***
Брюс с трудом разлепил глаза и понял, что точно не сможет сдвинуться с места. Ни сегодня, ни завтра, никогда. Ему было очень горячо и довольно тяжело, так как оба брата буквально залезли на него. «Вот это да, - подумал он. – Я переспал с близнецами». Хотя «переспал» - слишком мягкая формулировка. Джером бы заметил, что они его нагнули. Следующим проснулся Джеремайя. Он подслеповато похлопал глазами, затем быстро чмокнул Брюса в губы (несомненно, радуясь, что сделал это первым), и принялся искать свои очки. Они оказались на тумбочке, где он их предусмотрительно и оставил. Быть наименее зрячим братом из двух близнецов – не самая приятная шутка судьбы. Натянув первые попавшиеся трусы (Джерома), Джеремайя бодро подошел к двери. За его движениями наблюдал уже очнувшийся Брюс и только начинающий шевелиться Джером. Брюс почувствовал, что у рыжего опять стояк, но, к его неудаче, он не тот рыжий, и сегодня Брюс не собирался ему давать. Впрочем, как и Джеремайе. Пусть они дают друг другу, а он пас. Джеремайя приоткрыл дверь и выкрикнул в коридор: - ТАБЛЕТКИ, пожалуйста, - он уже начал закрывать дверь, но тут вспомнил кое-что еще и снова высунулся наружу: - и воды. Брюсу кажется, что Джеремайя свихнулся. К кому он обращается? Зачем нужны таблетки? Разве что аспирин, и он даже не против принять парочку. Джеремайя возвращается и садится на край кровати. Он знает, что ждать ему придется недолго. И вот, раздается тихое постукивание в дверь. Брюс удивленно смотрит на Экко, заглядывающую с подносом, на котором лежат четыре таблетки и стакан воды. Караулила она, что ли? У Брюса возникает желание натянуть покрывало с головой, но она на него не смотрит. Молча протягивает поднос Джеремайе, одетая безукоризненно строго, и тут же исчезает. Можно представить, что она вообще не появлялась. - Это не тебе, - говорит Джером Брюсу, перехватывая его взгляд. Отодвигается от Брюса, присаживается и принимает стакан из рук Джеремайи. Морщится, глотая таблетку одну за другой. - Как ты себя чувствуешь? – интересуется Джеремайя. В голосе не слышится особой заботы. Он знал не только то, что Экко его услышит и придет со всем заготовленным. Он знал, какой услышит ответ. - Терпимо, - Джером пожимает плечами. – Эти штуки скорее притупляют мысли, а не боль, и ты этому радуешься. Джеремайя смотрит с раздражением, Джером – с равнодушием, и Брюс понимает, что эта сцена повторяется каждый день и успела превратиться в некий ритуал. - Что это? – остатки сна испаряются. Он, кряхтя, приподнимается, пытаясь принять более удобное положение. Чувствует себя разбитым стариком. - Лекарства Джерома, - отвечает Джеремайя, ставя поднос на тумбочку. – Ему нужно регулярно их принимать, и тогда он проживет еще месяц. - Я ставлю на два, - не соглашается Джером. – Помни, я ведь очень живучий. Брюс приглядывается к нему и понимает, что его бледность переходит все грани болезненности. Почему он не замечал, что все настолько плохо? Игра света или самого Джерома, который так умело скрывал боль? - Так это была не шутка? – недоверчиво спрашивает Брюс. Джером откинулся на кровать и скрестил руки на груди. Выглядел он изнуренно и не собирался вставать с кровати. Лекарства потихоньку начинали действовать, и осмысленность в его взгляде постепенно исчезала. - Эта дамочка вчера дала мне убойный коктейль, - заговорил он, не обращаясь ни к кому конкретно и глядя в потолок, - чтобы я смог показать себя лучшим жеребцом, не захлебнулся в собственной крови и смог нормально поспать. Кажется, она говорила что-то про возможную остановку сердца, но когда под тобой такой сладкий красавчик, как ты, Брюси, об этом особо не паришься. Но сейчас у меня абсолютно нет сил. Брюс наблюдает с открытым ртом, как Джеремайя помогает ему одеться. Джером передвигается, опираясь на него, и смотрит под ноги. Джеремайя бросает что-то