На отлично

Тёмной-тёмной ночью, в тёмной-тёмной комнате, спал усталый-преусталый преподаватель психологии Антон Андреевич Шастун. Он принял сегодня столько проверочных работ, что врагу не пожелаешь. Плюс понабегали должники по рефератам, слегка поимев и без того затраханный мозг. Поэтому беспробудно и бессовестно Антон спал свои оставшиеся до начала рабочего дня четыре часа. Он уже почти переходит в фазу осознанных снов, как телефон (что по воле судьбы не был переведен в беззвучный режим) надрывается громкой песней. С трудом разлепляет глаза, точнее один из них, нашаривает орущую технику рукой. Посмотрев на экран, утешения он не находит. Неизвестный номер. Придется ответить, вдруг это Павел Алексеевич (нежданно-негаданно, да еще и с чужого номера) ошибку нашел в ведомостях… лучше сейчас послушать тираду полусознательным мозгом и лечь обратно, чем завтра по шапке от него получить. — Шастун. Слушаю, — старается сделать голос чуть бодрее Антон, снова укладываясь головой на подушку и кладя телефон на щеку, чтобы в руке не держать. — Антон Андрееееевич, — звучит на той стороне провода очевидно пьяным голосом, — это Арсений Попов из группы банкиров. Мы вчера вам ещё сдавали классическую немецку-ик-йу философию. Даже не спрашивайте… Серёга… Ну твою мать! Представляете, Серёжа пошел звонить своей бывшей. А у меня бывшей нет… Да и не очень-то хотелось… Среди общего потока речи преподаватель вылавливает только, что это его студент, фамилия ему Попов и что он вкрай охуел будить его посреди ночи. Но голос не звучит раздражающе, даже наоборот, убаюкивает. Так бы и уснул бы под эти речи с телефоном на лице, если бы не услышал следующее: — Антон Андреевич, — голос вдруг стал совершенно непотребно развратным, — возьмите меня… В этот момент Шастун аж глаза распахнул, садясь на кровати. — Тьфу ты, — Попов ретируется, возвращаясь к пьяному, но уже спокойному тону, — примите меня… да чтоб тебя! Примите пересдачу у меня сейчас. Лишь с третьей попытки студенту удается донести суть просьбы. Антон и сам не заметил, что облегчённо выдохнул. Но тем самым испытал ещё и досаду. Этот, с позволения сказать, человек разбудил его и теперь сон свалил под гнетом мыслей о том, что это наглое лицо просило у него пересдачи. — Попов, — устало выдыхает преподаватель, потерев пальцами переносицу, — я вам сказал ещё на экзамене — пересдача четырнадцатого января. Проспитесь, придёте и без лишней суеты сдадите. Всего хорошего. Он намеревается сбросить вызов, как из трубки доносится вопль, отдаленно напоминающий крик тюленя, боящегося заползти в воду*. Антону должно быть искренне пофиг, мало ли что там могло случиться. Но и нести ответственность за внезапное решение покончить жизнь самоубийством не хотелось. — Антоон Андреевич, ну прошу вас, — хнычет студент, едва отдавая себе отчёт в том, как смешно звучит, — я же все знаю, просто… перенервничал. Однако этот молодой человек умеет удивлять. Шастун с лёгкостью представляет себе, как выглядит Попов, потому как тот любит сидеть за первыми партами, хотя и бессовестно не слушает, что говорит преподаватель. Постоянно витает в облаках, взгляд голубых глаз порой слишком мечтательный, что даже делать замечание бесполезно. Вечно одевается ярко, за что (Антон слышал как-то) ему прилетело от куратора группы Станислава Владимировича. Драные колени на красных джинсах, при этом рубашка лощеная, идеально выглаженная, белая к тому же. И подтяжки, свисающие бесполезным грузом. Так вот теперь к этому образу ещё и добавились жалостливое лицо, чуть нахмуренные брови и умоляющий взгляд, будто не о проверке знаний идёт речь, а о мягкой игрушке или шоколадке. Преподаватель одергивает себя, поражается тому, что помнит внешний вид студента почти до мелких деталей. Он не жаловался на память, но уж слишком врезался этот питерский страдалец в его голову. Только спустя секунды русые брови взлетают высоко. — Попов, вы же будущее банковского дела. Что значит «переволновались»? — скрещивает руки на груди Антон, подминая одеяло под них, чтобы не мешало и лишний раз не комкалось. — То и значит, — цокнул языком Арсений, будто его