***
Бакуго говорит, что к вечеру они ещё вернутся в этот трактир, когда оба они уже идут по мостовой через грязную реку, в которую, очевидно, сливались все помои. Хотя такой стойкой вони, как в Скаме, не было. Горожане вокруг них суетятся и разбегаются в стороны. Киришиме из-под капюшона немногое видно, а чуть впереди только спина бакуговская маячит. Самому-то хорошо, без капюшона не душно. Но «хозяин» настоял. Ещё пара сотен метров — и наконец-то эта суета становится понятна. Катсуки спокойно перешагивает растерзанное молодое женское тело, в то время как Киришима спотыкается и врезается в спину Бакуго. К слову, тот уже успел затормозить, а после и облить Киришиму словесными помоями сполна. Эйджиро кажется, что тут никакой порошок или даже паста не поможет вычистить такой грязный рот. На тесной улице, хорошо освещённой палящим солнцем, лежат девичьи тела. Большинство голых. Есть и парни, совсем молодые, не старше семнадцати лет, наверное. Несколько женщин в закрытых одеждах рыдали над телами, скорее всего, своих детей. Бакуго даже немного затошнило. Посреди всего этого хаоса стояла крупная женщина с пальцами-сардельками, на каждом из которых, кроме больших, было по кольцу. Она держала за волосы девочку не старше двенадцати лет, которая обливалась слезами и соплями, звала маму и пыталась как-то высвободиться из рук женщины. Она что-то рявкнула малявке, отчего та разревелась сильнее, и женщина кинула её куда-то в бок. Бакуго проследил взглядом и увидел, что мелкая угодила прямо в крытую повозку. Лошадь, запряжённая в повозку, даже ухом не повела от такого шума и запаха свежей крови. Видать, много дерьма она повидала. Киришима отступил от Бакуго на шаг и глянул на него — не смотрит. Есть шанс, но риск слишком велик. Бакуго не особо интересно, что тут происходит, а потому можно было бы вполне свалить побыстрее и поискать карту, но Катсуки почему-то не уходил. Женщина тем временем отцепила от своего пояса мешочек, распутала узелок на нём и высыпала прямо перед одной из рыдающих все монеты, что были в мешочке. Плач немедля прекратился. Очевидно, богатая дамочка оказалась работорговкой. Она же окликнула кого-то со стороны повозки и приказала собирать всех. Кажется, тела по улице — всего лишь бессознательные будущие рабы. Отвратительно. Бакуго не собирался долго на это смотреть. Бога тут, вероятно, забыли ещё раньше, чем в Скаме. Где это видано — мать продала своего ребёнка в рабство за гроши. А ведь не бедствует, видно же. Катсуки ненавидел жадных свиней, таких, как эти люди, просто до белых дёсен. Надо было убираться. Как раз работорговка и ее свита собрала все бессознательные тела детей. Эти, скорее всего, уйдут в бордели. Печально, но такова уж их участь. Катсуки не герой и лезть в это не собирался. Делать ему больше нечего. — Киришима, мы ух- Только Бакуго повернулся, как наконец-то заметил, что монстра рядом и след простыл. Катсуки на секунду перестал дышать, лихорадочно осматриваясь по сторонам. Он же оттащил этого остолопа в сторону, чтоб торговка и их не зацепила. Или по крайней мере не пришлось бы устраивать резню, а Бакуго бы именно это и сделал. А он… Катсуки прямо чувствовал, как белки глаз наливаются красным от бешенства. Он посмел сбежать?.. Путник бросил взгляд в повозку, удаляющуюся от него, и из неё — кто бы подумал — высунулся Киришима, самодовольно махнув рукой, мол, не поминай лихом. И повозка скрылась за поворотом. Бакуго остолбенел. И как только он мог так опрометчиво… Злость на свою невнимательность ударила обухом по голове. Теперь-то Катсуки просто обязан достать даже из-под земли, из Ада, этого ебаната и отрезать ему ногу. Чтоб не убегал больше. И хрен бы