вроде «я скоро вернусь», и они исчезают. Брюс судорожно сжимает покрывало. Конечно, Джерома не требовалось закрывать. Он никуда не сбежит. Не потому, что не хочет. Он просто не может. От осознания этого почему-то начинает тошнить. Юноша чувствует себя не настолько разбитым, чтобы встать без чьей-то помощи. Однако он решает еще полежать и подумать. Джерому плохо, и это правда. Джеремайя держит его в своем бункере, потому что тот его брат, и он хочет провести с ним остатки жизни, и это тоже правда. Но что насчет плана Джерома? Насколько он продвинулся в манипулировании Джеремайей? Экко знает больше, но она ничего не расскажет. Нужно проводить расследование самому. Сдавать братьев Гордону теперь нет смысла. Но остаться Брюс обязан. Внезапно Брюс вспоминает, что там, на поверхности, есть еще один человек помимо Джеймса Гордона, который может о нем беспокоиться. Юноша подползает к краю кровати, свисает с него, ища свои штаны. К счастью, они не лежали где-нибудь по дороге к комнате, и телефон спокойно лежал в них и ждал своего часа. Брюс разблокировал телефон. 37 пропущенных и несколько сообщений, обещающих Брюсу как минимум порку. Он вздыхает и набирает Альфреда. Тот отвечает почти мгновенно («совсем как Экко, которая приходит по первому зову Джеремайи», - думает юноша), и Брюсу становится почти стыдно, что он заставил волноваться старика. У Джеремайи наверняка звонков не меньше. - Наконец-то, мастер Брюс! Куда вы сорвались среди ночи?! С вами все в порядке? А с мистером Валеска? Где вы?! - Все в порядке, Альфред, - Брюс пытается говорить будничным тоном, и у него это даже получается. – Я у Джеремайи. Он сейчас отошел попить воды. Ничего страшного не случилось, просто… - мозг лихорадочно работает. Какое он объяснение нацарапал в записке? Кажется, никаких подробностей, просто срочно нужно было уехать. – Экко стало плохо, ты же знаешь, как она ему дорога. Я не хотел тебя пугать, прости. - Мисс Экко? Что с ней? И почему вы ответили только утром? Извилины мозга нещадно скрипели, пытаясь выдать хоть какую-то убедительную историю. Нужно было позаботиться о ней заранее, но Брюс не хотел продлевать ожидание Альфреда еще хоть на секунду. - Она в больнице… Сильно отравилась. Я ничего не знал, Джеремайя просто попросил поехать с ним, и все. Сказал, что срочно, а остальное я узнал уже на месте. Нам было не до телефонных разговоров. Потом мы узнали, что ей уже лучше, и нам можно ехать. Я не хотел оставлять Джеремайю одного, и его дом был ближе… - И, как понимаю, вы утешали мистера Валеску всю оставшуюся часть ночи, - голос Альфреда теперь звучал бесстрастно. – Рад, что и мисс Экко, и мистер Валеска чувствуют себя лучше. Но, надеюсь, в следующий раз вы потрудитесь все объяснить прежде, чем сорветесь куда-нибудь, чтобы не заставлять меня волноваться. Альфред положил трубку. Что ж, по крайней мере, он поверил (или сделал вид, что поверил), в эту наскоро слепленную историю. Байка об отравившейся Экко всяко лучше правды. Интересно, вскроется ли она когда-нибудь? Или уйдет с Джеромом в могилу, а тот бедный парень, который занял его место, так и пробудет в Аркхэме до оставшихся дней? Брюс понял, что Альфред не спросил его, когда он вернется и вернется ли вообще. Юноша пока желал остаться, чтобы контролировать каждый шаг братьев. Теперь, когда он точно знал о присутствии в бункере Джерома, Брюс мог его остановить. По крайней мере, он хотел в это верить. - У тебя ничего не получится, - твердо проговорил Брюс, обращаясь к Джерому. – Болен ты или нет, Джеремайю тебе не достать.Глава четвертая
31 декабря 2018 г. в 11:02
- Ну вы, конечно, и распустили нюни, - невозмутимым остается только Джером. Брюс уверен, что в данный момент он саркастично закатывает глаза, но не может этого видеть, так как тот все еще прижимает его к себе. – Камон, ребята, мужики вы или не мужики?
