Если бездна смотрит на тебя в ответ, отойди от края

      Брюс не мог запретить Джеремайе навещать Джерома. Не мог сжечь его конспекты, потому что он их умело прятал. Не мог остановить общее безумие, которое все нарастало в бункере. С одной стороны, потому что не очень-то и хотел. С другой, если он все-таки изъявлял такое желание, его останавливала Экко. В конце концов, он убедил себя, что не происходит ничего такого. Джеремайя все такой же нежный, чуткий, внимательный, просто часть внимания забирает Джером, но это не страшно. О захвате мира и об убийствах не говорит (сколько бы Брюс не пытался вывести разговор на эту тему). Если пытаешься сказать ему что-то не то про Джерома и его идею о наследнике, Джеремайя начинает злиться и выгонять из кабинета.       Альфреду Брюс говорил, что останется у Джеремайи, пока Экко не поправится, потому что да, Альфред, мистер Валеска не может сам решить бытовые проблемы, и ему очень одиноко и страшно в собственном бункере, а чем мы занимаемся по ночам, тебя не касается. Но вскоре оказалось, что Брюс у Джеремайи уже неприлично много, и списать на Экко не получится (ее личный номер был у Альфреда, и она, наверное, очень удивилась, когда он пожелал ей крепкого здоровья; к счастью, она была умной девочкой и никого не сдала). К тому же, его ждали дела, которые он безбожно запустил. Оставаться дольше не было никакой возможности.       И Брюс уехал, прекрасно понимая, что его редких визитов будет недостаточно.       - Пожалуйста, - умолял он единственного человека, который мог хоть на что-то повлиять. – Проследи, чтобы он вел себя благоразумно.       - Джеремайя не ребенок, мистер Уэйн, - холодно ответила она. – Какое бы решение он не принял, я последую за ним.       Это ужасно раздражало в Экко. Она видит, как Джеремайя шагает в пропасть, но вместо того, чтобы оттащить его от края, делает шаг вместе с ним. Поэтому-то Брюс и был куда лучшим другом, чем она. В отличие от нее, он не дал бы Джеремайе пойти на сущее самоубийство… если бы был рядом. Но он не был.       Брюс наблюдал всю ту же картину: Джеремайя все мрачнел, его взгляд становился все более пугающим, и Брюс почти его не узнавал. Это был совсем другой человек. Он трансформировался в кого-то другого. Конечно, нужно было сообщить о Джероме. Тогда, возможно, этот процесс остановился бы. Тогда Брюс смог бы сохранить своего Джеремайю. Но он лишь наблюдал, как Джеремайя, держа за руку Экко, делал шаги навстречу бездне, ко дну которой уже летел Джером.       Когда, вспоминая прошлое, вы говорите, что ничего не могли изменить, остановитесь и подумайте, действительно ли это так. Что-то мне подсказывает, что вы можете оказаться не правы.       Джеремайя заражался опасными идеями, которыми не хотел с ним делиться. Они начали видеться все реже и реже, пока Джеремайя не закрылся от него совсем. Не отвечал на звонки, не впускал в бункер, не выходил на работу в Уэйн Энтерпрайзис. «Мне очень жаль, - говорил он. – Но ты можешь помешать нашему делу». Нашему – это его, Джерома и Экко. Хотя вся работа Экко заключалась в том, чтобы вовремя принести таблетки и… Брюс надеялся, что она не заняла его место в постели Джеремайи.       - Как дела у мистера Валески? – поинтересовался как-то Альфред и получил в ответ такой мрачный взгляд, что решил больше ничего не спрашивать, по крайней мере, пока. Захочет – сам все расскажет.       Когда Брюс услышал о неком рыжем смертнике, имеющем поразительное сходство с печально известным Джеромом Валеска, который подорвал себя в толпе митингующих (нам нужны рабочие места, нам нужен новый мэр), он не был удивлен или даже опечален. Чего-то такого и следовало ожидать, хотя Брюс до конца не верил, что тот решится на что-то подобное. Процесс запущен, и остается узнать лишь последнюю деталь: что с Джеремайей?       Когда Брюс приезжает к нему, не веря, что что-нибудь получится, то обнаруживает дверь открытой нараспашку. А в самом лабиринте – несколько изнеможденных, но еще живых людей, которые каким-то чудом прознали про лабиринт и решили его пройти. Если бы не Брюс, они так бы и просидели там на грязном полу, пока бы не умерли. Брюсу пришлось выводить их одного за другим – на это требовалось время. Но он никуда не спешил, потому что не хотел знать правду. Однако она была прямо перед его глазами: Джеремайя вышел в свет и больше не вернется в свое старое жилище.       Он сделал шаг в бездну.       В его кабинете – ни одного чертежа, одни только лабиринты. Везде царит запустение, нет ни одной живой души. Брюс с удивлением нашел лишь одну интересную вещь: это была фотография в рамке, изображающая двух милых пухлощеких рыжих детей. Одно из лиц было замазано черным маркером, но Брюс не сомневался в том, что эти мальчики – близнецы. Компьютеры не работали – либо Джеремайя отключил их от питания, либо сломал вообще (хотя вряд ли). Камеры видеонаблюдения не работали, что могло говорить о том, что Джеремайя больше не собирался сюда возвращаться. Вещи в его шкафу остались почти нетронутыми. Он взял только пару рубашек. Куда он мог пойти? Где он сейчас?