спрашивали о чём-то слишком очевидном, — сидели вы такой весь из себя красивый, отвлекали. Взглядом своим строгим сверлили, и кольца эти ваши… кто просил вообще надевать их? Думать же невозможно. Студент резко замолчал, судя по тому, что дыхание стало слышно в трубке, сам догадался, что несёт и тут же пристыдился. Шастун себе даже позволил представить, как на щеках молодого человека проступил румянец. То, что его сейчас отчитал студент за привлекательный внешний вид, забавляло. То есть, Попова отвлекал тот, кто принимал экзамен? Любопытно. — Простите, — сбивчиво шепчет севший голос, — извините, что разбудил и что несу все это… — Так, — Антон берет управление разговором в свои руки, — ну раз оказывается, что я виновен в вашей несдаче… Преподаватель делает многозначительную паузу. Он слышит на заднем фоне как что-то разбивается. Надеясь, что это просто стакан, а не чьё-то сердце, продолжает предложение, усмехнувшись над формулировкой этой мысли. — Значит, в качестве исключения, приму вас, — акцент на последнее слово, в ответ на что звучит короткий вздох, — идеальные условия, не находите? Вы меня не видите, только слышите и время пересдачи назначили сами. Так вот давайте что-нибудь простое. Философия Вильгельма Гегеля. Студент молчит несколько секунд после чего выдает беспристрастным голосом, словно диктор новостей: — Противоречие есть корень всякого движения и жизненности: лишь поскольку нечто имеет в самом себе противоречие, оно движется, обладает импульсом и деятельностью. Антон улыбнулся кратко, уже считая, что попался парень на бездумном чтении с чужого смартфона. Поэтому меценатски просит: — То, что наизусть знаем — это хорошо. А своими словами? — У этого человека был пунктик на абсолютность и идеальность, — удивительно быстро сменился холодный голос, на исходный, легкомысленный, — ну не нравилось человеку мыслить о предмете или явлении однобоко. Лишь в совокупности всех углов зрения на него… ик… со всех сторон и ракурсов, плюс ещё и противоречивые тенденции туда приплетая, можно судить о том, что произошло. Все ещё плюс Попову за то, что умеет удивлять. Формулировка, конечно, не самая научная, но суть верна. — Хорошо. С этим «человеком» пока все. Давайте что-то посложнее. У вас в билете второй вопрос какой был? Парень зависает ненадолго, подавив приступ икоты. Успокоившись, звучит весьма вразумительная мысль: — Материализм по Иоганну Фихте. «Он что, билет с собой унес и сейчас с него прочёл? Как он вообще умудряется адекватно думать по пьяни?» — Внимательно слушаю, — говорит Антон, снова укладываясь на подушку, потому что спина немного затекла. — Он хаял Канта, — чуть смеётся Попов, судя по звуку, даже смущенно, — считал, что не умеет его коллега соединять теорию с практикой. И вывел в итоге концепт, что не вещь сама себя делает, а мнение о вещи человеком. Причем весьма субъективно и идеалистично. Шастун усмехается в ответ. Это действительно забавная интерпретация вычурных высказываний высокопоставленных философов. — Антон Андреевич, вы ведь преподаватель психологии, — озвучивает видимо мучающий уже давно его вопрос, — почему у нашей группы вы вели пфи… философию? И правда, а почему? Сам преподаватель задавал как-то этот вопрос Добровольскому. Даже не так… он ворвался как супергерой, развевая свой плащ потоком ветра от захлопнувшейся двери и не совсем цензурно поинтересовался у декана «как тот соизволил ему вручить не просто преподавание предмета не его специальности, так еще и гребанных банкиров?» На что Павел Алексеевич махнул рукой, заявив: «Психология, философия… пффф, одна демагогия. Никакой пользы на практике». Сказал человек, который преподает риторику и литературу у колледжистов! Чтоб он здоров был. Спорить с ним было бесполезно, посему целый семестр Антон боролся за целостность своих нервов. Оказалось, все не так уж и плохо, банкиры оказались на редкость размышляющими и старательными. За исключением таких кадров, как Попов. — Пути деканства неисповедимы, сын мой, — Антон делает голос смиренно-спокойным, чуть улыбаясь. — Хотите я Добровольскому втащу за это, святой отец? — кажется следующая стадия