым Губительными Силами? Это бы объяснило и отсутствие Ветров Магии, и то, почему Малекит, вырвавшись из Вихря Хаоса, смог угодить в этот мир.       Промелькнувшая в размышлениях память о Конце Времён и тех, кто его устроил, неминуемо наводнили душу эльфийского владыки старыми подозрениями. Могли ли быть эти крикливые незнакомки натянувшими личину демонами? Могли. Мог ли мир вокруг быть издевательской иллюзией? Мог. Но самое раздражающее то, что этого могло и не быть. Что Вечный Король в самом деле оказался в незнакомом мире, без цели, без смысла, без всего, кроме своих проклятых доспехов! Неведение – мерзость, но непонимание – намного хуже.       Нестихавшие прения девиц мешали обдумывать положение и всё больше раздражали Малекита. Обуреваемому разрушительными эмоциями, ему остро хотелось выплеснуть сводящий с ума яд из головы, и эти незнакомки были более, чем заслуженной для того целью. Однако же непраздное любопытство мага возобладало над кровожадным желанием воина, и латный кулак сына Аэнариона с глухим лязгом опустился на мраморную гладь алтаря.       Это был рискованный и откровенно глупый поступок, продиктованный не соображением рассудка, но внутренним наитием. Колдовское сооружение могло быть зачаровано оградительными заклинаниями и покарать наглеца за посягательство, а могло и попросту сломаться и высвободить всю свою загадочную мощь, что привело бы к поистине непредсказуемым результатам.       Но алтарь остался невредимым и равнодушным к выходке эльфийского владыки, а Малекит испытал странное согревающее чувство насыщения, как после доброй трапезы. Пустота в душе ощутимо ослабила свою хватку, а ещё, что немаловажно, девицы, наконец, соизволили умолкнуть и снова обратить на Вечного Короля внимание.       - Вгхы ткгрр… - Язык оказался последним предателем, отказавшимся подчиняться хозяину. Впрочем, его сопротивление оказалось жалким и недолгим, как у восставших защитников города Хар Кальдра когда-то. – Кто… стоит передо мной?       - Фамильяр… разговаривает? Ты ведь тоже слышала? Вот это да… - с искренним удивлением пролепетала эльфийка, разглядывая сына Аэнариона так, словно тот и впрямь был диковинным зверем. По её реакции Малекит не мог определить, поняла ли полногрудая незнакомка вопрос – он и сам не был уверен, на каком языке к ней обратился.       - Должно быть, он высокого уровня, наверняка не ниже шестидесятого. А то и семидесятого. Мне следовало этого ожидать от себя, - негромко добавила дева-кошка, произнося последнюю фразу буквально себе под нос, с ощутимой тревогой, но, похоже, не из-за страха перед Малекитом.       Затруднительная обстановка вызвала из недр памяти смутные воспоминания о первой встрече молодого князя Нагарита с гномьим народом в Старом Свете. Она, в конечном итоге, увенчалось миром, союзом и даже дружбой, которые длились бы вечно, если бы ничтожный узурпатор Бел Шанаар не оскорбил законного наследника трона Ултуана, избрав командующим объединённой эльфийской армией выскочку Имрика вместо него!       - «Фамильяр»… Это у вас такой обычай - клеймить высокородного гостя этой унизительной кличкой, словно прирученную скотину? – хрипло прорычал эльфийский владыка, недовольный навешенным прозванием и отсутствием ответа на свой вопрос. И навязчивые ненавистные картины из прошлого не улучшали его настроения.       - Так ведь… На Башне Метеоров всегда только Фамильяров призывали. Их так все называют, даже в книжках, - извиняющимся тоном отозвалась заметно стушевавшаяся эльфийка. Либо она настолько искусно притворялась в целях издёвки, либо действительно была смущена раздражением Вечного Короля. Прежде сын Аэнариона умел различать ложь и притворство, но сейчас он уже не мог полагаться на своё опустошённое чутьё.       - Разве ты не обитатель Запредельных Сфер, явившийся по воле Призывателя? Разве не твой вид ищет ощущений, доступных лишь в физической форме? – хмуро осведомилась хвостатая спутница молодой прелестницы. По дрогнувшему голосу, прижатым ушам и поднявшейся шерсти на хвосте бывший Король-Чародей понял, что недомерка начала догадываться, что в ритуале что-то пошло не так.       - К своему удовольствию, я не «Фамильяр» и не демон. И наделять меня какими-либо оскорбительными эпитетами дозволяю только моим врагам, а их среди смертных не осталось, - холодно, оставляя тонкий намёк на угрозу, изрёк Малекит. Округлившиеся глаза обеих девушек оказались красноречивее слов - послание было понято, и эльфийский владыка смягчил тон, украсив железо притягательным бархатом. – Имя мне – Малекит, сын Аэнариона, князь Нагарита, Король-Чародей Наггарота, Король-Феникс Ултуана, повелитель Атель Лорена и Вечный Король всего эльфийского рода. И я хочу знать, кто вы и кому служите!       Титулы из уничтоженного мира больше ничего не значили, но Малекит не собирался отказываться от того, что принадлежало ему по праву рождения и силы. Они питали его гордыню, а гордыня была неотъемлемой частью эльфийского владыки. Лишь благодаря ей он жил, жив и будет жить. И незнакомки ощутили её мощь в словах сполна.       - Король? Настоящий ко… Я Шера Эл Гринвуд, вольная лучница, своего уровня пока не знаю, я сама по себе, - едва начавшая изумлённо-восторженно трепетать полногрудая девица внезапно состроила странную гримасу и, будто через силу, процедила собственное имя. – Я… я только что представилась? Мои губы сами…       - Ты что, перегрелась на со… Я Рем Галлей, заклинательница сорокового уровня и член гильдии искателей приключений города Фалтра, - не уступая спутнице в ужимках лица, маленькая зверолюдка с исполненными ужаса глазами вскинула руки к устам, словно у неё внезапно разболелись зубы. – Как такое возможно? Что-то заставило меня это сказать!       Едва эти слова слетели с её языка, как слух Малекита уловил низкий пульсирующий гул, как от далёкого колокола. Что-то закололо у эльфийского владыки в груди и висках, а во рту стало вязко, как от молодого вина. Странно, но эти ощущения отчего-то показались ему знакомыми, хотя приятного в них не было ничего. Но придавать им значения пока было некогда.       Головы девиц объял ореол неприятного белого сияния, напоминавшего всполохи Священного Пламени Азуриана за исключением излучаемой силы. Не отворачиваясь и не прикрывая взгляд, Вечный Король молча и терпеливо следил за неожиданным и незнакомым проявлением волшебства, вызванного без участия Ветров Магии.       Оба ореола рассеялись почти единовременно, оставив на шеях незнакомок большие металлические ошейники с кольцами для цепей. Они не были настолько же внушительными, какие применяли для рабов в Наггароте, и, по виду конструкции, не сильно обременяли шею. Однако же было совершенно очевидно – самостоятельно их девицам не снять.       В первые несколько мгновений обе «призывательницы» потрясённо хлопали глазами, уставившись куда-то вперёд. Затем с поразительной синхронностью перевели неверящие взгляды друг на друга и только потом со сдавленными криками взметнули руки к ошейникам. Сказать, что они этого не ждали, всё равно что назвать друхиев жестокими – отражало лишь тень действительности.       - Почему?! Как же так?! Ритуал сработал против нас?! – чередуя жалобные вопли с паническим шёпотом, угодившие в историю затряслись в почти лихорадочном припадке. Бывшего Короля-Чародея изрядно умилило то, с каким отчаянием, обидой, а главное, ужасом на него смотрели эти двое. У страха есть множество оттенков, и за семь тысяч лет кровавого ремесла Малекит научился их различать. Ни смерть, ни боль, ни потеря не проявляются так насыщенно, как страх неизвестности. - Такого не может быть! Такого просто не должно было быть!       - Первое, что должен забыть чародей, обращаясь к своей силе, это слово «невозможно». Не бывает ошибок, которые нельзя было бы совершить, - презрительно промолвил эльфийский владыка, уже догадавшись, что стало причиной случившегося. Вязкость во рту и покалывания в теле были вызваны амулетом Колдовского щита, как вызывались всякий раз, когда тот высвобождал поглощённое вражеское заклинание обратно в заклинателя. Совершая ритуал над сыном Аэнариона, девицы сами стали жертвой отражённых собственных чар, и поделом. – И вот вы ошиблись, стали творцами своего унижения. Чего ради? Какая глупость заставила пытаться меня подчинить?       - И никакая это не глупость! Я просто хотела обрести верного друга и помощника, который не обманет, не бросит, всегда и во всём поддержит. И чтобы благодаря ему окружающие стали относиться ко мне серьёзнее, - обиженно водя пальцем по ободку кольца на ошейнике, ожидаемо первой отозвалась назвавшаяся Шерой. Говоря первое, что в голову приходит, и выкладывая душу без обиняков, она производила впечатление такой наивной идиотки, что выросший на интригах Малекит попросту отказывался в такую верить. – А теперь все ведь будут только смеяться! Ну где это видано, чтобы Призыватель подчинялся призванному Фамильяру!       - Слабые всегда будут служить сильным, силу же определяет воля, ибо она подчиняет не только тело, но и дух. Таковы законы всего мироздания, - назидательно усмехнулся Вечный Король, словно отец, объясняющий дочери простейшие истины жизни – не из любви, но из желания приумножить собственную силу за счёт взращённого клинка.       Досадливо сморщившись от пришедшего на ум сравнения, Малекит обратил взор на именовавшую себя Рем. Дева-кошка не спешила с ответом, либо подбирая слова, либо и вовсе не намереваясь говорить. По всей видимости, заклятию подчинения для срабатывания требовались непосредственные команды. Что ж, это было удобно.       - Судьба избрала для меня опасную дорогу, и чтобы её пройти, я должна быть сильной. Для этого мне нужен Фамильяр, и самых могущественных могла добыть только на Башне Метеоров, - прежде, чем Малекит отдал приказ, недомерка сдалась и, понурившись, сконфуженно забормотала, не выдержав испытующего взгляда бывшего Короля-Чародея. Но в какой-то момент она внезапно вновь подняла голову и с отчаянной решимостью уставилась прямо ему в глаза. - А потому прошу, дай мне силу! Стань моим мечом и щитом!       - Вот как? А другого меча и щита ни у кого из вас нет? Кто ещё есть в этой «Башне Метеоров»? – пытливо осведомился Вечный Король, не веря, что перед ним пигалицы одинокого полёта. Такие «искатели приключений» сами по себе на дикой дороге не выживают. Во всяком случае, диких дорогах Старого Мира. – Говорите мне только правду!       - Никого. Эта башня находится вдали от населённых мест, и никакого интереса, кроме как для Призывателей, не представляет, - услужливо поведала Шера, не замечая брошенного на неё неодобрительного взгляда подруги. Полногрудая девица, похоже, и без подчиняющего приказа не думала хитрить, а вот дева-кошка сразу смекнула, что эльфийский владыка спрашивал о посторонних не просто так.       - Какое счастье, что я не король этих земель, у меня бы здесь стоял гарнизон в сотню копий и не допускал бы никого к столь важному месту, как этот алтарь без моего личного разрешения, - ядовито отметил Малекит, знавший обо всём, что творилось в Наггароте благодаря заставам на каждом значимом уголке льда. Обе девицы уже не столько его раздражали, сколько забавляли – ни одна из них не имела ни малейшего представления, с чем столкнулись, чем и приводили сына Аэнариона в злое веселье. – Однако я всё равно король, и король щедрый, а потому открою вам маленький секрет: кто жаждет силы и уважения, должен начинать с простого – претворения своих угроз в жизнь!       - Нет… - пролепетала упавшим голосом Рем, зажав хвост между ног и съёжившись в комочек. Она оказалась не в пример догадливей своей недалёкой спутницы, но не настолько, чтобы пуститься в бега. Впрочем, с заклятием подчинения это всё равно было бесполезно.       - Вы продолжили обращаться ко мне как к «Фамильяру». Не знаю, что вами двигало, но я не терплю наглости и не прощаю глупость, - резко заявил Малекит, избавляя железный голос от бархата, будто меч от ножен. Причиной тому не только помянутое веселье, требовавшее выхода - посетившая эльфийского владыку мысль, исполненная любопытства и подозрений, нуждалась в проверке. – А потому повелеваю! В наказание за свой проступок – убейте друг друга! Отправляйтесь к Кейну!       Волшебные оковы оказались сильнее страха и совести. С пронзительными слезливыми воплями девицы набросились друг на друга, как это тысячелетиями проделывали такие же обречённые рабы на Великой Арене. Управляемые чарами тела двигались вопреки воле хозяек, а потому смотрелись слишком топорно и не вызывали ничего, кроме скуки. Бесстрастно изучавший «поединок» Малекит был частично разочарован.       Он не намеревался насладиться зрелищем, причина его приказа заключалась в расчётливом желании узнать пределы подчиняющего заклятия и боевые навыки незнакомок. Магия работала эффектно, но не эффективно: «призывательницы» попросту лупили друг друга, не применяя ни чар, ни приёмов. Либо они в своём сопротивлении приказу обходились простейшими ударами, либо в самом деле были бездарностями в воинском искусстве.       Рем была гибче и ловчее, ей было легче уклоняться и контратаковать. Не имея преимущества в силе, дева-кошка старалась больше кусаться и пытаться выцарапать эльфийке глаза. Шера, в свою очередь, была крупнее, крепче и тяжелее, её удары наотмашь реже попадали в цель, но причиняли куда больше боли, чем шлепки зверолюдки. В какой-то момент обе попросту вцепились друг другу в глотки и повалились на пол. Если всё это и являлось на деле демонической уловкой, то она была безупречна.       Демоны, боги, Конец Времён… Малекит вновь погрузился в назойливые размышления о происходящем, уже мало обращая внимания на «поединок». Старый мир мёртв. Сын Аэнариона утратил всё, к чему стремился. «Король пустого места» - этим насмешливым титулом эльфийский владыка одарил пришедшего за помощью в Атель Лорен человеческого императора, а теперь сам оказался в его положении. И даже хуже.       Занятие трона Ултуана и преумножение могущества эльфийского рода – вот чем жил и грезил Малекит. Что ему делать в этом мире? Какой в его жизни теперь смысл? Вечный Король мог бы решить, что сам Азуриан отправил его сюда искупать свои кровавые грехи, если бы верил в подобную чушь. Кадай и Ситарай, боги Верхнего мира и Нижнего – никого из них не осталось. Губительные Силы попировали на славу.       Будто услышав мысль Малекита, солнце скрылось за облаком, а ветер стал ощутимо резче и холоднее, вздымая алый плащ воина и мага будто знамя. Вечный Король с сомнением покосился на Алтарь Призыва. Творение Древних или нет, оно было нитью между мирами, за которую ему удалось зацепиться. Если это смог уроженец смертного мира, то смогут и бессмертные обитатели Царств Хаоса.       Тёмные Боги никогда не насытят свою утробу, они всегда будут жаждать новые души, в этом Малекит не сомневался. В этом мире отсутствие Ветров Магии ещё не означало безопасности – здесь имелось своё волшебство, непривычное, но определённо того же происхождения, что и Эфир, который для демонов был подобен океану для хищных акул. Однажды они заявятся и сюда.       Знают ли здешние жители об этой угрозе? Готовы ли они встретить её? Или Конец Времён неминуем для всего мироздания? Малекит зло усмехнулся, когда перед глазами всполохами пронеслись минуты последней битвы Старого Мира в руинах человеческого города Мидденхейма. Восседая на своём чёрном драконе Серафоне, Воплощение Тени взирал на изуродованное, будто гангренозная рана, небо и бросал вызов всем проклятым Богам Хаоса.       …- Слушайте внимательно, тщедушные боги! Малекит, сын Аэнариона, последний истинный правитель эльфов, пришёл встретиться с вами на поле боя! Как и мой отец до меня, я вырежу своё имя в вашей памяти, чтобы вы вечно содрогались от малейшей мысли обо мне! Я разрушу ваши жалкие планы, повергну ваших окровавленных избранников, сожгу ваши дворцы нечестивого поклонения и пройдусь очищающим огнём по чумным землям!       Он обнажил меч.       - В конце концов вы выиграете, потому что таков порядок вещей. Но я отравлю вашу победу своим последним вздохом. Слышите меня?! – взревел он, направляя свой меч навстречу воющему ветру. – Меня так просто не убить. Я буду гореть словно чёрное солнце, и вы познаете страх перед тем, как упадёт моё знамя! Я сломаю этот мир прежде, чем вы получите его! Клянусь!..       Мир пал, но Малекит выжил, отравляя своим существованием победу Тёмных Богов, как и клялся. Он верил, что Губительные Силы не стерпят подобного оскорбления, и рано или поздно явятся за ним, живым воплощением своего позора и унижения. Что ж, в этот раз Вечный Король будет готов, как и этот новый мир. Второму Концу Времён не бывать!       Сын Аэнариона бессмертен, у него хватит терпения и амбиций покорить народы и королевства, чтобы создать силу, способную разорвать алчную пасть Хаоса, когда она разверзнется над этим миром. Пусть даже для этого придётся начинать с белого листа, главное – начать.       - Довольно! – рявкнул Малекит, вновь поворачиваясь к сцепившимся девицам. Обе были изнеможены, но живы, их потуги причинили больше ущерба не плоти, а одеждам. Грязные не столько от крови, сколько от пота, слёз и пыли, покрывшиеся царапинами и синяками, обе лежали в откровенном рванье, едва ли утаивавшем девичьи красоты. Сопя, скуля и плача, «призывательницы» прикрывали срамные места как могли и взирали на эльфийского владыку с чистым ужасом, потеснившим ненависть и негодование. – Боль – лучший учитель, и в ваших интересах выучить её урок, ибо другого уже не будет.       - Какая страшная, бесчеловечная жестокость! Ты хуже Крэбскрема… - процедила сквозь сдавленный кашель Рем, зализывая разбитые в кровь пальцы. Ей повезло, что эльфийка не стала (или не додумалась) трогать кошачьи уши и хвост – эти части тела выглядели уязвимее всего.       - Тише, Рем! Умоляю, могучий Малекит, простите её! Ей слишком досталось от меня, и она не соображает, что говорит! – Шера, баюкавшая искусанные руки, в панике ринулась к недомерке и прикрыла её своим пышногрудым телом. Вечный Король ощутил странное замешательство, но его смутила не открывшаяся краса, а взгляд синих глаз – не требующий, не просящий, но взывающий к самой душе.       Этот взгляд князь Нагарита ловил, уходя в походы на восток и север Старого Света. Этот взгляд Король-Феникс ощутил в битве на Острове Мёртвых с воинством Тириона, ставшего Аватаром Кейна, когда призвал себе на помощь эльфийских героев прошлого с того света. Сердце бывшего Короля-Чародея не знало жалости, но защищавшая подругу девица вновь вызвала из недр памяти близкий, но забытый образ. Образ, которому чёрствая, как сам Малекит, память отказывалась находить имя.       - Верно, я страшен и жесток, но я и справедлив, ибо воздаю по заслугам, - спокойно изрёк Вечный Король, отправляя бесполезные воспоминания обратно в бездну забвения. Какими бы ничтожными ни казались эти девицы, благодаря заклятию подчинения они были для эльфийского владыки единственным источником знаний, которому он мог верить, не боясь лжи. Малекит нуждался в них, как нуждается в обломках потерпевший кораблекрушение, чтобы добраться до суши. - Я презираю слабость и пресмыкание, но уважаю силу и преданность. Судите меня не по делам, но по намерениям.       