с ним, но ведь он же насмехался над ним. А последний, кто посмел насмехаться над Бакуго, уже давно обглодан червями. И Киришиму он просто так не отпустит. Он ему ещё задолжал. И очень много. Долгов Катсуки, собственно, тоже не прощал. Убийца осмотрел улицу, тут же подскакивая к бабе, которая заканчивала выковыривать золотой из щели между камнями, и схватил ту за воротник обеими руками, поднимая над собой. Она снова истошно завопила, но уже не рыданиями, а проклятиями, беспомощно болтая ногами в воздухе. — Отвечай, — холодно прохрипел Бакуго, сжимая воротник сильнее, — как зовут торговку и куда повезли рабов? Лицо женщины отвратительно исказилось в гневе и страхе. Она вцепилась хлипкими пальцами в твёрдые бакуговские кулаки, не в силах отцепить его от себя. — Повторю ещё раз, после чего откушу тебе нос! Куда. Повезли. Рабов? — Бакуго говорил медленно, но с заметной яростью в голосе, уже опасно клацая зубами, явно намереваясь воплотить угрозу в жизнь. Он не любил ждать, а ещё больше не любил лгунов. — Нгх! Да будь ты проклят, ублюдок. Она повезла их в Западный Луам, куда ж ещё. Бакуго кривит губы, показывая один из желтоватых клыков, и разжимает пальцы. Женщина плюхается на колени перед ним, но упрямо молчит, однако пинок ей в руку прилетает — Бакуго особо не целился. Так, для профилактики. Она только шипит и, быстро сгребая свои деньги, улепётывает. Бакуго остаётся. Становится несколько прохладно — Киришимы рядом нет, а соответственно и его бесконтрольные феромоны не вызывают возбуждения ни у окружающих, ни у Бакуго. Непривычно. Бакуго злится сам на себя. Впрочем, злиться было на что. Не только на то, что проворонил так неосторожно, но и на то, что не догадался. О Западном Луаме знал даже Бакуго, прибывший в Мисфитс едва ли больше недели назад. Но знал только по слухам, однако не верить им причин не было. Западный Луам был известен самым богатым рынком рабов. И даже если в их-то время рабство было уже не в ходу, да и всячески порицалось церковью, то Мисфитс был тем самым бельмом, той самой рыбной косточкой в горле, тем местом, которому было попросту поебать. Это отдельная страна. В ней свои законы. Но тем и была прелестна эта страна, и сюда тянулись всякие ублюдки. И рождались тут исключительно они. Попасть в Мисфитс достаточно просто в сравнении с тем, как отсюда выбраться. Что-то вроде одной огромной социальной ямы, на дне которой исключительно помои, а стены её покрыты слизью. Но для начала стоило бы уже покинуть этот чёртов город, так надоевший ему за последние десять минут.***
Бакуго был не в настроении. Лошадь под ним тоже. Скакуна Бакуго нагло увёл из стойла, пока конюх куда-то смылся, и даже когда за ним погнались, то догнать не смогли. И то славно. Карту Катсуки изучал на ходу. Её-то парень как раз-таки и купил за пару грошей-серебряников. По словам Киришимы, двигаться они должны были прямо на юг, в Лимб, а вместо этого Бакуго тратит своё драгоценное время и бежит за идиотом, который свинтил с горсткой работорговцев. В повозке с рабами, ага. И либо Киришима достаточно силён и хитёр, чтобы избежать драки и свалить пока цел, либо достаточно туп и неосторожен, чтобы показать клыки, а потом на цепи сидеть. Бакуго даже не сомневался, что так и будет. За эти несколько дней, что монстр провёл рядом, Катсуки смог неплохо его узнать. Вернее, то, что он из себя представляет. А из себя он не представлял ровным счётом ничего: блёклая тень в пасмурное утро, которая изредка приобретает очертания, когда осмеливается что-то крякнуть в ответ, но тут же меркнет снова. То ли из-за трусости, то ли из-за самоненависти. Бакуго думал, что всё это было одновременно. А потому он и не