опьянения подкралась, потому как решимость студента выросла в разы. — Его накажет высший суд, не беспокойтесь, — усмехается Шастун иначе, почти дьявольски, но тут же отбрасывает затею надоумливания собеседника на драку с деканом, — ну судя по тому, что вы мне рассказали, Попов, вы действительно с материалом знакомы неплохо. Четверка пойдет? — Что, все? — разочарованно звучит молодой человек, — а как же добить каверзным вопросом до пятерки? Вы же всегда так делаете… Прошу вас, Антон Андреевич. Задайте любой вопрос, можно даже не по теме, я отвечу максимально ч… правильно. Ох уж этот Попов… будоражит он что-то в преподавателе своим этим бархатным голосом. Просит так, словно и не о предмете идет речь. Раньше Антон не замечал за собой таких наклонностей. Кстати, о них… — Вы, не к ночи сказать, упомянули, что специализация у меня другая, — предчувствуя интереснейший рассказ, начал Шастун подводить к интересующей теме, — так вот тогда вопрос будет по моему предмету. Антон готов всю зарплату поставить на то, что студент сейчас выдохнул резковато не просто так, а от вплетенной в голос нотки собственничества. — Основное различие подходов к психоанализу Фрейда и Юнга. На том конце провода раздается мелодичный смех, потом чуть тише, словно его пытаются сдержать. — Не стану говорить, что это самый легкий вопрос из всех, что вы могли бы задать, Антон Андреевич, — успокаивается Попов, глубоко вдохнув и выдохнув. — Не стану хвастаться тем, что ожидал подобной реакции, — парирует Антон, уже и позабыв совсем, что собирался спать, — предельно честно… то есть, правильно отвечайте. — Бессознательное правит человеком по Фрейду, а «значение бессознательного примерно эквивалентно значению сознания» по Юнгу. Комплекс отца у Зигмунда, когда у Карла — комплекс матери. Там много было различий, как… знаете, Юнг словно бы назло это делал. Находил различия, я имею в виду… и вписывал в свои трактаты. Студент выдерживает короткую паузу, пока Антон отмечает про себя, что для пьяного человека, парень слишком четко помнит формулировки из учебника, которые невиданным образом гармонично сочетаются с мыслями от себя. Удивительно. — А все потому, что не стоило в слаженный научный дуэт учителя и ученика вмешиваться молодым, перспективным барышням с замашками на доктора наук. Были бы они и дальше вм… коллегами, высот добились бы невероятных. А тут, влезла эта Ш… шпт… ну ё моё… Шпильрейн, привадила Юнга в свои тонкие и высокие материи, он повелся, решив, что достаточно взрослый, чтобы отделиться от своего наставника… — Арсений, спокойнее, — снова присел на кровати Антон, чувствуя, что случайным вопросом задел что-то внутри расшатанной души своего студента, — ваше бессознательное само разбушевалось. Преподаватель бы устроил более обширный психоанализ его студента, но как там у классика «это не телефонный разговор». На произнесенные слова Попов реагирует однозначно — неконтролируемо всхлипывает, потому как в крайней стадии опьянения эмоции дали брешь. — Возьмите себя в руки, будущее банковского дела, — ободряюще проговаривает преподаватель, — в этой теме вы тоже ориентируетесь хорошо. Вот мы с вами как поступим — с зачёткой ко мне явитесь к часу. Как раз закончу принимать оставшихся рефератных должников. — Спасибо, Антон Андреевич, — сдавленным шепотом выдает Попов, держась достойно и не позволяя всхлипам срываться часто, — такой благодарности явно будет мало… — Я все ещё помню, с чем вы ко мне позвонили изначально, Арсений. А теперь, ноги в руки и отсыпаться, бегом. — Как я могу бегом, если ноги в руках? — отвлекается на странное выражение молодой человек, позабыв о прошедших ранее эмоциях. Причем вопрос настолько увлекает самого задающего, что даже тишина затягивается. Словно парень уставился в одну точку, размышляя, представляя себе, как это может выглядеть. — Позже разберемся, — поддерживает Антон, разговаривая со студентом, как с ребенком, — до завтра. Ну, уже давно до сегодня, Попов. На том конце провода так трагично вздохнули, что хоть драму пиши. Преподаватель ловит себя на мысли, что продолжил бы разговор в другом ключе, без темы, просто