***

      - Ты проигрываешь перед моим умом, братец, - говорил Джером, ухмыляясь. – Но ты умнее всех остальных. Что ты там делал? Разрабатывал какие-то лампочки для нашего Брюси?       Джеремайя сжимал руками спинку стула, на котором невозмутимо сидел Джером и разглядывал себя в карманное зеркальце. Его это ужасно бесило – почему обязательно нужно смотреть на себя, когда они разговаривают? Джером что, думает, что это смешная шутка?       - Ты способен на большее. Ты можешь взорвать весь город. Как тебе идейка? – смешок.       - Я могу построить новый Готэм на месте старого… - задумчиво протянул Джеремайя. Его глаза загорелись.       Джером скосил взгляд на него и недоуменно выгнул одну бровь. Затем пожал плечами: у брата совершенно другое мировоззрение, пусть делает, что хочет. Главное, пусть несет разрушения вместо него, Джерома. Если бы он еще и делал это с огоньком, было бы вообще прекрасно, но тут у Джерома нет иллюзий: его брат совершенно безнадежный. Фантазии у него ноль, как и харизмы, и вообще непонятно, как Брюс умудрился в него влюбиться. Хотя, может быть, и понятно, ведь чем-то Джеремайя похож на Джерома…       - Нам нужно разобраться с Джимом Гордоном, - безаппеляционным тоном заметил Джером. – Он нам мешает. Ты должен сделать это в первую очередь.       - Джимом Гордоном… - протянул Джеремайя.       Джеймс Гордон смотрит сначала на Джеремайю, затем на пистолет в его руке. Реакция полицейского не подводит, и он успевает увернуться от пуль, выбить пистолет из руки Джеремайи и завести ему руку за спину.       - Что на тебя нашло?! – интересуется он и на всякий случай сковывает руки Джеремайи наручниками.       - Мы хотим убить вас, Джеймс, - отвечает Джеремайя и ловко вытаскивает из кармана баллончик. На этот раз Гордон отреагировать не успевает, и Джеремайя, словно не замечая неудобств из-за наручников, пшикает баллончиком ему в лицо.       - Я боюсь, ты очень слабый, малыш, - вздохнул Джером, глядя на Джеремайю. – Почему ты не учился драться, когда у тебя под рукой была такая прекрасная машина для убийств?       Внешне Экко никак не проявила своих эмоций, но в душе она поражена. Джером снова ее похвалил, чего Джеремайя, с которым она прожила столько лет, не сделал еще ни разу.       - Но теперь ты позаботишься о нем, правда, моя дорогая?       У Джерома гипнотический взгляд, и Экко поняла, что все-таки попала под влияние. Как бы сильно он ей не не нравился, он чем-то был похож на Джеремайю, а в чем-то – она не хотела этого признавать, - превосходил его.       - Я научу его всему, что знаю сама.       Джеремайя ударяет Гордона в колено и отскакивает от него. Тот несколько дезориентирован, однако все еще может бороться. Валеска сжимает кулаки. Это должно быть его первое убийство. Первое…       - Первое убийство – самое грязное, - монотонно говорил Джером, сидя на кровати. Джеремайя устроился на кресле и торопливо записывал за ним. – Не жди, что у тебя все получится сразу. Ты еще не вкусил смерть и не можешь легко лишить кого-то жизни. К тому же, твоя жертва будет сопротивляться. Ты должен быть сильнее. Быстрее. Хитрее.       - Почему я вообще должен убивать? – Джеремайя нахмурился и остановился. – Это очень интересно в теории, да…       В Джеремайю прилетела ложка с выпиленными в ней зубцами. Он неловко поймал ее и взял в руки. Ну конечно, знаменитая ложка-вилка Джерома, спизженная из Аркхэма.       - Попробуй убить меня.       Джеремайя недоуменно посмотрел на него. У Джерома взгляд насмешливый, но при этом серьезный. Снова, как тогда, на сцене. Джеремайя медленно поднимается. Кладет блокнот и ручку на кресло. Неловко одергивает рукава, отряхивает брюки от несуществующих пылинок. Все эти приготовления вызывают у Джерома смех. Он ложится поудобнее и подставляет брату беззащитную шею. Венка билась на ней, гипнотизируя Джеремайю. «Убей меня, убей меня, убей меня». Эти дурацкие голоса в голове. Джером обещал научить с ними справляться. Но они никуда не исчезали, только усиливались, когда он планировал сделать что-то плохое. Планировать ему нравилось. Но исполнять… ведь он ни разу ничего такого не делал…       Джеремайя приставил вилку-ложку к горлу Джерома. Тот не шевелился, только смотрел ему в глаза. Он все надавливал, надавливал и надавливал, уже начала идти кровь…       - Достаточно, - Джером выбил орудие из руки Джеремайи. – Что ты чувствуешь?       Джеремайя попытался идентифицировать свои ощущения.       - Тепло… приятно…       - Эффект гораздо сильнее, если жертва тебя боится. Сопротивляется, пытается убежать. И когда ты доводишь дело до конца, - Джером облизывает губы. – Жаль, что все эти тупые лекарства отбивают больше половины чувств. Моя поджелудочная железа не стоит таких лишений.       Джеймс Гордон боится. Не Джеремайю, а видений, которые предстали перед его глазами благодаря газу. Но он удивительно хорошо держится. Возможно, он уже сталкивался с таким газом ранее или у него иммунитет. Но он может отличать реальность от иллюзий, и Джеремайя понимает, что это будет непросто. Очень непросто. Может, зря он на это решился? Но голоса кричали: «Убей!», и он понимал, что они исчезнут только тогда, когда он закончит начатое.       Джеремайя знает, что ключ от наручников у Гордона в кармане и, со всей силы ударив его коленом в живот (получилось не так сильно, как могло бы, если бы руки не были обездвижены), он с ловкостью фокусника достает их. Уходит время, чтобы разобраться с замком, но этому Джеремайя тоже учился. Это его последний тест. Экзамен, который, если он не пройдет, может оказаться в Блекгейде или в Аркхэме.       Ударяя Гордона по голове монтировкой, принесенной с собою, он думает, что экзамен пройден.       - В твоих планах нет изящества, - заметил Джеремайя, поморщившись. – Ты предлагаешь мне убивать так грубо… не используя мозги. Нужно ведь быть хитрее, верно? Чтобы нас не нашли.       - Убийство на расстоянии? – Джером фыркнул. – Это для слабаков. Твое первое убийство, братец, ты должен совершить собственными руками, лицом к лицу к жертве. Ты должен почувствовать, что это такое. Прежде чем подниматься до небес, сначала нужно сделать и грязную работу.       - Я найду другой способ.       - Ну разумеется, - улыбка до ушей.       Джеремайя смотрит на Джонатана Крэйна, который предпочитает называть себя Пугалом. Тот равнодушно – хотя какие у него эмоции в принципе невозможно понять, из-под мешка можно разглядеть только глаза, - протягивает ему очередной аэрозоль.       - Это сработает? – недоверчиво спрашивает Джеремайя.       - А ты попробуй, - лаконично отвечает Джонатан.       Это будет нелегко. Возможно, больно. Но поворачивать назад нет смысла, и эта штука сделает его гораздо, гораздо сильнее. Ему нужна была сила для того, чтобы воплотить его – их – планы в жизнь.       Джеремайя снимает очки, аккуратно цепляет их за карман пиджака, затем берет баллончик, направляет его на себя и нажимает кнопку до упора. Джонатан с любопытством наблюдает за тем, как брат его бывшего и уже покойного ныне союзника добровольно использует его газ на себе. Когда такое еще увидишь? Одним словом – сумасшедший!       Джеремайя корчится и падает на пол. А потом начинает смеяться.