Брюс не ожидает этого от себя – он начинает смеяться. Громко, немного истерично, но искренне. Он вообще впервые смеется над тем, что говорит Джером. Смех, как известно, заразен, передается воздушно-капельным путем, и вскоре все в этой комнате оказываются им поражены. Сначала за Брюсом начинает смеяться Джеремайя, не менее нервно и даже неуверенно, а затем и Джером начинает гоготать, в основном потому, что его смешит смех этих двоих.
Джером потерся носом о шею Брюса – нежно, едва уловимо, - и отпустил его. Но Брюс не сдвинулся с места. Он понял, что сейчас буквально находится между двумя братьями, и, стоит им обоим придвинуться к нему чуть ближе, получится настоящий бутерброд. Он не понимает, хочет ли он этого. Нет, не так. Действительно ли он этого не хочет.
Валески никогда не будут с ним честными. Они увиливают, избегают прямых ответов. Джером прячется за паясничеством, Джеремайя прикрывается своей грустью или обеспокоенностью или напускной обидой и бог знает, чем еще. Между ними есть связь, которую Брюс чувствует, хоть и не может понять. Именно эта связь заставляет делать Джеремайю то, что он делает. Он буквально не может противиться ей. Однако, несмотря ни на что, Брюс ему все еще дорог.
«Глупые, глупые выводы!» - качает головой Брюс. Ему хочется себя ударить. Он почти трезвый, его разум не одурманен наркотиками, но при этом мозг выдает какую-то чушь, полный бред. Брюс знает наверняка только одно: его все еще тянет к Джеремайе. Так же, как и тянуло к Джерому, такому опасному и смертоносному. Раньше Джером пытался только его убить – но может, он не мог иначе выразить бушующее в нем желание? «Хватит придумывать, - пытается остановить себя Брюс. – Прекрати их выгораживать».
- Итак, Брюси? Что ты надумал? – голос обволакивающий, гипнотизирующий. Брюс смотрит на него и – тонет в этих темных серо-зеленых глазах, грозящих утащить на самое дно.
Брюс ничего не надумал. Он поворачивается к нему и целует – сумасшедше, агрессивно, не понимая до конца, что творит. На этот раз ему нравится. Поцелуй почти не отличается от поцелуя с Джеремайей, разве что очки не мешаются, да и шрамы чувствуются. Однако это совсем не противно. «Что я делаю?» - с ужасом думает Брюс.
То, что давно хотел, говорит подсознание. Всегда, глядя на Джеремайю и видя в нем далеко не только блистательный ум. Всегда, когда Джеремайя перегибал палку и был груб. Он был прав, Брюсу это нравилось, нравилось гораздо сильнее, чем тогда, когда Джеремайя был нежен и осторожен. Брюс боялся признать это себе, боялся, что сошел с ума, ведь как можно мечтать о Джероме, том самом Джероме, который много раз пытался его убить? Это ведь ненормально.
Если бы Джером мог читать его мысли, он бы сказал: «Добро пожаловать в мой мир, Брюси». Но ему это было не надо. Он довольно ухмылялся, будто с самого начала знал, что так и будет, и вновь начал блуждать руками по телу Брюса, прикусывая тонкую кожу на шее. Там уже живого места нет – все в укусах и подтеках.
- Не желаешь присоединиться? –интересуется Джером и вновь поворачивает Брюса лицом к Джеремайе. Тот не сопротивляется, только смотрит на Джеремайю затуманенным взглядом, и Джеремайя нисколько не удивляется, когда видит в нем тех же бесенят, которые так часто видит в глазах Джерома. И в своих.
- С удовольствием, - голос Джеремайи низкий, хриплый, совершенно неотличимый от голоса Джерома. Брюс понимает, что ужасно возбужден. Причиной этого, конечно, являются не только низкие, звериные сексуальные нотки, но и прерванный акт, который давно стоило бы закончить (только для того, чтобы начать новый).
Джеремайя снова тянет Брюса за ноги, устраивая его в максимально удобное для себя положение, а затем входит. Джером придерживает Брюса сзади и, впиваясь в него губами, одной рукой блуждает по телу, а второй начинает ему надрачивать. Руки Джеремайи и Джерома сталкиваются, и Брюс готов заверить, что в эти моменты его ударяет током. Он совершенно теряет себя в ощущениях, больше ни о чем не беспокоясь. Руками он тянется к волосам обоих братьев и, хватаясь за них, слегка потягивая. Джеремайя тихо шипит, а Джером никак не реагирует, словно ничего не чувствует.