так, но вспомнив, что ему ещё предстоит юристов принимать с рефератами, едва не перекрестился. — Увидимся, — резко собирает в кучу эмоции студент, завершая разговор. Правда, при выборе используемой сыграл, кажется, рандом, потому как прозвучало это… с подтекстом. Антон отстраняет от уха смартфон, глядя на экран. Он отслеживает, что вызов точно сбросили, отмечая себе в мыслях, что никогда ещё пересдача не была такой… необычной, он укладывается обратно, потерев глаза. *** — Ну вот, можете же, когда захотите, Константин, — довольно оглядывает сданный материал Антон, — и стоило это нервов? Могли бы и сразу принести… — Извините, Антон Андреевич, творчество призывает меня, — парень не стал изображать из себя виноватого, потому как таковым себя не считал. — Вышел бы из вас дельный специалист, Бочаров, а вы все песни поете, — преподаватель расписывается у оценки в соответствующей графе, — может и спасли бы кого от правовых ошибок. — Не лежит душа, так вышло. — Ну и не мне вас судить, ступайте. И без первого сольного альбома не возвращайтесь, Мэловин. — Будет сделано, — отсалютовав преподавателю, Костя скрывается за дверью. Антон качает головой из стороны в сторону. Это ведь частое явление — родители настаивают на какой-то профессии и специализации, а у человека все стремится к иному, отвлеченному. Претензий к Бочарову вообще не было, он умудрялся и отвечать по теме, и срываться с половины пары на курсы и занятия по вокалу. Осуждать его никто не собирался, посему вместо юридического будущего парень устремился в творческое. Шастун радуется тому, что все же высшее образование даёт нечто большее, чем просто специализацию в будущей работе. Некий опыт, направляющий туда, куда хотелось бы по жизни по-настоящему. Следующим на очереди оказывается ворвавшийся без стука Бурцев, но при этом сумевший очень деликатно положить реферат на преподавательский стол. Антон оглядывает парня с ног до головы, поражаясь такой странной пунктуальности. Он решает не комментировать увиденное, взяв работу в руки, пробегаясь по первой странице взглядом. И заметно хмурит брови. — Даниил, — сочувственно вздыхает преподаватель, — вы замахнулись на очень сложную тему. Проводить такие параллели — слишком отчаянно. Это вышмат уже, простите. А вот окажись так, что принимающий работу знать не будет в чем заключается смысл теоремы Ролля? — Благо, я зна-аю, что вы знаете, — чуть усмехается Даня, поправив круглые очки в черной оправе, при этом улыбается так светло, что даже и придираться не хочется, — вы сами сказали — выбирать тему, которая полностью будет устраивать сдающего. Тем более, вы наверняка уже устали от типичных рефератов. — Ну вы даёте, Бурцев, — смеётся Антон, пролистывая до середины, — с графиком, конечно, переборщили. — Зато весело, потому как на пульс похоже, — студент, очертив в воздухе один из импульсов, даже руки в карманы запихнул, скрывая радость и довольство за проделанную работу. — Кстати, вы, как староста группы мне точно ска́жете, — не отвлекаясь от чтения произносит Шастун, — Терновой сдаваться-то собирается? А то зарекомендовал себя, как способный и прилежный студент… и исчез. Может вы в курсе, что там происходит? Антон выразительно поднял брови, создавая эффект строгого преподавателя, на что Бурцев лишь плечами пожимает, разводя руками. — Кто знает, что творится в голове у этого человека, — парень поправляет скатившийся длинный рукав свитера, закатывая его обратно, — я, может, и отследил бы, но такой зверь дрессировке не поддается. Слишком уж вольный. Антон невольно думает, что ему знакомо это веяние, но цепляться за него не стал. Тем более увлекла формулировка из психодиагностики. — Даниил, — возмущенно тянет Шастун, — что за грубость! Это же направление… — Где? — недоуменно глядит на указанную преподавателем строчку. — Не «отправлять к чертям собачьим», а «перенаправить результаты исследования специалисту более узкого профиля». Оба смеются почти в голос. Действительно, повеселил. — Убедили, давайте зачётку, — отмахивается Антон, принимая документ в руки, — за креативность отдельное спасибо. И ровно в тот момент, когда ручка