волновался, что Киришима сможет найти в себе достаточно храбрости, чтобы под дулом пистолета показать клыки, даже с его-то бесовщиной. При воспоминании о силе Бакуго передёрнуло, а лошадь под ним только глухо фыркнула. Если верить карте, то Западный Луам находился всего ничего от Эрумалу, да и песков тут особо уже не было, часто встречались речушки и зелень вокруг них. Так что лошадь оставлять подыхать не пришлось, а Катсуки благополучно и свободно въехал в город. В Луаме было шумно. Очень шумно, как в пчелином улье. Бакуго едва ли различал цокот кобыльих копыт по каменным дорогам. Впрочем, тут даже было достаточно чисто — чем глубже в страну, тем чище, видимо, города. Бакуго осмотрелся и быстро слез с лошади, чтобы привлекать поменьше внимания. Пришлось животину отвести в ближайшее стойло, кинуть три серебряника за суточное содержание и умчаться восвояси. Нет, Бакуго не переживал ни о чём. Была, конечно, вероятность, что Киришиму быстро купят. Конечно, такая диковинка: кожа с красным отливом, острые зубы, да ещё и силища бесовская — где тут не хотеть такого раба? Но Катсуки всё же не волновался. Будто людей он за свою жизнь мало убил — одним больше, одним меньше. Ну прибьёт он какого-нибудь богача и всю его свиту за жалкого безродного монстра, который приведет его либо к могиле, либо к славе. Бакуго рассчитывал на второе. Тут и там галдел народ, в основном разодетый в богатые одежды, но больше ничего такого видно не было. Где-то за домами было слышно ржание коней, но совсем глухое. Бакуго был нужен Киришима, но просто так спрашивать у людей, не видели ли они тут краснокожего зубастого болвана, не имело смысла. Ещё слежку устроят, чего доброго! Надо искать самому. Уличные торги тут были редким явлением, в основном все расходились по аукционным домам, судя по вывескам на непримечательных зданиях. Катсуки скривил губы. Искать Киришиму в Луаме всё равно, что иголку в стоге сена. Но если сено можно сжечь и провести магнитом над пеплом, то сжечь Луам будет проблемно. Зато у Бакуго есть идея получше. Это, можно сказать, было последним, на что мог надеяться Бакуго. «Саббат». Где начнут трахаться в большом количестве люди, туда ему и дорога. При запахе этой дряни Эйджиро хочет-не хочет, а перестанет себя контролировать. Бакуго широко растянул рот в безумной улыбке и нырнул в переулок. От его топота пара огромных крыс метнулись от тёмного тряпичного мешка прочь в глубь тьмы. Катсуки быстро залез в мешок и достал почти пустую склянку. Блондин помнил, что эту вонь Киришима чуял ещё в каньоне, за несколько сотен метров, даже когда склянка была закрыта, но теперь-то Катсуки смело откупорил деревянную пробку, зажимая пальцами горлышко. Убирать в мешок он не стал это — разольется ещё, — а только в руку взял, закинул мешок и лениво вышел из тьмы снова на живую улицу. Стоять на месте смысла не было, но и бегать — тоже. И Бакуго начал вальяжно, как умеет только он, ходить по улицам без цели, присматриваясь к поведению людей вокруг, да и к своим ощущениям тоже.***
Эйджиро резко втянул в себя воздух, распахивая глаза. Темно, сыро, холодно. На первый взгляд, Киришима, кажется, сидит в каком-то погребе. Плесенью ещё воняет. Однако скоро становится понятно, что он даже не под землей — напротив было маленькое окошечко, прореженное темными полосками прутьев, откуда пробивался неяркий свет. К жужжащему шуму он даже не прислушивался особо. Голова гудела и без этого. Руки неожиданно оказались скованы. Двинешь ногой — гремит цепь. Как же Киришима ненавидел этот звук. Эйджиро старательно пытается вспомнить, как он оказался тут, да ещё и в заточении, но в голову ничего путного не шло. Как же хочется жрать…