***

      - Мастер Брюс, слава Богу! – слышит Брюс обеспокоенный голос дворецкого.       - Альфред? Что случилось?..       - Мистер Валеска напал на мистера Гордона и чуть не убил его! Он сейчас в больнице.       - Кто – Джеремайя или Джим?..       - Джим!       - Господи.       Мир катился в Тартарары, и Брюс не понимает, как мог позволить этому случится.       Гордон бледный, но живой и быстро идет на поправку. Джеремайя тоже бледный и живой, но Брюс сомневается, что его кожа когда-нибудь обретет здоровый цвет, и что сам он когда-нибудь поправится.       Брюс искал его долго, но тот сам его нашел. Похитил (и Брюс сначала был уверен, что это кто-то из остатков Суда Сов, мало ли) и привез в незнакомое место. Чтобы поговорить, по его словам.       - Если ты попытаешься меня остановить, мне придется убить тебя, - говорит он и помахивает пистолетом. Он уже давно забыл собственные слова про изящество. – Но мне не хотелось бы этого делать. Все-таки ты все еще мой Брюс.       - Ты когда-нибудь любил меня? – спрашивает Брюс в лоб. Этот вопрос застает Джеремайю врасплох.       Он не отвечает, и Брюс обреченно закрывает глаза. Он не хочет его видеть.       - Тогда нам не о чем разговаривать.       Джеремайя отпускает его, ничего не требуя. И они оба понимают, что это еще не конец. Это начало долгого, бессмысленного и кровавого противостояния, из которого никто не выйдет победителем.