занеслась над листом ведомости, в аудиторию, так же без стука, протиснулась чья-то голова. — О, Антон Андреевич, а вы переживали, — ещё больше приободряется Даня, преодолев расстояние от стола до двери, — вот и явился Терновой, даже с рефератом. Для убедительности, студент даже обхватил руку однокурсника, что держала упомянутую работу, потрясая ею в воздухе. Сам же потрясенный посмотрел на друга ошалело, будто совсем впервые этого человека видит. — Значит, пациент скорее жив, чем мертв, — преувеличенно выдыхает преподаватель, обводя пространство рядом со своим столом, — где вас носило, Терновой? Временное замешательство схлынуло и позволило перестать слепо следовать физическому управлению Дани его конечностями. Встрепенувшись как от воды, Олег подходит на обозначенное место, отдавая лично в руки преподавателя распечатанный материал. — Ездил по вопросам практики в родной город, — произносит он первое, что приходит ему в голову и, как ни странно, попадает в цель — оба ему верят. — Ты, оказывается, настолько дальновидный, — отмечает Бурцев, садясь за первую парту, напротив преподавательского, внимательно разглядывая однокурсника, — до реальной практики ещё минимум год. — Лучше заранее, — кажется, немного заискивающе кивает Олег, мельком взглянув на присевшего. — Я сегодня раз пятьсот спрашивал у вашей группы и не устану это делать — почему вы, с такими талантами, сдаете все в последний момент? — поправив пиджак на рукаве, поражается преподаватель, — ну ведь все хорошо, и тема подобрана интересная, оформлено красиво, сразу видно, что не все равно ни на нее, ни на предмет, ни на человека, преподающего этот самый предмет. Не списано глупо, а продумано и даже сказал бы прочувствовано. Даня заметил тему на титульнике, повел бровью, задумавшись, как же можно обыкновенную теорию принятия преподнести «прочувствованно»… Казалось, что на этой мысли надо поставить жирную заметку, но ему слишком лень, чтобы что-то запоминать. Сейчас дождется своей оценки с подписью и между делом да разузнает, что там за поездка сложилась у друга. Да, Олега он ещё с первого дня нарёк другом, хоть никто ему такого разрешения не давал. Это же так славно — подстебывать его всяческий раз за приключения с девушками. А потом Терновой просто на месяц вывалился из учебного процесса. Могло ли случиться что-то в поездке или раньше? «Об этих и других новостях узнаем подробнее в сегодняшнем выпуске шоу с Даней Бурцевым». Удачной мысленной репризе парень лишь усмехается. — Да что же это я впустую-то хвалю… — закрывая реферат произносит Шастун, — подтвердим, так сказать, документально. Как раз, вы оба завершаете все это шествие. Тут и тут. На каждое «тут» приходится по оценке и подписи. — Встретимся, значит, в следующем семестре на дисциплине «Управленческая психология». И Олег, — делает акцент на имени Антон, — не пропадайте больше. А то придется принять меры и назначить вам наблюдающего. — Не беспокойтесь, Антон Андреевич, — медленно поднявшись с места, говорит Бурцев и забирает зачётку, — я за ним одним глазком присмотрю, так и быть. — Уж извольте, — усмехается преподаватель, — свободны. Все это время находящийся в личном мысленном вакууме Терновой кивает и уходит вслед за все ещё необъяснимо довольным Даней. Тишина в аудитории длится ровно до того момента, когда в ведомости ставится последняя подпись. Нерешительный стук в дверь. — Да-да, проходите, — отзывается Шастун, тут же повернув голову в сторону раздавшегося звука. Явившийся взору человек (Антон сегодня не раз удивился тому, что его стиль речи отзывается какими-то возвышенными оборотами) был ожидаем, но поражает другое… как после такой дикой попойки — судя по звукам на фоне, там даже кто-то подраться смог — студент сдюжил прийти к назначенному времени? — А я уже и не надеялся, что вы дойдете, Попов. Присаживайтесь. — Антон Андреевич, извините за то, что было… так стыдно, — с каждым шагом все сильнее корит себя студент, смущенно смотря под ноги, — чудом сообразил по поставленному будильнику с припиской «к философу» нужно ехать к вам. Что я успел наговорить? Поток речи парня кажется нескончаемым. Чего