Брюс понимает, что долго он уже выдержать не сможет. Он кончает, вскрикивая, и затихает. Вскоре затихает и Джеремайя. Он отползает, предоставляя место Джерому. Затуманенным мозгом Брюс думает, что это справедливо. Он чуть приподнимается на локтях, чтобы посмотреть Джерому в глаза. Тот, ухмыляясь, идет по проложенной до него дорожке. Задний проход Брюса призывно поблескивает вытекающей из него спермой – Валески слишком круты, чтобы предохраняться. Джером входит издевательски медленно, сохраняя с Брюсом зрительный контакт и давая возможность насладиться пониманием того, с кем он сейчас. Это неправильно, но Брюс тянется к нему, насаживаясь сам, и на доли секунды они замирают, переплетаясь. По физическим ощущениям разницы нет – братья-близнецы одинаковы во всем. Меняется лишь восприятие конкретного человека.
Джером удивительно терпелив. Как оказалось, он может быть гораздо сдержаннее своего брата. Брюс слепо водит руками по его телу, чувствуя, как под кожей выпирают кости. В области живота прощупывается какое-то уплотнение – не сильно, однако заметно. Во всем остальном Джером такой же.
- Как я тебе, Брюси? – ухмыляется Джером.
Брюс чувствует, как Джеремайя рядом нервно елозит. Он не врал – ситуация ему действительно не нравится. Однако за остальную ложь Брюс готов отомстить. Прямо сейчас.
- Покажи, на что способен, и тогда я отвечу, - говорит Брюс не менее хриплым и сексуальным голосом. Разница только в том, что свой голос он попросту сорвал.
Все так же нарочито медленно Джером наклоняется к его уху и шепчет:
- Ты не представляешь, как долго я этого ждал.
У Брюса успевает проскользнуть только одна мысль: «это звучит многообещающе…», как вдруг его начинают конкретно трахать. В ускоренном темпе, входя во всю длину, никак не заботясь о нем, и Брюс понимает, что секс с Джеремайей, даже самым грубым, цветочки по сравнению с этим. Ему повезло, что он достаточно подготовлен, иначе ему могло быть гораздо больнее. Джером крепко сжимает его бедра, на которых и так уже проглядывались синяки, - утром к этим местам вообще невозможно будет прикоснуться. Джеремайя прижимает Брюса с другой стороны, чтобы он не бился головой об, пусть и мягкую, кровать. Каждое резкое движение выбивало из Брюса последние мысли (и все дерьмо, если уж на то пошло), и если он выберется из этой битвы живым, то точно не будет прежним.
Джером не оставляет его без легкого стимулирования – подразнивая, поглаживает его член, потому Брюс чувствует не только боль и сильную тряску. Удивительно, но даже такой «турбо-режим» Брюсу нравится, и он довольно быстро подстраивается под сумасшедший ритм Джерома. У него будто просыпается второе дыхание, и он перестает чувствовать боль, сосредотачиваясь исключительно на наслаждении.
Джеремайя тянется губами к Брюсу, но Джером не дремлет, отталкивая его. Кто с кем играет и кто в итоге выиграет – ответ неизвестен, но у Джеремайи слишком самоуверенное и оскорбленное лицо, чтобы сомневаться, что он еще отыграется. Этого Брюс уже не видит: его поглощает очередной болезненный оргазм, и он отключается. Джером еще какое-то время втрахивает его в кровать, пока не накрывает и его тоже. Он всем весом наваливается на Брюса, которому уже все равно, но Джеремайя сдергивает брата.
Так как у Джеремайи силы уже восстановились, он принялся вытирать всех троих салфетками. Джером наблюдал за этом с ленивой иронией, ухмыляясь. Когда их взгляды встретились, Джером провокационно укусил спящего Брюса за кончик уха. Тот даже не поморщился, видимо, уже ничего не чувствуя. Джеремайя не выдержал и бросил брату в лицо пачкой салфеток. Джером закатил глаза, и, хотя считал это все необязательным, все-таки вытер, как мог, остатки спермы, и завалился спать, прижимаясь к Брюсу с левого бока. Джеремайя лег с правого, и оба закинули на юношу ноги. Они несильно пихали друг друга, водя руками по груди Брюса, пока, наконец, не заснули.