Малекиту было не привыкать к маске благородства, когда-то она и впрямь была ему лицом, пока интриги матери и оскорбительное отношение сородичей не отравили его душу. Но и сейчас бывший Король-Чародей не видел смысла в жестокости большей, чем того требует выгода. Страх – простой и удобный инструмент управления, но ненадёжный, как доказали примеры корсара Локхира Жестокосердного и ведьмы Хеллеброн, предавших своего короля ради Кроваворукого Бога.       Власти нужна и вторая опора, название которой – уважение. Лишь на тех, кто боится в той же степени, что и чтит, можно полагаться, что подтвердила Чёрная Стража, личная гвардия Малекита, и её капитан в частности, Коуран Темнорукий. Они оставались верными до самого своего конца. Именно поэтому правящая рука должна не только бить железом, но и гладить, укутавшись в бархат. И сейчас как раз настал такой момент.       Взывать к отсутствующим Ветрам Магии было бесполезно, как использовать мощь Алтаря и можно ли её вообще было использовать Малекит не знал. Но он не мог так просто отбросить свой прирожденный дар, сын Аэнариона был обязан понять и обуздать эту новую силу, и ради этого был готов пойти на любой риск.       Гиран, Зелёный Ветер Магии, само эхо жизни, не был фаворитом бывшего Короля-Чародея. Однако во многих битвах именно он приходил на помощь Малекиту, заживляя его плоть и сращивая кости от ударов и заклятий, от которых не спасали Доспехи Полуночи и Колдовской щит. Предпочитавший проклятия и магию разрушения эльфийский владыка не лучшим образом помнил ощущения, испытываемые им при обращении к чарам Школы Жизни, но предположил, что именно от них сейчас зависит возможность сотворения аналогичного заклинания.       Пустота продолжала бередить его душу подобно сквозной ране, но она мало-помалу затягивалась. Алтарь Призыва поделился частицей своей силы, и Малекит, инстинктивно понимая, что большего уже не вытянет, мысленно погрузил себя в бесплотный водоём, растущий под ливнем зелёного света. Водоём стремительно наполнялся, превращаясь в озеро, и вот из него понеслись первые потоки, перерастая в реки, что будут питать всех живых существ. И сын Аэнариона подчинит их, направит по своей воле! Цветение жизни!       Благодаря ли Железному Венцу, усиливавшему магические способности владельца, или то была исключительно заслуга побуждения Малекита, но длани эльфийского владыки объяло знакомое игривое свечение. С его пальцев полились по незримым каналам струи эфирной зелени, неся умиротворяющий пёстрый аромат жизни к завороженно наблюдавшим девицам. Забыв о страхе и боли, как забывает добыча под немигающим оком змеи, они встретили снизошедшее волшебство с молчаливым непониманием. И лишь через несколько мгновений соизволили издать вздохи изумления.       Заклинание не было столь же действенным, как «Кровь земли» или «Перерождение», требовавшие больших усилий и иных условий. Однако для снятия боли и исцеления мелких ран и ушибов его было достаточно. За считанные секунды побитые девицы вновь стали целыми и невредимыми. За исключением, разве что, одежды.       - Ух, ты… Это и есть целительская магия? Никогда не испытывала ничего подобного. Так приятно… - восхищённо прощебетала Шера, тщетно пытаясь выискать малейшие следы укусов на излеченных руках. Для столь утончённого создания, каким казалась, она необычайно быстро оправилась от потрясения и расстройства, и Малекит не был уверен, что причиной тому лишь его чары.       - Почему? – Рем, в свою очередь, восторга спутницы не разделяла, и поглядывала на Вечного Короля с опасливым подозрением. Кошка не была бы кошкой, если бы не видела во всём подвох, но Малекит приручал и не таких.       - У меня не было намерения приходить в ваш мир и никакой нужды в рабах я не испытывал, - проникновенно начал сын Аэнариона, не показывая и тени слабости, накатившей на него после сотворения заклинания. Прежде магия его так не иссушала, и пустота в душе раззявила голодную пасть столь широко, что Малекиту стоило немалых трудов устоять на ногах. – Вините себя, судьбу, богов, кого пожелаете, но вы обе оказались в моей власти, пусть я этого и не хотел. Я могу вас отпустить, хотя и не представляю, как снять эти ошейники. Во всяком случае, пока не представляю. Но я могу и предложить вам нечто куда более заманчивое.       - Что ты имеешь в виду? – по-кошачьи сощурив глаза, осведомилась недомерка, вновь став елозить хвостом по полу. В ответ Малекит протянул левую руку ладонью вниз.       - Вы искали силу и нашли её. Вам не обуздать такую мощь, но вы можете примкнуть к ней, стать её частью, - вкрадчиво произнёс эльфийский владыка, повторяя самого себя времён ранней молодости, когда присоединял к родному княжеству целые колонии асуров в обмен на помощь. - Признайте меня своим королём и поклянитесь в верности – это не приказ, но предложение, благодаря которому обретёте лучшего покровителя из когда-либо существовавших в вашем мире. Ибо я – щедрый король, и за достойную службу одариваю с тем же удовольствием, с каким караю за провинности.       - Но какой в этом смысл? Мы же уже являемся твоей собственностью, пока не развеем заклинание! – подрагивавшим голосом воскликнула Рем, выдав последней фразой своё стремление. Впрочем, никакого другого они обе сейчас испытывать и не могли.       - А… а я вот и не против даже… - смущённо заявила вдруг Шера, приковывая к себе взгляды девы-кошки и Вечного Короля. Малекит был удивлён куда меньше зверолюдки – если в родном мире упивавшихся собственной болью особ хватало среди асуров и друхиев, то почему их не должно оказаться и в этом мире? - Если Малекит действительно будет заботиться обо мне и защищать от… посягательств, то я готова ему служить! Честно!       - Раба заботят желания хозяина, но не он сам, и потому никогда не заслужит его доверия. Слуги – не просто другое название для рабов, они – часть самого хозяина. Возвысится над миром он – возвысятся над миром и они, - продолжил увещевать сын Аэнариона, с чувством глубокого удовлетворения отмечая, как изящно ему удаётся обходиться без лжи. Он не видел в ней ничего зазорного, однако дипломатический опыт предпочитал тактичную честность, оставлявшую место для манёвра там, где ложь расставляла ловушки, в которые можно было угодить самому. - Я требователен и безжалостен, но не более, чем позволяют возможность и необходимость. Клянусь именем своего отца, ни одна тварь, посмевшая вас обидеть, не умрёт своей смертью!       - Какой службы ты от нас ждёшь? Каковы будут наши обязанности? – продолжала вопрошать дева-кошка, хотя по её навострившимся ушам Малекиту стало ясно, что маленькую «призывательницу» перспективы служения уже не столько пугали, сколько соблазняли. Осталось развеять последние колебания.       - Вам не придётся унижаться или ублажать меня, мои страсти и амбиции простираются далеко за пределы плоти. В этом мире я пока только гость, и хочу это изменить – познакомьте меня со своим домом, научите в нём жить, а в награду я сделаю вас сильнее. И однажды вы добьётесь такого могущества, что уже не будете нуждаться в моей опеке, чтобы выживать, - Вода сточила камень, загоревшиеся непонятной надеждой зелёные глаза Рем открыли её ответ эльфийскому владыке прежде уст. Обе девицы смирились со своей судьбой. – Рем Галлей, Шера Эл Гринвуд, готовы ли вы поцеловать монаршую руку и принести клятву верности Малекиту, Вечному Королю?       - Да, Ваше величество! – Девушки осторожно, подсознательно опасаясь уловки, поднялись на колени и, тесня друг друга, смущённо припали губами к чёрным латным пальцам. Это прошло слишком легко, даже, если они замыслили предательство, но проверять их Малекит не спешил. Порой выжидание – лучшая тактика. И потому сын Аэнариона позволил себе толику ликования. Великий успех всегда начинается с малого.