так всполошился-то? И только сейчас Антон понимает, насколько нетипичный разговор по пьяни у них вышел. А ведь в иной ситуации, не будь Попов таким интеллигентным и ранимым (как выяснилось), недовольный неудом мог бы и пригрозить или наоборот, поприставать. Хотя, судя по тому, как Антон реагировал на все брошенные вскользь фразы, ко второму варианту он был бы даже расположен. Преподаватель в очередной раз указывает на стул за ближайшей к нему партой, намекая, что «в ногах правды нет». Парень послушно выполняет молчаливую просьбу, усаживаясь напротив, положив на колени дипломатник, закрываясь. И почему-то это немного задевает Антона, но с этим чуть позже разберется. — Ничего криминального наговорить не успели, — поводит плечом Шастун, внимательно разглядывая студента, ставшего собеседником вживую, а не онлайн, — но результат я сейчас отмечу. Будьте добры, зачетку. Попов, наконец, поднимает глаза на преподавателя, неверяще окидывая его взглядом. Он с трудом-то помнит, как домой добрался и еще что-то про то, что Серега собирается ехать к кому-то лично разбираться. А какую чепуху он нес, позвонив Шастуну, даже приблизительно не представляет. Да и почему именно ему, когда вариантов была огромная куча — начиная с отца, что просто достал своим равнодушием, заканчивая девушкой, с которой познакомился недавно и случайно не удалил номер из телефона. А он позвонил своему преподавателю по философии и один он знает, что там плел Арсений на дурную голову. Ну раз родной университет не встретил его как прокаженного с самого порога, значит не все так плохо. Достав зачетку, парень отдает ее, едва-едва соприкоснувшись пальцами с другими, непривычно лишенными колец. Это слишком странно, даже для него. Уже расписываясь рядом с оценкой «отл», Антон заговорил: — Если вкратце: вы набрались храбрости в «Звездном»?.. — Да, в нем, — подтверждая предположение на автомате, студент уставился в начертанное. — Вы набрались храбрости в «Звездном», потом позвонили мне и попросили пересдачи удаленно, — Антон усмехается своим словам, потому как не стал говорить, что слово «умолял» здесь больше подходило, — отказывать я вам не стал. В итоге у вас вот эта оценка за очень хорошо переданную суть классической немецкой философии**. Арсений молчит. Просто принимает зачетку в руки и молчит. Это надо же было так наебениться, чтобы сдать! А потом смотрит на преподавателя и качает головой из стороны в сторону. — Не устраивает? — необъяснимо светло улыбаясь, спрашивает Антон. — Не верится, — шепотом отвечает парень, — и это звучало… адекватно? — Ну, часто формулировки были не очень научными, но знание материала слышно невооруженным ухом. Так что хоть как-то искупил вину за то, что отвлекал непосредственно на экзамене. И тут Арсения как молнией поражает. Он что, сказал это вслух во время разговора? Ну все, конечная, господа. То есть, Шастун знает о том, что Арсений к нему неравнодушен… и при этом принял у него пересдачу по телефону в качестве… чего… компенсации? Что за вашу налево! Окончательно запутавшись в собственных мыслях, парень поднимается с места, желая тотчас же куда-нибудь себя деть или скрыться. Потому как щеки краснели неконтролируемо. — Арсений, — преподаватель успевает ухватить за руку шагнувшего в сторону студента, — к чему такая паника? — Антон Андреевич, — голубые глаза смотрят куда угодно, только бы не сталкиваться с другими, — я и сам не знаю. Как теперь… — В глаза мне смотреть? — благодушно заканчивает фразу за молодым человеком Шастун, не давя, лишь придерживая запястье пальцами, — а как вы раньше это делали? — Вы этого не видели, — он опасливо поворачивается лицом, но взгляд все не поднимает. — Вы в этом уверены? — голос становится тише, Антон делает небольшой шаг навстречу, сокращая расстояние, но все еще давая шанс отстраниться, вырваться и уйти, — какой смысл испытывать чувства безответно, коллега? Ваше бессознательное слишком… красноречиво выразилось этой ночью. Неужели вы упустите такую возможность? Пояснил бы еще кто самому Шастуну, какого хрена он творит… хотя, зачем? Раз тянет, раз просто примагничивает к этому человеку, стоит ли сопротивляться? Тем более, он ведь видел всегда, просто значения не придавал. А сейчас, когда ни одну дисциплину у их группы он больше не ведет, можно и придать значение произошедшему за полгода. Размышления прерывает взгляд глубоких глаз, почти до самой души пробравший своим затаенным доверием. Как можно было так долго отметать в сторону напрашивающуюся химию? Это же ясно как день. Помнить излюбленные предметы одежды, манеру поведения, выискивать среди толпы других студентов, заходящих в аудиторию, да и специально надеть кольца на экзамен, чтобы точно зафиксировать внимание на себе. Антон поукорял бы себя за экспериментаторство, которое вышло за рамки предполагаемого, но не успел. Арсений не выдерживает первым — обхватывает лицо преподавателя руками, тянет на себя и льнет к губам так трепетно, что все внутри заходится, бьется, мечется, словно пробуждается нечто давно забытое. Руки сами обвивают за талию, прижимают подтянутое тело, пальцы изучают касаниями скрытую тканью спину, согревают, уверяют… — Антон Андреевич, — шепчет Арсений, и взываемый на что угодно готов поспорить, что никто и никогда не произносил его имя так. — Можно на ты, — в перерывах между поцелуями вполголоса говорит преподаватель, — можно просто Антон… необязательно… — Мне просто… — чуть отстраняется Арсений, переводя дыхание, пытаясь хоть немного наладить связь с реальностью, пока Шастун мелко покрывает касаниями губ преступно оголенную шею, — очень нравится называть вас так. Антон силится выдохнуть, но у него будто украли способность дышать. Он отчётливо понимает, что просто не отпустит своего студента, тем более, когда они стоят, вцепившись друг в друга, не пытаясь даже сделать вид, что может быть как-то иначе. Вот пробудилось в нем к Арсению все это и что с этим делать… — Пойдем отсюда, — шепчет Антон, поднимая дипломатник, упавший с колен парня, но не замеченный ранее из-за всех этих треволнений. И ему медленно кивают в ответ. *** Арсений выбрался на кухню ближе к вечеру. Потому как до этого его преподаватель истязал его поцелуями, не давая даже вздохнуть толком. Но настаивать на чем-то больше не стал. И Попову было интересно, почему? Ведь всю дорогу из аудитории, в машине, поднимаясь на лифте напряжение никуда не девалось. И отпустило их обоих лишь в момент, когда жесткие, грубые касания и поцелуи перестали напоминать пытку. Оба успокоились, понимая, что сбегать никто не собирается, что у них нет причин торопиться, все успеется, в общем. Сам себе разъяснив в мыслях Арсений успокаивается, заваривая чай. Мимоходом просматривая уведомления на смартфоне. Улыбаясь, что название у будильника было «К моему философу», он пролистывает сообщения вконтакте. Мерное попивание чая прерывается звонком. Попов вздергивает бровями, видя имя контакта. — Вот это люди! Олег, привет, — отвечает спустя три секунды Арсений. — Арс, совет нужен, — переходит сразу к сути Терновой, явно обеспокоенный ранее своими размышлениями, а теперь ещё и предстоящей темой для разговора, — я… стремаюсь. — Неужели?.. — Рано стебать, выслушай сначала, — тут же перебивает шутку друга Олег, — я умудрился так запасть, что боюсь… отказа. — Какая девушка тебе откажет, Террь? Ты же у нас, как там недавно одна выразилась, «Парень нарасхват». — В том-то и дело, что… в девушках-то я уверен. Олег не планировал в этом месте делать паузу, но слова как-то враз покинули его, оставив собеседника самого доводить логическую цепочку. — И кто этот счастливчик? — Арсений отбрасывает все ненужные сейчас шуточки в стиле «педик шо ле?», искренне интересуясь, — или погоди, дай сам угадаю… это точно не Макс, у него ориентированность в другую сторону. Неужто ты, бэдбой района, запал на самого старосту группы? Молчание длится секунд десять, и Арсений считает это лучшей похвалой его дедукции. — Не такой уж и бэд, — уклончиво отвечает друг, словно бы оправдываясь. — Не прибедняйся! Ты пропустил едва ли не полсеместра, забив на все угрозы деканата! Тот ещё бэд. Хотя, тебе больше подходит бэт. Довольная улыбка расползается по всему лицу, и именно в момент триумфальной догадки и искрометного юмора, на кухне объявляется Антон Андреевич. Видимо, чуйка у него на подобные ситуации. Он кивком, но без слов, спрашивает «что-кто», в ответ следует отмахивающийся жест и приложенный к губам палец, мол, «погодите, щас сам подробнее узнаю». — Ну, так и что я тебе могу посоветовать? — Арсений упирает руку в бок и возвращается к изначальной теме разговора. — А вдруг на хуй пошлет? — сокрушается Терновой, не похоже на свой обычный решительный настрой завоевания. — Так на его и сходишь, — беззаботно дёргает плечами Попов, пока Антон оглядывает его с ног до головы и, кажется, улавливает смысл наставлений. — Да как бы… — мнется Олег, но его прерывают. — Олежа, — авторитетным тоном начинает Арс, — неважно в какой позиции, важно к кому и как ты проявляешь доверие. Голубые глаза скользят по стоящему поодаль преподавателю, что, спиной стоя к нему, даже замер. Вроде студент и другу это пытается донести, а вроде и своему философу. — Главное — прямым текстом сказать. Часто очевидные вещи нужно проговаривать. А то все взгляды в течение всего семестра, касания невзначай, изредка проскальзываемые в разговорах намеки на тему сближения — бывают недостаточны, а то и вовсе проигрывают простому предложению «ты мне нравишься». Антон пытается припомнить обо всем перечисленном Арсением в их случае и, как ни странно, находит. И то, с каким восхищенным взглядом парень слушал тему скандинавской мифологии (являющейся неотъемлемой частью древней философии), и лёгкое касание рук при сдаче проверочной работы в межсеместрье, и недоподкат, который тогда Шастун с радостью проигнорировал, ибо был не в настроении. Зато прозвучавшее в темноте комнаты, задушенное, сбившимся шепотом прямо в губы «вы мне нужны, Антон Андреевич» сработало лучше всех этих заковыристых попыток невзначайных привлечь к себе внимание. — Да ты у нас стал гуру отношений, Попов, — слышно, что Олег нервно улыбнулся на это предложение, — кстати, ты философию идёшь пересдавать? Арсений смеётся. Мягко, даже смущенно, плавно звуча, отчего стоящему рядом Антону становится необыкновенно тепло на душе. — Я пересдал, сразу после вас, — отвечает парень, разворачиваясь к столу спиной, чуть присев на поверхность. — Уникум, — понимающе усмехается Олег, — все с тобой ясно. Ладно, я пойду пробовать твой совет реализовать. Может хоть не по роже получу. И заветный посыл все же услышу в правильном смысле. Разговор завершается, Арсений откладывает смартфон в сторону, выразительно оглядывая Шастуна снова. Антон тут же оказывается рядом, вплотную прижимаясь к удачно опершемуся на стол парню, словно бы по глазам пытаясь понять, что ему пытаются донести без слов. — Олег неравнодушен к Дане и пошел сейчас ему в этом сознаваться, — подытоживает Попов, медленно скользя ладонями от локтей до плеч своего преподавателя. — Значит свое обещание «присмотреть за ним одним глазком» Бурцев все же выполнит, — будто случайно обранивает Антон, ловя удивленный взгляд на себе, и усмехается, — ты прав, иногда очевидное совсем не очевидно. Арсений смущается, едва ли не краской заливается, целуя в ответ. Они не торопятся, стараясь прочувствовать как можно тоньше и глубже их неочевидно-очевидную, но такую взаимную симпатию. — Антон Андреевич, — студент выдыхает в губы обжигающе, улыбается, жмется ближе, — примите у меня пересдачу сейчас… Антон улыбается довольно, прикусывает нижнюю губу парня, спустя мгновение произнося: — Меняй. Необычная игра затягивает и манит, парень притирается плотнее, выбивая из горла прижимающего его к себе Шастуна короткий и хриплый стон. — Примите меня, — тело вздрагивает, Арсений понимает, что уже говорил эти слова, только в обратном порядке. — Меняй, — растягивая последнюю гласную шепчет Антон, оглаживая руками крепкие бёдра, побуждая их обладателя обхватить талию ногами. Парень прерывает поцелуй, заглядывает в полыхнувшие зелёным пламенем желания глаза, отчётливо соблазняюще произнося заветное: — Возьми меня. И это звучит почти требовательно. Антон прерывисто вдыхает, подхватывая оплетшего его всеми конечностями Арсения и уносит обратно в комнату. Раз требуют, значит надо выполнять.